Василий Головачев 
Заповедник смерти
     

     
Василий Головачев
Заповедник смерти
     
ПАРАКАС, ШОЧИПИЛЬЯ
     
     В понедельник тринадцатого августа в десять часов утра по улице Уанкавелика в Шочипилье, огибающей Президентский дворец с тыла, двигался длинный белый автомобиль — «линкольн» выпуска восемьдесят седьмого года.
     За рулем машины сидел плотный крупнолицый человек в строгом-сером костюме сотрудника комиссариата внутренних дел. Он то и дело поглядывал на зеркальце заднего вида и, казалось, решал какую-то задачу.
     Наконец он принял решение, остановил машину и хотел выйти, но сомнения вдруг охватили его с новой силой, заставив около двух минут взвешивать цель приезда.
     Полицейские в белых касках, охранявшие второй вход на территорию дворца, переглянулись. Один из них положил руку на приклад карабина и медленно направился к машине. Дальнейшее произошло в течение минуты.
     Из-за поворота Уанкавелики к площади Оружия вынеслись две автомашины: черный «мерседес» и серый «шевроле», в несколько секунд преодолели расстояние до «линкольна», раздались пистолетные выстрелы и автоматные очереди. Водитель «линкольна» открыл стрельбу раньше, ухитрился убить водителя «мерседеса» и пробить переднее колесо «шевроле». Обе машины столкнулись, и, хотя сидевшие в них люди были профессионалами и продолжали стрелять, все же заминка позволила владельцу «линкольна» объехать столкнувшиеся автомобили и устремиться прочь. Его машина была буквально изрешечена пулями, но сам он казался заговоренным. В то же мгновение навстречу из-за поворота ограды дворца вывернулись еще две автомашины, такие же, что и первые, сцепившиеся бортами. Автоматные очереди залаяли с новой силой.
     «Линкольн» резко вильнул вправо и врезался в чугунную узорчатую ограду резиденции Отца страны. Удар. Фейерверк осколков лобового стекла. Тело водителя невероятным кульбитом перелетело ограду, миновало острые наконечники вертикальных прутьев, но сам он уцелел! Приземлившись на ноги, как заправский гимнаст, господин в сером бросился бежать по газонам дворца с такой быстротой, которую не показывают даже спринтеры на соревнованиях, но автоматный «огонь был слишком плотен — сидящие во всех четырех машинах приникли к ограде с автоматами „узи“, грохот стоял, как во время настоящего сражения, — и водитель „линкольна“ успел пробежать всего шагов двадцать (каждый — в три-четыре метра!). Пули нашли его, вонзились в спину, а он продолжал бежать, только медленнее, метров через десять остановился, покачиваясь, повернулся, поднял руку вверх, пули продолжали рвать его тело — и упал…
     Только после этого охранники дворца опомнились. Сержант в будке включил сирену, а его напарник выстрелил вверх, заорав:
     — Бросайте оружие!
     Компания преследователей расселась по машинам с ошеломляющей быстротой, не обращая внимания на полицейских, взревели моторы, два «шевроле» и «мерседес» исчезли, осталась поврежденная машина с лопнувшим скатом, без номерных знаков. Стрелявший полицейский, открыв рот, смотрел на нее во все глаза, не веря, что остался жив. Сержант выключил сирену, выскочил из будки.
     — Снова террористы прикончили жертву. Нашли место. Ты видел, как он бежал?
     Полицейский прокашлялся, вспомнил о карабине и закинул его за спину.
     — Дураки проклятые! Зря тревогу дал, капитан по головке не погладит. Пошли посмотрим, кого они там пришили.
     Сержант открыл проход в ограде, и они рысцой направились к убитому.
     Человек в сером костюме, ставшем на груди бурым от крови, лежал на спине и… был еще жив! Его глаза остановились на попятившихся полицейских, губы искривились в усилии выговорить слово.
     — Передайте… они… — сказал он тихо,, но четко. — Передайте… они эксперимента…
     Пуля ударила его прямо в висок и откинула голову влево. Он замолк.
     Полицейские, не услышав выстрела — стреляли из винтовки с оптическим прицелом и стрелок был далеко, — схватились за карабины, попятились еще дальше, озираясь по сторонам. К ним подбежал командир поднятого по тревоге взвода охраны,
     — Что случилось, Хуан?
     — Не видишь? — грубо ответил сержант, первым опустив карабин, мрачно повернулся к товарищу. — Это конец, мой дорогой Тики, ну и подстраховочка у них, чувствуешь, а? Уж не профи ли это работа?
     — Кто это? — Командир взвода кивнул на убитого, в то время как его люди цепью шли к ограде. — Ну и наделали дырок! Дуршлаг, а не… — Полицейский нагнулся и присвистнул. — Ну и ну! Да это же… это же Пино!
     Перед ними лежал комиссар полиции Шочипильи Альберто Тауро дель Пино.
     
ПАРАКАС, ШОЧИПИЛЬЯ
     
     Посадка на вечерний самолет «Боинг-747» компании «Эйр Паракас», обслуживающей международную авиалинию Шочипилья — Лима, проходила четырнадцатого августа в атмосфере деловой суматохи: пассажиры искали места, рассаживались, начинали знакомиться, кто-то уже требовал стюардессу, пилоты осматривали салоны громадного трехсотпятидесятиместного лайнера, двенадцать стюардесс в коротких юбочках «писко» с блистательными профессиональными улыбками помогали пассажирам устраиваться на местах.
     В салоне первого класса в носу самолета было тише, чем в других салонах, публика здесь подобралась солидная: торговые агенты, адвокаты, юристы, представители фирм и компаний, банковские служащие; все они давно прошли школу авиапассажира и чувствовали себя свободно и раскованно. И лишь один пассажир, худой, чернобородый, одетый в белый европейский костюм, был напряжен и возбужден, хотя и скрывал это от всех. Он сидел во втором ряду у прохода и, делая вид, что смотрит в иллюминатор, наблюдал за входом в салон.
     Стюардесса ввела новых пассажиров, по виду — янки или, как их называли в Паракасе, гринго. Оба загорелые, дюжие, в полотняных костюмах «туна» местного производства, увешанные фотоаппаратурой. Черноволосый американец жевал резинку, его напарник, похожий на него неподвижным, сонным лицом, но посветлей, сдвинул на лоб широкополый соломенный «стетсон» со шнурками. Оба шутили с бортпроводницей, однако глаза их оставались холодными и внимательными.
     Американец в шляпе скользнул по салону равнодушным взглядом, мгновение, смотрел на уткнувшегося в журнал чернобородого и молча прошел на свое место в пятом ряду, возле прохода. Его спутник поблагодарил стюардессу и, что-то сказав со смехом товарищу, заснял на пленку ноги уходящей девушки. Сел он, однако, на другой стороне прохода, напротив запасного люка.
     Посадка заканчивалась, стюардессы начали обход палубы, пилоты принялись задраивать люки, и в этот момент чернобородый вдруг отбросил журнал и рванулся по проходу вон из салона. Тем не менее его внезапный бросок не оказался неожиданным для «фотолюбителей».
     Оба вскочили почти одновременно, мгновенно вытащив из сумок и баулов пистолеты бесшумного боя. Чернобородый сделал акробатический прыжок, распластался в воздухе над головами молодых людей; никто не заметил удара, но пистолеты вылетели из рук. Взвизгнули дамы.
     Чернобородый упал, как кошка, на ноги, тут же развернулся и наградил преследователей ударами, от которых оба грохнулись на пассажиров по обе стороны прохода. Но из-за двери в салон вышли еще двое крепких парней с пистолетами, и чернобородый сделал то, чего от него никто не ожидал, кроме тех, кто за ним охотился. Он прыгнул к борту самолета — там, где стояли столики для настольных игр, и двумя ударами рук… проломил стенку борта! В салоне наступила изумленная тишина; вытянув шеи, пассажиры смотрели на невероятную картину. Лишь вооруженные пистолетами молодчики не были ошеломлены и, вероятно, учитывали возможности своего подопечного. Они открыли огонь в тот момент, когда чернобородый ударом ноги пробил в борту брешь, достаточную для того, чтобы в нее пролезть. Но и после того, как в беглеца впились пули из двух пистолетов, он упал не сразу, успев пролезть в дыру. Упал он уже наружу.
     Четверо молодых людей: американцы-«фотолюбители» и прибывшие позже
     — иснезли из салона прежде, чем в дело вмешались вооруженные летчики и агенты безопасности. Беспрепятственно выпрыгнув из самолета, они расселись по машинам, ожидающим их неподалеку, и растворились в ночи.
     Убитый в белом костюме остался лежать в полусотне метров от шасси самолета. Как он туда дополз с дюжиной пуль в спине, никто сказать не мог. Из отъезжающей последней автомашины хлопнул негромкий выстрел, контрольный, как говорят военные. Пуля попала чернобородому в голову: убийцы были аккуратны и дело свое знали.
     
ПАРАКАС, ПИКАЛЬ
     
     — Душно здесь, — сказал Хонтехос, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.
     Его собеседник внимательно посмотрел на профессора: в кабинете было прохладно, на улице стояла прекрасная погода — плюс двенадцать градусов — еще не весна, но уже и не зима, и в открытое окно в кабинет проникал живительный аромат свежего воздуха. Говорили, что известный ученый-параканист Карлос Хонтехос, один из исследователей долины Аймара в Паракасе, заблудился в сельве и проплутал три недели, но капитан полиции Пикаля Доминго Эрнандес слухам не верил по должности. «Интересно, — подумал он, — с чем заявился в полицию профессор? Не для того же, чтобы сказать банальность?»
     — Вы правы, — кивнул Хонтехос, — не для того.
     Эрнандес изобразил удивление; впрочем, он и в самом деле был удивлен, хотя в телепатию не верил, опять же — по должности.
     — И правильно делаете, — снова кивнул Хонтехос. В глазах его сквозь туман тоски мигнули веселые огоньки. — Телепатии не существует. Пока. Хотя эта возможность заложена в человеке. Но я не об этом. До вас дошли слухи, что я много дней бродил в сельве. Вы не поверили и правильно сделали, я не заблудился: меня похитили. С какой целью — долго объяснять, у меня нет времени, за мной охотятся, потому что я ушел от них и теперь являюсь свидетелем. Я понятно выражаюсь?
     Эрнандес не сказал ни да, ни нет. Он был флегматиком по натуре, унаследовав не только характер матери, принадлежавшей племени кечуа, но и способность отца-испанца к логическим построениям. Капитаном полиции Пикаля он стал благодаря именно своим математическим способностям, ровному отношению к товарищам и философскому складу ума. Индейцев — коренное население Паракаса — он не только терпел и не притеснял, пользуясь властью, но и уважал, чем завоевал популярность даже среди воинственных горных племен кечуа и аймара, потомков инков, лично соблюдая три заповеди инков: амасуа, амальюлья, амакелья — не будь вором, не будь лжецом, не будь трусом.
     — Я хотел бы сделать заявление. — Хонтехос замолчал, явно пребывая в затруднении, пожевал губами. — Только прошу не считать меня сумасшедшим и больным, я вполне трезв и здоров. — Профессор усмехнулся. — Даже более, чем здоров. Хотите проверить? Мне семьдесят три года, и выгляжу я на все восемьдесят, не так ли?
     Эрнандес критически оглядел ученого: старик был сух, тонок, лицо пергаментное, в морщинах, единственное богатство — пышная седая шевелюра. Да, возраст читается легко.
     Хонтехос улыбнулся, взял со стола капитана массивную бронзовую пепельницу и почти без усилий разломил ее руками на две части. Подал обломки полицейскому.
     — Это, чтобы придать вес тому, что я хочу сообщить.
     Эрнандес, хмыкнув, повертел в руках обломки пепельницы, попробовал пальцем свежий излом и поставил обломки на стол.
     — Однако вы фокусник, профессор. Как вы это делаете?
     Хонтехос не успел ответить.
     Со звоном разлетелось стекло единственного окна кабинета, брызнула кровь, профессора силой удара бросило на второй стол с пишущей машинкой. В затылке его сияла дыра величиной с кулак. Эрнандес упал за свой стол, рванул с пояса пистолет и вдруг увидел, что Хонтехос… встает! Ученый со смертельной раной в затылке медленно оторвался от стола, повернул голову к капитану и отчетливо произнес два слова:
     — Сильяр… чаранга…
     Вторая разрывная пуля — выстрела капитан снова не услышал — стреляли с улицы из винтовки с оптическим прицелом — попала Хонтехосу в щеку и отбросила к стене.
     Эрнандес выстрелил в потолок, и в кабинет вбежали помощник и двое дежурных, остановились на пороге, глядя на представившуюся глазам картину: их шеф выглядывал в окно с пистолетом в руке, а возле забрызганной кровью стены лежал убитый двумя выстрелами в голову профессор истории и археологии Карлос Хонтехос да Сильва.
     
ШВЕЙЦАРИЯ, БЕРН
     
     Где-то далеко-далеко, на краю света, зазвенели вдруг хрустальные колокольчики. Их звон коснулся слуха, но не умер сразу, а продолжал звучать все тише и тише, пока не стал бесплотной тенью звука…
     Кристофер приоткрыл глаза, боясь утонуть в голубизне. Он лежал в траве на вершине холма. Пахло медом и цветами, над лицом, скрывая горизонт, покачивались под ветром стебли пушицы и кипрея, было тепло и солнечно, и не хотелось выползать из пещеры сладкой дремы, в которой витали древние воспоминания о чьих-то добрых и ласковых руках…
     Снова зазвучали колокольчики. Шевельнулась Диана, ее голова устроилась на сгибе его локтя.
     — По-моему, это вызов, Крис.
     — Меня нет, — сказал Кристофер сонным голосом. — Я в отпуске.
     Звон повторился, еще раз и еще.
     — Какой настырный, — с досадой сказала Диана. — Ответь ему, Крис, он не отстанет. Это наверняка Мак Хелбрайт.
     — Надо было послушать совета Корна и уехать, — вздохнул Торвилл. Осторожно высвободил руку и, не вставая, пополз вниз с холма. Диана засмеялась вслед…
     — Жаль, что твой «дацун» не ручной, как мустанг.
     Кристофер дополз до своей голубой машины и дотянулся до радиотелефона:
     — Здесь Торвилл.
     — Дежурный МС-2 Хелбрайт. Вы заняты, Кристофер?
     Вопрос был риторический. Кристофер покосился на Диану, выглядывающую из травы с травинкой во рту. Очарование летнего, пьянящего свежестью дня уступило место ожиданию неизвестной тревоги.
     — Придется отложить отдых, — извиняющимся тоном продолжал дежурный. — Вас разыскивает Неран.
     — Не говорил, что ему от меня надо? Дежурство группы закончилось, все разъехались, кто куда… И я тоже.
     Дежурный засмеялся.
     — По-моему, вас просто хотят наградить. Неран будет ждать в четыре ноль-ноль по Цюриху в Лозанне, в Центре.
     — Буду, — после короткого раздумья сказал Кристофер, предпочитая обходиться минимумом жестов и слов, где это было возможно.
     — Я все слышала, — заявила Диана. — Вот почему я не хочу выходить за тебя замуж. Спасатели не принадлежат самим себе, а я хочу, чтобы ты был мой на все сто процентов.
     — Хочу, не хочу… — пробормотал Кристофер, покосившись на эмблему горноспасательной службы на рукаве своей форменной рубашки. — Логика женщины редко выходит за рамки двух слов: «Я хочу».
     Он плашмя упал в траву, полежал немного, глядя на Диану, задумчиво покусывающую травинку, и привлек ее к себе.
     — К черту шефа, Нерана, Альпы и вообще все горы на Земле! Сегодня же вечером махнем на юг, в Италию, к морю. Выбирай место. А вообще странно, что меня вызывают в Центр. Может быть, просто нужна консультация?
     — Может быть, — протянула Диана насмешливо. — Сколько таких «может быть» на моей памяти. Снова, наверное, кто-то потерялся в горах, . вот и вызывают.
     Кристофер покачал головой.
     — В этом случае меня вызывали бы на КСП note 1, а не в Центр. А вдруг дежурный прав, и ме, ня ждет награда? Разве не достоин?
     — Достоин, достоин. Давай не будем говорить о работе, до четырех еще целая пропасть времени. Используем его с пользой.
     Кристофер осторожно перевернулся и поцеловал Диану в шею.
     Ветер затих…
     В три часа Торвилла встретил в холле ЕВРОСПАС — Европейского Центра горно-спасательной службы — руководитель Альпотряда Фредерик Неран и, пожав руку, сделал жест следовать за ним.
     Нерану пошел сорок шестой год. Родился он в Гааге, с двенадцати лет жил в Австрии и в девятнадцать переехал в Швейцарию. Исходил Альпы вдоль и поперек, вместе с шерпом Ноухи покорил все Альпийские четырехтысячники по сложнейшим маршрутам и в тридцать лет стал обладателем «Золотого триконя» за покорение Северной Стены Пти-Дрю в одиночку.
     Потом в тридцать два он сорвался с карниза Гранд-Жорас и полгода пролежал в Берне в клинике Спалинского с переломом локтевого сустава. Три года тренировал руку и снова ушел в горы, проводником альпинистских групп. В сорок лет ему предложили работу в МС-2 — швейцарском отряде спасательной службы альпинистов ЕВРОСПАС. Он согласился. Торвилл, которому пошел двадцать шестой год и который прослыл альпинистом без нервов, попал в 'МС-2 случайно и сначала не собирался работать там долго, но под влиянием Фредерика Нерана остался в отряде навсегда.
     В кабинете президента ЕВРОСПАС Ольбора Троэльс-Лунна находились двое мужчин в костюмах «информэл дрэсс» по американской моде, не скрывающих природного телосложения. Держались они свободно, раскованно, и Кристофер определил в них руководителей высокого ранга.
     — Знакомьтесь, господа, — сказал президент ЕВРОСПАС поанглийски. — Фредерик Неран, руководитель МС-2 «Лемур», и начальник первой группы Кристофер Торвилл.
     Старший из гостей, высокий, с гладко выбритым лицом и седыми баками, наклонил голову.
     — Гарольд Годфри Мейнард Косински.
     Его напарник в свою очередь слегка поклонился,
     — Стэнли Джордж Миллер. — Голос у него был приятный, с хрипотцой.
     Руководители горно-спасательной службы раскланялись в ответ.
     Троэльс-Лунн вышел из-за рабочего стола, жестом пригласил всех к овальному столику и креслам в углу кабинета возле минибассейна, обложенного голубым кафелем.
     Расселись, поглядывая друг на друга. Секретарь прикатил низкий столик с напитками с содовой, ловко разлил в бокалы оранжевый шипучий киа-ора и исчез.
     — Мистер Косински — начальник международной комплексной археологической и этнографической экспедиции в Паракас, — сказал Троэльс-Лунн. — А Миллер — квартирьер экспедиции. Название Паракас вам ни о чем не говорит?
     Спасатели переглянулись.
     — Кажется, это государство в Южной Америке, на границе с Перу.
     Президент ЕВРОСПАС кивнул.
     — Совершенно верно, небольшая страна на границе Перу и Боливии, шесть миллионов населения, столица — Шочипилья, семьсот тысяч жителей, государственные языки — испанский и кечуа. Вы знаете испанский?
     — Да, — сказал Неран. Торвилл молча кивнул.
     — Вот и прекрасно. Дело, по которому наш Центр посетили высокие гости, ординарно: вас хотят пригласить в качестве альпинистов передового отряда, экспедиция будет работать в основном в горах. Но прошу хорошо взвесить все «про эт контра», прежде чем решать. Итак, господа, прошу вас.
     Руководители экспедиции одинаково оценивающе посмотрели на президента ЕВРОСПАС.
     — Мы хотели бы, чтобы наша беседа осталась экс-директори note 2…
     — В кабинете нет записывающих и подслушивающих устройств, — сказал Троэльс-Лунн, — прослушивание практически исключено, хотя я не вижу необходимости.
     Разговор продолжался на английском, хозяева владели им свободно, хотя больше привыкли к немецкому и французскому.
     — Хорошо, — сказал Косински. — Джентльмены, цель нашего визита ясна: нам нужны опытные скалолазы. Поскольку выбор пал на вас, никто не сомневается в вашей компетентности, и все же предупредить необходимо: Паракас — не обычная страна, это страна — памятник культуры и искусства древних индейских цивилизаций и, к сожалению, представляет интерес не только для ученых, но и для… — Косински поискал слово, — для контрабандистов и любителей наживы всех мастей. Что накладывает определенные ограничения и трудности для работающих иностранцев. Могут произойти… — Косински снова замялся, — разного рода инциденты, и в каждом случае надо совершенно точно знать, как реагировать, что делать. Вы меня понимаете?
     Неран и Торвилл понимали.
     — Если вы согласны, — продолжал начальник экспедиции, — то подробный инструктаж получите от моего коллеги, который уже давно занимается подготовкой. — Кивок в сторону Миллера: — Я же вкратце сообщу о причинах, побудивших готовить международную экспедицию.
     Три года назад в высокогорном районе Паракаса недалеко от города Пикаль была открыта долина Пируа, практически отрезанная от остального
     мира скальными стенами, — своеобразный «затерянный мир» по Конан-Дойлю. В научных кругах это открытие породило сенсацию — не тем, что открылось новое «белое пятно» в географии, а тем, что долина оказалась «кладом» реликтовой флоры и остатков древней доиндейской цивилизации, не уступающей, судя по всему, доольмекской и другой любой культурам. Кроме того, в долине живет странное племя, совершенно изолированное от нашего мира на протяжении последних веков.
     Правительство Паракаса, дабы предотвратить грабеж долины браконьерами и частными «исследователями», издало указ об образовании в долине заповедника со всеми вытекающими отсюда последствиями, а год спустя при содействии ООН и ЮНЕСКО в Пикале решено было открыть международный исследовательский центр г— Пирин, как мы называем для краткости, то есть Пируаинститут. Единственной трудностью, причем практически непреодолимой, оказалась высота долины — более четырех тысяч метров над уровнем моря, а также ее изолированность. Вертолеты на таких высотах хоть и летают, но грузы доставить в долину, — Косински отпил глоток напитка, — не могут, да и сесть им в долине негде — она сплошь поросла сельвой, сквозь крышу которой пробиться невозможно. Отсюда и решение доставить экспедицию в долину через южную скальную стену, она немного ниже остальных и расположена невдалеке от Пикаля.
     Неран скептически поджал губы.
     — Стоит ли приглашать для такого простого дела альпинистов из Европы? Неужели в Паракасе нет своих скалолазов?
     — Разумеется, есть, — спокойно сказал Косински. — Но, вопервых, дело это не такое простое, как всем представляется; во-вторых, у местных альпинистов нет опыта «безнадежного» спуска. Есть и в-третьих.
     Косински отпил еще один глоток киа-ора, промокнул губы.
     — В группу скалолазов экспедиции будет входить ваш давний знакомый Джонатан Улисс. Это он назвал ваши имена.
     Неран и Торвилл переглянулись. Президент ЕВРОСПАС нахмурился.
     — Улисс? Но ведь он, насколько мне помнится, не горноспасатель, а… профессиональный искатель приключений.
     — Это меняет дело, — сказал Неран. — Улисс — альпинист экстра-класса, один из немногих; кто овладел свободным соло note 3. Я согласен, господа. Думаю, Кристофер тоже согласен. Где сейчас Улисс? Я не видел его четыре года.
     — Он закончил Рочестерский университет, — сказал Миллер, — но работает в Италии тренером одной из частных привилегированных школ.
     — По альпинизму?
     — Нет, это называется спецподготовкой: стрельба из всех видов оружия, борьба, приемы хатха-йоги, аутотренинг и так далее.
     Троэльс-Лунн покачал лохматой, без единого седого волоса, головой.
     — Я же говорил, он авантюрист. Впрочем, вам видней.
     — Авантюрист — совсем не такая уж плохая характеристика, — улыбнулся Косински. — Этот парень мне понравился. Он был гонщиком, пожарным, полицейским, цирковым артистом, акробатом, каскадером. В Китае изучал санчин-до, в Японии — карате, бокс — в Таиланде. Участвовал в кругосветном путешествии на воздушном шаре, переплывал Ла-Манш в одиночку, охотился на акул, прыгал с парашютом с Килиманджаро и так далее.
     — Но главное, — вставил кивающий на каждое слово начальника экспедиции Неран, — что он альпинист от бога. Что касается его душевных качеств… я до сих пор жалею, что он ушел из отряда.
     — Что ж, — вздохнул Троэльс-Лунн, — вам с ним работать, не мне. Благословляю вас, Фредерик. Когда намечается экспедиция?
     — Подготовка уже идет. — Косински поставил бокал и встал, за ним остальные. — Непосредственный поход в долину Пируа планируется через две-три недели, но вам надо быть в Пикале уже завтра. За работу в Паракасе вы получите гонорар — десять тысяч долларов, плюс премия за риск. Подходят вам такие условия?
     — Вполне, — сказал Неран. — Завтра мы будем в Пикале. Если не будет трудностей с визами.
     — Билеты на самолет заказаны, — сказал Миллер. — Вы летите с нами сегодня в девять вечера. Снаряжение брать не надо, там все есть. Визы получите в Шочипилье. Вопросы еще есть?
     Торвилл засмеялся, за ним Неран и Троэльс-Лунн.
     — Ну и хватка, — сказал президент ЕВРОСПАС. — Жаль, что я вышел из формы… тридцать лет назад, а то пошел бы с вами.
     Гости откланялись.
     «Интересно, — подумал Кристофер, — что я скажу Диане?»
     
ПАРАКАС, ШОЧИПИЛЬЯ
     
     Джонатан Улисс прибыл в Шочипилью двадцать второго сентября.
     В столице Паракаса он не был ни разу, но ориентировался в ней неплохо, благодаря изученной карте города, полученным сведениям и кинофильму, который просмотрел дважды. Поэтому найти улицу Унион с отелем «Маури» не составило большого труда.
     Осмотрев номер и бросив вещи, не распаковывая, Улисс начал обход достопримечательностей Шочипильи. Для начала он обошел центральную часть города от площади Оружия до площади Сан-Мартина с конной статуей Сан-Мартина, полюбовался на «Старую Шочипилью» с ее старинными домами в мавританском стиле: квадратные башни с замысловатым орнаментом украшали полукруглые фасады зданий, дворики были выложены булыжником или вымощены крупной галькой, сохранились и деревянные колоннады, и крытые переходы, построенные еще в шестнадцатом веке.
     Издали Улисс осмотрел фасады Президентского и Муниципалитетского дворцов, кафедрального собора, импозантного здания «Торгового дома Оэчсле», посидел в сквере возле фонтана, струи которого били из пастей невиданных зверей. Никто не шел сзади, не делал вид гуляки, случайно остановившегося неподалеку.
     Тогда Улисс обошел Президентский дворец по улице Такна и медленно прошелся по улице Уанкавелика мимо северного входа, где неподвижно высились двое полицейских в белых касках с карабинами за плечами. Ничто уже не напоминало, что здесь почти месяц назад произошло загадочное убийство комиссара полиции Шочипильи Альберто Тауро дель Пино. Однако Улисса интересовало другое: расстояние, которое успел покрыть комиссар до того, как упал. Счет тогда шел на секунды, и растерявшиеся свидетели-охранники дворца могли дать не совсем точную оценку событий, но и они отметили, что комиссар жил слишком долго: когда преследователи открыли огонь, он был в полусотне метров от ограды, а упал, пробежав метров тридцать.
     От Президентского дворца он направился в иммиграционную службу. Чиновник понравился Улиссу. Внешне-симпатичный парень, который должен нравиться женщинам. Глаза — цепкие, зоркие, внимательные — выдавали в нем человека с богатым жизненным опытом, сильного и знающего себе цену. Он понравился Улиссу сразу, хотя работать мог на любую контору, кроме своей официальной, от контрразведки Паракаса до ЦРУ США.
     Он задал несколько ничего не значащих вопросов. Улисс, честно ответил на все, и они расстались, довольные друг другом.
     Поужинав в кафе: дымящаяся похлебка, картошка по-уанкайски, с рисом и черной фасолью, шашлычки «антикучо» — Улисс направился в отель, где он должен был дожидаться квартирьера экспедиции Миллера в течение двух суток.
     Отель «Маури» ночью походил на глыбу, взрывом вырванную из каменоломни. Освещенный паркинг отеля был невелик и полностью забит автомашинами всех марок и моделей.
     Улисс взял ключ у сверхвежливого портье, одетого по европейской моде, сунул ему монету в четверть инти и по лестнице поднялся на самый верх отеля — на пятый этаж. Дежурный на этаже встретил его профессиональной улыбкой, предложил кофе и проводил внимательным взглядом.
     Комнаты номера давили тишиной.
     Улисс распахнул окно и включил музыку — здесь стоял роскошный японский кассетник «Сейко». Раздавшаяся мелодия удивила: Григ, увертюра «Осенью». Улисс ожидал чего-нибудь в стиле уанкамайо. Что ж, вкус у гостиничного персонала вполне…
     Джонатан привычно обошел гостиную, спальню, проверяя память — все ли стояло и лежало так, как он оставил? Кажется, ничего не тронуто: саквояж, костюмы, белье.
     Мебель в стиле чиппендейла — рококо с обилием тонкой резьбы. Неплохо, хотя отдает снобизмом. Улиссу уже приходилось жить в таких роскошных апартаментах — когда позволял бюджет. Он разделся, полчаса тренировал блокировку при ударе сзади, принял душ и постоял у зеркала, рассматривая себя с тщательностью кокетки. Бифкейк note 4, как говорят англичане. Лет двадцать пять — если судить по телу, тридцать — если по лицу, и лет пятьдесят — по глазам. Н-да, господин Улисс, сложный вы человек, как заметил сэр Косински, человек с прочными идеалами, проживший несколько жизней — если судить об опыте не по количеству прожитых лет, а по числу событий, растянутых на годы. «Бессмертный» Улисс, не знающий слова «страх», чудом избежавший смертельных объятий лавин и каменных склепов глубоких пропастей и ущелий… Пятнадцать лет риска, не поддающегося никакому учету, из них три — борьба с судьбой в горах, где человек подобен слезе на ресницах Аллаха — по тибетской пословице… Думал, ну наконец-то остановился, сделал окончательный выбор. В горах, пожалуй, как нигде, чувствуешь вкус борьбы со стихией. Но нет того ощущения победы, которое испытываешь, победив сильного противника-человека. И он снова ушел. Потом были два года жизни по инерции — после гибели женщины, на которой он хотел жениться… Небольшая остановка перед новым перегоном риска. Нет, состояние консонанса — не для него…
     Переодевшись в вечерний халат «а ля инка», Улисс проверил, хорошо ли заперта дверь, и повторил прослушивание через наушники кассеты с материалами о корпорации «Птичий глаз», взявшей на себя финансирование международной экспедиции в неисследованный уголок Паракаса.
     Родословная корпорации уходила довольно глубоко в прошлое, в девятнадцатый век, одно это говорило о ее конкурентоспособности. Возникла она в шестидесятых годах прошлого столетия в Англии как компания по перевозке замороженных продуктов. В начале двадцатого ее руководители были втянуты в аферу с расширением рынка сбыта, и после разоблачения махинаций, суда, смены руководства и реорганизаций она
     стала именоваться компанией по консервации и перевозке фруктов. А уже в семидесятых годах, перешагнув границы Великобритании, превратилась в гигантскую транснациональную корпорацию «Птичий глаз», в компанию авиаи автосервиса. Фургоны, холодильники на колесах, суда, самолеты и вертолеты с эмблемой КАС и стилизованным птичьим глазом можно было встретить и в Европе, и в Азии, и в Австралии — на всех материках Земли.
     Уничтожив кассету с информацией, Улисс улегся на диван и стал листать отчет Пирина за прошлый год, состоящий, по сути, из двух десятков отчетов — по числу его «научно-исследовательских Отделений. Судя по ним, можно было понять, что некоторые попытки проникнуть в долину Пируа все же увенчались успехом. Ученые сумели немного изучить флору долины: бук, тис, мирт, платан серебристый, акация, кипарис, эвкалипт, панданус, жаботикаба и лепидодендрон, реликт, исчезнувший на Земле миллионы лет назад; и ее фауну: ленивцы, муравьеды, броненосцы, из хищников — ягуар, священный зверь индейцев, около двух десятков змей, удавы-анаконды и множество более мелких зверьков, а также насекомые, от гигантских бабочек до термитов. В принципе, нормальное население сельвы, без особых отклонений от нормы, разве что отсутствуют москиты — бич сельвы, и это прекрасно! Зато в растительном мире долины отклонений от нормы больше. И наконец племя индейцев, населяющих долину.
     Улисс нашел фотографию аборигена. Пигмей, рост четыре с половиной фута, гладкое лицо, довольно правильное, скулы почти не видны, губы пуговкой, зато нос занимает пол-лица — настоящий «орлиный», отличительная черта всех индейских племен Америки. И умные, настороженные глаза. М-да, дружить с такими опасно.
     Улисе отбросил отчет, закинул руки за голову, подумал: если правительство Паракаса не остановит доступ в долину дельцов и бизнесменоэ, эти симпатичные индейцы, застывшие в развитии где-то на уровне бронзового века, окажутся под угрозой исчезновения. Опыт геноцида у американцев накоплен колоссальный, примеров хищнического отношения со стороны сильных мира сего к слабым — сотни! Правда, в последнее время слабые стали понимать, что они не одиноки, что у них есть друзья, готовые прийти на помощь в борьбе за свободу и независимость.
     Часы пробили одиннадцать вечера.
     Улисс достал из нагрудного кармана фотографию: Анна поправляет волосы на затылке с рассеянной улыбкой. Это было шесть лет назад. Осталась только единственная фотография… и память…
     Некоторое время Джонатан боролся с собой, потом смял фотографию, щелкнул зажигалкой и поднес комочек бумаги к огню.
     Он уже собирался выключить свет и ложиться спать, как вдруг в соседней комнате раздался шум.
     Улисс прислушался. Говорили двое, громко и зло, что-то упало, закричала женщина. Интересный компот. Что они там не поделили?
     Снова удар, звон стекла, теперь женщина кричала, не переставая. Улисс различил на испанском «помогите» и «больно». Черт бы их подрал! Разве можно так обращаться с женщинами? Он надел шлепанцы, вышел в халате в коридор. Дежурного на месте нет, никого в коридоре. И шума не слышно. Джонатан поколебался, но для очистки совести решил постучать в дверь соседнего номера, не приснились же ему крики.
     Дверь открылась, словно его ждали. Перед альпинистом стояла женщина ослепительной красоты с профессиональной улыбкой на умело подкрашенных губах.
     — Вам кого?
     — Извините, — пробормотал Джонатан. — Мне показалось, что у вас кто-то кричал.
     — Телевизор, — ответила женщина, разглядывая его с видимым интересом. — Входите.
     — Извините, уже поздно…
     Женщина улыбнулась.
     — А на вид вы не трус. Входите же, я не кусаюсь.
     Улисс пожал плечами и вошел. И, лишь пройдя в гостиную, понял, что сделал это напрасно.
     В гостиной горели бра, на стене висел работающий телевизор, а у журнального столика с бутылкой «Писко-сауэр» и тремя бокалами стоял, поигрывая брелком, мужчина крепкого сложения с равнодушным, словно сонным лицом, в рубашке с короткими рукавами и, джинсах.
     Улисс оглянулся, и ситуация вообще перестала ему нравиться: сзади приближался еще один здоровяк и вертел в пальцах кастет. Глаза у него были холодными и цепкими, прицеливающимися. Он явно не годился для роли брата красотки в номере, как и первый головорез для роли ее друга.
     — Добрый вечер, — сказл Улисс, делая вид, что не понимает цели маневров троицы. Впрочем, он и в самом деле не понимал.
     Женщина коротко рассмеялась, взяла со столика бокал, отпила глоток и села в кресло, закинув ногу за ногу; они у нее были красивые, полные, туго обтянутые чулками-сетками.
     — Самовлюбленный павлин в халате. Сидел бы в номере, и все было бы тип-топ, а теперь придется раскошелиться.
     — Это шутка? — сухо спросил Улисс, досадуя, что влип в историю. Надо же, забыл про телевизор!
     — Пошевеливайся, приятель, — негромко сказал громила сзади. — Не заставляй девушку ждать. Триста долларов — и мы разойдемся, довольные друг другом.
     Улисс снова оглянулся, оценивая противников. На обыкновенных вымогателей эти парни походили так же, как воротилы бизнеса на безработных. Интересно, этот номер с криками и бранью подстроен заранее или все получилось случайно? Парням захотелось развлечься?
     — Сожалею, мисс. — Джонатан вздохнул. — Ну у меня нет никакого желания дарить вам три сотни долларов. Надеюсь, шутка закончилась, и я могу идти к себе. Извините за вторжение. Попросите этих джентльменов пропустить меня.
     В руках у соннолицего вдруг вместо брелка оказался пистолет — «люггер» с глушителем. Улисс понял, что у него почти нет выбора, к тому же показалось, что в его комнате кто-то есть. Он без приседа, не меняя позы, прыгнул в центр комнаты к спортсмену, который, переоценив преимущество положения, опустил пистолет и смотрел на женщину, потягивающую вино. Реакция у гангстера была приличная, но он успел лишь вскинуть оружие. В следующее мгновение ребро ладони Улисса опустилась на его бицепс, а удар ногой в голову отбросил к шкафу.
     Второй вымогатель мгновенно стал в стойку, нацепив на левую руку кастет. Улисс сделал обманное движение и успокоил его уколом пальца в нервный узел на шее. Оглянулся на женщину, сидевшую в прежней позе и с любопытством наблюдавшую за ним поверх бокала, и выбежал в коридор.
     В его номере царил бедлам: белье из шкафа выброшено, кровать распотрошена, стулья опрокинуты, саквояж стыдливо показывает внутренности, вещи разбросаны по полу, лежат на столе. Рылись, судя по масштабу разгрома, несколько человек, искали. Что?
     Улисс закрыл дверь, коридорный на этаже все еще отсутствовал, вызвал лифт и опустился на второй этаж, где дежурил полицейский.
     Вялый коричневолицый сержант с усами щеточкой выслушал его лаконичное повествование о нападении и попытке ограбления, сделал непроницаемое лицо и похлопал Джонатана по плечу:
     — Кто-то решил пошутить, сеньор, а у вас уже и штаны мокрые. Пойдем, посмотрим на твоих «террористов».
     Они поднялись в номер Улисса.
     Шкаф стоял на месте, белье аккуратно лежало на кровати, сложенное стопкой, саквояж стоял в углу. Ни одной вещи на полу или столе. Быстро работают, профессионально. Теперь ясно, что происшествие с «вымогателями» в соседней комнате — отвлекающий маневр. Кто же это все это устроил и для чего?
     Сержант сдвинул фуражку на затылок.
     — М-да! Ты часом не лунатик, парень? Наркотиками не балуешься?
     Улисс сделал вид, что совершенно сбит с толку. Путаясь, он стал длинно рассказывать, как в соседней комнате на него напали двое, пытаясь ограбить.
     — Чушь! — перебил полицейский, чей добродушный вид был весьма обманчив; дело свое он знал туго. — Ты что, и в халате ходишь с бумажником? Пошли посмотрим теперь на твоих обидчиков.
     Они остановились у двери соседнего номера, сержант постучал и сказал негромко:
     — Откройте, полиция.
     Дверь щелкнула, приоткрылась, в щель выглянул полный господин в пижаме, с животом и лысиной на полчерепа.
     Сержант козырнул.
     — Этот человек утверждает, что в вашем номере на него напали двое неизвестных. Вы подтверждаете?
     Толстяк очень натурально вытаращил глаза.
     — Что?! У меня? Я уже давно сплю. Он что — сумасшедший? — говорил он по-испански с акцентом.
     Сержант повернулся к Улиссу.
     — Он?
     Джонатан отрицательно покачал головой.
     — Те были моложе… и с ними была женщина.
     — Женщина?! — возмутился толстяк. — Я никогда не приглашаю к себе колгел note 5, я порядочный человек и семьянин и не позволю…
     Полицейский прервал речь «семьянина» взмахом руки.
     — Тихо! — Снова повернулся к Улиссу. — Вы настаиваете на своей версии с нападением?
     — Нет, — сказал Улисс. — Видимо, мне и в самом деле просто приснился отвратительный сон.
     — Ну и отлично. Не пей на ночь неразбавленное виски. — Сержант хохотнул, похлопал Улисса по спине и ушел, насвистывая сквозь зубы мотивчик из «Минни глас». Толстяк, бурча, смерил Улисса взглядом и закрыл дверь.
     Джонатан вернулся к себе, осмотрел комнаты, ванную, туалет, тщательно запер и только после этого позволил себе расслабиться окончательно. Все же трудно выдавить из себя идиота, напуганного ночным кошмаром. Едва ли полицейский находится в сговоре с вымогателями, просто он достаточно опытен и знает, как успокаивать постояльцев, не впутывая полицию в грязные дела. Каждый хочет жить, а до пенсии этому здоровяку еще далеко.
     Значит, проверка, примитивный маггинг. Интересно, сколько их было на самом деле? Четверо? Нет, вероятно, пятеро, а то и больше, иначе они не успели бы за те десять минут, пока Улисс бегал за помощью, убрать следы чужого присутствия в номере. Но унести тех двоих далеко
     они не могли, спрятали где-то в одном из соседних номеров. Если поискать, найти их можно, не скоро они еще опомнятся от ударов.
     Джонатан усмехнулся и тут же помрачнел, понимая, что проявил себя далеко не с лучшей стороны. Трюк с «женским криком о помощи» известен давно, и клевать на него простительно только желторотому юнцу.
     Улисс встал на руки, сделал ширш-асану. Три минуты — внутреннее созерцание, еще пять — полный отдых телу, расслабить мышцы, связки, минута — остановка сердца, потом «массаж» печени, селезенки, почек, желудка… все! Он вскочил и побежал в ванную. Вода — основа жизни, ежедневный душ — половина здоровья.
     Насухо вытерев тело, Джонатан переоделся в спортивный костюм и вышел на балкон. Мысли все еще вертелись вокруг визита непрошеных гостей, удовлетворения собой он не чувствовал, наоборот, все больше крепла уверенность в том, что надо было позволить «вымогателям» сделать свое дело, а не сопротивляться. Правда, с другой стороны, играть «под дурака» опасно, гангстерам не всегда нравятся глупцы, дрожащие за свою шкуру, особенно мужчины в расцвете лет. Трусость сильного всегда противоестественна… и противна.
     Полчаса Улисс любовался безлунным ночным небом и слабой иллюминацией Шочипильи. Время перевалило за полночь, и никому из жителей города не было никакого дела до Джонатана Улисса, альпиниста, бродяги по характеру, тридцати с лишним лет от роду, которого только что вполне могли убить…
     Улисс разгладил лицо руками и приказал себе прекратить самоанализ. Толку от этого было мало, никто не мог сказать ему, правильно ли он поступил, и даже собственная интуиция молчала. Мысль о вознаграждении и ожидание боя несколько согревали душу. Джонатан был игроком, любившим игру не из-за конечного результа, а ради самого процесса игры. Главным для него было действие, борьба, жесткое состязание ума, ловкости, хитрости и силы, балансирование на тонкой струне над пропастью небытия. Конечно, нельзя сказать, что результат был ему неважен, но все же он любил игру в чистом виде, а игрой могло быть все, что угодно, в том числе и война. с террористами, шантажистами и гангстерами.
     Как и любой деловой человек своей среды, Улисс был способен идти на компромиссы, том числе и со своей совестью, но все же от многих искателей приключений его отличала одна черта: он никогда никого не предал, не отказывался от обязательств и слыл человеком слова…
     Перед сном Джонатан еще раз проверил, не пропало ли чтонибудь из снаряжения и не оставил ли вечерний визитер «микрошпионов», подслушивающих устройств, и только после этого лег спать.
     
ШВЕЙЦАРИЯ, БЕРН — ПАРАКАС, ПИКАЛЬ
     
     Торвилл загляделся на ловкие пальчики диспетчера архива, порхающие по клавиатуре терминала, и пропустил вопрос мимо ушей.
     — Что вы сказали? — с виноватой улыбкой переспросил он. — Простите, я отвлекся.
     — Медицинскую карту тоже? — повторила вопрос девушка.
     — Да, медкарту тоже.
     Диспетчер кивнула, и снова ее пальцы, живущие, казалось, отдельно от рук, побежали по панели терминала.
     Архив ЕВРОСПАС был полностью автоматизирован и снабжен пневмопочтой, поэтому на поиск и получение нужного документа уходило от силы пять-шесть минут.
     Во внутренностях приемной станции пневмопочты что-то зашипело, заурчало, откинулся квадратный лючок, девушка протянула руку и вытащила из отверстия коробку с эмблемой ЕВРОСПАС и выбитым на крышке номером. Открыла крышку и высыпала на столик стопку документов: личное дело Джонатана Улисса, медкарту, копии наградных листов, карточку учета кадров, фотографии.
     — Он что, умер? — полюбопытствовала диспетчер.
     — Боже упаси! — Торвилл заложил документы в пластиковый конверт. — Пропал без вести, как говорят. Не знаю, зачем его документы понадобились шефу.
     Торвилл потоптался возле стола, ощущая исходящую от девушки волну любопытства и почему-то сострадания.
     — Простите, но меня просили напомнить… очень важно… Все, что мы с вами сделали, идет под пометкой «служебная тайна».
     Лицо девушки осталось деловым, сосредоточенным, но сочувствие излучать она перестала.
     — Если бы я этого не понимала, я бы здесь не работала.
     Кристофер пробормотал извинением ушел из архива, досадуя неизвестно на кого и неизвестно за что. Конечно, настроение от того, что отпуск сорвался, а Диана улетела отдыхать, не могло быть хорошим, но задание было интересным, и надо переключиться на него полностью, чтобы исключить даже возможность неудачи.
     Неран был один. Он ходил из угла в угол кабинета, заложив руки за спину.
     — Я готов, — сказал Торвилл, выкладывая на стол конверт из архива.
     — Здесь вся документация по Улиссу.
     Неран кивнул, вытащил из конверта фотографию альпиниста четырехлетней давности и рассматривал некоторое время.
     Улисс был высок, поджар, с рельефными мышцами атлета. Овальное лицо с твердым ртом спокойно и малоподвижно, в серых внимательных глазах прячется вызов.
     Низкорослый, худощавый, похожий на мальчишку Торвилл всегда благоговел перед крупными, сильными мужчинами. Это тайное молчаливое восхищение родилось в детстве: Кристофер рос без отца, заступиться за него было некому — ни в школе, ни во дворе, — и он мечтал вырасти высоким и сильным, чтобы воздать обидчикам должное. Будучи хилым и болезненным, нрав он имел яростный и неукротимый, не пасовал перед авторитетами и вечно организовывал для самоутверждения всякие отчаянные мероприятия. Он и в горы пошел из-за самоутверждения, чтобы доказать другим, а больше себе, что он кое-чего стоит, и «заболел» горами на всю жизнь.
     — Вижу, у тебя нет настроения. — Неран прищурился. — Диана, наверное, обиделась, что не удалось провести отпуск? Вдвоем?
     — Не успел спросить. — Кристофер пожал плечами.
     — Тогда в машину, до посадки в самолет всего полтора часа. Кстати,
     — остановил Торвилла начальник отряда. — У тебя не возникало вопроса — почему мы согласились на несвойственную нам работу?
     — Это было первое, о чем я подумал, — признался Торвилл с виноватой улыбкой. — Но потом понял, что эта работа — тоже спасательская, разве что в ином плане. Меня иногда подмывало сменить амплуа…
     — Но престиж горноспасателя оказывался выше других профессий, так?
     Кристофер подумал.
     — Доля правды в этом есть, я не чужд профессионального тщеславия и честолюбия. Но главное — я знаю, что нужен.
     Сквозь маску сурового, чуждого сентиментальности человека на лице Нерана проступило выражение нежности, но длилось это столь краткий миг, что Кристофер не поверил глазам своим.
     Их начали «пасти» в здании аэропорта, но ни Торвилл, ни Фредерик Неран, ни Косински с Миллером, встретившие спасателей у стойки с номером их рейса, ничего не заметили. «Пастухов» было несколько, и связь между собой они поддерживали через микрорации, незаметные глазу, замаскированные под перстни, кольца, серьги и другие мелочи мужского и женского обихода.
     В Лиме группа наблюдателей сменилась и передала прибывших «из рук в руки» сменному отряду «пастухов» в Шочипилье, который вел руководителей экспедиции до Пикаля. Все разговоры между членами экспедиции были таким образом зафиксированы и переданы резиденту ЦРУ в Пикале, заинтересованному во всех деталях, касающихся открытия долины Пируа.
     Единственный отель в Пикале назывался «Ривьера» и отличался от парижского прародителя так же, как сарай с углем отличается от пирамиды Хеопса. Впрочем, номера в нем были неплохие, не слишком дорогие, но со всеми полагающимися удобствами, с телефоном, телевизором и даже с кондиционером.
     Бросив вещи, не распаковывая, на широкий диван, Торвилл переоделся в легкую одежду, подождал, пока переоденется Неран, и они отправились знакомиться с Пикалем, Пирином, климатом и бытом одного из стандартных уголков Паракаса, страны беспрецедентного горного хаоса и древних руин.
     Пикаль ничем не отличался от сотен других таких же городков с населением в несколько тысяч человек, расположенных на склонах гор на Парамо — так на местном наречии называлось плоскогорье высотой от трех с половиной до четытерх тысяч ста метров. Так же, как и всю страну, его населеляла мозаика рас: белые, индейцы, метисы, негры, мулаты, китайцы, гринго — американцы, хотя преобладали, конечно, индейцы — кечуа и аймара, а из белых — испанцы и португальцы.
     Хотя на улицах Пикаля было немало трех— и пятиэтажных домов, а на главной улице — Кольмене — стоял даже десятиэтажный «небоскреб», все же глаз то и дело натыкался на синеющие горные вершины, окружавшие город со всех сторон, довлеющие над ним, молчаливые и суровые, как и весь этот край. Однако несмотря на солидную высоту над уровнем моря, дышалось здесь довольно легко, что оказалось для Торвилла приятной неожиданностью: он привык к постоянной нехватке кислорода на высотах свыше двух километров.
     Лето в Паракасе, как и в других странах южного полушария, наступало в декабре, и сентябрь был началом весны, поэтому днем температура держалась на уровне восемнадцати — двадцати градусов, а ночью снижалась до шестнадцати — четырнадцати. В общем, климат здесь был мягкий, отчего настроение Торвилла наконец начало подниматься.
     Он с удовольствием рассматривал архитектуру Пикаля, практически идентичную с архитектурой столицы Паракаса — Шочипильи. При постройке старых зданий использовались в основном эквадорский дуб и седрелло — испанский кедр, а также каоба. Фасады более современных зданий отделывались белым известняком — сильяром, который легко поддавался обработке и резанию. Резные деревянные двери, ажурные металлические решетки на окнах, традиционно закрытые снизу балконом, могли удовлетворить эстетические вкусы любителей старины любой нации, не удивительно поэтому, что на улицах Пикаля было много туристов.
     Кристофер обратил внимание на дюжих молодцов с мускулистой выпуклой грудью, и Неран пояснил, что у всех индейцев высокогорья хорошо развита грудная клетка: кислорода на высотах около трех с половиной километров все же в два раза меньше, чем на равнине.
     Потолкались на городской ферии — базаре, где женщины в пончо и чульо, шерстяных шапочках-ушанках, продавали с лотков и тележек фрукты и овощи, изделия кустарей, обувь, одежду и сладости. Торвилл попробовал «халву доньи Пепы», сваренную из муки, меда, корицы и тростникового сахара, показалось вкусно, купил с собой. У шестов с одеялами из шерсти ламы и альпаки мелькнуло знакомое лицо, Кристофер даже остановился — это был Улисс, но человек тут же затерялся в толпе, и ответить на вопрос, был ли это на самом деле Джонатан Улисс, никто не мог.
     Торговля шла и на улицах Пикаля с тележек и колясок велорикш. Продавали всякую всячину: свечи размерами от мизинца до полутора метров в длину, статуэтки Христа, поделки из серебра, тростника тоторы, медвежьих когтей, тапочки из меха ламы, индейские мокасины и «археологические древности», найденные в горах.
     Назвать город зеленым было нельзя, тем не менее деревья и кустарники на его улицах и площадях, где почти не ходил транспорт, встречались часто: низкие оливковые деревья, реликтовые кенуали, альгарробо, виноград и низкорослый кустарник тола, напоминающий можжевельник. Попадались и манговые, и даже бананы, оплетенные ползучим вьюном.
     Альпинисты обошли Пикаль за два часа, побывали у Кабильдо, здания городского совета, посетили развалины какого-то древнего замка, возле которого высились серебристые резервуары нефтеперегонного завода «Кочан», и, усталые, побрели в отель, делясь впечатлениями похода. В Пирин, который был построен на северной окраине города, в стороне От людской суеты деловых и торговых кварталов, решили явиться на следующий день. Времени у них было много, первая экспедиция в горы была назначена на октябрь, ближе к лету, к хорошей погоде.
     
ПАРАКАС, ПИКАЛЬ
     
     С тех пор, как в Пикале был построен исследовательский археологический центр Пирин или, как его называли приученные к лаконичности жители города, П-сентре, у начальника полиции Доминго Рауля Эрнандеса не было спокойного дня. Он сразу был вовлечен в странные события, порой жуткие, порой курьезные, но всегда исполненные тайного и темного смысла.
     Началось все с убийства Карлоса Хонтехоса, известного во всем Паракасе ученого-паракиниста, ставшего заместителем директора Пирина. А затем пружина событий начала закручиваться все туже и туже, не оставляя времени на тщательный анализ обстановки и размышления о долге полиции «сохранять мир и спокойствие».
     В день приезда группы горноспасателей из Швейцарии, которым доверен был штурм стены Тумху, скрывающей за собой долину Пируа, из склада Пирина были похищены пять комплектов снаряжения для альпинистов. В тот же день произошла авария в аэропорту Пикаля, если можно назвать аэропортом взлетную полосу длиной в две мили -и одноэтажное бунгало с двускатной крышей, построенное из адобе — глиняных кирпичей: трехместный вертолет «Бертелли», как оказалось, не принадлежавший ни одному из гражданских ведомств, ни экспедиции, врезался в ангар с авиатехникой Пирина и взорвался. Взрыв разворотил алюминиевую крышу ангара, останки вертолета упали на тягач, начался пожар, но, к счастью, взорваться и гореть в ангаре было нечему. Пожар затушили, а из кабины извлекли троих: двое — летчики, третий — индеец-пигмей из долины Пируа. Как он попал в кабину «Бертелли», никто сказать не мог, потому что оба пилота скончались в госпитале Пикаля спустя три часа после аварии. Индеец остался жив, но молчал, не понимая вопросов, заданных ему специалистами по южноамериканским языкам, вызванными из Пирина.
     Эрнандес лично участвовал в расследовании причин аварии наряду с экспертом Интерпола, прописавшимся в Пикале после открытия долины Пируа, но результатов не добился: вертолет не регистрировался в хозяйстве Пирина и не был приписан ни к одному из аэродромов страны, в том числе и к военным, а пилоты не числились в списках обслуживающего аэродром Пикаля и экспедиции персонала. Точка.
     Капитан, как и после убийства Хонтехоса, связался со службой безопасности в Шочипилье, проанализировал возможные мест нарушения границы разбившимся вертолетом, предполагая, что тот летел откуда-то из-за границы с Боливией, но сотрудник безопасности посоветовал Эрнандесу заниматься своими делами и не мешать. И капитан сделал вывод, что его служебное рвение имеет пределы. Тогда он взялся за изучение долины Пируа, справедливо полагая, что это может пригодиться ему в ближайшее время: как только передовая группа экспедиции найдет проход в долину, начнется новый этап ее прямого изучения, связанный с определением границ использования ее археологических памятников и установлением государственного контроля за соблюдением правил экоэтики. Однако оказалось, что информация о долине Пируа умещается на трех страницах машинописи. Летчики, открывшие долину, и единственная группа исследователей, сумевшая на вертолете пробиться в Пируа и прожить там четыре дня, слово в слово повторяли одно и то же: долина вытянута в меридиональном направлении, разделена, как соты, перегородками из скал на десятки почти недоступных участков, заросших мощным покровом сельвы, и представляет собой идеальный «затерянный мир» по Конан-Дойлю, разве что без реликтовых представителей фауны вроде летающих ящеров и динозавров. Но останки древнеиндейских сооружений археологи обнаружили, и очень богатые, судя по описаниям, хотя для их изучения нужны были десятилетия и усилия многих сотен специалистов из разных стран.
     Тогда капитан стал без особой цели составлять досье на прибывающих в Пикаль иностранцев и паракасцев, не предполагая, к чему это его приведет в ближайшем будущем. Для этого дела он выделил молодого и смышленного инспектора Алехандро Фьерро и дал ему в помощь сержанта Вюмера, немца по национальности, пожилого, но неглупого и умеющего держать язык за зубами. В тот же день Эрнандесу позвонили из Сегуридад, и уже знакомый работник безопасности сказал в трубку не очень вежливо:
     — Капитан, оставьте самодеятельность. Ваше дело — поддержка порядка во вверенном вам регионе, международный исследовательский центр — не ваша епархия, как и прибывающие иностранцы. Как и уголовные дела, с ними связанные. Если появится необходимость, мы вас привлечем. Уяснили?
     Капитан уяснил и дал зарок ни во что нe вмешиваться, даже если Пирин взлетит на воздух, хотя совсем не работать он не мог.
     За прошлую неделю в Пикаль, кроме альпинистов Нерана и Торвилла, а также начальника экспедиции Косински с помощником Миллером, прибыли врач Дэвид Аллен, американец; представитель комиссии эконадзора ООН Рыбин, русский; эксперты-археологи Сигурд Ингстад, норвежец, и две женщины — Джой Эксмур и Мириам Фтлинн. Джой работала врачом, Мириам — ботаником. Обе женщины, судя по описаниям Алехандро, были из разряда «старых дев», и почему их в предпенсионном возрасте понесло в Паракас, в горы, Эрнандес понять не мог.
     Проанализировав поступившие материалы, капитан запер их в сейфе, пообедал в кафе «Баньян» и снова приехал в аэропорт. Его необъяснимо тянуло туда, словно тайна разбившегося вертолета была крепко связана с его собственной судьбой.
     Инспектор Кеведо-и-Вильегас, официально занимавшийся разбившимся вертолетом, встретил его на поле возле автофургона с эмблемой компании «Птичий глаз»: два голубых переплетающихся кольца и в центре глаз орла.
     — Как дела, Уго? Что удалось выяснить?
     Инспектор, тучный, лоснящийся от пота, потрогал свои длинные усы.
     — Шеф, по аварии ничего нового выяснить не удалось. Не задень они старую антенну возле ремонтного ангара, ничего бы не случилось и никто ничего бы не узнал. Но тут есть занятная деталь. — Капрал снова подергал ус, понизил голос. — Возле ангара крутится подозрительный тип и, кажется, тоже интересуется разбившимся вертолетом.
     — И кто же он, узнал?
     — Нет, сеньор капитан. Молодой и ловкий, выше вас, в серых брюках и рубашке, сумка через плечо.
     — Хорошо, разберемся. Пошли еще раз посмотрим на это место.
     Ангар с ремонтирующейся техникой обслуживания аэропорта, где произошла авария, уже функционировал: алюминиевую крышу в месте взрыва залатали, поврежденную технику починили, пятна гари смыли и закрасили.
     Эрнандес с любопытством прошелся по ангару, в котором было не так жарко, как снаружи, разглядывая моечные машины, автотрапы, тягач, трактор и заправщик. Ангар изнутри казался больше, в нем было сумрачно, гулял сквозняк, принося запахи бензина, солярки, масел, нагретого металла. Возле одного из скипов стоял без стекол вертолет «Бертелли» со снятым винтом и помятым носом. В кабине возился техник в комбинезоне с «глазом» на плече, еще трое выправляли обшивку, грохоча пневмокувалдами. За вертолетом шумел вентилятор, автопогрузчик укладывал в стену контейнеры.
     Капитан понежился в струе воздуха от вентилятора, побродил вокруг вертолета, стараясь не мешать работающим, попытался представить, как произошла авария.
     Поскольку вертолет взорвался, значит, бак с горючим был полон, поэтому причиной аварии отсутствие топлива быть не могло. Остается грешить на пилотов: либо они были неопытны, либо не учли какие-то факторы, пролетая мимо антенны.
     Эрнандес обошел тягач и не заметил, что за ним пристально наблюдает один из техников ангара.
     Итак, пилоты… Неопытность отпадает, в условиях аэропорта, расположенного в горах, гробануться можно в два счета, значит, работать здесь должны асы. А какие факторы могли не учесть пилоты? Внешние отпадают, погода была тихая, безветренная, видимость отличная. Внутренние, скажем, пилот был пьян… чепуха, его не выпустили бы на трассу. Хотя не исключено. Неполадки в управлении? Комиссия таковых не нашла. Был странный маневр, словно пилота кто-то подтолкнул под локоть, в результате чего вертолет рыскнул в сторону и вниз и врезался в старую антенну.
     Эрнандес задумчиво погладил горячую стенку одного из боков ремонтной мастерской.
     Маневр… словно пилота толкнули… кто мог его толкнуть? Напарник? Он не самоубийца… тогда остается индеец-абориген, обнаруженный в кабине. Куда его дели потом?..
     Кто-то дотронулся до плеча капитана.
     — Салют, камарадо.
     Эрнандес оглянулся и узнал того самого сотрудника «Департаменте Сегуридад» — паракасского департамента государственной безопасности, с которым беседовал по делу Хонтехоса месяц назад с глазу на глаз.
     — Отойдем, капитан, — сказал сегуридо, молодой, загорелый, спокойный.
     Они вышли из ангара под защиту фургона «Континенталь».
     — Что вы здесь делаете, сеньор Эрнандес? Мы же с вами обо всем договорились и по телефону беседовали о том же: не суйтесь в это дело, оно вне вашей компетенции. Лавров оно не принесет, а для продвижения по службе достаточно четкой организации работы полиции при ловле торговцев наркотиками. Ваша самодеятельность доставляет нам только лишние хлопоты. Уберите этого болвана с аэродрома и давайте больше не возвращаться к этой теме. Идет?
     Эрнандес сдвинул фуражку на затылок, сплюнул на бетон и сосчитал время, за которое плевок испарился наполовину.
     — Двадцать семь градусов, — сказал капитан полиции и поднял безмятежный взгляд на собеседника, который не уступал ему в умении держать себя в руках. — Я понял вас. Эдак я и вовсе останусь без работы, а? Если понадоблюсь, звоните, всегда к вашим услугам.
     Эрнандес кинул два пальца к фуражке и, окликнув капрала, зашагал к зданию аэропорта. Однако не дойдя тридцати шагов, повернулся к видневшейся из-за бунгало наблюдательной вышке. Полицейский рысил сзади, обливаясь потом и мечтая о глотке воды.
     Капитан поднялся на вышку, где за стеклом торчали трубы дальномера, и панорама Пикаля в окружении сельвы и гор развернулась перед ним во всем великолепии. Минут двадцать он разглядывал поле аэродрома, горную цепь на юге, стену Тумху на севере, за которой пряталась долина Пируа, а еще дальше — граница, и сказал вслух:
     — Ясно, что вертолет летел с севера. Солнце светило им в глаза, вот летчики и налетели на антенну.
     Эрнандес бросил последний взгляд на горы и увидел высоко над ними черную точку — это парил король Анд — кондор.
     
ШОЧИПИЛЬЯ — ПИКАЛЬ
     
     Наутро голоногая горничная в голубой юбке с крохотным бельпу фартучком принесла ему конверт.
     — Это вам, сеньор.
     Улисс удивленно пожал плечами.
     — Мне? Вы не путаете, сеньорита?
     — Нет, ведено передать альпинисту Улиссу из двадцать первого номера. Вы Улисс?
     — Вчера еще был Улиссом, благодарю вас.
     Оставшись один, Джонатан тщательно осмотрел и прощупал конверт, но никакого подвоха не обнаружил. Внутри, судя по всему, клочок бумаги, и все. Интересно, кто мог знать, что в Шочипилье он остановится в отеле «Маури», да еще в двадцать первом номере? Улисс вскрыл ножом конверт, поймал выпавший листок голубой банковской бумаги с водяными знаками, на котором было начертано всего одно слово по-английски: «Берегись!»
     Хмыкнув, Улисс посмотрел бумагу на просвет, на всякий случай подержал над пламенем зажигалки — ничего, пусто, и спрятал послание в карман саквояжа. Оделся в свой обычный костюм: джинсы, белая с голубым майка с эмблемой фирмы «Кено», перекинул через плечо ремень фотоаппарата «Миналта» и отправился по обычному маршруту: «старый город» — площадь Оружия — Муниципалитетский дворец — улица Уанкавелика.
     Улицы «старого города», мощенные булыжником и адобе, были забиты толпой туристов, на площади Оружия с фонтаном и светильниками прошлого столетия народу было поменьше, а на улицах, огибающих Президентский и. Муниципалитетский дворцы с тыла, бродили только кошки и редкие случайные прохожие: жилых домов здесь не было. Улисс сделал несколько снимков Президентского дворца, не обращая внимания на охранников, наблюдавших за его манипуляциями, и направился прямо к ним.
     — Простите, капитан, — обратился он к сержанту-полицейскому по-испански. — Я репортер, представляю «Диарио де ла тардэ». Разрешите сделать пару снимков этого великолепного реликта старины с газона внутри?
     Сержант сделал непередаваемый жест, могущий означать все что угодно, от разрешения до отказа. Он был молод, но опыт имел немалый и на обращение «капитан» не реагировал совсем.
     Улисс подошел к ограде и снял то место, где был убит комиссар полиции Альберто Тауро дель Пино.
     — Говорят, у вас тут месяц назад произошла какая-то история с комиссаром, — сказал он и посмотрел на второго охранника, смуглого верзилу с лицом красавчика-херувима.
     — Так бы сразу и сказал. — Сержант снисходительно сплюнул под ноги. — Проваливай, писака. Все, что можно выжать из этого дела, газетчики уже выжали, ты опоздал.
     — Да? — Улисс разыграл жадное любопытство, что в общем-то и не надо было особенно разыгрывать, и сожаление. — Наши читатели любят сенсации, особенно в разделе уголовной хроники. Я аккредитован в столице, но, к сожалению, был в отъезде. Капитан, всего два слова для нашей газеты: что здесь произошло? Кто убил комиссара и за что? И правда ли, что он умер только через час, хотя в него попало сто пуль? Назвал ли он имя убийцы?
     Полицейские, настроенные добродушно, переглянулись, сержант покачал головой.
     — Все газетчики одинаковы, способны из мухи сделать слона, и откуда это в вас берется? Слышал, Гарсиа? — Сержант посмотрел на своего напарника. — Сто пуль! В то время, как в комиссара попало всего тридцать две. И умер он почти сразу, через пару минут, а не через час. Откуда ты набрался такой чепухи, приятель? Спрячь игрушку, не то засвечу пленку, здесь нельзя фотографировать.
     — Так ведь писали… — Улисс нехотя засунул фотоаппарат в футляр.
     — Всего-то две минуты? Из этого сенсации не выжмешь. Извините, полковник, видимо, придется искать другой материал. Спокойного дежурства.
     Улисс перешел улицу, оглядываясь с видом великого разочарования, сфотографировал еще раз ограду и будку охранника и незаметно выключил миниатюрный кассетник в кармане рубашки. М-да, сеньор сержант, только таким лопухам, как вы, и охранять Президента. Комиссар Пино жил две минуты после того, как в него попало тридцать пуль, из них двенадцать разрывных и две — в голову! Как такое возможно?..
     Джонатан свернул на улицу Кьедрас-Неграс, и в это время в десяти шагах от него затормозил оранжево-голубой пикап с эмблемой «Птичьего глаза». Из него выскочили, щурясь на солнце, трое крепких парней в одинаковой униформе: серые джинсы и серобелые куртки с короткими рукавами, с кармашками на груди и на боках, белые кепи. Делают вид, что вышли размяться. Интересный поворот.
     Улисс нагнулся, завязывая шнурок на кроссовках. Сзади в тридцати шагах еще трое, одетые в местные вестидо: коричневые пончо, большие соломенные шляпы, сандалии из грубой кожи, но все трое выделяются из толпы прохожих особой поступью, упругой и в то же время словно крадущейся. Какого рожна им надо? Еще одна проверка на прочность? Не слишком ли много проверок для скромной особы бывшего альпиниста, а сейчас тренера в школе физической подготовки? Соблазненного большим денежным призом за восхождение на стену Тумху в Пикале, завербованного для этой цели руководством экспедиции в долину Пируа?
     Джонатан остановился возле стеклянной витрины посудной лавки и сделал вид, что разглядывает ажурное керамическое блюдо. Но молодцы из «Птичьего глаза» искали именно его. Один из них остановился за спиной и похлопал Улисса по плечу:
     — Очнись, сеньор фотокорреспондент, хочу тебе кое-что напомнить.
     Джонатан оглянулся через плечо. Ба, знакомые все лица — один из вымогателей в гостиничном номере! Тот, что подходил сзади. Привычка такая? Или он всегда выступает вторым номером?
     — Гони монету, — продолжал молодой верзила, держа правую руку так, как держат профессионалы каратэ. — Только такса несколько увеличилась со вчерашнего вечера.
     Он не знал, что Улисс был специально тренирован для нападения из самых невыгодных с виду положений.
     Удара не заметил ни сам вымогатель, ни его друзья, ни прохожие, собственно, это был и не удар — Улисс безошибочным выпадом пальца нашел тянь-ту — нервный узел яремной выемки на груди парня. Тот мягко осел на тротуар.
     — Помогите, ему плохо, — позвал Джонатан оторопевших дружков потерявшего сознание «грабителя». Пока те соображали, в чем дело, Улисс быстро пересек улицу и нырнул в переулок, заметив, что троица компаньерос в шляпах, подстраховывающая основных задир, в нерешительности мнется поодаль.
     Вернувшись в гостиницу, он упаковал вещи, вызвал такси и через час был в аэропорту, откуда начинался его путь к месту основных событий — в Пикаль; В Шочипилье ему больше нечего было делать.
     Время полета он проспал, убедившись, что никто им не интересуется ни в открытую, ни исподтишка. При посадке полюбовался горным пейзажем и разливом сельвы к северу от Пикаля. Как и везде на высокогорьях, сельва Паракаса делилась на три яруса: верхний, высотой в сто-сто двадцать футов, состоял из гигантских сейб, эвкалиптов, кипарисов, гинкго и акаций; средний ярус был представлен бобовыми, омбу, панданусами, пальмами и аралиями, называемыми паракасцами муку-муку, а нижний состоял из различных пексовых кустарников, папоротников, бромелий, орхидей и аронника. Конечно, с высоты Улисс не мог оценить ее снаружи и изнутри.
     Аэродром Пикаля — каменная площадка длиной в милю и шириной в пятьсот футов, с тремя бетонными языками разворота и выхода на взлетную полосу, — охранялся нарядами полиции и имел пропускную зону. Особенно тщательно проверяли груз отлетающих пассажиров, а вещи вновь прибывающих осматривались формально, в чем Улисс убедился лично.
     Охранялся аэродром серьезно и не зря: уже дважды за историю его открытия случались инциденты со стрельбой — во время попыток контрабандного вывоза золотых и археокерамических украшений, бесценных реликвий исчезнувших праиндейских цивилизаций Паракаса, оставивших в окрестностях Пикаля заметный след.
     Всех прибывающих специалистов экспедиции обслуживали транспортники компании «Птичий глаз», заключившей с правительством страны контракт на комплексное обслуживание всех археологических групп и этнографических экспедиций, и Улисс был доставлен в отель «Ривьера» вполне комфортабельно вместе с веселым французом-археологом Гийомом Карсаком, познакомившись с ним по дороге. Инициатором знакомства был Карсак, неплохо говоривший по-испански.
     Они поселились в соседних номерах и после необходимых формальностей поехали знакомиться с Пирином, располагавшимся за городом в окружении живописных скал и роскошной зелени.
     Пирин представлял собой круглое двухэтажное здание диаметром в сто двадцать футов из алюминия и сипорекса -легкого пористого бетона. Сверху он был похож на спортивный диск с ручкой: в «ручке» прятался хозяйственный комплекс — электроподстанция, водоочистка, душевая (вода бралась рядом, в реке под языколомным для европейца названием Пикальотльопока, и все приезжие называли ее короче -Пикалька), столовая, бар, склад и материально-техническая база. Диск был собственно гостиницей с небольшим конференц-залом — он же кинозал, . фотолабораторией и кабинетами директора. Гостиница еще не работала, хотя многие из приехавших ученых уже в ней жили, как, например, директор Пирина доктор археологии, Хулио Энрике Эчеверриа. Но ее открытие было не за горами — ждали приезда начальника экспедиции в Пируа.
     На крыше здания был оборудован солярий и вертолетная площадка. В общем, сделал вывод Улисс, строился Пирин с размахом, и надо признаться, строительные фирмы «Птичьего глаза», настоявшие на своем проекте и сорвавшие на этом у ЮНЕСКО немалый куш, свое дело знали.
     Вновь прибывших встретил хмурый молодой парень в бело-сером форменном костюме с нашивками старшего администратора и эмблемой «глаза». Звали его Леннард. Американец. Представившись и не давая времени осмотреться, он повел гостей из «карантинприемника» — холла — по коридору на второй этаж, где располагался кабинет директора. Процедура знакомства не заняла много времени, директор был занят разговором с какой-то молодой женщиной поразительной красоты, судя по смуглому тонкому лицу — испанкой или креолкой. После этого Леннард повел их в жилую зону, не обращая внимания на заявление француза, что он «готов на любые условия, если здесь есть такие женщины!»
     — Поселю вас в английском секторе, — сказал администратор. — Каюты уже приготовлены, можете переезжать из отеля хоть сегодня. Надеюсь, нет смысла доказывать, что это удобней, чем каждый день добираться сюда из города.
     — Если комнаты уже готовы, то я вселяюсь немедленно, — обрадовался темпераментный Карсак. — Не имеет значения, в каком секторе мы будем жить. Кстати, эта мадам… у директора… тоже сотрудник института?
     — Тоже, — сухо отрезал Леннард.
     — А как ее зовут? И где она живет?
     — Вы задаете слишком много вопросов, а у меня мало времени. Ваши номера на первом этаже, сеньоры, вот ключи. Остальные вопросы — к вашим непосредственным руководителям или к господину Миллеру, это наш квартирьер. Всего доброго.
     Леннард кивнул и удалился, прямой и чопорный, как настоящий администратор.
     Карсак фыркнул, разразился тирадой о несносном характере янки, но Улисс его не поддержал. Они нашли свои комнаты-каюты: каждому досталась отдельная, что, безусловно, являлось роскошью в условиях походно-экспедиционного исследовательского центра, и с любопытством ознакомились с их внутренним убранством.
     Видимо, подбором мебели и обстановки в каютах занимались люди, знающие толк в уюте. Каюта Улисса состояла из двух крохотных комнат: туалетной и спальни-гостиной. Кровать убирается в стенку, в углу телефон, минителевизор «Сони», бар, два кресла и столик в стиле мебели эпохи королевы Анны — под ореховое дерево, гнутые ножки, изящные обводы.
     На одной стенке комнаты картина в дешевой раме — библейский сюжет, подражание наивной манере художников пятнадцатого века. Улисс подошел ближе, хмыкнул. Д. Г. Росетти note 6. Копия, конечно, но копия на взгляд дилетанта очень удачная.
     На второй стене цветная фотография — не то каньон Колорадо, не то долина Замков: потрясающей красоты горный провал, величественные горные вершины и причудливые скалы, хаос оранжевых, коричневых, алых, черных теней, а на одной из скал — фигурка альпиниста. Значит, комнату готовили именно для него. И готовили, судя по всему, англичане. Или для англичанина, каковым и является Джонатан Улисс, родившийся в Корнуэлле более тридцати лет назад.
     Улисс походил по комнате — три шага от двери до двери. Интересно, предусмотрено ли в здании кондиционирование в летнее время? Кондиционера не видно. Или у них кондиционирование централизованное? Похоже на то, вон и решетка в потолке — для поддува. Джонатан подставил руку: из отверстия, забранного мелкоячеистой сеткой, шел слабый ток холодного воздуха.
     В углу вдруг свистнул телефон. Вероятнее всего, кто-то из администрации Пирина, проверяет связь. Но это был Гийом:
     — Осмотрелся? Зайди, полюбуйся на мои апартаменты.
     Улисс толкнул дверь каюты француза.
     Ультрасовременная обстановка: мебель в стиле «мобайл», на потолке вентилятор, на стенах фотографии почти обнаженных красавиц, «пин ап» note 7, как говорят англичане. Эта комната явно готовилась для любителя обнаженной натуры.
     — Как тебе это нравится? — сказал Карсак, улыбаясь во весь рот; он успел принять душ и вытирал влажные волосы бумажным полотенцем. — Я не ожидал, что у них здесь, прямо-таки комфорт! — Жест на фото красоток.
     — Узнали, подлецы, мое хобби. Что собираешься делать? Я, наверное, махну за вещами в отель. Надо было сразу сюда ехать, только время потеряли. А ты?
     Улисс отрицательно качнул головой.
     — Я, пожалуй, ночь пересплю в отеле, поищу своих старых знакомых, они должны были прибыть раньше, а утром перееду.
     — Как знаешь. А я пойду поищу ту красотку, что сидела у директора. Интересно, она тоже археолог или из команды обслуживания?
     Улисс покачал головой, поцокал языком и вышел, провожаемый смехом Гийома.
     Посидев в своей каюте несколько минут, он вдруг с удивлением обнаружил, что тоже думает о женщине, прикидывая, кто она и откуда. Усмехнувшись, Джонатан встал и внимательно осмотрел свою каюту.
     Туалетная, сверкающая пластиком под розовый мрамор, была чиста, зато в телефоне обнаружился «микро»— подслушивающий аппарат размером со спичечную головку. Радиус действия «микрф» не превышал двадцати ярдов, поэтому приемник должен быть установлен где-то поблизости, в какой-то из кают или недалеко от здания. Кто же это такой любопытный? Неужели во всех комнатах установлены такие «жучки»? Или только в каюте альпиниста Улисса?
     Джонатан осмотрел себя в зеркале и остался доволен: полуспортивный костюм — голубая рубашка с погончиками, синие шерстяные брюки, кроссовки — выгодно подчеркивали его фигуру. Неплохо. Пусть всем будет ясно, что идет спортсмен, в меру модный и недалекий, на лице которого написано презрение ко всем дохлякам и интеллигентным хлюпикам.
     Вернувшись в отель — подвез фургон «Континенталь», перевозящий продукты для Пирина, — Улисс поужинал в ресторане и отправился по злачным местам Пикаля, питаемым в основном приезжими туристами, с интересом разглядывая вывески магазинчиков и лавок, называемых в
     Паракасе «кикуче». Их было много — в основном продуктовые и овощные лавки, заваленные фруктами, орехами, копченой рыбой, сушеным мясом, и антикварные, торгующие всякой всячиной от статуэток, «сделанных руками инков», до изделий из багасо — бумаги из трухи сахарного тростника или из тростника тоторы. Встречались пикантерии — закусочные, салуны, кинотеатров было два — «Ягуар» и «Кондор», в обоих шли американские фильмы.
     Ради любопытства Улисс пару раз заглянул в бары, но обстановка в них была стандартная: толпа у стойки, пивные автоматы, дым коромыслом, в воздухе витают устойчивые запахи пива и рыбы.
     Управление полиции располагалось на улице Кикуйо, где основными торговыми заведениями были газетные киоски и табачные лавки. Запахи в этом районе города плавали необычные: нагретого асфальта, йода и не то корицы, не то кожуры банана. Изредка на улицу, по которой ездили на велосипедах и очень редко на автомобилях, просачивались звуки музыки, смех, возгласы, приглушенный говор и странные щелчки, то одиночные, то сериями, похожие на далекие выстрелы. Заинтригованный Улисс «запеленговал» источник звуков и вышел к тиру.
     Дверь тира, разрисованная системами оружия, открылась, выпуская группу хохочущих молодых людей в форме летчиков, с нашивками эмблемы «Птичий глаз». По-видимому, корпорация прибрала к рукам все хозяйство Пикаля, некуда было глянуть, чтобы не наткнуться на ее всевидящий «глаз». Улисс поколебался немного и вошел.
     У стойки с винтовками, пистолетами и автоматами «арвен-37» разговаривали двое: хозяин тира, лысый брюнет с бочкообразным туловищем, и пожилой негр в белом костюме. Третий посетитель, худой длинный хмурый парень, упорно всаживал пулю за пулей в противоположную стену помещения, изредка попадая в мишень.
     Оба собеседника мельком посмотрели на Улисса, потом перестали разговаривать и молча уставились на него.
     — Добрый вечер, — вежливо пробормотал Джонатан и, чтобы не показаться смешным, подошел к стойке с оружием.
     Молодой человек продолжал стрелять из американской винтовки М-14, ничего не видя и не слыша.
     Улисс осмотрел богатый арсенал, из кучи пистолетов выбрал длиннорылый «магнум» с глушителем. Хозяин выдал ему две обоймы и показал мишени: фигурки экзотических зверей, горбоносые профили индейцев, автомашины, вертолеты.
     Джонатан сделал пристрелочный выстрел, прикидывая отдачу, ход курка, твердость руки. Потом в три секунды расстрелял обойму, поразив семь мишеней. Лишь в одну мишень он не попал — не то рысь, не то леопард.
     Нескладный стрелок рядом смотрел на Улисса, открыв рот.
     Джонатан, покачав рукой, определяя усилия для переноса пистолета, сделал еще одну мгновенную серию выстрелов, не промахнувшись на этот раз ни в одну мишень.
     — Фаст дроу [Фаст дроу (англ.) — буквально «быстрое вытаскивание»,
     переводится как «чемпион по стрельбе».], — с уважением проговорил хозяин тира басом. — А вы, сеньор, стрелок экстра-класса, такие к нам еще не забредали. Меня зовут Гарсиа, Гарсиа Перрейра. Вы приезжий? Куда — ясно, в П-сентре, а откуда?
     — Италия, — сказал Улисс. — Но я англичанин, альпинист.
     — О, монтанеро! Уважаю! Буду рад видеть вас у себя чаще, сеньор, вы хорошая реклама моему заведению.
     Выйдя из тира, Улисс поздравил себя с удачей: завтра в Пирине все будут знать, что прибывший из Италии альпинист — хороший стрелок, а это не только реклама, но и предупреждение.
     В ресторан отеля «Ривьера» Улисс добрался поздно вечером, так и не обнаружив слежки. Видимо, его решили на время оставить в покое, удовлетворившись прямолинейной проверкой «на прочность». Он был тем, за кого себя выдавал.
     Ресторан был, как ресторан, разве что размерами поскромнее обычных ресторанов Европы. Зал шестиугольной формы, на стенах панно: морские пейзажи с парусниками. В одном из углов на возвышении — музыкальный автомат и пианино, на котором розовощекий юнец в экстравагантном серебристом костюме исполнял что-то в стиле кантри.
     Улисс насчитал тринадцать столиков, все были заняты. В центре зала танцевала под музыку всего одна пара. В воздухе витали приятные цветочные ароматы, с потолка тянуло прохладой.
     Джонатан прошел к стойке, поздоровался с барменом, ознакомился с перечнем напитков и заказал «Кит-марк тоник», коктейль из ананасового сока, нескольких капель ликера и долек лайма. Бармен мгновенно выполнил заказ и добавил вазу с какими-то плодами, напоминавшими виноград, но крупнее.
     — Попробуйте местных деликатесов, сеньор, это ягоды жаботикабы. Вы, очевидно, впервые у нас?
     Улисс кивнул, не удивляясь прозорливости бармена, отведал синеватый, с глянцем плод, имеющий приятный винный привкус, как у мускатных сортов винограда.
     — Ну как?
     — Благодарю, превосходно.
     Улисс еще раз оглядел зал и вдруг увидел француза Карсака в незнакомой компании, центром внимания которой была давешняя красавица-креолка из кабинета директора Пирина. Гийом, судя по всему,
     был в своем репертуаре, занимая место «души общества» и веселого рассказчика. Женщин в зале было немного, и на собеседницу француза посматривали из-за соседних столиков. Джонатан задержал на ней взгляд и чем больше рассматривал, тем больше убеждался, что девица, во-первых, бесспорно мила, во-вторых, чем-то похожа на известную американскую актрису Джоан Боулд, а в-третьих, не так проста, как хочет казаться. Что ж, ради любопытства можно и познакомиться.
     Обогнув танцующих, Улисс подошел к сидящим за столиком, поздоровался и вместе с восклицанием Гийома «Вот и наш альпинист» получил острый и оценивающий, совсем не женский, взгляд креолки. Ого! Это взгляд мужчины, а не красивой девушки! Недаром она даже издали кажется независимой и производит впечатление сильной натуры.
     — Знакомьтесь, — сказал Гийом. — Это Джонатан Улисс, альпинист и вообще хороший парень. Анхелика Форталеза note 8.
     — Понял.
     Улисс осторожно пожал протянутую маленькую руку. На безымянном пальце девушки сверкнул дивной красоты золотой перстень с выпуклым изображением горбоносого индейского лица из матово-черного камня. Порфир, определил Улисс.
     — Зовите меня просто Хели, — предложила девушка низким грудным контральто на отличном английском. Глаза у нее были большие, серые, лучистые, и не верилось, что она способна смотреть, как прицеливающийся стрелок.
     — А меня можно просто Джо, — ответил Улисс ей в тон, стоически отражая прямой выпад ее взгляда.
     Он сел, без удивления отметив, что его бородатый сосед, судя по внешности, скандинав, тоже не сводит с Анхелики взволнованного сверкающего взгляда. Красавец, с иронией подумал Улисс, хоть бы крошки выбрал из бороды. Неужели он тоже на что-то может претендовать? Да в его взгляде можно спокойно прочитать все, о чем он мечтает. Господи, я понимаю, что ты не можешь создавать всех умными и добрыми, но и дураков следовало бы делать поменьше, ибо это по крайней мере жестоко!..
     Гийом назвал всех компаньонов, среди которых оказался даже один русский; скандинав был норвежцем, звали его Сигурд Ингстад, русского — Алекс Рыбин, налил Улиссу бокал «Черного рыцаря». Тот пригубил вино и, продолжая незаметную для других дуэль вглядов с Анхеликой (черт возьми, она совсем не робка, эта куколка, и умеет держать себя в незнакомой компании!), пропустил вопрос француза мимо ушей.
     — Готов! — сказал Гийом в наступившей тишине и засмеялся. — Хели, вы разите наповал! Джо, старина, очнись.
     Джонатан улыбнулся, отпил глоток «Рыцаря» и поставил бокал.
     — Не отрицаю, сражен. Но мне кажется, из вас тоже никто не ожидал встретить в Пикале…
     В глазах девушки сверкнул иронический блеск.
     — Ну-ну?
     — Венеру, — вывернулся Улисс.
     Компания развеселилась.
     — Мы тут беседуем о загадках долины, — сказал русский, полный дружеского сочувствия. — Анхелика — старожил Пируа-института и вообще Пикаля и знает много интересного.
     Улисс поймал на себе неприязненный взгляд норвежца. Вероятно, Ингстад уже заподозрил в нем соперника, потому что в его взгляде ясно читались угроза и вызов. Спасибо за откровенность, сеньор Ингстад.
     — Очень жаль, что не пришел раньше, — сказал Джонатан искренне. — Меня тоже волнуют загадки долины, в том числе главная — когда я получу гонорар. А если без шуток, то интересно, когда и откуда пришли в долину предки современных аборигенов. Насколько я информирован, культура Пируа отличается, хотя и незначительно, от всех древнепаракасских культур Викус, Уари, Окендо, Чавин, а также тольтекской и инкской.
     Рыбин засмеялся, а Гийом воскликнул с восхищением:
     — Аппетит явно исследовательский, а не альпинистский! Просто диву даешься, откуда ты все это знаешь? Боюсь, друзья, Джо не ограничится покорением стен Тумху, его интерес уплыл в археологию и параканистику.
     — Да, это загадка, — задумчиво проговорила Анхелика. — Культура индейцев Пируа напоминает культуру клиф-двеллерс — жителей скальных городов, имеет много общего с культурой Чавин, во всяком случае, найдены археологические памятники культуры с петроглифами в чавиноидном стиле, но в ней есть сходство и с азиатской традицией, особенно с древней японской культурой Дземон. Но главное, что ее отличает от других — тяга к золотым украшениям. В искусстве золотой ковки, скани индейцы Пируа, кажется, не имеют себе равных в Южной и Центральной Америках. Вернее, не имели. И не мудрено: древние перуанцы открыли здесь богатейшие месторождения самородного золота и разрабатывали его в течение нескольких веков.
     — Интересно! — искренне сказал Улисс.
     — Еще бы. — Анхелика едва заметно усмехнулась. — Так вы альпинист? Любопытно.
     — В настоящее время он мальчик, потерявший голову, — вставил Гийом и похлопал Улисса по спине. — Пройдет, Джо, голова тебе еще пригодится. Может быть, потанцуем? — Француз чувствовал, что инициатива ускользает от него, и сдаваться не хотел.
     Анхелика покачала головой.
     — Благодарю, сеньоры, мне пора. Очень рада была познакомиться. Надеюсь, Джонатану Улиссу удастся проложить дорогу в Пируа, к золоту.
     Она встала, помахала рукой на прощание, отвела попытку Гийома проводить ее и пошла по залу к выходу. Вся компания молча смотрела, как она идет.
     Форталеза была не просто красивой женщиной, она была вызывающе красивой, хотя и не переступала границ нон-ю note 9 ни в одежде, ни в поведении, и редко кто из мужчин в зале не оглядывался вслед.
     Не очень высокая, тонкая в талии. Волосы некрашеные, свои светлым водопадом скрывают плечи. Одета в пушистое, обтягивающее и подчеркивающее достоинства фигуры платье. Улисс давно не видел у женщин такой походки: широкий, уверенный, твердый шаг, что при малом росте говорит о независимости и высоком уровне притязаний. И снова пришло ощущение, что он где-то видел эту женщину: смутное ощущение кино или театра… или чего-то связанного с кинофестивалем в Каннах… кого она ему напоминает? В ней действительно есть что-то от американской актрисы Джоан Боулд или это причуды памяти?
     Уже на пороге Анхелика оглянулась, нашла Улисса глазами и ушла.
     — Ну ты даешь! — с обидой сказал Гийом. — Пришел, увидел, победил! Не по-товарищески, Джо. Я первый сделал это археологическое открытие!
     — Он же не виноват, что ты ростом не вышел, — заметил с мягкой улыбкой Рыбин. — Верно, Сигурд?
     Норвежец что-то пробурчал в свой бокал.
     — Как тебе удалось уговорить ее пойти в ресторан? — спросил Улисс.
     — Не ожидал встретить вас в городе.
     — Гийом отбил ее у директора, — засмеялся русский. — Со свойственным ему нахальством он предложил ей все, что имеет, лишь бы она пошла в ресторан, она согласилась, хотя вряд ли у Гийома есть, что отдавать, кроме руки и сердца. Почему она согласилась, для меня тайна. Как и для Гийома, наверное. Она врач медсектора Пирина. Кстати, заметили у нее перстень? Найден в Некрополисе — городе мертвых в долине Пируа, так, кажется, его называют, Сигурд? Таких перстней археологи, первыми проникшие в долину и разбившиеся потом, отыскали около десятка, и все абсолютно одинаковые.
     — Перстень красивый и выглядит как новый. Интересно, сколько лет он пролежал в развалинах?
     — А бог его ведает, — вздохнул приунывший Гийом. — Покопался бы в развалинах пару дней — сказал бы. Жаль, что долина закрыта для вертолетов, давно бы там были.
     — А как же те парни-археологи туда прошли?
     — На вертолете, с трудом нашли голую скалу, сели, но далеко от скалы пройти не удалось, покопались рядом в развалинах, похватали, что обнаружили, и назад. А когда возвращались — что-то случилось прямо на гребне Тумху: вертолет грохнулся. Трое вдребезги, четвертый до сих пор в больнице. Говорили, что с этим делом не все чисто, но конкретно никто ничего толком не знает. Ну что, останемся на ночь здесь, в отеле?
     — А тебе охота тащиться пешком в Пирин?
     Они допили, что оставалось в бокалах, и покинули полупустой ресторан.
     
ПИКАЛЬ, УЛИЦА КОЙЛОРИТХИ
     
     Диггори Дайамонд, помощник президента американского филиала фирмы «Птичий глаз», был одновременно резидентом ЦРУ в Пикале, переехав туда из Шочипильи после открытия долины Пируа. Это открытие послужило причиной многих бед, свалившихся на голову резидента, и главной из них было то, что в долине Пируа уже три года работала тайная биологическая лаборатория международной наркомафии «Демиург», материал для которой не надо было искать на стороне -в долине обитало племя индейцев пируа, боковой ветви некогда могучей индейской цивилизации чиму. Теперь, после открытия и связанного с ним археологического ажиотажа, резко возросла опасность рассекречивания лаборатории, что усугубилось еще и преступным самоуправством ее заведующего Эриха Копмана, немца по национальности, опьяненного кажущейся неуязвимостью и вседозволенностью: в августе команда «ангелов» лаборатории без санкции сверху захватила комиссара полиции Шочипильи Альберто Тауро дель Пино, археолога Хонтехоса и священника Фелипе Овехуно, и Копман проделал над ними опыты. В конце концов все трое через неделю, оправившись от лекарств, совершили побег из лаборатории, преодолели горную стену Тумху — без снаряжения и альпинистских навыков! — и, если бы не меры, предпринятые Дайамондом, дело закончилось бы весьма печально, хотя утечка информации все же имела место.
     Конечно, и без этих эксцессов резиденту было ясно, что дни работы лаборатории в Пируа сочтены, однако все его усилия были направлены на то, чтобы затормозить процесс изучения долины, и в течение последних полутора лет это вполне удавалось: пока строили исследовательский центр, пока создавали фонд помощи экспедиции, уточняли ее состав, изучали подходы к долине сверху и снизу. Дайамонд мог быть доволен, он многое сделал для пользы дела, задержав начало работы Пирина на целых полтора года, но шефы в Лэнгли, а также «отцы» Дела, продолжали настаивать: сделайте все возможное, чтобы задержать экспедицию еще на год, — совершенно не учитывая создавшейся ситуации.
     Долина оказалась истинным раем для археологов-параканистов и этнографов, она была буквально напичкана остатками сооружений древней цивилизации пируа. Здесь были и маунды — конические курганы с погребениями, и скальные города в пещерах, вырубленных искусственно, и культовые сооружения вроде храмов и кива — святилищ круглой формы, и остатки пуэбло — «сотовых» городов на расчищенных некогда от сельвы плоских холмах, и некрополис — «город мертвых», общий на всю долину, и пирамиды, и водопровод, и даже своеобразная «китайская стена» длиной в пятнадцать миль, почти перегородившая долину на две неравных части.
     Кроме того, в долине жило племя индейцев-пигмеев, разводившее лам и альпак — родственных ламам животных, славившихся красивой шерстью. Индейцы пируа селились в основном в тех местах, где были расположены некогда культурные и религиозные центры пракультуры пируа, словно современные пируа остались хранителями секретов и тайн исчезнувшей в веках цивилизации. Их примитивные поселения прятались в сельве рядом с реликтовыми лепидодендровыми рощами, ставшими одним из предметов поклонения и табу. Но для «джентльменов» из «конторы» долина стала еще и источником колоссального дохода: прекрасно сохранившиеся реликвии доиндейской культуры, контрабандно вывезенные из Пируа, продавались «любителям древнего искусства» за бешеные суммы, и допустить, чтобы этот. источник иссяк, они не могли, пойдя на сотрудничество с мафией.
     Даймонд знал эти обстоятельства, ему кое-что тоже перепадало с общего стола, вернее, с двух «столов», но работать ему становилось все трудней и трудней, а возможности оставались прежними, возможности большие, подкрепленные спецтехникой и прекрасной агентурой, но не безграничные, как признался сам себе резидент, отбросив обычную американскую амбициозность. Судя по донесениям агентов, роль хозяина обстоятельств уплывала из рук Дайамонда неизвестно в чьи руки, и никто пока не мог ему сказать, как долго будет длиться этот процесс и когда закончится. Правда, опыт работы в Перу, Колумбии и Боливии у Диггори Дайамонда был большой и позволял надеяться, что он вовремя учует запах жареного…
     Позавтракав в одиночестве и просмотрев утренние газеты, доставленные из столицы, Дайамонд, рослый, тяжелолицый, с шапкой выгоревших волос, падавших на широкий лоб, поднялся в рабочий кабинет. А через четверть часа к нему заявился тот, кого он с нетерпением ждал уже вторую неделю: голландец Леон ван Хов, член европейского филиала «конторы». Ван Хов был невысок, с виду грузен и неуклюж, с припухшими веками и почти безгубым ртом. Ему шел сорок восьмой год, однако по физическим кондициям он не уступал хорошо тренированному «зеленому берету». Правда, об этом знал только его непосредственный руководитель.
     — Хелло, Дигги, — приветствовал он Дайамонда.
     — Наконец-то, — буркнул тот, вставая и протягивая руку. — Я жду тебя десять дней, мог бы хотя бы позвонить.
     — Из Европы дозвониться в эту глушь сложней, чем наоборот, да и не было особой нужды. А у вас тут не так жарко, как я себе представлял.
     — Весна — не лето. Садись. Виски?
     — Ни в коем случае, что-нибудь безалкогольное и похолодней. Какого дьявола надо было прятать лабораторию так далеко? Что, в Центральной Америке уже нет места?
     Дайамонд налил в бокал испли — напиток местного производства — и бросил в него два кубика льда.
     — Это долгая история. К тому же не мы первые вышли на Копмана.
     Ван Хов отпил глоток, зажмурился, потряс головой.
     — Ничего подобного прежде не пил! Сок?
     — Нет, напиток, индейцы называют его испли и делают из хлеба.
     — Из хлеба? У русских есть напиток квас, тоже делается из хлеба, но вкус у него другой, я пил. Расскажи все же, как вас сюда угораздило.
     — Если коротко, то дело было так. Друг нынешнего босса Дела биохимик Дортман в поисках «эликсира бессмертия» — был у него такой бзик — путешествовал по Южной Америке и забрел в Пикаль. Как он нашел путь в долину — одному богу известно, но факт остается фактом: он пробрался в долину Пируа и обнаружил там реликтовую древовидную траву в три метра высотой, сок которой оказывал на местных индейцев-пигмеев усыпляюще-одурманивающее действие. Биохимик привез сок в Европу и показал боссу, то есть Копману, которой тогда боссом, естественно, еще не был. А тот в это время искал препарат, снимающий шоковое состояние у пациентов после операции с «молчащими генами». Копман ради любопытства сделал биохимический анализ сока и, хотя тот претерпел изменения после транспортировки, нашел формулу алкалоида, практически удовлетворяющего всем заданным параметрам. Так Копман оказался здесь… где его нашли «отцы» местной мафии, переросшей впоследствии в международную организацию…
     — Филиалом которой подвизается теперь «Птичий глаз», — подхватил Ван Хов. — Но ведь сок можно добывать в долине и везти, куда угодно.
     — К сожалению, его свойства исчезают спустя сутки после вытяжки. Ну, а когда на лабораторию вышли мы, психофармаколог и биохимик Копман стал сверхсекретной персоной, а я — его ангелом-хранителем. Удовлетворен?
     — Вполне. Но к делу. Против нас начала работать СИУ.
     Дайамонд изменился в лице.
     — «Чистилище»? Не Интерпол, точно?
     — Интерпол не занимается политикой, он только навел СИУ на нас по контрабанде.
     — Кто-то засветил Паракас? И почему именно Паракас? Утечка индейских раритетов может происходить и в Перу, и в Колумбии…
     — Только в Паракасе остались следы цивилизации Уари и Чиму, и только в Паракасе открыта долина Пируа.
     — Значит, погорел кто-то в Штатах. — Дайамонд помрачнел. — Да, СИУ
     — серьезная фирма. — Он вдруг не удержался и, не меняя мрачного выражения лица, хохотнул. — Надо же, какая ирония судьбы: против ЦРУ начинает работать СИУ! Хотя я привык называть ее «Чистилищем». Придется привлечь весь компьютерный арсенал «конторы», а может быть, и Агентства note 10, чтобы сбить их со следа.
     Резидент ЦРУ хмурился не зря. За аббревиатурой СИУ крылось название международной организации по борьбе с организованной преступностью, пресечению деятельности наркомафии и тайных лабораторий, экспериментирующих на людях, — «Клинап» note 11, хотя профессионалы контрразведки США и стран интерблока привыкли больше к названию «Чистилище». Это была частная организация, имеющая глубоко законспирированную структуру и орган управления. За ней уже числился ряд достаточно крупных разоблачений, и не учитывать ее потенциал и возможности было бы по крайней мере недальновидно.
     — Кто конкретно занимается в «Чистилище» Паракасом?
     — Достоверно известен только один человек — Стэнли Миллер, начальник отделения «Эол», работающего на Южную Америку. В Паракас прибыл как квартирьер экспедиции в долину.
     — Я знаю.
     — Мы подозреваем еще несколько человек, главные претенденты из них Косински, начальник экспедиции, и приглашенные альпинисты: Неран, Торвилл и Улисс. Последнего мы проверили на профпригодность, и хотя
     дерется и стреляет он хорошо, как и положено инструктору спецшколы, все же сомнения относительно его реноме не рассеялись. Он является членом «Британского Клуба Кирка», или «Клуба опасного спорта», основанного Дэвом Кирком еще в семьдесят девятом году. Эти горе-спортсмены специализируются на разного рода опасных трюках типа коррид на роликовых досках, спуска с гор на инвалидных колясках, прыжков с мостов и небоскребов, а однажды прыгнули в Ниагарский водопад на автобусе, переоборудованном в амфибию.
     — Психи! Чем же отличился наш друг?
     — Улисс опустился в кратер Кракатау. во время извержения и участвовал в спуске с Альп на глыбе льда. Было это более двенадцати лет назад. Потом он совершил немало подобных «подвигов», пока не остепенился.
     — Рисковый малый. Или совсем дурак, или…
     — Вернее всего второе «или»: это его стихия. Ну, все, я пошел. Будем работать вместе, один ты не справишься.
     — Всегда предпочитал работать в одиночку, но, видимо, придется менять стиль. Приходить ко мне домой и в контору больше не надо, будем держать связь по радио, встречаться же только в исключительных случаях. Против нас работают не дилетанты.
     — О'кей. Передай по линии, что я прибыл. До связи, адмирал. Удачи нам всем!
     Ван Хов пожал протянутую руку и вышел, демонстрируя походку старого моряка, готовый на все: на улыбку, в лицо и выстрел в спину.
     
ПИКАЛЬ, ПИРУА-ИНСТИТУТ (ПИРИН)
     
     Три дня подряд Джонатан Улисс вместе с Нервном, Торвиллом и двумя проводниками-индейцами из местных жителей изучал подходы к стене Тумху, вовлекая в поиск удобной и безопасной тропы многих специалистов Пирина, в том числе и сотрудников «Птичьего глаза». Им удалось пройти вдоль всей двадцатитрехмильной стены и определить места наиболее удобных и безопасных с виду подъемов, расположенных вблизи дорог или индейских троп. Оставалось только подготовить снаряжение и наметить сроки штурма, хотя сам Улисс мог бы пройти все маршруты в одиночку за два-три дня. Однако торопиться ему было некуда, у него были другие задачи.
     Все это время он продолжал думать о сеньорите Форталезе, удивляясь, почему его потянуло к этой редкой, если честно признаться, красивой девушке.
     Вернувшись в Пирин после обеда и дружески распрощавшись с Торвиллом, с которым он быстро нашел общий язык, Улисс принял душ и решил поближе познакомиться с экспертами-археологами Сигурдом Ингстадом и Алексом Рыбиным. Однако для знакомства необходим был повод, и Джонатан с полчаса просидел в своей каюте, придумывая этот повод. Ничего не-придумав, он вспомнил о микрошпионе, вмонтированном в телефон, и решил отыскать хозяина, заинтересованного в темах его телефонных переговоров. Но в какой же каюте он обитает? Слева каюта русского, в следующей живут женщины, справа каюта норвежца, еще дальше какогото голландца. Напротив — Гийома… стоп! Микрофоны наверняка внедрены у всех членов экспедиционного отряда, и по логике аппаратура приема и записи разговоров должна находиться в одном месте, а именно — этажом ниже или выше. Причем каюта с аппаратурой должна располагаться точно по центру круга прослушиваемых кают. Итак, что у нас внизу? Кажется, подвал.
     Улисс достал отпечатанный типографским способом рекламный буклет Пирина, нашел описание здания. Этажом ниже и в самом деле располагался полуподвал, в котором разместился бытовой сектор, а выше оказался административный горизонт с двадцатью четырьмя кабинетами и археологическими лабораториями.
     Определив предполагаемый центр, где должна была находиться радиоаппаратура приема, Улисс поднялся на этаж выше и прошелся по коридору, овеваемому прохладным воздухом с запахом миндаля. Над своей каютой он обнаружил каюту с табличкой: «Старший администратор». Вспомнился молодой человек по имени Леннард. Вот даже как? Игра в открытую? Старшему администратору, как никому из обслуживающего персонала, легко определить прибывающих специалистов в любое удобное место… чтобы всегда быть в курсе их открытий. М-да…
     Джонатан задумчиво прошелся по коридору, почти пустынному в этот час, миновал каюту Леннарда, подумав, что не стоит торчать здесь долго: кому-нибудь покажется подозрительным, что альпинист Улисс бродит в рабочее время по горизонту хозяйственных служб. На перекрестке коридоров он оглянулся и не поверил глазам: дверь каюты старшего администратора открылась и выпустила… Анхелику! Сеньориту Форталезу! Не оглядываясь, она быстро пошла прочь, одетая в серый комбинезон санитарной службы, скрылась на площадке эскалатора.
     Улисс постоял с минуту, глядя ей вслед, и побрел по коридорам, насвистывая марш гарибальдийцев, пока не уперся в тупик с дверью на балкон. Подергал ручку — заперта. Спокойно, сказал он сам себе. Может быть, старший администратор Леннард вызвал врача Анхелику Форталезу, чтобы посоветоваться с ней о мерах по улучшению санитарного состояния столовых Пирина. Может, она каждый день докладывает ему о здоровье персонала… или делает ему массаж…
     Улисс улыбнулся. Поднявшись на самый верхний этаж здания, обнаружил там выход на крышу и, не задумываясь, шагнул, на лестницу. И на первой же лежанке солярия увидел Анхелику. Лишь тренировка на сдержанность помогла ему удержаться от возгласа удивления: всего три минуты назад Джонатан видел врача в комбинезоне выходящей из каюты Леннарда. Когда же она успела одеть шорты, верхнюю часть купальника-бикини и лечь на крыше загорать?
     Альпинист бесшумно подкрался к девушке и сел на краешек лежанки. Она открыла глаза, посмотрела внимательно и снова закрыла.
     — Это вы, монтанеро? Или сон?
     Улисс засмеялся.
     — Это моя тень.
     Он нагнулся и легонько коснулся ее губ своими.
     — Для тени вы слишком материальны, — сказала она без возмущения.
     И тогда Улисс поцеловал ее по-настоящему; ударило в голову хмельной волной влечения и увлекло в жаркую багровость закрытых глаз и медленный полет сквозь тяжелое биение сердца… Потом Анхелика уперлась в грудь Джонатана рукой и сбросила ноги с теплой лежанки, глядя на него потемневшими, глубокими глазами, перевела дыхание.
     — Не кажется ли вам, сеньор, что вы слишком спешите?
     — Я так живу, — беззаботно ответил Улисс. — Сегодня вечером вы снова поедете в город?
     — Не знаю, я не всегда бываю свободна.
     — Вот кто свободен. — Улисс показал на черную точку в небе, где под солнцем парил кондор. — Летит, куда хочет, занят только личными делами, и плевать ему на тех, кто внизу.
     — Вы тоже так хотите?
     — Летать? О, да!
     — Нет, плюнуть на тех, кто внизу.
     Улисс с интересом посмотрел на девушку, она рассмеялась и встала.
     — Ну как, вы нашли удобные для штурма Тумху места?
     — Я могу взойти на стену в любой точке… и без снаряжения. Но экспедиции этот метод не подходит.
     — Сеньор, вы обыкновенный бахвал!
     Улисс пожал плечами.
     — Ничуть, я просто последователь Тернера, основателя «Клуба свободного соло». Слышали?
     — Нет, а кто это?
     — Альпинист, хороший парень. Покорил в одиночку чуть ли не все безнадеждики, и не только в Европе, но и в Гималаях, Андах, на Памире, и опять же — без снаряжения.
     — Что такое безнадежники?
     — Участки отвесных и наклонных стен, подъем по которым считается практически невозможным. А место я нашел отличное, завтра пройдем пробный маршрут, через пару дней основной, а потом сделаем подъемник, нечто вроде подвесной дороги. Я думал, работа будет посложней. Кстати, интересная деталь: ночи здесь гораздо прохладнее, чем в обычных тропиках. Я был в сельве Амазонки, в джунглях Миссисипи, в римбе Мадагаскара, в Африке — никакого сравнения! Хотите прогуляться пешком? Погода превосходная.
     Анхелика задумчиво посмотрела вниз.
     — Здесь водятся ягуары. Да и змей достаточно.
     — Вы боитесь?
     — Нет, просто хорошо знаю эти места. Из-за строительства местная живность, конечно, потерпела изрядный урон, однако сейчас все постепенно приходит в норму. Экспедиция пока работает в комфортных условиях; в долине, если мы туда в конце концов попадем, будет несравненно сложнее.
     — Сомневаетесь, что мы пробьем туда дорогу?
     — Дело не в дороге.
     Улисс подождал продолжения, но его не последовало.
     — Тогда объясните, почему женщина с такими внешними данными сидит где-то у черта на куличках, вместо того, чтобы участвовать в конкурсе «Мисс Америка».
     Девушка рассмеялась, хотя Джонатану почудились в этом смехе искусственные нотки.
     — Это долгая история, когда-нибудь я вам ее расскажу… если докажете, что достойны рассказа. Но вы не сказали, где же все-таки место, откуда вы собираетесь штурмовать Тумху.
     — Всего в двенадцати милях отсюда, возле развалин странных башен: вверху они шире, чем внизу, и сделаны из хорошо пригнанных отесанных глыб. В каждой по одному окну, похожему на поддувало.
     — Это «Чульпы» Сильюстани. — Анхелика казалась удивленной. — Многие считают их своеобразными могильниками, но истинный смысл постройки башен пока скрыт от взора.
     — Там еще недалеко вход в пещеру…
     — Уткупишго, практически неисследована, но в долину по ней не пройти, пробовали. Индейцы, местные жители, говорят, что пещера уходит глубоко в «чрево земли». Кстати, именно там нашли…
     — Что?
     — Так, пустяки.
     Останки вертолета, мысленно добавил Улисс, с теми беднягами, которые совершили настоящий подвиг, проникнув в долину по воздуху. Интересно, они еще на месте или убраны? Имеется в виду, останки.. Посмотреть бы вблизи… Он медленно обнял Анхелику за плечи и притянул к себе. Цвет глаз девушки странным образом менялся, то светлел, то темнел, словно внутри загорался и гас огонь.
     — Монтанеро, «штурм унд дранг» вам не к лицу, — прошептала она.
     Они поцеловались. И еще раз… и еще…
     В седьмом часу вечера Анхелика выскользнула из его объятий — на крыше так никто и не появился — и поправила волосы.
     — Хватит, — строго сказала она вспухшими губами. — Вы изрядный наглец, сеньор альпинист, совсем вскружили голову бедной девушке. Это может сильно сказаться на здоровье…
     — На чьем?
     — На вашем, сеньор Улисс, на вашем. У меня есть весьма ревнивые поклонники…
     — Мистер Леннард, например.
     Быстрый взгляд в упор и тут же смущенная улыбка, скрывшая мелькнувшую в глазах растерянность… или настороженность.
     — Вы наблюдательны, монтанеро, хотя не помню, чтобы я… впрочем, это неважно. У вас могут быть неприятности, учтите.
     — Я не боюсь. — Улисс напряг руку и ударом пальца пробил жестяной жолоб для стока воды.
     Анхелика улыбнулась, покачала головой, нахмурилась и подала руку.
     — Сегодня мы уже не встретимся, я еду в Пикаль… по делу. Но хочу дать совет: будьте осторожнее в выборе друзей.
     — Спасибо за совет, обычно я осторожен. Может быть, я смогу быть полезен в Пикале?
     — В качестве любовника? — В голосе Анхелики прозвучал сарказм, который она не пыталась скрыть. — Я очень не люблю надоедливых… — Она подыскивала слово.
     — Самцов, — подсказал Улисс. — Постараюсь быть разумнее.
     Девушка хмыкнула, взъерошила волосы на голове альпиниста и пошла к лестнице. Оглянулась.
     — До завтра, монтанеро.
     — Меня зовут Джонатан.
     — По имени я называю только друзей. Не обижайтесь. Буэнас ночес.
     Улисс не сдвинулся с места, пока девушка не скрылась в будке люка. Тогда он сел на ближайшую лежанку и сказал вслух:
     — Черт меня побери!
     В душе он добавил кое-что похлеще и был прав, потому что понял: его ловко заставили играть по чужим правилам, а он сообразил это лишь теперь. Анхелика не сказала ничего, а монтанеро Улисс уже выдал имя: Леннард. Впрочем, вышло это по наитию, неосознанно, и кто знает, так ли уж не вовремя. Девочка, несомненно, умна и умеет вести себя в любой ситуации. А поцелуи… ничто человеческое нам не чуждо, сеньор Улисс, к тому же это весьма приятно, чего скрывать. Если бы еще не это дурацкое ощущение былой близости… знакомые интонации, лукавые нотки… Откуда это? Он же ее никогда не встречал…
     Спустившись к себе, Улисс достал карту окрестностей Пикаля и принялся внимательно ее изучать.
     
ШОЧИПИЛЬЯ
     
     Миллер заметил слежку в двенадцатом часу дня, когда выходил из Института археологических исследований Паракаса. Вернее, он заметил ее раньше, еще утром, но не придал значения серому «плимуту», сопровождавшему его машину до Музея инквизиции. Интуиция сработала, когда он увидел «плимут» в третий раз, у выезда на автостраду.
     Миллер сделал вид, что забыл нечто важное, вернулся на стоянку и припарковал машину, искоса посмотрел в конец паркинга — «плимут» не двигался с места, в его кабине сидели четверо, но разглядеть лица было невозможно.
     Стэнли закрыл машину и озабоченно поспешил к главному входу в Институт. Поднявшись на третий этаж, зашел в кабинет заместителя директора по организационным вопросам, с которым расстался полчаса назад.
     — Хорошо, что ты не ушел, Евджен, у тебя есть парень, умеющий фотографировать и держать язык за зубами?
     Эугенио Моравес пригладил пышные смолистые усы.
     — Столь редкостные качества в наше время дефицит. Что случилось? Почему ты вернулся?
     — Кажется, мне прицепили «хвост», серый «плимут» на стоянке у левого крыла здания. Надо найти способ подойти ближе и сфотографировать пассажиров, но незаметно.
     Моравес не удивился ни жаргону, ни предположению, потому что был одним из немногих местных жителей, ставших агентами «Чистилища», внедренными в Паракасе в одну из самых «горячих точек» — Институт археологии.
     — Ты уверен? Ведь если это так — ты «засвечен» и операция провалилась.
     — Не волнуйся, я в своем уме, а о провале операции говорить рано. Действуй, у меня мало времени.
     — Тогда жди в библиотеке, ее окна выходят на стоянку.
     Миллер поднялся на этаж выше, нашел столик у окна, разложил газеты и сделал вид, что читает, наблюдая за машинами внизу.
     Через несколько минут на стоянке появилась высокая блондинка в брюках с громадной белой матерчатой сумкой. Она нерешительно оглядела машины и подошла к «плимуту», наклонилась к боковой дверце. Та открылась. Блондинка что-то спросила, водитель в темных очках отрицательно покачал головой, дверца захлопнулась. Девица отошла и тут же села в кремовый «фиат», уехала.
     «Молодец!» — подумал Миллер, сообразив, что девица отвлекала пассажиров «плимута», пока фотограф откуда-то снимал машину.
     Больше ничего не происходило. Подождав четверть часа, Миллер вернулся в кабинет Моравеса. В кабинете кроме хозяина никого не было, но на столе лежал роскошный «Фурш ля комб-люкс» с пленкой мгновенной обработки.
     — Готово, — сказал замдиректора, вскрывая фотоаппарат с чуть ли не полуметровой трубой длиннофокусного объектива. — Десять снимков. Хватит?
     Миллер, восхищенный виртуозной работой, взял готовые фотографии, быстро просмотрел.
     В кабине «плимута» сидели трое в одинаковых костюмах с галстуками. Один курил, другой держал в руках прибор, напоминающий бинокль. Лицо водителе в очках показалось Миллеру знакомым, но в этом надо было разбираться в спокойной обстановке.
     — Спасибо! — пожал он руку Моравесу. — Профессиональная работа. Девица с сумкой — твоя выдумка?
     Паракасец молча пожал плечами.
     — Ну, спасибо, старина. До встречи.
     — Смотри, не лезь на рожон, как говорят русские. Звони, если понадобится моя помощь.
     Миллер вышел из здания института, сел в «лянчию», взятую напрокат, и направился в центр города. Оставив машину у Муниципалитетского дворца и пройдя его насквозь, он вышел с другой стороны на улицу Уанкавелика, убедился, что его никто не преследует, и ровно в три часа вошел в здание штаб-квартиры службы безопасности, где его ждал сотрудник по связи Сегуридад с Интерполом. Сотрудник был молод, смугл от природы и хладнокровен, и носил звучное индейское имя Кольор. Его кабинет поражал посетителей внутренним интерьером в стиле «модерн». Неискушенный посетитель, каковым и был Миллер, не сразу нашел бы стол хозяина среди «космических колонн», скульптур «мобайл», всякого рода витрин, полированных плоскостей и ниш.
     — Проходите, — вышел из-за одной из блестящих, металлических на вид плоскостей хозяин кабинета, с улыбкой кивнул на скульптуры. — Дань футуризму моего начальника. Но я привык.
     Садитесь. В этом кабинете я почти не работаю, и служит он для приема важных гостей. О вашем приезде я извещен.
     — К сожалению, я заметил слежку, — сказал Миллер. — Меня начали «пасти» по крайней мере вчера, но сегодня удалось определиться точно. Мне повезло сфотографировать наблюдателей. Никого из этих ребят я раньше не встречал.
     Начальник отделения «Эол» подал фотографии Кольору. Тот несколько минут рассматривал снимки, потом отложил и посмотрел на Миллера.
     — Одного из них я знаю, связан с местными карникеро note 12. Остальных попробуем идентифицировать по картотеке в центральной Геренции note 13. Слежка — это и плохо, и хорошо. — Сотрудник безопасности говорил, кивая в такт словам, как бы вбивая их в стол. — Хорошо тем, что неизвестный руководитель известной нам «конторы» наконец проявил себя, недооценивая, видимо, ваш опыт и профессионализм. Плохо тем, что «контора» и Дело вышли-таки на вас, а ведь вы начальник отделения, и знают об этом единицы. Значит, у вас в центре есть…
     Миллер расстроенно покачал головой.
     — Я пришел к такому же выводу. Но зато этот факт дает возможность вычислить их связника.
     — Каким образом?
     — О том, что я связан с «Чистилищем», знали трое, ими займутся мои коллеги в Стокгольме, а вот весть об этом мог принести сюда, в Паракас, только европеец. Давайте проанализируем всех приехавших три-четыре дня назад в Шочипилью иностранцев и выясним, кто из них конкретно интересуется Пикалем и экспедицией в долину Пируа.
     — Это можно сделать за один день, данные о прибывших иностранцах хранятся в памяти компьютера в Греции, а доступ к нему можно получитьу комиссара, не объясняя цели. Я сделаю. Давайте договоримся о связи. И, пожалуйста, будьте осторожнее, правил у нашей игры не существует, особенно у профи «конторы».
     — Постараюсь, — скупо улыбнулся Миллер и достал из подмышки пистолет.
     Хозяин оценивающе прищурил глаз.
     — Универсал, модель «лама-рапид», калибр 6-35, двенадцать выстрелов, в том числе стреляет ампулами с ядом и слезоточивыми капсулами. Неплохо. И все же это не гарантия безопасности. Прикрытие у вас есть?
     — Не гарантия, знаю, но я редко расслабляюсь. — Миллер пропустил вопрос о прикрытии мимо ушей. — Что у вас?
     — Не так много, как хотелось бы: данные по контингенту «Птичьего глаза» в Пикале, информация по расследованию аварии на аэродроме. Отдача пока мизерная, но мы не можем работать в открытую, вспугнем всю стаю. Во всем этом деле с аварией есть один довольно интересный факт — наличие индейца в кабине потерпевшего катастрофу вертолета, явно принадлежащего одной из тайных баз. Вероятно, он был захвачен, имеется в виду индеец, с какой-то определенной целью, но сумел освободиться и вступить в схватку с пилотами.
     — Меня больше интересует, кто был пилотом вертолета и куда ведет этот след. На территорию Паракаса? В Боливию?
     Кольор достал из бара, замаскированного под книжную полку, шейкер с колотым льдом, бутылку виски и сифон с содовой.
     — Вам в какой пропорции?
     — Один к трем. — Миллер понаблюдал за действиями хозяина и не выдержал. — А выучка у вас не местная, штатовская.
     Кольор соорудил коктейли, спокойно посмотрел на гостя.
     — Я учился в Штатах пять лет, привычки остались. Но это не значит, что я подражаю гринго, просто цивилизация стучится и в наши двери. Коллега, вы не сказали о прикрытии. Если оно есть, мы будем действовать иначе, если нет…
     — Считайте, что нет, — сказал Миллер уклончиво. — В Пирине я буду один, еще двое — на связи в Пикале и двое здесь, в столице.
     Молодой человек пожал плечами, допил коктейль и поставил бокал на книжную полку.
     — Что ж, у каждого свои методы. Мне приказано оказать вам всестороннюю помощь, и я ее окажу. У нас есть дополнительная информация по делу. После вашего сигнала мы подтянули к границе наблюдателей, но толку получили мало: днем горы молчат, а ночью перекрыть стену Тумху нечем, нужны не просто человеческие глаза, нужна техника. А ее у нас пока нет. Министерство обороны пообещало, но едва ли нужная техника появится скоро.
     — Нужны радары, приборы ночного видения, инфраоптика, лазерные дальномеры, многодиапазонные рации с устройствами предохранительно-охранной сигнализации.
     — Да, мы разобрались и сами. Тем не менее и без техники удалось получить косвенные доказательства того, что лаборатория «Демиург», как вы ее назвали, находится именно в долине Пируа. Ей просто негде быть кроме долины, потому что в окрестностях Пикаля, которые проверены нами досконально, нет ни одного намека на присутствие тайной биологической лаборатории. Те трагические случаи, имевшие место в Пикале и Шочипилье, произошли после того, как была открыта долина и началось строительство археологического исследовательского института — Пирина. Но это известно и вам. А вот то, что неизвестно.
     Кольор достал пачку цветных и черно-белых фотографий. Все они изображали склон горы, сельву, подковой опоясывающую большой незаросший участок и на нем металлические обломки какой-то машины.
     — Это остатки вертолета, на котором трое смельчаков-археологов и пилот побывали в Пируа, нам его показали крестьяне.
     По характеру обломков ясно, что вертолет сбит ракетой из переносного ракетного комплекса типа американский «Стингер» или французский «Мистраль». К сожалению, до нас возле вертолета побывали те, кому надо было убрать следы, и обломки ракеты мы не нашли. Остается сам факт: кто-то очень сильно не хочет, чтобы мы проникли в долину, и всеми силами стремится оттянуть начало работы экспедиции.
     Миллер посмотрел фото и вернул хозяину.
     — И на том спасибо. У вас есть сведения о помощнике президента фирмы «Птичий глаз» Диггори Дайамонде?
     Кольор улыбнулся.
     — Нам не зря платят деньги. Он резидент ЦРУ в Паракасе, Но подступов к нему нет, работает исключительно чисто.
     — А что вы знаете о работе лаборатории «Пачакамак» в Тиллибо?
     — Но ведь это, насколько я знаю, сельскохозяйственная лаборатория,
     — с удивлением сказал сотрудник Сегуридад. — Работает по контракту совместно с немецкой фирмой «Бонге».
     — Значит, ничего. — Миллер достал конверт. — Здесь кое-какие материалы о работе этой «сельскохозяйственной» лаборатории на территории вашей страны. Судя по всему, «Пачакамак» работает под контролем Центра биологических исследований армии США в Форт-Детрике. Возможен вариант ее связи с лабораторией «Демиург» в Пикале.
     — В Пируа, — машинально поправил Кольор; он был поражен услышанным, но владел собой хорошо.
     Они договорились о способах связи, и Миллер покинул резиденцию службы безопасности. Тем же способом он вернулся к машине, бегло отметив присутствие за колонной Сан-Мартина серого автомобиля наблюдателей. В голове вдруг снова вспыхнул вопрос: кто? Кто из пяти членов Исполкома СИУ — «глаз» ЦРУ?
     Информ-координатор Драган Милич? Тридцать девять лет, холост, всегда ровен и дружелюбен, но без подобострастия. Безусловно умен, умеет ждать и доводить дело до конца. За спиной опыт работы в Интерполе.
     Вильям Купер, негр, пятьдесят восемь лет, обстоятелен, молчалив, строго придерживается распорядка дня, отец пятерых детей, двое из которых погибли в Неваде во время одного из местных ядерных испытаний.
     Мегнад. Джагадис Санпур, индиец, восемьдесят три года, маловосприимчив к одобрению и порицанию, терпелив, сдержан, опытен, глава, большого семейства; жена погибла во время взрыва на Химическом заводе.
     Ксавьер Октавио да Вильегас, испанец, сорок пять лет, красив, жизнерадостен, иногда поспешен в решениях, энергичен, деловит, смел, удачлив.
     Хенрик Соренсен, швед, самый молодой из членов Исполкома — двадцать восемь лет. По фигуре — богатырь из скандинавских саг, по характеру тоже — снисходителен, незлопамятен, медленно переключается с одного дела на другое, зато способен в поисках истины пробить кулаком горный хребет…
     Миллер вздохнул. Ни одной зацепки ни к одному из членов Исполкома «Чистилища» он не имел. Все они работали в организации. не первый год и знали свое дело отлично. Тем не менее осведомитель ЦРУ должен быть их уровня: в СИУ только они, председатель Исполкома Кемпер и директор — организатор работы отделов Лигейра, знали, что Стэнли Миллер — начальник отделения «Эол», работающего на Южную Америку.
     
ПИКАЛЬ
     
     Утром Улисса вместе с Торвиллом и Нераном пригласили в медпункт Пирина для профилактической проверки самочувствия. Для альпинистов этот неучтенный медицинский контроль оказался неожиданным, но, как. им объяснили, вызван он был «необходимостью уточнения пределов работоспособности в условиях высокогорья».
     — Ну, коли надо, значит, надо, — сказал Неран. — Хотя тот, кто отдавал распоряжения, либо чиновник-формалист, либо дурак. Мы всю жизнь проводим в условиях высокогорья и чувствуем себя прекрасно.
     Перебрасываясь шутками, все трое перешагнули порог медпункта с табличкой «Пункт врачебного обследования» и очутились в небольшом помещении вроде тамбура с двумя, кроме входной, дверями и застекленным окошечком со щелью под ним. Над левой дверью висело табло, у правой стояли весы.
     — Джонатан Улисс, — раздался женский голос из скрытого динамика, одновременно на табло зажглась надпись «Войдите».
     Улисс помахал товарищам и шагнул в дверь из толстого голубого пластика.
     За дверью его ждал уютный кабинет с ультрасовременной — пенополиуритановой — мебелью. В углу стол, стойка картотеки, какая-то установка с пультом, сверкающая хромо-никелевыми поверхностями.
     За столом сидел молодой человек в очках с редкой щеточкой усов и с лысиной на макушке. Кроме халата и брюк на нем ничего не было надето. В руках он держал прямоугольник медицинской карты из плотной зеленой бумаги.
     — Раздевайтесь.
     — Совсем? — осведомился Улисс.
     — По пояс, — лаконично ответил врач.
     Джонатан снял куртку и рубашку.
     Молодой человек скользнул взглядом по его мускулистому торсу, молча заполнил журнал на столе, кивнул на металлическую площадку с резиновым ковриком позади хромированной установки.
     — Становитесь.
     Улисс взобрался на площадку.
     — Что это?
     — Флюорограф.
     Врач придвинул к груди и спине альпиниста черные экраны, надел на руки браслеты, включил аппаратуру.
     — Дышите глубже… на что жалуетесь?
     — На отсутствие развлечений.
     Врач не отреагировал на шутку.
     — Вдохните и не дышите… Что за шрам на спине?
     — Шрам? — Джонатан попытался посмотреть за спину, но ему это не удалось. — Неудачный прыжок в воду. Разве он еще виден?
     — Когда?
     — Года три назад.
     — А шрам выглядит свежим. — Врач переключил что-то на пульте установки, пощелкал рычажками и кнопками. — В вашей медкарте нет данных о травме. Беспокоит?
     — Ни боже мой.
     Шрам Улисс заработал в Милане, попав в уличную потасовку, устроенную чернорубашечниками.
     — Долго лечились?
     — На мне все заживает, как на кошке. Отлежал три дня, на четвертый пошел на свидание с девушкой.
     Молчание, щелчки переключателей. В левой стороне груди родилась боль, словно в легкое воткнули иглу. Улисс вскрикнул.
     — Черт побери, что вы там делаете?
     — Терпите, — буркнул врач. — Это профилактическая прививка. Болели в детстве отеком легких?
     — Вроде нет.
     — Странно, правое легкое увеличено. Вы точно помните?
     Джонатан начал сердиться.
     — Точно. Долго еще будете исследовать? Я здоров.
     Врач молча освободил Джонатана, что-то черкнул в журнале.
     — Одевайтесь. Следующего.
     Улисс вышел, недоумевая: этот медосмотр отличался от всех осмотров применением аппаратуры, соединяющей в себе флюорограф и что-то еще, и породил на допрос на полиграфе note 14.
     — Ну что? — встретил его вопросом Неран.
     — Здоров, как буйвол, — сказал Улисс. — Заходите, я подожду вас у снабженцев, проверю снаряжение.
     — Я уже проверил, — улыбнулся Торвилл. — Все снаряжение погружено в вертолет, остается только сесть и лететь. Местные власти дали добро на прокладку пробного маршрута и выделили проводника.
     — Оперативно! — пробормотал Улисс таким тоном, что Неран засмеялся:
     — Крис знает свое дело, иначе не работал бы в отряде. Сбоев у него не бывает.
     Торвилл порозовел под взглядом Джонатана, однако остался серьезным. Улисс похлопал его по плечу и вышел кз кабинета медицинского пункта.
     Вертолет с опознавательными знаками гражданской авиации Паракаса стоял на посадочной площадке в двухстах ярдах от здания Пирина. Летчиков было двое, молодые, смуглые парни, похожие друг. на друга, как братья. Первого звали Уго, второй назвался Доминго.
     — А где бакуэно? — полюбопытствовал Улисс.
     — Это, я, сеньор. — Из кабины высунулся редковолосый толстяк и помахал рукой; на местного жителя он походил мало. На коротком рукаве его защитного цвета рубашки красовалась эмблема «Птичьего глаза».
     — И давно вы из Европы? — спросил Улис. — Вы ведь немец?
     Проводник моргнул, глазки его блеснули холодом и настороженностью.
     — Но и вы, сеньор, кажется, не паракасец? Англичанин?
     Джонатан засмеялся.
     — Один-один. — Он назвал себя. — Просто мне стало интересно, проводник — и не местный.
     — Карл Типлер, — представился толстяк, раздвигая в улыбке тонкие губы. — Я здесь уже больше двух лет, изучил местность не хуже индейцев, в том числе и горы знаю. Боюсь вас разочаровать, сеньор, но мне кажется, выбранные вами места подъема не самые удачные. И вообще Тумху — горы с сюрпризами.
     — Что вы имеете в виду?
     Толстяк пожал плечами.
     — Случаются и неожиданные обвалы, и лавинные сбросы, и сели. Тумху
     — старые горы, эрродированные, как полурастаявший кусок сахара, нужно тщательно изучить каждый участок, прежде чем идти на приступ.
     — Мы будем осторожны, — беспечно махнул рукой Улисс. — Мне случалось подниматься на стены посложнее этой. К тому же здесь платят не по времени, а за конечный результат.
     Летчики, молчавшие во время разговора, переглянулись, не решаясь вмешаться.
     — А ваше мнение, соколы? — подмигнул им Улисс.
     — Мышиная возня, — презрительно пробормотал тот, кого звали Уго. — Дали бы нам волю, экспедиция давно работала бы в долине.
     — Одним уже дали волю, — буркнул проводник, скрываясь в кабине.
     — К сожалению, бакуэно прав, -вздохнул Улисс. — Вертолет — штука хорошая, но только в том случае, если есть, где ему приземлиться. А в долине скалы и сельва. Вот когда мы расчистим в долине площадку, тогда придет и ваше время.
     Торвилл и Неран появились через несколько минут, их провожал незнакомый мужчина, грузный и неуклюжий, то и дело спотыкающийся. Лицо в него было словно опухшее, тяжелое и неприятное.
     — Леон ван Хов, — представил его Неран, — инспектор эконадзора ЮНЭП note 15. Хочет лететь с нами.
     — Я не помешаю, — пророкотал басом ван Хов, пожимая руку Улиссу с неожиданной силой. — Мне вменено в обязанности контролировать работу экспедиции, чтобы не повторились случаи нарушения экоэтики, как в других районах, представляющих археологический интерес. Иногда исследователи, изучая одно, разрушают другое, бесценные реликвии древних времен, а этого допустить нельзя.
     Случаев таких Улисс не знал, да и многословность инспектора ООН ему не понравилась, но он никогда не судил о людях по первому впечатлению.
     Вертолет оторвался от земли и полез к солнцу. Вскоре он преодолей двенадцать миль до предгорий Тумху, где кончалась сельва и начинались причудливые клыкастые скалы и складки горной стены, изъеденные сотнями ниш и выбоин. Единственная ровная площадка, на которой можно было посадить вертолет, располагалась у трех искусственных башен — «Чульп Сильюстани», как их назвала Анхелика Форталеза, над которыми начинался вход в пещеру Утхупушго.
     Летчики и проводник сразу начали выгружать альпинистское снаряжение, а Улисс, назаметно наблюдая за ван Ховом, достал бинокль и
     прошелся взглядом по полосе каменной стены над черным зевом пещеры. Высота Тумху в этом месте не превышала «километра, зато здесь хватало наклонных плоскостей и карнизов над отвесными участками, затрудняющими подъем. Тем не менее ничего непреодолимого, тем более для профессионалов.
     — Пойдешь первым? — раздался над плечом голос Торвилла.
     Улисс опустил бинокль, прищурился, разглядывая подчеркнуто спокойное лицо альпиниста, и вдруг понял.
     — Пожалуй, я сегодня побуду на страховке, — сказал он. — Погляжу, как работают спортсмены-спасатели из «Лемура-2».
     От удовольствия и от того, что Улисс разгадал его желание, Кристофер порозовел.
     — Спасибо. Пойдем, как и намечали, зигзагом? От пещеры?
     — Пожалуй, это наиболее безопасный и простой маршрут. Белые пятна здесь — это, вероятно, известняк, обходите. Кронштейны для скользящего каната лучше всего крепить на козырьках габбро. — Улисс заметил, что Неран прислушивается к его словам со скептической усмешкой, и закончил. — Вы и сами знаете все не хуже.
     Поставили палатку, проверили выгруженное снаряжение: клинья, крюки, ремни, карабины, катушки с бечевой, альпенштоки и трикони, а главное — комбинезоны, в которые были вшиты новейшие замки и узлы для сращивания бечевы. Неран и Торвилл привычно облачились в костюмы и, общаясь друг с другом взглядами и жестами, стали подниматься ко входу в пещеру.
     — По-моему, они слишком самонадеянны, вы не находите? — проворчал в спину Улиссу незаметно подошедший ван Хов.
     Джонатан мельком посмотрел на него и стал подтаскивать к наклонной поверхности скалы бухты бечевы и металлические костыли. Проводник суетливо помогал ему, то и дело испуганно вздрагивая или шепча какие-то молитвы, когда ему казалось, что кто-то из альпинистов сорвался и падает.
     — Кстати, вы заметили? — Инспектор ООН почему-то нервничал, как и проводник, хотя это было видно только внимательному глазу. — Здесь нет ни одной кровососущей твари: ни москита, ни мошки. Знаете, почему? Где-то недалеко растет омбу.
     Улисс знал эту особенность гигантской древовидной травы, как знал и то, что лагерь вблизи омбу разбивать было нельзя — ночью дерево-трава испускало такое зловоние, что долго терпеть его было невозможно. Однако ван Хов не учитывал еще одного обстоятельства: они находились на высоте почти четырех километров над уровнем моря, а москиты плохо осваивали высокогорье.
     Торвилл вбил первый костыль и по расщелине взобрался сразу метров на десять вверх. Неран подтянул репшнур, щелкнул карабином пояса и, не оглядываясь, полез за ним. Работали альпинисты быстро, сноровисто и привычно, выключив из внимания все, что не касалось собственно подъема, хотя Улисс подметил некоторую торопливость в действиях Кристофера: молодой человек, может быть, по большей части неосознанно, хотел показать свое бесстрашие, готовность к риску, ловкость и точность расчета.
     — Они так до самого верха и полезут? — спросил ван Хов.
     — Почти, — лаконично ответил Улисс и стал разминаться Голландец с удивлением посмотрел на его упражнения.
     — Вы тоже полезете?
     — Только до пещеры. Мой день завтра, сегодня мы проложим прикидочную трассу.
     — Как вы думаете, сколько им понадобится времени на весь маршрут?
     — На весь — часов шесть-семь, но сегодня они пройдут чуть больше половины пути, во-он до тех козырьков. Дальше пойду я.
     — Один?
     Улисс вместо ответа прикрепил на спину бухту бечевы и вдруг полез по вертикальной бугристой стене, как паук, подтягиваясь, на кончиках пальцев без видимых усилий. Проводник, возбужденные летчики и инспектор ООН, открыв рот, смотрели на него, как на ангела, возносящегося на небо. За две минуты достигнув небольшой площади у черного зева пещеры, Джонатан прикрепил конец бечевы к репшнуру, свисающему у стены, и перекинул через блоки, закрепленные на костыле. Затем он тем же манером вернулсь обратно.
     Проводник захлопнул рот и пробормотал:
     — Вы так и работаете, без страховки? А если не за что будет зацепиться?
     Улисс не ответил, глядя из-под козырька руки на две ползущие вверх фигуры.
     — Я слышал об этом методе подъема, — пробурчал ван Хов, потоптался рядом. — Но никогда не видел в исполнении. По-моему, вы просто самоубийца. Впрочем, это ваше дело. Не будете возражать, если я попрошу летчиков доставить меня обратно? Здесь мне пока делать нечего, а ждать три-четыре часа…
     Улисс пожал плечами.
     — Не возражаю.
     Ван Хов улетел.
     Альпинисты продолжали подъем, изредка советуясь с Улиссом, какое направление избрать. За два часа они преодолели около четырехсот метров и установили два промежуточных узла крепления будущего блочно-канатного подъемника. Было заметно, что они устали, хотя и не снижали темпа, и, когда подошли к нависающему козырьку гладкой скальной плиты, откуда начиналась самая трудная часть маршрута, Улисс крикнул, чтобы они возвращались. Неран, как старший в связке, повозражал для порядка, потом закрепил в стене финиш-блок и показал, что будет спускаться скольжением.
     Спуск занял всего двадцать минут, да и то потому, что альпинисты проверяли крепления костылей и блоков; они могли бы оказаться на земле в три приема за пять минут.
     — Есть хочу, — заявил Торвилл, замазывая бактерицидной пастой палец: содрал кожу на средней фаланге.
     Проводник, смотревший на него, как на личного врага, сбегал к вертолету и принес бутерброд в целлофане и жестянку кокаколы.
     Пока альпинисты переодевались и утоляли голод, всегда сопутствующий большой мышечной энергопотере, Улисс и летчики собрали лишнее снаряжение и алюминиевые детали будущего подъемника в палатку.
     — Неплохо бы оставить здесь кого-нибудь в качестве сторожа, — сказал Неран, выбрасывая банку. — Я очень не люблю проверять перед подъемом свое же снаряжение, а проверять во избежание сюрпризов придется.
     — Резонно. От нас ждут сигнала, и как только мы пройдем стену и спустимся с другой стороны, можно будет дать команду на перебазирование экспедиции к подъемнику. До вечера я побуду здесь… с проводником. — Улисс посмотрел на толстяка Типлера. — А часам к семи вы пришлете замену, пусть Косински побеспокоится.
     — Зачем тебе оставаться? — удивился Торвилл. — Вернемся вместе, а герр Типлер побудет один.
     — Нет, в Пирине мне пока делать нечего, а здесь тишина, природа, развалины… романтика! Хочу погулять и подышать стариной.
     Кристофер дернул плечом, но возражать больше не стал.
     Вскоре вертолет улетел, в предгорье вернулась прозрачная, насыщенная тысячью ароматов тишина.
     Проводник побродил возле башен и сел в тени одной из них, обложившись банками с кока-колой.
     Улисс прикинул, стоит ли сначала проверить пещеру, манившую таинственным соседством с построенными тысячу лет назад башнями-«Чульпами», и решил, что не стоит. Пещеру можно было осмотреть и позже, и не только осмотреть, но я попытаться найти ход, ведущий в долину, однако поход в пещеру требовал подготовки. Тогда Джонатан снял куртку — было не очень жарко, но этот жест означал, что он не собирается уходить далеко и надолго, — крикнул Типлеру, что он побродит у скал, и направился вдоль стены на запад, в ту сторону, где потерпел аварию вертолет археологов.
     — Смотрите, не нарвитесь на ягуара, — крикнул вдогонку проводник.
     — Говорят, их в здешних местах много.
     Сначала он шел по голой щебнистой поверхности, обходя скалы, каменные россыпи и отдельные хилые деревца, нашедшие крохи влагодающеи почвы, потом открытое пространство кончилось, сельва придвинулась вплотную, над головой сомкнулись кроны деревьев верхнего яруса: баньянов, тиса, сейб, кипарисов, платанов. Пахнуло душной и влажной смесью запахов сельвы, заметно возросла температура — ветру негде было разгуляться и унести часть тепла с собой.
     Почва была на удивление мягкая, несмотря на близость горной гряды, без травы, лишь кое-где на могучих корнях панданусов встречались эпифиты и семейства грибов, добавляющих к густой смеси ароматов гнилостные запахи, да изредка попадались обломки скал и валуны, свалившиеся с гор в незапамятные времена. Улисс шел быстро, зорко всматриваясь в полумрак гигантских серых, зеленых и коричневых стволов, клубков лиан и редких глыб кустарника, потом побежал.
     Через пять минут он продрался сквозь заросли молодого бука и выбрался на край леса, круто поднимающийся к скалам. Остановился, прислушиваясь.
     Сквозь шорохи сельвы изредка доносились другие звуки: хлопанье крыльев, треск ветвей, крики птиц, приглушенный звон и тихое рычание. Как будто никого не слышно, присутствие человека всегда обнаруживается по встревоженной возне птиц и мелких животных.
     Улисс перебежал открытое пространство до ближайшей скалы и сразу же наткнулся на блестящую полосу, похожую на металлического удава. Винт от вертолета, вернее, его половина. А вот еще какой-то обломок, похож на панель управления, и еще — кусок двери. А где же сам корпус? Не мог же он рассыпаться на мелкие части? Упал, смялся от удара, но не испарился же?..
     Однако вертолета нигде не было. Дважды Улисс находил прозрачные осколки блистера, лобового стекла кабины, и мелкие обломки каких-то приборов, но сам корпус с двигателем и винтами исчез. И это обстоятельство наводило на размышления: вертолет не мог провалиться в болото, топей здесь не было, не мог он и взлететь после падения с высоты в полтора километра, значит, его вывезли. Кто — неизвестно, ясно, что не полиция Пикаля, у капитана Эрнандеса нет таких возможностей, но и не индейцы, им обломки летающей железной машины ни к чему, на них не заработаешь. Но тот, кто это сделал — великий искусник, маг, ибо пронести почти полуторатонную махину через сельву без волшебства невозможно. И этот кто-то очень не хотел, чтобы обломками вертолета заинтересовались компетентные органы.
     Улисс повертел в руках мятый стальной лист площадью около двух квадратных футов, вероятно, часть сиденья летчика, и вдруг увидел маленький острый осколок, впившийся в лист; Джонатан принял поначалу этот осколок за заклепку. Он внимательно осмотрел его, понюхал и хмыкнул. Осколок, пробивший лист на излете и застрявший в нем — на большее его не хватило — был осколком зенитной ракеты, которая выстреливалась из переносного ЗРК, с плеча. Интересно, откуда здесь, в Паракасе, переносные ЗРК американского производства? И какой охотник им балуется?..
     Улисс упал за ствол саговника прежде, чем сообразил, что за шум раздался за спиной. По стволу словно хлестнули бичом, так что он вздрогнул и уронил несколько сухих листьев. Там, где только что была голова альпиниста, в коре дерева зияла маленькая дырочка — след вошедшей пули. Так, это уже игра посерьезней! Калибр одиннадцать и девять, кольт с насадкой бесшумного боя. Что мы можем ему противопоставить?
     Джонатан перекатился за камень, достал из кармашка на брюках узкий и длинный стилет для метания, прислушался. Ни шагов, ни шороха, тишина. А ведь ждать событий опасно, надо действовать, причем действовать нестандартно, так, как никто не ожидает, при отсутствии серьезного оружия против профессионалов помогает только этот прием.
     Где-то громыхнуло, в ту же секунду Джонатан прыгнул за ствол соседнего дерева, затем следующего, перебежал ложбину, прячась за стволом пандануса, ходульными корнями напоминающего гигантскую многоножку. Затем бесшумным бегом сделал полукруг и выбрался к тому месту, откуда по прикидке в него стрелял неизвестный «охотник».
     Он не ошибся. С момента выстрела прошло всего две минуты, и стрелявший еще не решился проверить результат своей охоты. В зелено-серо-коричневом маскхалате он был почти невидим на фоне листвы и стволов, и Джонатан бы его не заметил, если бы не знал, кого искал. Стрелок — крепкий парень с бритым затылком, был вооружен кольтом с трубкой глушителя и, кроме этого, бельгийским автоматом без приклада.
     Подождав еще немного, он тенью скользнул вперед, к стволу саговника, за которым должен был лежать его «крестник». Джонатан догнал его и в прыжке рубанул ребром ладони по мускулистой шее. Перевернул на спину. Блондин, но загорел до медного блеска, лицо смутно знакомо. Отдохни, парень. Интересно, давно он здесь и видел ли свою «жертву» в лицо? Если видел — дело швах!..
     Улисс наклонился над потерявшим сознание убийцей и едва успел отвернуться от удара двумя пальцами в лицо. Неизвестный был профессионально обучен для такого рода дел и знал все жестокие приемы рукопашного боя.
     Джонатан среагировал на второй выпад — колено в пах — и ответил ударом в живот, но парень все же успел вскочить, и схватка продолжалась до тех пор, пока противник вдруг не выхватил из бокового кармана комбинезона еще один пистолет — миниатюрную «беретту». Улисс понял, что ситуация переросла рамки схватки опытных борцов и подошла к пределу «или-или», тем не менее он все же сначала попытался обезвредить противника — убивать было противно, хотя все было честно — на него напали из засады и стреляли в спину.
     Удар в руку с перехватом ответа — прием бад-кан, прыжок — чтобы не попало по ногам, полусальто с поворотом (какие холодные и равнодушные глаза у этого мальчишки!), прием мкхан-юонг и в ответ потрясающий удар по копчику — прямой браг-чжа-ха-бо (в переводе — «прекращает воспалительный понос»). Черт возьми, как больно, когда бьют со знанием дела и не на тренировке!
     Пистолет вылетел из руки парня, а сам он отпрыгнул назад и не рассчитал — налетел спиной на груду камней. Один из них качнулся, замер на мгновение и рухнул вниз с трехметровой высоты. Отчетливый хруст костей, вскрик и тишина…
     Улисс перевел дыхание, расслабился. Ноги дрожали, в нижней части позвоночника родилось ощущение, что в нем торчит топор. Если не перелом, то ушиб приличный, здорово, гад, дерется… дрался. Джонатан сплюнул. Извини, я не хотел, сам виноват…
     Кругом царило спокойствие, никто не появлялся из-за деревьев, не звал пропавшего, не окликал победителя, птицы продолжали свои разговоры, и лес не перестал шептаться с верхним ветром. Улисс быстро осмотрел карманы убитого и нашел удостоверение водителя на имя Абу Али Райхана, два пакетика наркотической жвачки, плоскую японскую рацию величиной с два спичечных коробка и фотографию: он, Крис Торвилл и Фред Неран возле Пирина. Быстро работают, надо признаться, и почти безошибочно!
     Улисс забрал рацию, разрядил автомат, бросил в яму, пистолет вложил в руку бывшего водителя, фото оставил в кармане. Затем затащил труп поглубже в скалы и засыпал камнями. Внимательно осмотрев место боя — не оставил ли следов? — он быстро направился к недалеким скоплениям скал. Но с полдороги вернулся — сработало подсознание — разобрал камни и отогнул воротник маскировочного комбинезона убитого на груди, раздавленной каменной глыбой. Под комбинезоном оказалась голубая форменная рубашка без воротника, с полосой у шеи, такие рубашки носили все работники фирмы «Птичий глаз»…
     Типлер ждал его возле палатки, изнывая от безделья, и то и дело вытирал шею и грудь, смоченным в воде платком.
     — Ну, как, вкусили экзотики? Ягуара не встретили?
     Улисс небрежно махнул рукой.
     — Едва ли он отважится напасть, даже если захочет жрать. Вообще-то места здесь красивые, а главное, не заблудишься. Тумху и эти башни видны издалека.
     Толстяк внимательно посмотрел на альпиниста.
     — У вас царапина на щеке. Залезли в колючки?
     — Нет, пытался пройти между скалами и вызвал небольшой обвал. Не хотите со мной подняться к пещере?
     — Что я там не видел? Скоро придет вертолет. Да и не умею я лазить по горам, как обезьяна.
     — А мне любопытно, все-таки индейцы не могли поставить свои «Чульпы» рядом с ней без причины.
     Улисс взял моток веревки и полез на скалы, будто совсем не устал после прожитого дня и часовой прогулки по сельве.
     
ПИКАЛЬ
     
     Косински дал команду на перемещение экспедиции к горам Тумху, к месту, где готовился вступить в строй подъемник на стену, и Миллер вынужден был исполнять функции главного квартирьера, заниматься организацией базы и размещением прибывающих членов экспедиции. Но в ночь на двадцать девятое сентября произошло событие, на несколько дней задержавшее передовой отряд: выстрелом из духового ружья был убит сторож подъемника, а сам подъемник сброшен с километровой высоты вместе с костылями и узлами крепления. На месте преступления было найдено перо кондора и каменный нож, что дало повод говорить о нападении индейцев. Поскольку местные индейцы кечуа и аймара давно пользовались благами цивилизации в виде ружей, винтовок и пистолетов, то подозрение пало на недавно открытое в долине Пируа племя индейцев-пигмеев, якобы не желавших, чтобы в их мир проникли чужестранцы.
     Воспользовавшись тем, что полиция занялась расследованием и заблокировала подступы к лагерю, Миллер решил проверить идею, родившуюся у него после изучения обстоятельств гибели паракасского ученого Карлоса Хонтехоса. После первого выстрела Хонтехос, по словам капитана полиции Пикаля Эрнандеса, будто бы произнес два слова: «сильяр» и «чаранга». «Сильяром называли белый известняк, легко поддающийся обработке, из которого мастера Паракаса делали белоснежные фасады домов с резьбой и скульптурными изображениями, а чаранга была струнным музыкальным инструментом. После долгих размышлений Миллер подумал, что надо побывать в каменоломнях, где добывают сильяр, тем более, что они располагались недалеко от Пикаля в горах Халька, соседствующих с Тумху, и поискать там чарангу. Мысль была, что называется, на грани бреда, но Миллер доверял интуиции и не сомневался, что искать надо в каменоломнях.
     С разрешения директора Пирина он взял вертолет и, собравшись за несколько минут, вдруг понял, что один ничего не сделает: нужен проводник. Поразмышляв, Стэнли решил положиться на случай и выбрал того самого проводника, с которым ходили альпинисты, Карла Типлера. Никто не мог знать цели его самостоятельного поиска, а предполагать во всех работниках «Птичьего глаза» агента Дела или лаборатории «Демиург» было бессмысленно.
     Взлетели в полдень, сопровождаемые длительным взглядом дежурного по «аэропорту», как громко именовали в институте~посадочную площадку возле Пирина. Минут пять Миллер рассматривал полог леса под вертолетом, скрывающим реку, и машинально отмечал отдельные группы разрушенных временем скал, пронизывающие пятнисто-зеленый покров сельвы. Скалы ослепительно сверкали вкраплениями кварца, словно усыпанные драгоценными камнями. Некоторые из них напоминали развалины замков, индейских уступчатых пирамид, другие походили издали на челюсти динозавров.
     Металлическая стрекоза пролетала над рощей лепидодендронов, и Миллер задержал взгляд на этих удивительных растениях, реликтах палеозоя, произраставших только на территории Парамо — высокогорий Паракаса, выделяющихся необычной красотой даже из роскошной растительности в районе Пикаля.
     Лепидодендроны принадлежат к виду древовидных. Кора их, серо-зеленая, светлая, ромбовидно иссечена и напоминает рубчатую подошву армейского ботинка. Кроны ветвятся, заканчиваясь пушистыми метелками. Цветут лепидодендроны необычно — цветы у них появляются прямо на верхних толстых ветвях, на коре, а основание дерева похоже на металлическую колонну с мощными контрфорсами и досковидными корнями.
     — Интересные деревья, — прокричал сквозь гул мотора Типлер, заметивший взгляд заместителя директора экспедиции. — И пахнут, как парфюмерный цех, стоять вблизи в период цветения невозможно.
     Местность под вертолетом постепенно повышалась, в сплошной шкуре сельвы появились пролысины, песчаные и каменистые плеши, сельва вскоре поредела, распалась на островки и словно ушла под землю. Горы Халька, дикие, неприступные, исчерченные синесерыми тенями, надвинулись вплотную. Проводник стал показывать пилоту дальнейший маршрут, хотя, по мнению Миллера, не очень хорошо ориентировался и сам.
     Сели возле живописной группы скал, на краю громадного котлована, созданного человеческими руками. И стоило Миллеру вылезти из кабины, как он сразу увидел то, что искал, вернее, надеялся найти: одна из скал у каменоломни издали очертаниями идеально напоминала старинный музыкальный инструмент — чарангу.
     Отказавшись от помощи Типлера, Стэнли неторопливо побрел по краю обрыва и скалам, делая вид, что ищет удобный спуск в котлован, отсвечивающий кристалликами слюды и квардца в изломах сильяра. Сначала он попробовал подняться на скалу, похожую на безголового верблюда, потом поискал обход и наткнулся на удобную расселину, ведущую вверх, прямо к скале — «чаранге». Оглянувшись — не следит ли кто? — Миллер пролез в расселину и начал подъем, вглядываясь в трещины стен узкого естественного коридора. И уже через несколько ярдов увидел на стене справа нацарапанную чем-то острым стрелу. Человек, занятый только подъемом, ее бы не заметил.
     Начальник «Эола» удвоил внимание. Через полсотни ярдов расселина обмелела и превратилась в тропу на краю обрыва, опоясывающую корпус «чаранги». Вторая стрела была выцарапана прямо на тропе в виде штрих-пунктира, и заметить ее мог только острый глаз того, для кого она предназначена. А на самом верху скалы, ровном, как стол, лежал камень весом в три-четыре сотни килограммов. Он явно был принесен сюда специально, потому что отличался от скалы по цвету и осколком ее быть не мог.
     Миллер прошелся по макушке «чаранги», но больше ничего не обнаружил, даже мелких камешков и песка. Тогда он попытался приподнять глыбу или хотя бы повернуть на другой бок, однако без рычага его сил на это не хватало. Надо было звать кого-то на помощь. И в этот момент сзади раздался шорох.
     Как он удержался от выстрела, Миллер не знал, сработало какое-то «реле» безопасности, затормозившее палец на курке в последнее мгновение. Из-за края площадки со стороны тропы, по которой он шел, торчала голова индейца, причем, судя по размеру — ребенка. Несколько секунд Миллер и непрошенный гость смотрели друг на друга, потом Стэнли опустил пистолет и поманил индейца пальцем, не сводя с него взгляда.
     Индеец улыбнулся — так можно было расшифровать его гримасу — и легко поднялся на край скалы. Миллер понял, что перед ним не ребенок, а пигмей. Руки индейца были пусты, он вытянул их ладонями вперед и что-то произнес на птичьем языке, показывая на камень.
     — Хочешь помочь? — пробормотал начальник «Эола». — Что ж, попробуй. А в спину никто не выстрелит, пока ты мне помогаешь? Как в лагере Тумху?
     Индеец снова что-то прощебетал, указал на пистолет Миллера и сделал отрицательный жест.
     — Ну, хорошо. — Стэнли решился. — Берись за тот угол, — он показал, как встать и куда толкать, — и по команде толкай вперед.
     Со второй попытки им удалось сдвинуть глыбу с места, и в углублении под камнем блеснул небольшой цилиндрик с завинчивающейся крышкой, в таких упаковках в Паракасе продавали таблетки от головной боли. Миллер спрятал цилиндрик в карман, спохватился, что выпустил добровольного помощника из виду, но рядом уже никого не было, индеец сгинул, как мираж.
     Спустившись на землю с «чаранги», Стэнли отвинтил колпачок металлического пузырька. Внутри оказались миниатюрная кассета звукозаписи от диктофона и клочок бумаги с надписью по-испански: «Тому, кто найдет. В долину можно пройти через одну из „Чульп“ Сильюстани».
     К вертолету Миллер добрался через полчаса, размышляя над загадкой неожиданного появления индейца-пигмея. Напрашивалось два вывода: индейцы, обитатели долины Пируа, появились здесь неспроста, они знали, что спрятано на скале у каменоломни, кем спрятано и зачем. И второе: в таком случае археолог Хонтехос, убитый в Пикале, был с ними связан. Как? Это уже другой вопрос, но Миллер надеялся, что разгадка кроется в маленькой кассете для диктофона.
     — Что вы здесь искали? — спросил проводник, не знавший, зачем он понадобился главному квартирьеру экспедиции. — Если место для нового лагеря, так спросили бы у меня заранее: тут на двадцать миль в округе нет ни глотка воды.
     — Зато есть сильяр, — сказал Миллер, пожалев, что взял Типлера с собой. Летчик наверняка знал, где находятся известняковые каменоломни, и он мог обойтись без поводыря.
     В Пирине, в своей каюте, Стэнли еще раз проверил содержимое цилиндрика, подумал и спрятал кассету в обойму для патронов, заменив ею один патрон. Обойму загнал в свой «ама-рапид», а пистолет упрятал в кобуру под мышкой. После этого он отправился на поиски диктофона. Судя по кассете, она подходила только для американской модели «Райтер» фирмы «Итон», работавшей на Пентагон.
     
ПИКАЛЬ, ПИРИН
     
     Улиссу пришлось показать свое умение перед многочисленной публикой, в которую входили ученые, местные жители, работники «Птичьего глаза» и представители полиции Пикаля. Размяв пальцы, проверив гибкость и подвижность суставов, Джонатан за час преодолел километровую стену Тумху и закрепил на ее гребне механизм блока, с помощью которого Торвилл и Неран начали восстанавливать подъемник.
     Отдохнув, Улисс взял бинокль и принялся разглядывать развернувшуюся перед ним в направлении на север панораму долины Пируа с редкими низменностями, многочисленными перегородками и нагромождениями скал, а также группами столообразных скал, на удивление ровных, словно обработанных человеческими руками, протыкавших мощный покров трехъярусной сельвы. Река скрывалась под ним полностью, хотя Улисс знал, что она пересекает долину с востока на запад. С виду долина и в самом деле представляла собой уголок дикой природы, не имевший ни одной удобной посадочной площадки. Вертолету сесть здесь было негде. Разве что на вершине одной из столбовых скал.
     Джонатан сделал несколько общих снимков долины широкоугольным «Компакт-автоматом» и сфотографировал одну из самых красивых групп скальных останцев, которую мысленно назвал «замком»: скалы издали действительно напоминали развалины колоссальной крепости или замка, хотя по высоте превосходили настоящие замки раз в тридцать. Затем, дождавшись Торвилла, Улисс попросил подстраховать его и спустился на веревке вниз, в долину, затратив на спуск около сорока минут: маршрут был не так прост, как показался сверху.
     — Как долго тебя ждать? — спросил Торвилл, когда он только начинал спуск.
     — Часа два, — ответил Улисс. — Хочу поискать место, где садились археологи, они не могли улететь отсюда далеко. Только не оставляй страховочную бечеву на незнакомых мне людей.
     — Я подожду сам…
     Теперь Джонатан стоял внизу под нависшим козырьком скалы и всматривался в сумрак первого яруса сельвы, не решаясь почемуто сделать шаг вперед. Ему все время казалось, еще во время спуска, что за ним наблюдают внимательные глаза, но как ни вглядывался в скалы и заросли гигантских сейб, никого так и не увидел. Хотя ощущение осталось.
     Улисс бесшумно спрыгнул с обломка скалы в заросли папоротника и спрятался за стволом аботикабы, поросшим крупными лилово-синими плодами.
     Тихо, сумрачно, душно, со всех сторон доносятся лишь обычные лесные шорохи. Подождав немного, альпинист сорвал несколько ягод и углубился в заросли, чутко прислушиваясь к жизни сельвы.
     Вскоре он выбрался к реке, только однажды вспугнув какую-то нелетающую птицу: зверинец долины при первом знакомстве казался небогатым. Раздеваться он не стал, окунулся в реку прямо в одежде, с наслаждением напился. Натруженные пальцы заныли. Побрел по колено в воде, окунаясь иногда по грудь. Небольшой удав проводил его застывшим взглядом в позе вопросительного знака, издалека прилетело негромкое, но весьма характерное рычание — ягуар! Выходит, зверинец здешних мест солиднее, чем показался минутой раньше. Царь джунглей не будет подавать голос зря.
     Улисс застыл, прислушиваясь, но зверь не повторял своей угрозы дважды. Он был далеко.
     Через двести метров привела его река к лепидодендроновой роще, запах которой разносился по всей округе и пересиливал все остальные ароматы сельвы и болота.
     Подлеска в роще не было . совсем, вероятно, лепидодендроны подавляли рост кустарников и трав, и толстые светло-зеленые стволы стояли, как свечи, буквально светясь своей бархатистой, ромбовидно иссеченной корой, смыкаясь метельчатыми кронами на пятидесятифутовой высоте. Верхние толстые ветви, начинавшиеся в тридцати футах от земли, обросли оранжевыми цветами. У оснований деревья утолщались, выбрасывая мощные «лапы» и досковидные корни, а запах в роще стоял, как в цехе парфюмерной фабрики, вернее, завода по производству благовоний и бальзамов.
     Улисс, оглушенный наркотическим действием испарений древовидных плаунов — лепидодендроны не были деревьями в полном смысле этого слова, прошелся по роще и вдруг заметил штабель срубленных гигантов. Пятидесятифутовые стволы были очищены от ветвей и сложены в аккуратные штабеля по восемь-десять штук. От штабелей шла заметная в рыхловатой почве гусеничная колея, исчезавшая в зарослях колючего тамариска на границе рощи.
     Джонатан хмыкнул, оглядел штабеля, сделал несколько снимков и двинулся по колее, чувствуя, как напряглись мышцы живота — первая реакция организма на включение в режим боя.
     Колея вела к реке, переползала через нее и на другом берегу выходила на дорогу! Светло-серые плоские плиты цепочкой уходили в чащобу. Шириной дорога была как для легкового автомобиля, плиты кое-где выщерблены, вспучены, разбиты или отсутствовали совсем, но сомнений в трм, что это настоящая древняя дорога, не было. И строили ее очень давно, если судить по могучим корням секвой, сейб и панданусов, во многих местах взломавших плиты дороги, а возраст лесных великанов исчислялся не одной сотней лет.
     Джонатан сошел с плит и побежал рядом с дорогой, утопая по щиколотку в рыхлой подстилке сельвы. Спустя четверть часа он неожиданно выскочил к поселению индейцев, аборигенов долины.
     Дорога из плит утыкалась в полуразрушенную стену из осевших от времени каменных блоков с уцелевшими воротами в виде арки. За стеной под кронами деревьев высились конусовидные вигвамы жилищ индейцев из тростника тоторы, накрытые шкурами альпак. И ни одной живой души, ни малейшего движения, мертвое молчание покинутого селения встретило альпиниста.
     Он долго вслушивался в молчание деревни, потом перебежал к арке прохода в стене. С настороженным любопытством осмотрел фриз ворот с красивым орнаментом из переплетенных ромбов. В каждом ромбе помещались выпуклые изображения людей-кошек, а на колоннах ворот виднелись полустертые изображения хищных птиц.
     Улисс обследовал деревню, но никого и ничего не нашел. По неизвестной причине хозяева ушли отсюда и не вернулись. Судя по количеству вигвамов — десять — племя было невелико, душ тридцать-сорок. Улисс, теряясь в догадках, поразмышлял, куда они могли исчезнуть, но мысленный анализ при отсутствии данных был бесполезен, как пятна на Солнце.
     В последнем вигваме альпинист спугнул викунью, чей визг подействовал на него хуже очереди в упор. С трудом удержавшись от выстрела, он в душе обругал ближайшую родственницу свиньи и покинул селение: дорога из плит пересекала деревню индейцев и ныряла , в заросли тамариска. Гусеничный след четко отпечатался на центральной площади селения и снова терялся на каменной дороге. Джонатан почувствовал, что разгадка гусеничной колеи недалеко.
     Через несколько десятков шагов дорога привела к новой стене, разрушенной почти до основания, с такими же арочными воротами, что и первая. А за ней высилась ступенчатая пирамида — на первый взгляд, приглядевшись, Улисс понял, что это древний индейский храм, увитый ползучими плетями ядовитого сумаха, плющем и травой.
     Рядом с храмом стоял вполне современный навес из алюминия и брезента, а под навесом прятался небольшой гусеничный вездеход со сменным рабочим инструментом: он мог работать канавокопателем, подъемным краном, бурильной установкой и пожарной лестницей — комплекты оборудования лежали тут же, завернутые в промасленную бумагу. По всему было видно, что хозяева трактора обосновались в долине давно и прочно, но к готовящейся экспедиции они, конечно, никакого отношения не имели. М-да, уважаемые «исследователи», дорого вам обойдется беспечность персонала, отвечающего за скрытность работы. Или вы просто не успели замести следы своей деятельности? А пытаясь оттянуть пришествие официальной экспедиции, убили сторожа подъемника? Это же прокол, уважаемые, непростительный профессионалам. Или вы цепляетесь за все, не брезгуя методами террора?
     Джонатан бегло осмотрел содержимое навеса, обнаружил штабель пятигаллоновых канистр — спирт, вероятно, топливо для вездехода, и все внимание обратил на храм, чье присутствие давило на психику, вызывая тревогу и неуверенность.
     Вход в древнее святилище индейцев поражал обилием каменной резьбы, цветными петроглифами, изображавшими священных зверей и птиц — ягуаров и кондоров. Из глубины храма тянуло холодом, неприятно леденящим прилипшую к телу одежду.
     Подождав, пока глаза привыкнут к мраку, Улисс двинулся дальше, жалея, что нет фонаря и спичек. Широкий проход разделился на три узких. Разведчик выбрал правый и через несколько шагов оказался в каменной келье, освещенной сверху лучиком света, падающим сквозь круглое отверстие в потолке.
     Свет был скуден, но все же Джонатан разглядел груду пластмассовых ящиков и картонных коробок. Почти все они были запакованы и приготовлены к транспортировке, но, как убедился Улисс, вскрыв две коробки, в них находились похищенные реликвии исчезнувшей древней культуры индейцев пируа. В ящиках предметы побольше: статуэтки, ритуальные маски, домашняя утварь из золота, жезлы, оружие; в коробках
     — богатые украшения из золота и драгоценных камней, кубки, целиком вырубленные из хрусталя и инкрустированные золотом, талисманы, небольшие скульптуры птиц и зверей.
     Улисс спрятал понравившуюся тончайшей работы фигурку ягуара величиной с палец в карман, прошелся по келье, вспугивая дребезжащее эхо, и обнаружил в углу на каменном блоке бумажный пакет. В нем были серьги, похожие друг на друга, как капли воды. Джонатан представил цену всем этим находкам и присвистнул: если контрабандистам удастся вывезти сокровища из страны, они заработают миллионы, если не десятки миллионов долларов. Каждому из найденных предметов не было цены!
     Альпинист обыскал по очереди все три внутренних помещения храма, но кроме пустых ящиков и бочки с водой ничего больше не нашел. Замаскированная тайная база «специалистов» по ограблению древних памятников культуры была пуста.
     Тогда Улисс обошел храм кругом в надежде отыскать другой выход или тропу к храму, и у восточной стены пирамидального здания наткнулся на небольшой сарай или ангар с каркасом из алюминиевых трубок, обтянутых полиэтиленовой пленкой. Внутри ангара стоял разобранный мотодельтаплан: сидение с рукоятью управления, за спиной — двигатель с винтом, лопасти складываются, и серебристые крылья из майларовой пленки на трубчатом каркасе. Далеко на таком аппарате не улетишь, но если стартовать с горы — через границу уйти можно спокойно.
     Джонатан хлопнул в ладоши и суеверно сплюнул через левое плечо: удача пришла неожиданно. Но пора было убираться отсюда, он и так задержался на час, путешествуя по джунглям. Надо упредить Торвилла, который мог не выдержать и пойти на поиски.
     Через полчаса Улисс без помех добрался знакомой дорогой до гряды скал и, дав наверх сигнал, вскарабкался на крутой бок первого карниза. И вдруг что-то заставило его посмотреть вверх.
     Метрах в двухстах выше по отвесной поверхности скалы ловко карабкался человек, одетый в маскировочный серо-зеленый комбинезон. Он двигался по стене без всяких приспособлений, свободно, как и Джонатан, разве что более рисковым манером. И это был не Торвилл, как поначалу решил Улисс.
     Человек добрался до натянутой весом альпиниста веревки, полоснул по ней ножом и спокойно двинулся дальше, скрылся среди бугров и ниш. Улисс едва успел прилипнуть к скале, удерживая вес тела на кончиках пальцев. Веревка упала сверху свободными кольцами. Если бы Джонатан не владел «свободным соло», он лежал бы сейчас внизу, разбившись в лепешку. Но его странный недоброжелатель не учел подготовки альпиниста. Господи, как свободно он шел по вертикали! Кто это был? Во всем мире не наберется и пяти человек, способных повторить подобный трюк!…
     Когда Улисс поднялся на стену к перевалу, он был мокр, как мышь.
     — Я уже хотел идти вниз, — хмуро признался Торвилл, помогая ему на последних метрах подъема. — Что случилось? Оборвалась вертикаль?
     — Здесь неудобный спуск, — буркнул Джонатан, не отвечая на вопрос, и лег, раскинув руки и ноги. — Надо перенести канатку по гребню метров на триста к западу. Глотнуть чего-нибудь есть? В горле пересохло.
     Торвилл достал флягу.
     — Испли, местное производство.
     Джонатан, запрокинув голову, сделал несколько глотков, кивнул, возвращая флягу:
     — Ничего, своеобразный. Кстати, ты заметил, сколько над долиной кондоров? Кружат и кружат, словно долина медом намазана. А ты что такой хмурый? Недоволен, что заставил долго ждать? Извини.
     Торвилл покачал головой.
     — Непонятные вещи у нас творятся. Снизу передали, что в Пирине умер наш квартирьер, Миллер.
     Улисс медленно приподнялся и сел.
     — Что? Как умер?
     — Никто толком не знает, его нашли в своей каюте мертвым. На теле ни одной царапины и лицо спокойное, а он… не дышит. Ну что, будем спускаться?
     Улисс долго не отвечал, а когда заметил пристальный взгляд Кристофера, очнулся и встал.
     — Да, брат, судьба иногда преподносит сюрпризы, когда их не ждешь. Давай первый, я подстрахую.
     
ПИКАЛЬ
     
     В кабинете начальника полиции собрались практически все инспекторы, способные хоть на какую-то отдачу. Эрнандес оглядел свое войско и понял, что надеяться на повышение с таким контингентом нельзя. Из пяти инспекторов лишь толстяк Кеведо-и-Вильегас соображал без выпивки, остальные же думали не о службе, а о том, как бы не подставить себя под пулю, нож или удар чиарахе, и днем и ночью вливали в себя писко-сауэр.
     — Докладывай ты, Альфонсо, — сказал капитан, наливая в стакан испли.
     — А что докладывать? — поднялся долговязый Альфонсо Фиоретура. — Убитый — местный житель, которого соблазнил заработок, работал шашлычником, врагов не имел. Любил выпить. Женат. Следов никаких, кроме стрелы, которая попала ему в шею. Мне кажется, что стреляли откуда-то сверху, стрела вошла в шею под острым углом, впритирку с ухом.
     — Это все?
     — Все, сеньор капитан, — вздохнул Фиоретура. — Дохлое дело. Но это дело рук белых, а не индейцев. Ни аймара, ни кечуа никогда не применяли духовых ружей.
     — Может быть, это те индейцы, которые живут в долине? — робко предложил чернокожий Нгури, самый молодой из полицейских.
     — Ты их видел?
     — Нет, но все говорят…
     — Не надо повторять то, что говорят все. Плохо работаете, медленно, без вдохновения. В результате это дело у нас забирают. Из столицы прибыл майор Барахунда note 16, будет вести расследование.
     Инспекторы переглянулись. Фиоретура фыркнул.
     Эрнандес холодно посмотрел на каждого.
     — Вот обсмеять кого-нибудь вы умеете. Лучше бы занимались своим делом или выучили бы амачакуй note 17— на вас смотреть тошно! Одного можно плевком перешибить, другой способен выпить бочку писко и проспать трое суток, третий при каждом шаге по колено в землю проваливается… — Эрнандес махнул рукой. — Впрочем, это глас вопиющего в пустыне. Робиросо, глаз не спускать с лагеря экспедиции, докладывать о любых подозрительных лицах немедленно.
     — Слушаюсь, капитан! — кивнул Кеведо-и-Вильегас и под взглядом Эрнандеса с трудом встал, пытаясь убрать живот.
     — Нгури будет у тебя стажером. Альфонсо, пойдешь в долину, ты самый худой и не боишься жары и духоты. Каждый день будешь докладывать по рации обо всем, что увидишь и услышишь.
     — Но как же я в форме…
     — Пойдешь туда как подсобный рабочий, начальник экспедиции объявил о привлечении местных к участию в раскопках. Рацию получишь на складе, я распоряжусь.
     — Еще и заработаешь пару песо на пиво, — хихикнул Нгури и виновато поежился, застигнутый осуждающим взглядом капитана.
     Как дети, подумал Эрнандес, совершенно не понимают, с кем и за что им предстоит драться. А что драться придется — видно невооруженным глазом, и не только по тому, что в Пикаль прибыл майор Барахунда.
     На столе тихо проблеял селектор. Капитан дотянулся донужной клавиши и снял трубку.
     — Сеньор капитан, докладывает Агуас. В П-сентре умер заместитель начальника экспедиции сеньор Миллер.
     — Убит?! — привстал со стула Эрнандес.
     — Нет, врач сказал, что умер сам от внезапной остановки сердца. Это бывает, мне говорила сестра жены…
     Эрнандес переключил клавишу селектора.
     — Марко, машину эксперта и врача быстро к выходу. Я поеду сам. — Он встал, застегнул рубашку. — Нгури, поедешь со мной, кажется, снова у этих ученых несчастье, прямо злой рок какой-то. Знать бы, кто так умело олицетворяет собой этот рок…
     Машина подкатила к парадному входу в здание Пирина. Эрнандеса уже ждали. Через несколько минут его провели на второй этаж, в каюту умершего, где томился от скуки и присутствия трупа меланхолик с двадцатилетним стажем работы в полиции — Агуас. Увидев начальника, он вскочил, вытянув руки по швам.
     — Сеньор капитан, докладывает капрал…
     Эрнандес поднял руку, прерывая полицейского.
     — Сюда кто-нибудь входил?
     — Я закрыл коридор и запретил впускать всех, кроме майора из центральной Геренции.
     — Кто был кроме него?
     Агуас наморщил лоб.
     — Врач, мухер буэна моса note 18, директор П-сентре, сеньор майор Барахунда… э-э, это я уже говорил… и… ля хомбре note 19… лысый такой, толстый, одетый в трайе депортиво note 20…
     — Журналист?
     — Нет, экс… экс… эксперт по эколиге…
     — По экологии?
     — Си, сеньор капитан, по экологии.
     Эрнандес кивнул, пробормотал под нос:
     — Ему-то что здесь надо? — И подошел к лежащему с открытыми глазами Миллеру.
     — М-да, не повезло парню. Умереть просто от остановки сердца — это посложнее, чем получить вывих пясти.
     Эрнандес оглядел труп и дал знак эксперту и врачу приступать к работе.
     — Закончите — сообщите, я буду… где майор Барахунда?
     — Улетел обратно в Тумху, в лагерь, сказал, мне здесь делать нечего, пусть занимается местная полиция.
     — Ничего не передавал?
     Агуас виновато поерзал.
     — Нет, сеньор капитан, ни слова.
     — Кто обнаружил труп первым?
     — Не знаю, сеньор кап… — Агуас запнулся. — Извините, не догадался спросить. Но мне сказала врач П-сентре, очень красивая молодая мухер буэна моса.
     — Где она?
     — Ждет вас у господина директора П-сентре.
     Эрнандес махнул рукой Нгури следовать за ним и направился к директору Пирина.
     Хулиа Энрике Эчеверриа был не один: в кабинете сидела Анхелика Форталеза, врач экспедиции, и Леон ван Хов, инспектор ООН. Ван Хов уже успел переодеться в летний джинсовый костюм — шорты и безрукавку.
     — Буэнос диас note 21, синьоры. — Капитан бросил два пальца к козырьку фуражки. — Прошу прощения за вторжение. Прискорбный случай, и, к сожалению, не единственный. Ваш исследовательский центр переживает черную полосу. Могу я задать вам несколько вопросов?
     — Да-да, конечно, — мелко закивал седой гривой Эчеверриа.
     — Валяйте, — буркнул голландец, посмотрев на врача.
     — Первый вопрос к вам, сеньорита. — Капитан вежливо поклонился женщине, о красоте которой был уже наслышан; действительно, мухер буэна моса. — Кто вам сообщил о смерти сеньора Миллера?
     — Никто, я нашла его мертвым в одиннадцать часов утра и сразу позвала вашего человека.
     — А откуда вы знаете, что это наш человек? — вежливо удивился Эрнандес.
     Девушка улыбнулась.
     — Кто же этого не знает?
     — М-да! Понятно. Объясните, как вы попали в каюту сеньора Миллера?
     — Он главный квартирьер экспедиции, а я врач, отвечаю за медицинский сервис, и хотела узнать, когда в долину будет передислоцирован медпункт.
     — Спасибо, сеньорита. А вы, господин Хов? Каким образом оказались вы там?
     — Ван Хов, — поправил голландец. — У меня тоже было дело к Миллеру, но я опоздал. Когда я пришел, там уже был этот ваш… работник.
     Эрнандес коснулся околыша фуражки пальцем.
     — Благодарю за терпение, сеньоры, премного обязан. Теперь я вас покину.
     — А меня? — заволновался директор. — У меня вы почему ничего не спросили?
     Капитан с сомнением посмотрел на ученого.
     — Но вы же ничего не видели?
     — Как это не видел? — Эчеверриа снял и снова надел очки. — Я, например, еще утром, около девяти, совершенно случайно видел, как в каюту к сеньору Миллеру заходил незнакомый мне молодой человек.
     — О! — Эрнандес достал блокнот. — Это интересно! Можете описать незнакомца?
     — Я видел его мельком… По-моему, он среднего роста, широкоплечий, смуглый, но европеец, светловолосый, одет в обычный костюм…
     — Почему вы решили, что он европеец?
     — Ну, как же? — Эчеверриа поднял удивленный взгляд. — Я же антрополог… вижу сразу. Он или славянин, или западноевропеец, француз.
     — Может быть, это был русский? Рыбин?
     — Ну что вы, Алекс Рыбин прекрасный ученый… и человек, я знаю его отлично. А этого видел впервые.
     — Ну хорошо, спасибо за информацию. Узнаете входившего, если встретите?
     — Наверное, узнаю. И сразу сообщу.
     — Благодарю, сеньоры. Труп мы заберем, я вызову машину.
     Эрнандес еще раз козырнул, пожелал всем здоровья и вышел, едва не разбив дверью лоб подслушивавшему разговор Нгури.
     — Что ты на это скажешь? — спросил он мулата уже в машине.
     — По-моему, я тоже видел того парня, — выпалил Нгури. — В городе, у доньи Пепы, он покупал сантолино note 22.
     Эрнандес иронически приподнял бровь.
     — Парней с такими приметами, малыш, в Пикале можно обнаружить сотни три, если не больше.
     — Клянусь, сеньор капитан, я его видел! Увижу еще раз — задержу, не будь я кениец!
     Капитан промолчал, ожидая, пока в машину влезут эксперт и врач.
     — Ну что, Хорхе?
     — А дьявол его знает! — буркнул врач, недовольный чем-то. — Никаких ушибов, порезов и ссадин, никаких следов яда, мертв, и все. Не мог же он умереть от укуса комара?
     — При чем тут комар?
     — Да на шее у него есть небольшая припухшая точка, как от укуса комара. Я сделал соскоб, но вряд ли что-нибудь найду и в лаборатории.
     — И все же, пожалуйста, кто знает, что произошло. Может, и в самом деле сердечный криз. Но два трупа за сутки — это слишком много.
     — В том-то и дело, что на инфаркт это не похоже, ни одного симптома. Он не гипертоник, совершенно здоровый человек. Лег и… уснул. И все!
     Помолчали, пока «бьюик» преодолевал подъем перед въездом в Пикаль.
     — А у тебя что? — спросил наконец Эрнандес у неразговорчивого эксперта.
     Тот молча протянул небольшой кусок белого камня.
     — Был в кармане мертвеца. Больше ничего, никаких следов борьбы и обыска.
     — Сильяр?
     — Совершенно верно, сильяр.
     — Все сходится, Миллер зачем-то летал в каменоломни… Ты хорошо искал?
     Эксперт не обиделся, погладил усы и пожал плечами.
     — Так ведь искать практически нечего. Это смерть в естественных условиях, никаких следов ограбления или паники.
     Капитан вздохнул и признался в душе, что докладывать в столицу пока нечего, кроме констатации факта смерти. А так как полковник Чавес уже выразил свое недоверие, прислав без согласования майора Барахунду, то пусть майор и разбирается с трупами, а мы посмотрим, чем это
     кончится. Похоже, кто-то спешит сорвать экспедицию в Пируа, используя все доступные методы, не гнушаясь убийством даже таких людей, как Стэнли Миллер…
     
ПИКАЛЬ
     
     Дайамонд закончил отчет о затратах «Птичьего глаза» и собирался позвонить в Пирин, чтобы еще раз напомнить Анхелике Форталезе об обещании поужинать вечером в «Ревьере», и в этот момент позвонил ван Хов.
     — Справочная? В котором часу отправляется самолет в Шочипилью? В двенадцать?
     — Вы ошиблись номером, — сказал резидент, мельком посмотрев на часы: до назначенного ван Ховом часа осталось тридцать три минуты.
     Через полчаса Дайамонд был в агентстве аэрофлота.
     Ван Хов зашел через минуту, его проводили через черный ход со стороны парка Манава.
     — Не мог передать новости по рации?
     — Сообщение слишком важное, чтобы доверять рации, к тому же нужен совет. И, может быть, помощь.
     Дайамонд достал бутылку с «Черной кровью», налил себе и гостю на палец, проглотил, закусил ломтиком ананаса.
     — Садись. У тебя десять минут, укладывайся.
     — Постараюсь, мне тоже светиться здесь ни к чему. Сначала новость неприятная. Сюда едет спецкурьер «Чистилища» с материалами по контрабанде раритетов. Эти в лучшем случае высылка из страны, в худшем по законам Паракаса — тюремное заключение на семь-десять лет.
     — Кто курьер?
     — Изестно только имя — Филипп Моррисон. Но он может приехать под любым другим.
     — Тогда пора уходить, как ни крути. А жаль, в долине еще немало необследованных развалин, скрывающих золото. Знать бы, кто этот курьер и в чьем обличье прибудет…
     — Еще не все потеряно, в Пикаль вылетел еще один работник «Чистилища», Милич, он нам поможет.
     — Каким образом?
     — Он не только агент «Чистилища», но и работник команды «Гамма», подчиненной только директору конторы. Он знает многих агентов СИУ и, встретив знакомое лицо…
     — Ясно. Милич. Опиши его.
     — Он сам тебя найдет.
     — Черт! Еще бы два-три дня, и мы бы ушли тихо и с грузом.
     — Опасно. Миллер мертв, но его «Эол» должен быть здесь. СИУ не посылает одиночек туда, где могут быть «плохие климатические условия».
     — Нашли у него хоть что-нибудь?
     — Ничего. К сожалению. Он профессионал и все держал в голове.
     — Какого черта он летал в каменоломни? Что искал? Почему именно там? И нашел ли? Досадно, что он умер, у живого можно было бы добиться признания. Как это случилось?
     — Мы и не хотели убивать, решили обыскать без шума, ввели снотворное, экспериментальный препарат, распадающийся в крови через три минуты после укола, а у него черная реакция на транквилизаторы. Сердце встало — и все.
     — Это прокол, уважаемый эксперт, который может аукнуться в ближайшее время. Я не думал, что вы способны работать так грубо. Надеюсь, ваши люди не наследили?
     Голландец опустил голову, нехотя процедил:
     — Похоже, этот старый дурак, директор Пирина, видел исполнителя.
     Дайамонд побагровел, молча глядя на агента.
     Ван Хов взглянул на него, криво усмехнулся.
     — Исполнитель был в парике и переодет, так что едва ли Эчеверриа узнает его, даже если встретит. Но я уберу парня оттуда, будет в резерве. Не нервничай, Дигги, все будет о'кей. Мне в ближайшее время понадобится твоя техника наблюдения за подходами к долине. Где установлены телекамеры и как мне к ним подключиться?
     Дайамонд налил себе виски, разбавил лимонным соком.
     — К моим телекамерам тебе не добраться. — Выпил, вытер губы. — Мы приспособили в качестве их носителей кондоров. Идея Копмана.
     — Кого приспособили?
     — Кондоров или, как их называют индейцы, криско. «Королей Анд». Камеры вшиваются птицам под кожу на груди, весят они всего сорок граммов вместе с питанием и передают панораму на монитор с компьютером, который синтезирует общий вид долины и всех подходов к ней. Оператору остается внимательно следить за экраном. Один выход системы имеется в лаборатории, в долине, второй — у меня.
     — Ясно. Но мне нужна оперативная отработка наблюдения, не буду же я сидеть у тебя в резиденции и командовать своими парнями оттуда. Кстати, наблюдение за Торвиллом и Нервном не дало результатов, по всем данным они являются агентами СИУ.
     — А Косински и этот стрелок-альпинист Улисс?
     — С Косински мы еще работаем, а Улисс… он весьма умело уходит от наблюдения, хотя это получается вполне естественно. Во-вторых, во время пробной проходки стены Тумху, когда в лагере остались Улисс и толстяк Типлер (Дайамонд едва заметно улыбнулся), исчез твой телохранитель, который собирал и прятал обломки вертолета.
     — Райхан?! Что значит, пропал?
     — Не вышел на связь, мы там все прочесали — никого, хотя видны следы потасовки и перестрелки. Теперь я уверен, что никто, кроме Улисса, не мог бы потягаться с Райханом в открытой рукопашной. К тому же этот альпинист лазает по скалам, как бог! Ты бы видел!
     — Видел, — буркнул резидент. — Он опасен. Опаснее любого безопасника из Сегуридад, причем хотя бы тем, что с его помощью экспедиция вот-вот начнет переселяться в долину. Его надо убрать.
     — Это не так-то просто сделать. Возле Пирина все время крутится полиция. Эрнандес что-то унюхал и начал копать. В общем, пахнет жареным, потому я и зашел.
     Дайамонд закурил «джэкпот».
     — Я мало чем могу тебе помочь. К несчастью, один из входов в долину, самый ближний, теперь блокирован экспедицией, эти кретины-альпинисты выбрали место подъема прямо возле входа.
     — Так это все-таки пещера? Как ее… Уткупишго?
     Резидент отрицательно мотнул головой, выпуская струю дыма.
     — Нет, вход — в одной из башен или «Чульп» Сильюстани, как называют их индейцы.
     — Значит, это из-за него вы убрали индейца-сторожа?
     — Он заметил курьера Копмана, пришлось инсценировать нападение индейцев из долины.
     — А где второй выход?
     — Недалеко от каменоломни, куда летел Миллер, сквозная пещера, никому не известная. Тебе знать ее координаты не обязательно, твоя забота — ликвидировать сеть «Чистилища». Эвакуация лаборатории — моя забота. Ищи Райхана, он не мог исчезнуть бесследно. Это один из лучших моих клаваро note 23. Где я тебе возьму еще одного?.
     — Но мне все равно без твоей помощи не обойтись, ты же понимаешь.
     Дайамонд выпустил клуб дыма и погасил сигарету.
     — Попробуем ввести в игру Ушастого… если согласится Копман. Мне бы еще пару дней продержаться, а там хоть потоп…
     — Кто этот Ушастый?
     — Помнишь, в Каролине год назад прошел процесс над садистом-убийцей Гориллой Джеком?
     — Слышал краем уха.
     — Ему грозил электрический стул, но молодцы Копмана выкрали Гориллу из тюрьмы, доставили сюда и провели над ним опыт. Так вот до опыта это был узколобый косноязычный дегенерат с маниакальной жаждой убийства, к тому же безнадежно больной эпилепсией, а теперь он практически здоров, интеллект его вырос на порядок, а физические кондиции позволяют делать то, на что не способен ни один человек в мире. Он даже лазает по горам не хуже твоего красавца-подопечного Улисса. Но главное в другом: он, кроме всего прочего, телепат.
     — Что?! — Ван Хов чуть не подавился долькой ананаса.
     — Что слышал. Он способен читать мысли. Вообще все, кто прошли через эксперимент, были способны к телепатии. Поэтому и Пино, и Хонтехос, и священник Овехуно смогли выбраться за пределы лаборатории и попытаться бежать. Если бы они соединились, никто уже помешать бы им не смог, но, к счастью, они решили бежать в одиночку.
     Голландец, потрясенный, смотрел на резидента;
     — Значит, все эти слухи о лаборатории… не вымысел?
     — Это не слухи. Мечта о сверхчеловеке осуществима, мы теперь знаем точно. Правда, не всех надо приобщать к расе суперхомо, честные и наивные дураки, получив сверхинтеллект и сверхвозможности, Почему-то, предпочитают направлять свои способности не там, где это необходимо их наставникам. Ушастый — иное дело. Решено, я попробую договориться с Копманом, чтобы его прикрепили к твоей команде.
     — Как я его найду?
     — На людях ему показываться вредно, слишком заметен. Он найдет тебя сам. Связь будем держать только по рации и встретимся ли еще раз, не знаю. Может быть, в долине?
     — Лучше в Штатах.
     Дайамонд улыбнулся.
     — Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Желаю удачи, Райфл. — Диггори Дайамонд хлопнул ван Хова по плечу и вышел, уверенный в себе, спокойный и надменно величавый, как и полагается быть бизнесмену. Он знал все имена и клички, под которыми работал Леон ван Хов, в том числе и его настоящее имя — Райфл Комбер.
     — С нами бог! — пробормотал ван Хов, глядя ему вслед.
     Увидеть труп Миллера Улиссу так и не удалось, полиция забрала его раньше, чем альпинист вернулся из промежуточного лагеря под стеной Тумху. Он посидел в баре института в одиночестве, выпил бокал «Серебряного кондора», почтив память заместителя начальника экспедиции, и отправился искать Торвилла.
     Спасатель оказался в спортзале, играл в лакросс note 24. Подошел разгоряченный и улыбающийся. По сути, был он еще очень молод, да и развит неплохо: худощав, мышцы не рельефные, но жилист и гибок.
     — Подключайся, мы им сейчас накидаем…
     — Некогда. — Джонатан отвел Кристофера в сторону. — Да и не умею я играть в эту игру. Крис, ты хорошо знал Миллера?
     Торвилл пожал плечами, оглядываясь на игроков.
     — Совсем не знал. Встречал только один раз, когда он приезжал с Косински в Лозанну. Да еще летели вместе. А что?
     — Понимаешь, он взял у меня одну вещицу, сказал, покажет специалисту… а она дорога мне как память. Не знаешь, полиция не объявляла, что нашли у него в карманах?
     — Позвони в полицию, тебе скажут. Но если он не носил ее с собой, то она у него в каюте. Попроси ключ у администратора и поищи. Ты только об этом собирался спросить? Тогда я побежал.
     — Подожди. Ты не видел Анхелику?
     — По-моему, она гуляла с этим французом, Гийомом. Извини, меня ждут.
     Улисс понаблюдал немного за игрой, потом поднялся на крышу здания.
     Ночь была великолепна: звездное небо, мрак, удивительная прохлада, запахи и звуки сельвы — все было исполнено тайного смысла и очарования. Хотелось стоять на краю бездны и любоваться небом, и думать только о хорошем, и ждать необыкновенных встреч с женщиной, представлявшей собой тайну, не меньшую остальных тайн долины. Правда, ждать Улисс не любил, его натура жаждала действия, и приходилось сдерживать себя, просчитывать каждый шаг, заранее прикидывать поведение в том или ином случае, будучи ограниченным узкими рамками положения альпиниста, любителя острых ощущений.
     Анхелики на крыше не оказалось. Джонатан сел на крайний лежак и около часа провел в оцепенении; на душе было пасмурно и не хотелось верить, что на этой земле люди готовы уничтожить друг друга ради любого пустяка: золота, власти, низменных удовольствий… Он нащупал в кармане маленькую тяжелую фигурку ягуара, нагревшуюся от тепла его тела, и это прикосновение словно разбудило в нем решимость.
     Улисс спутился на второй этаж жилого сектора, осмотрелся — никого, и подошел к двери каюты под номером сорок один, находившейся почти в тупике коридора. Здесь жил Миллер. Толкнул дверь, она не поддалась. Быстро вставил в замочную скважину универсальную отмычку, повернул
     дважды, замок тихо щелкнул. Джонатан быстро вошел и закрыл за собой дверь. Потом зашторил единственное окно и включил настольную лампу.
     В каюте царил застарелый беспорядок, стол с выдвинутыми ящиками был забросан окурками, хотя Миллер не курил. Полицейские?
     На полу валялось неубранное белье, мотки проводов, ботинки, журналы: американские «Эсквайр» и «Бойс мэгэзин», английский порнографический «Пикчерс», бутылки из-под виски «Чивас-Ригал». Ничего себе кавардак! Неужели это оставили служители закона?
     Джонатан быстро просмотрел одежду в шкафу, чемоданы и понял, что в комнате был обыск, и учинен он уже после того, как полицейские увезли покойника. Найти в этом хаосе то, из-за чего убили квартирьера, не представлялось возможным, к тому же оставаться в его каюте было рискованно. Улисс заглянул в ящики стола — все пусты, кроме верхнего, в котором лежали рассыпанные патроны и обойма для пистолета «лама-рапид». Джонатан машинально взял обойму, выщелкнул еще два патрона, хотел бросить обойму в стол и неожиданно заметил, что последний патрон в обойме вовсе не патрон, а черная капсула-кассета для миниатюрного диктофона, завернутая в клочок тонкой папиросной бумаги. М-да, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Хотя, если задуматься, везет тому, кто любит и ценит риск, везет игроку.
     Улисс интуитивно понял, что пора уходить. Он осторожно приоткрыл дверь, высунул голову из комнаты — никого, и бесшумно выскользнул в коридор. Но уйти не успел: на лестнице послышался шум, топот ног, поднимались трое или четверо мужчин.
     На решение оставались секунды. Джонатан, не раздумывая, толкнул дверь соседней каюты — заперта, рядом с ней тоже, напротив — заперта. Господи, неужели никого на всем этаже?
     Как я объясню свое появление здесь, где пахнет криминалкой?..
     Последняя дверь перед лестничной клеткой оказалась незапертой, и лишь открыв ее, Улисс понял, что попал в каюту Анхелики.
     В комнате было темно, кто-то завозился на кровати.
     — Кто здесь? Это ты, Рю? — Голос был женским, но принадлежал вовсе не Анхелике Форталезе, врачу экспедиции.
     — Не включайте свет, — сказал Улисс, запирая дверь. — Не бойтесь, я не грабитель.
     Женщина тихонько засмеялась.
     — Я не боюсь, но ведь не каждый день со мной знакомятся столь оригинальным способом, в темноте. — Говорила женщина поанглийски со специфическим акцентом. — Вы урод? Или еще хуже — глубокий старик?
     Улисс замер, прислушиваясь к гулкому шуму в коридоре.
     — Ни то, ни другое, просто люблю розыгрыши и надеялся застать здесь хозяйку. Не будете же вы отрицать, что комната Анхелики?
     — Конечно, не буду. Но Хелли уступила ее мне, потому что сама переехала сегодня в лагерь в горах. Так что, если вы разочарованы, мистер альпинист, можете уходить.
     — Что? — Джонатан не поверил ушам. — Вы меня знаете?
     — Хелли предупредила, что вы можете зайти, и сказала, что ждет вас в лагере. Так вы Улисс?
     — А вы, судя по акценту, японка.
     Женщина снова засмеялась, словно прозвенел мелодичный колокольчик.
     — Вы очень проницательны, сенсей. Так и будете стоять на пороге?
     Шум шагов в коридоре стих.
     Улисс нашарил выключатель на стене, вспыхнула лампа на потолке под абажуром в виде китайского дракона.
     На кровати, щурясь, сидела молодая японка, миниатюрная, очень красивая, одетая в традиционное кимоно для сна. Тонкий аромат каких-то незнакомых духов защекотал ноздри непрошенного гостя.
     — А вы не боитесь, что я могу перейти рамки дозволенного при первом знакомстве? — с любопытством спросил Джонатан.
     — Нет, сенсей, я с детства владею ниппон-ре.
     — Это разновидность каратэ? — Улисс притворился наивным, прекрасно зная, что такое ниппон-ре, в свое время он прожил в Японии, в префектуре фукума, почти год.
     Женщина зашлась в тихом смехе; японки всегда славились беззвучным смехом, плачем и сдержанностью.
     — Это переводится как «умение освободиться от надоедливого мужчины». К тому же сейчас должен прийти мой друг, профессор Токийского университета Рю Сугаито, и он владеет каратэ в совершенстве.
     — Спасибо за предупреждение, в таком случае, мне пора откланяться. Как вас зовут?
     — Харикара Хоси, профессор биохимии.
     — О! И сколько же вам лет? Хотя простите за бестактный вопрос.
     — Почему? Я не скрываю возраста, мне двадцать семь.
     — И уже профессор?
     — Что поделаешь. — Харикара пожала плечиками, в голосе ее проскользнули грустные нотки. — Я многим пожертвовала, чтобы стать ученым, в Японии женщине сделать это очень трудно.
     Как и везде, подумал Улисс. Хотел спросить, чем будет заниматься в археологическом центре биохимик, но передумал. Попрощавшись, вышел из уютной каюты Анхелики, оставив слегка разочарованную японку ждать своего друга. Поднявшись к себе, тщательно занавесил окно, запер дверь, включил музыку и достал из кармана кассету для японского диктофона «Синити». Размотал клочок папиросной бумаги и обнаружил на нем какую-то надпись таким мелким почерком по-испански, что с трудом прочитал: «Тому, кто найдет. В долину можно попасть через одну из „Чульп“ Сильюстани».
     «Чульп» Сильюстани», повторил Улисс про себя и вспомнил странные башни из отлично пригнанных друг к другу каменных глыб. Вот оно как… Вот, значит, каким образом проникли в долину американцы. Но если этот вход теперь закрыт для них, то как же они будут эвакуировать базу в долине? По воздуху? С помощью мотодельтопланов?
     Джонатан порылся в вещах и достал магнитофон «Сейко», имеющий гнездо для прослушивания диктофонных записей: японцы — практичный народ и давно унифицировали свою аппаратуру звукозаписи для привлечения покупателей удобством и многофункциональностью. Закрепив наушники, альпинист включил воспроизведение, и глуховатый голос Хуана Карлоса Хонтехоса начал рассказ о лаборатории «демиург»…
     Утро следующего дня казалось обыкновенным.
     Улисс умылся, сделал зарядку, позавтракал и в числе двадцати других членов экспедиции погрузился в вертолет, доставивший его в девять часов к подножию Тумху.
     Лагерь все еще охранялся полицией, а по его территории слонялся угрюмый майор Барахунда, переодетый в партикулярное платье. На его лице ясно читалось: «А пропади оно все пропадом»!
     К удивлению альпиниста, Анхелики в лагере не оказалось. Как объяснил ее коллега, не то врач, не то санитар, она добилась разрешения войти в состав передового отряда и еще на. рассвете вместе с альпинистом Нераном и шестью молодцами Косински ушла наверх.
     — Теперь они уже, наверное, в долине, — закончил черноволосый врач с неприятным бегающим взглядом.
     Джонатан пожал плечами и пошел искать начальника экспедиции.
     Косински в белом костюме и широкополой шляпе распоряжался у больших холмов снаряжения, которое надо было в первую очередь перетранспортировать в долину. Ему помогал норвежец Ингстад и француз Гийом Карсак, весело ответивший на приветствие.
     — Господин Косински, — отозвал в сторону начальника экспедиции Улисс. — Здесь я вам не помощник, сейчас прибудет Торвилл и проконтролирует подъем основного груза, а мне бы хотелось поработать в долине. С перевала я видел несколько скал, на которых видны развалины…
     — Не возражаю, — кивнул Косински, поняв недосказанное. — Там уже находится ваш коллега Неран, обговорите и прикиньте с ним маршруты, потом обсудим, чему отдать предпочтение.
     — Джо, — позвал Улисса Гийом. — Говорят, ты уже побывал в раю? Я имею в виду долину.
     Джонатан подошел к французу.
     — Скорее, в аду. Жарко и душно, как в настоящей сельве, разве что не хватает сырости, а так — дикая амазонская сельва. Честно говоря, больше люблю работать в климате альтиплано, но если хорошо платят, могу и в аду.
     — Я тоже. — Гийом засмеялся. По натуре он относился к холерикам: был нетерпелив, иногда резок, склонен к риску, обладал быстрой речью и выразительной мимикой. Недаром говорится, что холерик симпатичен, только при наличии высокого интеллекта, а Гийом Карсак был именно таким человеком.
     — А ну, расскажи, с кем ты был вчера, — сказал Улисс, равнодушно окидывая взглядом заросли кустарника толпы, за которыми скрылся эксперт ООН ван Хов. — И как тебе удалось ее уговорить?
     — Кого? — удивился Гийом. — Я весь вечер провел в Пикале в кафе «жемчужина Отуско». Познакомился с девочками из Шочипильского кабаре «Зефир». — Он прищелкнул языком. — Испанки — супер-класс! Жаль, что тебя с нами не было, оценил бы сразу.
     — А мне сообщили, что гуляешь с Анхеликой.
     Француз сделал скорбное лицо.
     — Этот тет-де-пон не моего масштаба. К тому же я не в ее вкусе. Она вчера искала тебя.
     — Окстись, -улыбнулся Джонатан. — Я-то ей зачем?
     — Не прибедняйся, мон шер, все знают, что ты ей понравился. Она даже твоего друга Торвилла расспрашивала о тебе: кто, да откуда, да что заканчивал, где работал, женат или нет…
     — Ты серьезно?
     — Зачем мне врать? — обиделся Гийом. — Слышал собственными ушами… случайно… вон и месье Ингстад может подтвердить, он тоже слышал. Эгей, Сигурд, подойди.
     — Некогда, — отмахнулся норвежец, взваливая на плечо тюк палатки, и удалился к подъемнику.
     — Рожа — что передок у «мерседеса», — кивнул на него Гийом, — и манеры солдафонские, но пусть катится, мне с ним не спать. Слушай, ты идешь в долину? Возьми меня с собой, замолви словечко шефу, а?
     — Не спеши, еще успеешь вкусить экзотики, пусть сначала оборудуют лагерь в долине, подготовят площадку для вертолета. Вечером встретимся.
     Улисс медленно прошелся возле «Чульп» Сильюстани, сложенных из глыб весом не менее трех-пяти тонн каждая. Одна из башен венчала вход в пещеру, выходящую в долине. Которая же из них? У всех трех нижние окна — «поддувала» — одинаково забиты более мелкими камнями, попробуй определи… Альпинист заметил возле крайней башни вездесущего ван Хова и вынужден был повернуть назад.
     Через двадцать минут он поднялся на стену Тумху, а еще через полчаса Неран, командующий спуском грузов с той стороны, встретил его в долине.
     — Привет, Джо. Долго же ты спишь. Сеньора форталеза ждала тебя, ждала, потом махнула рукой, и пришлось мне, старику, страховать ее на подъеме. Тебе было бы сподручней, а?
     — Да, уж, — согласился Улисс, чувствуя, как рубашка начинает липнуть к телу. — А где она сама?
     — Тут, недалеко, рассовывает по палаткам аптечки первой помощи, Мы нашли неплохое место для лагеря всего в трехстах ярдах отсюда. Но вода чистая и холодная, я пробовал, должно быть, где-то бьют ключи. А место весьма неплохое, расчистим немного, и можно будет принимать вертолеты.
     Из зарослей альгарробо и реликтовых кенуалей, в стене которых была прорублена просека, вынырнул молодой индеец с перевязанными лентой волосами.
     — Иди за Миагой, он проводит. — Неран кивнул на индейца, безмолвно взвалившего на плечи очередную порцию груза. — Я дежурю здесь, на приеме.
     Улисс подхватил длинный и тяжелый сверток с лопатами и зашагал следом за проворным проводником. Через пять минут ходьбы по зеленому сумраку сельвы вышли на небольшую каменную плешь, обрывающуюся в продолговатое миниатюрное озерцо, почти накрытое сверху кронами роскошных саговников и мангров. Под сенью оливкового дерева стояли три палатки, четвертую ставили трое мужчин, еще двое разбирались в груде снаряжения. Анхелика, одетая в тропический полотняный комбинезон песочного цвета, непроницаемый для укусов насекомых и шипов растений, возилась с фотоаппаратом.
     — Наконец-то, — ничуть не удивилась она, увидев Джонатана. — Сеньор любит понежиться в постели? Буэнос диас, монтанеро. Не хотите составить компанию для небольшой прогулки по долине Пируа? Ни я, ни вы не относимся к клану ученых мужей и можем пока заняться разведкой в свое удовольствие. Не возражаете?
     Улисс не возражал.
     — А куда мы направимся?
     — Посмотрите на север. Видите скалу над деревьями? Со стены перевала я высмотрела в бинокль кое-что любопытное, думаю, не заблудимся.
     — Когда вас ждать, сеньорита? — спросил один из мужчин, в котором Джонатан узнал полицейского по имени Альфонсо.
     — К вечеру, — беззаботно ответила Анхелика. Фотоаппарат она повесила на шею, протянула Улиссу спортивную сумку.
     — Возьмите, здесь кое-что может нам пригодиться.
     — Но здесь живут какие-то индейцы… опасно. Это их территория. Убили же они сторожа…
     — Ничего, кай-нибудь договоримся. Не отставайте, монтанеро, курс на север.
     Улисс перекинул ремень сумки через плечо, и ему вдруг стало неуютно, словно тень упала сверху, тяжелая и холодная, спину лизнул чей-то неприятный взгляд. Он поднял голову и увидел парящего кондора. Показалось, птица с угрозой смотрит прямо на него…
     — Ты вооружен? — перешла на «ты» Анхелика, когда они удалились от развертывающейся базы настолько, что перестали быть слышны голоса квартирьеров.
     Улисс ответил не сразу.
     — Как обычно. Я вообще не выхожу из дома без оружия, привычка. А что?
     — Говорят, в долине водятся ягуары.
     Шаг девушки был легок и быстр, и Джонатан невольно вспомнил Гийома: «Видел, как она ходит? Лань и тигрица одновременно!». Теперь было видно, что француз почти не преувеличивал. Мимолетно подумалось, что природа редко реализует максимальные потенции совершенства в человеке, а если и реализует, то почему-то всегда в женщине…
     Они углубились в сумрак сельвы, живущей своей особенной, торжественно-естественной жизнью, полной скрытого движения и потенциальной угрозы. Мощные корни древесных гигантов затрудняли движение, жара и духота усилились, люди вскоре взмокли от пота, но Анхелика неутомимо и гибко скользила между стволами деревьев куда-то в сторону западных скал, изредка останавливаясь и прислушиваясь к звукам, долетавшим из глубины леса. Сейчас она совсем не походила на юную богиню, пресыщенную роскошью и мужским вниманием, какой показалась Улиссу в день знакомства.
     Через несколько минут под ногами глухо цокнула ровная, как стол, плита. С ней стыковались еще две, разорванные трещинами, но еще способные служить той цели, для которой были уложены: это была дорога, как две капли воды похожая на ту, что открыл Улисс в свою первую вылазку.
     Анхелика присела на корточки, придерживая фотоаппарат и бинокль, постучала ладошкой по серому монолиту.
     — Кажется, за открытиями здесь далеко ходить не надо. Как сказал бы Гийомчик: чтоб у меня глаз вытек, если это не дорога!
     Джонатан кивнул. Он вдруг заметил, что вопреки браваде в голосе и спокойным жестам девушка украдкой вглядывается в обступающие их заросли, словно чего-то боится. Пришло ощущение скрытого наблюдения, хотя ни глаз, ни слух не отмечали ничего подозрительного.
     — Попробуем проверить, куда она ведет? — предложила Анхелика. — Мне кажется, я догадываюсь, что мы увидим.
     Плиты древней индейской дороги изредка утопали во мху или под грудами мелких камней, но были почти не тронуты временем, вырезанные с удивительным мастерством из цельных каменных глыб. Путешественники не прошли по ней и пятисот ярдов, как вышли на край поляны, утопающей в зарослях тунгового кустарника. Посреди поляны возвышался правильной формы холм, увитый плющом, заросший мхом и травой. Из вершины холма вырастала одинокая тонкая скала, белая, столбообразная, высокая, напоминающая минарет. Улисс не сразу понял, что перед ним древнеиндейский пирамидальный храм.
     Анхелика оглянулась, восхищенная и обрадованная.
     — Я не ошиблась, именно эту скалу я и видела в бинокль. Ты понимаешь, что это такое?
     — Скорее всего, храм или святилище.
     — Нет, монтанеро, это доказательство правоты покойного Хонтехоса, считавшего, что предшественницей индейской культуры паракаса была культура Чавин. Этот храм построен в чавиноидном стиле предками индейцев чавин вокруг одиночной скалы, считавшейся жилищем бога. И этот факт говорит о том, что когда-то долина была связана с большим миром.
     — Но ведь в долине живут индейцы-пигмеи, этот храм могли построить их предки…
     — Так оно и было, потому что их предками и являются индейцы чавин. Когда связь долины с внешним миром по какой-то причине была отрезана, оставшаяся часть племени постепенно регрессировала и вырождалась. Я вообще удивляюсь, как племя выжило в условиях генетического имридинга столько веков! Теперь понимаешь все значение долины? Этот «затерянный мир» — сокровищница не только для археологов-параканистов, но и для этнологов, историков, экологов, ботаников, биологов и других специалистов. Значение его трудно переоценить.
     Дорога из каменных плит привела прямо к полуобвалившемуся зеву входа, полускрытому космами плюща и травы. Теперь ясно было видно, что это действительно храм, стены которого — уступ за уступом — собраны из каменных блоков в одну-две тонны каждый. Над входом виднелся сохранившийся портал с выпуклым изображением какой-то хищной птицы.
     Анхелика оглянулась, но не на спутника, а на лес. В глазах ее читалось беспокойство.
     — Мне все время кажется, что за нами следят…
     Джонатан незаметно потрогал рукоять пистолета и пошутил:
     — Или ягуар, или индейцы. Это их дом, а мы гости незваные, пришельцы. Возьмут да и снимут скальпы.
     Девушка покачала головой, прислушиваясь.
     — Мне мой скальп еще нужен. Поглядывай по сторонам, я взяла тебя в качестве арьергарда, вот и защищай тылы. Может, они нас не тронут?
     Кого она имела в виду под словом «они», Анхелика не сказала.
     Путешественники углубились в темноту святилища. Жара сменилась прохладой каменного склепа. Анхелика достала из сумки фонарь, в луче света стены коридора отбрасывали красные искры — храм был сделан из гранитных глыб. Под ногами лежали груды земли, каменных обломков, осколков посуды и статуй. Что-то белело в щели возле стены. Улисс нагнулся и поднял окурок сигареты.
     — Кажется, мы здесь не первые, — сказал он, рассматривая окурок. — «Лаки страйк». Такие сигареты курят, в основном, гринго, американцы.
     В глазах Анхелики отразился свет, казалось, они метнули молнии.
     — Может быть, тут были археологи, которые потом разбились?
     — Они были американцы?
     — А что им мешало купить такие сигареты в столице? Да и в Пикале их можно найти.
     Улисс пожал плечами.
     — Да я не возражаю.
     Коридор окончился, они вышли в центральное помещение храма. Стены, расписанные выпуклыми изображениями хищных зверей и птиц, полуобвалившиеся, в пятнах плесени, с глубокими нишами. В нишах, окруженных орнаментами, — статуэтки странных существ, людей-кошек и людей-птиц. Узор орнамента, как заметил Джонатан, состоял из повторяющихся веток дерева, которые заканчивались… изображением человеческого глаза!
     И здесь «глаз», невольно усмехнулся про себя альпинист. Только не «птичий», а человечий. Похоже, индейские художники были первыми авангардистами в истории цивилизации.
     Луч фонаря выхватил из тьмы в центре зала ворох предметов. Во все стороны прянули огненные блики — золото!
     Здесь были собраны десятки изделий из золота и драгоценных камней: статуэтки, маски, громадные серьги в виде людей-кошек и ягуаров, ножи-бритвы, калабасы, черепа в золотой фольге, посуда, жезлы и другие предметы, назначения которых Улисс не знал. Он подошел ближе, наклонился и вытащил из груды палицу из позеленевшего металла: тонкая рукоять, на конце утолщение с шипами и блестящими камешками.
     — Макана, — сказала Анхелика тихо, у нее перехватило голос. — Оружие индейцев, известное еще с эпохи Окендо.
     Улисс бросил палицу обратно.
     — Интересно, кто собрал здесь эту коллекцию? Едва ли все это так и лежало сотни лет. Ты не находишь? Кстати, для врача ты слишком хорошо разбираешься в археологии.
     — Ты не прав. — Анхелика вдруг выключила фонарь. — Я не смогла вовремя выбрать профессию, а увлеклась археологией, вернее, параканистикой, когда уже закончила медицинский. Я очень люблю свою страну, ее обычаи, традиции, ее историю и народ. А увлечение археологией ничуть не мешают мне быть врачом.
     — Поразительно! — проговорил Улисс. — В этой кучемиллионы! Кто же смог проникнуть в долину? Грабители могил?
     Анхелика ответила через минуту:
     — Пошли отсюда, холодно. Сообщим полиции… Кстати, как ты относишься к Леону ван Хову?
     — Эксперту ЮНЕП? — Улисс удивился вопросу. — А никак, я его почти не знаю. Мне он показался несколько угрюмым и… назойливым, что ли. Но встречались мы всего дважды.
     — Назойливым? — Анхелика первой вышла на свет, внимательно оглядела заросли в полусотне шагов. — Выходи, арьергард, все спокойно. Твои предложения: идем назад или пойдем дальше?
     — Конечно, дальше, я не люблю работать вьючным животным, когда другие оборудуют лагерь, а больше ничего не умею.
     Девушка рассмеялась, хотя глаза ее остались холодными и настороженными. Она хорошо играла свою роль. Знать бы какую…
     — Не очень-то верится, монтанеро, мои друзья были свидетелями того, как ты показывал класс в тире.
     — Умение стрелять еще не доказательство универсальных способностей. Просто я в последнее время работал в одной из частных спортивных школ тренером.
     — А где тебя откопал Миллер? Или сам Косински?
     — Идея была Фреда Нерана, он помнил меня по работе в Альпотряде «Лемур», а нашел Миллер.
     — Хороший был человек, жаль его. А тебе? — Анхелика повернулась и в упор взглянула на Улисса.
     — И мне! — искренне ответил тот, подумав: не понимать ли этот вопрос как намек? Мол, не вы ли убийца, монтанеро?.. Славная у нас пара, любовь между делом, а безобидные вопросики на засыпку оборачиваются остриями кинжаловидных угроз и полны скрытого смысла. Кто вы, сеньорита? Действительно врач, или принадлежите еще какой-нибудь солидной организации типа контрразведки «Птичьего глаза»?..
     Анхелика, не оглядываясь, обошла храм и сделала несколько снимков. Джонатан пожал плечами, поплелся рядом, не без успеха демонстрируя предполагаемому наблюдателю нежелание шляться по жаркой духоте сельвы. Пусть думают, что это здоровый увалень-тюха, лентяй и лопух, которого можно испугать «натуральным» рычанием ягуара…
     Следующий марш-бросок через сельву в направлении к центру долины оказался короче первого. Уже через двести шагов путешественники вышли на край обрыва, замаскированный кустарником и длинными колючками. Анхелика нашла свободный от колючек клочок земли и подозвала Улисса.
     Внизу под обрывом он увидел развалины города, почти скрытые зарослями фикуса, кустарника и трав. И все же в зелено-серой массе можно было разглядеть узкие улицы, складывающиеся в замысловатый узор, напоминающий лабиринт, дворы, дома без крыш, толстые стены, сложенные из глиняных кирпичей. Это была даже не долина — ущелье, и город за ним продолжался уже в скалах, переходя в пещерный. Едва ли его можно было разглядеть сверху, из кабины вертолета.
     — Напоминает фолли note 25, — проговорил Улисс. — Можно пройти в десятке шагов и ничего не заметить. Сверху, наверное, тоже не видно города. Все заросло.
     — Попробуем найти спуск. — Девушка достала бинокль, осмотрела обрыв, и вскоре они спустились с десятиметровой высоты на дно ущелья, медленно двинулись по улице, утопая в траве по пояс.
     Джонатан почувствовал на себе знакомый липкий, какой-то «стеклянный» взгляд, поднял голову и увидел кружившего над городом крупного кондора.
     — Такое впечатление, — сказал он, — что ни один пейзаж долины не обходится без этих птиц.
     — Ну, естественно, вся история индейских цивилизаций связана с культом кондора, что отражено и в фресках Чавин. Хорошо, что ягуары встречаются гораздо реже.
     — Не нравится мне это.
     — Что именно? Что ягуары встречаются редко?
     — Нет, что кондоры так любопытны.
     В ту же секунду где-то недалеко раздалось приглушенное рычание. Анхелика вздрогнула, инстинктивно хватая Улисса за руку.
     — Легок на помине, — хмыкнул он, доставая свой «штейер». — Это ты виновата, сглазила. Может, не будем искушать судьбу, вернемся?
     — Он не посмеет напасть днем на двоих сразу.
     Стараясь не шуметь, они дошли дальше. Улица города-ущелья вскоре привела их к центральной «площади» поселения, посреди которой стояло небольшое строение круглой формы со «входом, напоминающим цветочный бутон. Строение было увито плющом, оплыло, но свод его не рухнул, как у других зданий города.
     — Кива, — сказала Анхелика. — Святилище индейцев, все южно-американские индей… — Она не договорила.
     Из глубины строения снова раздалось рычание.
     — Ягуар! Вот он где прячется! Не ходи туда.
     Улисс отвел руку девушки: в рычании зверя ему почудилась не угроза, а жалоба.
     — Дай фонарь. Оружие есть?
     — «Вальтер».
     — Раньше мне казалось, что пистолеты не входят в медицинское оборудование, а? Отойди в сторону и жди.
     Улисс включил фонарь и, не обращая внимания на хриплое ворчание невидимого зверя, приблизился к святилищу. Луч света выхватил из тьмы какие-то ящики явно современного вида с надписью «фрукты» и эмблемой «Птичьего глаза» и… клетку с ягуаром! Клетка была маленькая, зверь в ней умещался только лежа, — великолепный пятнистый самец с переливающейся шкурой, — но даже издали было заметно, что он ослабел от голода и неудобной позы. Глаза его блеснули ненавистью, но рык получился не грозный, а бессильный.
     Джонатан вернулся к спутнице.
     — Он в клетке. Видимо, приготовили, чтобы увезти «на материк». М-да, веселенькое дело! На каждом шагу следы белых, а мы не могли никак добраться сюда. Они-то как пробираются сюда? Я имею в виду контрабандистов. Надо сматываться отсюда, вернутся хозяева — нам не сдобровать.
     — Пошли, — согласилась Анхелика, потом остановилась. — Может, выпустим его? Жалко…
     Улисс хотел отказаться, но встретил ее умоляющий и испытывающий взгляд и махнул рукой.
     — Выпустим. Лишь бы он не кинулся на нас.
     Но ягуар не кинулся: то ли в благодарность за освобождение, то ли решил «не связываться», то ли ослабел настолько, что думал только о бегстве. Он лишь рявкнул с обидой и предостережением в голосе и трусцой направился в глубь ущелья, скрылся за развалинами.
     Улисс пробормотал ему вслед:
     — Не попадайся больше, кошка, второй раз тебя не освободят.
     — И спасибо не сказал, — с облегчением засмеялась Анхелика.
     На траву упала легкая тень. Кондор, совсем низко. Что-то блеснуло у него на груди. Не долго думая, Джонатан поднял пистолет и точным выстрелом сбил птицу на вираже. Грудой перьев она рухнула в теснину улицы-ущелья. Не обращая внимания на изумленный вскрик девушки, альпинист подбежал к месту падения кондора, перевернул его на спину и присвистнул. Из перьев на груди птицы выглядывал зрачок миниатюрной телекамеры. Улисс знал такие штучки весом в сорок граммов, фирмы «Хаттори сейко», на ЧИПкристаллах, выполненные с использованием технологии направленной диффузии.
     Подошла Анхелика.
     — Ты зачем? — Она заметила объектив. — Что это?
     — Лишний глаз, — ответил Джонатан. — Странно у вас в Паракаее идет эволюция пернатых. В Европе у птиц только по два глаза.
     И снова глаза девушки не смогли скрыть не то досады, не то угрозы. Интересно, о чем она подумала? Дурак ты, монтанеро, и уши у тебя холодные? Или прикидывает варианты шахматной партии Улисс — «вальтер»?..
     — Ты действительно не понимаешь, что означают наши открытия?
     Альпинист пожал плечами.
     — Этими открытиями пусть занимаются компетентные органы, мое дело
     — скалолазание. Я вообще не люблю связываться с полицией.
     — Я не о том, монтанеро. Если мы сообщим обо всем в полицию — моментально станем мишенями, подумай об этом. Контрабандисты не любят, когда кто-то проникает в их тайны. Пошли отсюда, мне что-то не по себе…
     Через час они выбрались к лагерю со скверным ощущением целящегося в спину невидимки. Оба думали об одном и том же: кто его спутник? В лагере их ждало сообщение о смерти одного из рабочих передового отряда по имени Альфонсо. Того самого, в котором Улисс узнал полицейского.
     
ПИКАЛЬ
     
     Неприятности начались в полдень.
     Сначала Эрнандесу сообщили о пропаже из морга трупа Миллеpa, а спустя полчаса позвонил Барахунда и тоном, не предвещающим ничего хорошего, буркнул:
     — Бери своих экспертов и дуй в лагерь у Тумху. Одна нога там — другая здесь.
     — А что случилось?
     — Умер Фиоретура.
     — Альфонсо?! Каким образом? Что значит умер?
     Барахунда, не отвечая, бросил трубку.
     Эрнандес взял с собой врача, эксперта и Нгури и со всей скоростью, на которую был способен «форд» шестой модели, помчался к Пирину, где дежурил вертолет. Через двадцать минут он был в лагере, население которого находилось в легком шоке после третьего трагического случая, и нашел Барахунду, угнетенного жарой и отсутствием каких бы то ни было улик, возле одной из палаток, где покоилось тело Альфонсо. С майором беседовали двое: красивая испанка, врач экспедиции, и здоровенный парень, альпинист, с помощью которого Фиоретуру перенесли из долины на плато. Эрнандес заглянул в палатку, постоял немного и вышел, жестом пригласив медэксперта зайти,
     — Как это случилось?
     — Свидетелей нет, — нехотя ответил Барахунда. — Он решил искупаться, остальные в это время переносили вещи, и… думали, что он отлучился по нужде. Потом начали звать, а он… в озере. Никаких следов борьбы на теле. Упал и утонул.
     — Где он купался? Там глубоко?
     — Бочаг глубиной в пять футов, дно ровное… В общем, капитан, дело темное. Он у тебя не страдал сердечной недостаточностью?
     — Он умер не от сердечного приступа, — возразила глубоким контральто врач, — а от удушья. И едва ли я ошибаюсь. Я вам нужна, сеньоры?
     — Нет, — после минутного колебания сказал Барахунда. — А вы задержитесь, молодой человек, — добавил он, видя, что сопровождавший врача альпинист собирается идти за ней. — Повторите капитану вашу историю.
     Улисс рассказал об открытии «пещерного» города и индейского храма в долине. Замолк, выжидательно глядя на майора. Что-то в выражении его лица не понравилось Эрнандесу. Налет превосходства?.. Нет, скорее, тень иронии. Интересный парень, и как видно, не дурак.
     — Контрабандисты? — поднял на капитана свои выпуклые черные глаза Барахунда.
     — Похоже, — согласился Эрнандес. — Но канал сбыта имеют не в Пикале, я бы засек. В Боливии? По ту сторону долины — граница.
     Барахунда покачал головой, но не ответил. Кивнул Улиссу:
     — Хорошо, монтанеро, идите, но прошу своими открытиями не делиться ни с кем, и передайте это же врачихе. Вы там, в долине, никомуне говорили о находках?
     — Не успели, началась эта история с утопленником.
     Майор кивнул, и альпинист ушел.
     — Ну, и что вы об этом думаете, дон Доминго? — спросил Барахунда.
     — Не слишком ли много смертей за последнее время? С Миллером ничего нового не выяснили?
     — Вы же запретили мне заниматься этим делом, — оказал Эрнандес, подумал и добавил. — Его… украли. Прямо из патологоанатомического отделения. Мои олухи клянутся, что никого не видели, ничего не слышали, но он… исчез.
     — Лихо! — только и сказал майор Барахунда, вытаращиб глаза. — Кому он мог понадобиться?
     — Тому, кто его убил, — предположил Эрнандес, не моргнув глазом.
     — Зачем?
     — Чтобы скрыть следы убийства.
     Майор опомнился.
     — Тьфу на вас, капитан! Кто вам сказал, что Миллера убили? Доказательств нет. Никогда не обосновывайте вывод на непроверенных слухах, это помогает сохранить хорошее мнение начальства при полном отсутствии результата. Займитесь поисками трупа. Если появится информация, сообщите.
     — Слушаюсь, — вытянулся Эрнандес. — А что делать с Альфонсо?
     — Что и обычно. Везите к себе, на вскрытие… потом доложите.
     — Жарко сегодня, — сказал капитану медэксперт, вылезая из палатки, достал сигареты, Глядя на удаляющегося Барахунду. — Не по-весеннему. Она права. — Он закурил. — Права.
     Эрнандес понял, что эксперт имел в виду врача экспедиции.
     — Судя по всему, парень просто захлебнулся. На теле ни синяков, ни ссадин, только два-три следа укусов насекомых. На всякий случай я взял кусочки тканей на исследование, но, — эксперт затянулся, — дело дохлое. Может быть, что-то покажет вскрытие?
     К полицейским подошел нервный Косински.
     — Господин капитан, ваш работник запретил переход в долину, но это же смешно — задерживать экспедицию из-за…
     — Труп — это всегда смешно, — поддержал его Эрнандес.
     Косински сбился.
     — Ну, нет, конечно, я хотел… простите. Однако никто не застрахован от несчастного случая, и если бы все экспедиции откладывались из-за смерти одного из участников, мы не знали бы сейчас Америки. Как долго нам еще бездействовать? И так потеряли черт-те сколько времени!
     — До полного выяснения обстоятельств дела. Расследованием займусь я сам, думаю, завтра вы сможете продолжить переброску экспедиции в Долину.
     Косински попробовал протестовать, но ничего не добившись, удалился, кипя от негодования.
     Подбежал Нгури.
     — Сеньор капитан, я его узнал!
     — Кого?
     — Того сеньора, который по описанию сеньора Эчеверья заходил к сеньору Миллеру.
     Эрнандес хотел выругаться, но лишь вздохнул.
     — Где он?
     — Разговаривает за одной из «чульп» с тем голландцем, что был вместе с Эчеверья, когда мы с вами с ними говорили.
     — Не Эчеверья, а Эчеверриа. Веди.
     Нгури с азартом устремился вперед, как молодая гончая, учуявшая след зверя, но не оценившая по неопытности его размеров и силы. Выйдя за границу базового лагеря, оцепленного «гвардейцами» Эрнандеса, возле третьей «Чульпы» Сильюстани, стоявшей дальше других от скал, в кустах толы. они издали увидели Леона ван Хова в компании с каким-то странным субъектом. Хотя от увлекшейся разговором пары было добрых пятьсот футов, это не помешало Эрнандесу разглядеть незнакомца. Внешность его была отталкивающей: ему было под сорок-сорок пять, сутул, с широкими покатыми плечами и длинными руками, ноги не видны, скрыты кустарником, а лицо жуткое, свирепое, с глубокими морщинами, широкоскулое; глаза упрятаны глубоко под надвинутый низкий лоб; уши сплющены и свисают, как у летучей мыши. Встретишь такого один на один — инфаркт обеспечен. Ну и чудище! Рожает же земля таких. Явно не испанец, не абориген.
     Незнакомец словно услышал мысли капитана, поднял нависающую над ван Ховом голову, поглядел в сторону приближающихся полицейских и… исчез, будто растворился в воздухе.
     — Он? — коротко бросил Эрнандес.
     Нгури, имевший такое же острое зрение, звучно сглотнул.
     — Н-нет… это же… дьявол! А тот обыкновенный форзудо note 26, одет в… черный, обтягивающий… трайе депортиво. Куда же он делся?
     Ван Хов оглянулся на них, помахал рукой к двинулся навстречу.
     — Какими судьбами, комиссар? Любуетесь на эти изумительные постройки?
     — Кто это с вами разговаривал? — равнодушно буркнул Эрнандес. — Интересный тип, я раньше его здесь не видел.
     — А, этот… — Ван Хов оглянулся. — Да, прямо скажем, не красавец. Предлагает услуги в качестве верхолаза.
     — Как, верхолаза? Может быть, скалолаза?
     — Не вижу разницы.
     Эрнандес улыбнулся.
     — Что ж, экологу простительно не знать разницы, хотя она есть и весьма существенная. Но почему он обратился к вам?
     — Видимо, счел за начальство. У вас еще есть вопросы? — в голосе ван Хова послышались нотки раздражения.
     — Пока нет.
     — Тогда прошу извинить, меня ждут дела.
     Голландец повернулся и, как колобок, покатился к лагерю.
     — Вот что, малыш, — сказал Эрнандес, глядя ему вслед. — Осмотри-ка здесь все потщательней. Если встретишь его ушастого собеседника, попытайся установить, где живет и кто он.
     — А того, которого я узнал?
     — И его тоже. Не нравится мне этот эксперт из ООН, больно уж прыток.
     Капитан вернулся в Управление, и скучающий Хулио сообщил ему весть о прибытии из Женевы эмиссара Интерпола.
     — Не понял! — удивился Эрнандес. — Он что же, прибыл прямо в Пикаль, минуя столицу?
     Дежурный по Управлению кивнул.
     — Он велел… извините, просил встретиться с ним в семь вечера, здесь, в геренции…
     Капитан подумал.
     — Это становится интересно. Черт с ним, подожду. Как его зовут, назвался?
     — Драган Милич.
     
ОКРЕСТНОСТИ ПИКАЛЯ — ДОЛИНА ПИРУА
     
     Рассвет альпинист встретил в долине Пируа в полной «боевой» форме, готовый к любому поединку, как физическому, так и интеллектуальному. Отсутствие таковых ночью он пережил с удовлетворением, хотя ждал развития сценария с засадами, западнями и схватками.
     В полночь он проник в лагерь возле перевала Тумху и по очереди обшарил угрюмые башни «Чульп», благо возле них не оказалось полицейских постов и они не были освещены. Вход в подземелье оказался в самой крайней башне, стоявшей несколько особняком, причем замаскирован он был искусственной плитой, изображавшей каменную глыбу. Улисс никогда не разгадал бы по виду в этой «глыбе» подделку и лишь по звуку определил за ней пустоту.
     Спустившись в дыру по ступенькам, он включил инфракрасный фонарик, надел очки ночного видения и спокойно преодолел почти прямой, довольно чистый подземный тоннель длиной в полмили, нигде не встретив никакой хитроумной индейской, а также и любой другой ловушки. Выход из тоннеля высотой в пять футов — то ли его строили пигмеи, то ли экономные белые пришельцы — оказался прямо под извилистыми досковидными корнями саговника, найти его, не зная точных координат, было бы весьма затруднительно.
     Улисс дождался рассвета и уже без инфраоптики обнаружил хорошо утоптанную тропу, уходящую в глубь сельвы. Но хотя ее никто не охранял, Джонатана не покидало ощущение, что хозяева подземного перехода и тропы знают, что он ими воспользовался, и заманивают вглубь намеренно. Можно было, конечно, возвращаться, он проверил точность сообщения по записке и нашел способ быстрого проникновения в долину, но что-то подсказывало Улиссу, что назад идти тем же путем уже нельзя. Тогда он выбрал другой путь — вперед.
     Тропа, отклоняясь влево, через милю с небольшим вывела его к длинной стене сланцевых обнажений, и Джонатан сразу увидел лагерь, чужой лагерь, покинутый, на пятачке между стеной скал и зеленым забором сельвы, у группы пещер, четко просматривающихся на желто-серой поверхности обнажения. Лагерь состоял из двух пятнистых, под цвет скал и почвы, палаток и навеса, под которым прятался штабель аккуратных зеленых ящиков. Вокруг ни души.
     Улисс тенью спустился к громадной яме у подножия каменной губы, обошел полуразвалившуюся каменную постройку из адобе, напоминавшую сарай, и у двух расколотых каменных плит наткнулся на шахту с уходящими вниз лестницами. Пользовались ими, судя по отпечаткам на глине, давно. Джонатан заглянул в шахту, но спускаться не стал, поднялся выше, к пещерам. Но это оказался совсем не город, как он подумал вначале. Внутри горы все пещеры соединялись в одну галерею с рядом круглых отверстий в полу. Под ногами загрустели какие-то кости и черепки, пахнуло необычным запахом — запахом камфары и тлена.
     Улисс надвинул очки и посветил в одно из отверстий. Луч инфрасвета выхватил из мрака каверну, похожую на пузатую бутылку из-под вина — вид изнутри. На дне каверны располагались неподвижные фигуры, мумии с поджатыми к подбородку коленями и скрещенными на груди руками, почти все они были повалены, многие разломаны на части.
     Джонатан посветил в соседнюю каверну и спрятал фонарь. Он попал в Некрополис, город мертвых. Уже разграбленный, опустошенный, растоптанный жадными и алчными «вакерос» — грабителями могил. Судя по величине и качеству обработки пещер здесь хоронили элиту древних индейцев пируа.
     Вылезая из некрополиса через крайнюю пещеру, Джонатан споткнулся о подвернувшийся обломок статуи, и это его спасло: пуля прошла над ухом, срикошетировала от стены и взбила пыль на полу у каверны. Улисс отпрянул назад, под защиту стен пещеры, и замер, вглядываясь в зелено-коричневые дебри по ту сторону скально-глинистого обнажения. Он угодил в ловушку, и мгновение назад его спас только случай.
     Несколько минут истекли в неподвижности и молчании. В сельве не дрогнула ни одна ветка, не шевельнулся ни один листик, полная угрозы жаркая тишина не выдала стрелявшего ни одним звуком, Но стоило Улиссу переместиться к другому отверстию пещеры, как два фонтанчика пыли с каменным крошевом обозначили границу жизни и смерти на каменной губе выхода. Выстрелов слышно не было, стреляли из американской винтовки М-16 с глушителем, и стрелок не шутил.
     Улисс осмотрел свое прибежище и с грустью констатировал, что выйти из него целым и невредимым будет очень непросто: все восемь отверстий пещеры выходили на склон обнажения и просматривались издалека с любой точки напротив. Стрелку надо было только дождаться, когда жертва выглянет из дырки, и всадить в нее пулю. Но он мог поступить иначе: дождаться помощи или с помощью той же винтовки зашвырнуть в пещеру пару десятков ампул со слезоточивым газом, после чего можно было брать гостя голыми руками.
     «Все-таки за мной следили, — подумал Джонатан. — Если не впрямую, то дистанционно, с помощью телекамер, сродни тем, что вшиты кондорам. То-то я все время пытался вспомнить — что упустил из виду. А теперь хочешь — не хочешь, а придется рисковать».
     Он осмотрел длинную пещеру более внимательно, только теперь заметив, что среднее отверстие пещеры полузавалено грудой камней с обрушившегося свода и выходит прямо к развалинам «сарая». Если уж где и прорываться с боем, то только здесь. Стрелок не ждет его отсюда, а одного-двух мгновений будет достаточно, чтобы допрыгнуть до постройки, крылом уходящей в сельву. Но ради вящей бдительности надо придумать отвлекающий маневр.
     Улисс отступил в глубь галереи с отверстиями каверн, подобрал камень, сосчитал до трех, бросил его в крайнюю брешь и одновременно с ударом камня о пол нырнул ласточкой в узкую прорезь закупоренного выхода.
     Бросок стоил ему исполосованного об острые грани обломков костюма, двух-трех ушибов и царапины на шее — там, где прошла пуля снайпера: стрелок все же успел перенести огонь с ложной цели на альпиниста и едва не достал его с третьего выстрела. Однако Улисс был уже далеко. Ответную стрельбу поднимать он не стал.
     Теперь он знал главное: как проникли в долину белые контрабандисты и как они выносили золото индейцев пйруа. Правда, предстояла еще одна поисковая экспедиция, не санкционированная ни руководством Пирина, ни главой нынешнего археологического от-^ ряда Косински. Но хотя поиск значительно облегчался теми сведениями, которые смог оставить после своей смерти Хонтехос, следовало подготовиться к этой экспедиции более тщательно, взвесив все pro et contra note 27.
     Улисс отыскал место перевала с подъемником, наскоро объяснился с его охраной и за полчаса преодолел стену Тумху. В десятом часу утра он прибыл в Пирин и столкнулся с Торвиллом. Тот был чем-то взволнован.
     — На ловца и зверь! — Кристофер пожал Улиссу руку, смущенно отводя глаза. — Не знаю, зачем, но тебя искала полиция.
     — Полиция? — удивился Джонатан. — Меня?
     — Я еще спал, когда они зашли ко мне. В общем, твою комнату обыскали и… знаешь, с ними вертелся этот противный тип из ЮНЕП…
     — Ван Хов?
     — Да, он, и все время шептался с офицером.
     — Эрнандесом? Такой высокий, усатый, смуглый, поджарый.
     — Нет, усатый, но низкорослый, плотный, хмурый. Фамилия у него интересная…
     — Барахунда.
     — Точно! — Торвилл искоса посмотрел на царапину на шее Улисса. — Ты осторожней, пожалуйста, по-моему, они сидят в твоей каюте, ждут.
     — Спасибо, — поблагодарил Улисс, дружески сжимая локоть альпиниста. — Я ни в чем не виноват, так что бояться мне нечего. Но за предупреждение спасибо. Ты утром сегодня не встречал Анхелику?
     — Не встречал со вчерашнего дня, с момента, когда привезли этого беднягу Альфонсо. Что передать, если увижу?
     — Вот и расскажи, что меня ищет полиция.
     Торвилл в замешательстве взглянул на товарища, хотел спросить: «А где ты был ночью?» — но передумал.
     — Есть еще одна новость, — остановил он Улисса. — Говорят, что в Пирин прибыла бригада Интерпола.
     — Ну и что?
     Альпинист смешался, покраснел.
     — Да ничего, говорят.
     — Ну и черт с ними, нам-то что за дело? Кстати, давно надо было заняться всеми этими смертными случаями, невозможно спокойно работать. — Ну будь, вечером встретимся в баре.
     Во взгляде Торвилла отразилось сомнение, но он ничего не сказал.
     Улисс направился к лестнице на второй этаж, и вдруг у него сами собой напряглись мышцы спины: сработало подсознательное чувство опасности. Он оглянулся и в конце коридора успел увидеть мелькнувший силуэт человека. Подробностей разглядеть не удалось, но Джонатан был уверен, что видел эту характерную фигуру. Где? Уж очень знакома… И вспомнил: на скальной стене. Этот человек, похожий на гориллу, передвигающийся по вертикальной стене не хуже его самого, перерезал ему веревку.
     В каюте Улисса ждали двое молодых людей в штатском. Один из них сразу встал, второй сунул руку под мышку.
     — Буэнос диас, сеньоры, — вежливо сказал Джонатан, с любопытством разглядывая гостей. — По-моему, я запирал дверь на ключ.
     — Мы из полиции, — сказал тот, что встал первым. — Вы Джонатан Улисс?
     — Не отрицаю. А по какому вопросу я понадобился полиции? Формальности или что-то серьезное?
     — Нам приказано доставить вас в Управление полиции Пикаля. Мы наслышаны о ваших способностях и соответственно подготовлены. Надеюсь, вы будете благоразумны.
     — Надейтесь. Но что именно мне инкриминируется? Должны же вы при аресте сообщить задержанному, за что его взяли?
     — За недозволенное ношение оружия, — сказал второй и показал пальцем на левую руку Улисса, где под мышкой в захвате висел пистолет.
     — «Вальтер» восемьдесят седьмого года выпуска. Кстати, носите вы его вполне профессионально.
     — Потому что я профессионал, — пожал плечами Улисс. — Но это не причина для ареста.
     — Вы правы, — раздался голос за дверью, и в комнату вошел невысокий, но крепкий тяжелолицый мужчина. — Позвольте представиться: майор уголовной полиции Барахунда. Вам знакома эта вещь? — Он протянул Улиссу необычной красоты перстень.
     С первого взгляда Джонатан узнал перстень Анхелики.
     — Знакома, это кольцо нашего врача сеньориты форталезы.
     — Еще бы вам не знать. Так вот, сеньор, вы обвиняетесь в убийстве этой сеньоры. В последний раз ее видели, с вами и… перстень этот нашли в комнате. Еще есть вопросы?
     Улисс вспомнил встреченную фигуру в коридоре. У него почему-то родилось впечатление, что и в долине в него стрелял этот человек. Нетопырь. Бесшумный, ловкий, сильный. Страж службы ликвидации… Неужели они убили Анхелику?!
     — Ну и дела, — сказал Джонатан спокойно. — Вы, майор, действуете, как в анекдоте: сейчас я сделаю ошибку, а вы — учитесь. Многому научите своих парней таким способом. А если я не подчинюсь?
     В комнату вошел еще один человек, высокий, гибкий, подтянутый, с красивым открытым лицом. Он белозубо улыбнулся.
     — А вот этого делать не следует, мистер Улисс, вас просто убьют. Я, как и вы, не верю обвинению, но не проверить факты не имею права. Думаю, все скоро выяснится, и мы вас отпустим.
     — Кто вы такой? — нахмурился Барахунда. — Как сюда вошли? И почему командуете?
     — Я Драган Милич, — снова улыбнулся вошедший, — инспектор Интерпола. Вот мой сертификат.
     
ПИКАЛЬ
     
     Нгури ворвался в кабинет капитана, словно занесенный ураганом.
     — Я его нашел, сеньор капитан!
     — Кого? — поднял от стола голову Эрнандес.
     — Того парня, который стоял с голландцем и который похож на человека, заходившего в комнату Миллера перед его смертью.
     — Ты уверен? Где он?
     — Я его выследил. Он сидел у доньи Пепы, ел халву, а потом вышел, я за ним, — затараторил Нгури. — Он зашел в аптеку, потом в оружейную лавку, и все время оглядывался…
     — Короче.
     — Потом он вошел в офис транспортной фирмы…
     — «Птичий глаз»?
     — Да, сеньор капитан, и оттуда уже не вышел. Я ждал больше часа, но контора закрылась, а он… остался.
     — Он мог выйти и через патио, — сказал задумчиво Эрнандес, покачивая двумя пальцами авторучку так, что она казалась гибкой, резиновой.
     — Я не совсем тонто note 28, и поставил с другой стороны одноглазого Кучо. Он клянется, что из дома вышел только сам сеньор Дайамонд, директор фирмы. Сеньор капитан, я не мог ошибиться, это азесино note 29, клянусь матерью!
     Эрнандес расстегнул кобуру, проверил в пистолете обойму и встал.
     — Ну что ж, веди. — Он. нажал на клавишу селектора. — Марко, группу усиления на выход, мою машину.
     Но капитан не успел выйти из Управления, потому что у входа двое молодых людей под предводительством майора Барахунды подвели к нему Улисса в наручниках.
     — Привет, — сказал майор. — Куда это ты торопишься? Забери этого парня, подозревается в убийстве Миллера и Анхелики Форталезы. Мы нашли в его конуре перстень девушки и патрон от пистолета Миллера.
     — Альпинист?! — удивился Эрнандес. — Какого черта?!
     — Я реагировал примерно так же, — сказал Улисс не без иронии. — Но ошибкой здесь не пахнет, это обычный заговор с целью очернить человека. Правда, не знаю, кому это выгодно. Не прошу защиты, прошу разобраться.
     — Разберемся, — буркнул Барахунда. — Капитан, спрячьте его пока, у меня нет времени заниматься этим молодчиком. Я слышал, у вас был гость?
     — Откуда вам известно? — прищурился Эрнандес, направляясь обратно в кабинет. Крикнул дежурному. — Марко, приготовь КПЗ.
     — Работа, — пожал плечами майор, первым входя в кабинет начальника полиции Пикаля. — Вы обязаны были доложить о госте сами. Снова играете в мистера Холмса? Навели бы лучше порядок в Пирине, этот старый болван Эчеверриа не в состоянии организовать даже лечение больных.
     — Вот как? А кто заболел?
     — Двое, Фишлибих и Гордон, и оба одной болезнью — Монге note 30.
     — Монге? — переспросил спокойно ожидавший своей участи Улисс. — Но ведь ею страдают только альпинисты… вернее, те, кто не имеет гиповентиляторной тренировки. Разве эти двое участвовали в прокладке трассы через перевал Тумху?
     — Заткнись, — бросил один из молодых, людей угрожающе.
     Барахунда задумался. И в это время очнулся молчавший до сих пор Нгури, не сводя взгляда с одного из охранников:
     — Клянусь, это он! — Полицейский указал на парня рядом с Улиссом.
     — Сеньор капитан, это… — договорить Нгури не успел.
     В руке парня блеснул металл, раздался хлопок, Нгури отлетел к стене кабинета и сполз на пол. Еще один хлопок — Эрнандес отшатнулся; схватившись за плечо. Стреляли из «люгтера» с глушителем. Оторопевший майор Барахунда не сделал даже попытки выхватить пистолет, он ничего не понял. Зато все понял Улисс. Бросок, удар ногой по руке, второй удар — в живот, падение на пол — от выстрела второго профессионального убийцы (черт, в наручниках не разгонишься!), удар в колено (где их подцепил этот дурак Барахунда?) и обоими кулаками с браслетом в подбородок.
     Стрельба, неслышная в коридоре, длилась всего несколько секунд и оборвалась так же внезапно, как и началась.
     Эрнандес, несмотря на полуобморочное состояние, успел достать пистолет, но стрелять было уже не в кого: «помощники» Барахунды, открывшие стрельбу, лежали без движения, как и сам Барахунда, получивший пулю в горло. Нгури свернулся в комок у стены, он умер, не приходя в сознание.
     — Кто… вы? — прошептал Эрнандес, зажимая рану под ключицей. Из-под пальцев на белую форменную рубашку выдавились струйки крови.
     — Не суть важно, — хрипло сказал Улисс, нагнулся и вытянул из кармана майора ключ от наручников, — Важно, что эти подонки занервничали. Они из службы ликвидации, я с ними уже знаком, но они пашки. Нужен их шеф. О каком госте говорил майор?
     — Кто вы? — повторил Эрнандес. — Говорите, диаволо, а то пристрелю!
     — Идите к черту, капитан, — отмахнулся Улисс. — Вам уже говорили и совершенно правильно, — не суйтесь не в свои дела. Вы же все время ухитряетесь попасть в какую-нибудь историю. Правда, на сей раз мне без вашей помощи не обойтись.
     — Вы… интерполовец?
     Улисс пропустил вопрос мимо ушей.
     — Откройте замок.
     Эрнандес, морщась, повернул ключ, альпинист снял наручники, потряс кистями.
     — Порядок. Итак, сеньор капитан, слушайте внимательно. Сейчас вы позвоните в столицу, в Сегуридад, и все расскажете тому сотруднику, с которым имели дело, его зовут Кольор, полковник Кольор. А сами оцепите лагерь возле перевала и никого к стене, а тем паче к башням Силыостани, не подпускайте. В одной из них — вход в подземелье, ведущее в долину Пируа. Поняли?
     Эрнандес на секунду забыл о раненом плече,
     — Вы… откуда ты это?..
     — Сорока на хвосте принесла. Есть такая птица. Ну, а я пошел, надо успеть до того, как служба ликвидации начнет работать в долине. Да, опасайтесь одного человека очень странной наружности: урод, лицо ассиметричное, уши…
     — Знаю, видел.
     — Тем лучше, проинструктируйте людей. У видите — стреляйте без предупреждения! Он чрезвычайно опасен! Кто к вам приходил? Европеец?
     — Драган Милич, инспектор Интерпола.
     Улисс присвистнул, покачал головой.
     — Вот это да-а! Никогда бы не подумал!.. Ну, желаю удачи, капитан, она всем нам сегодня пригодится. Передайте Кольору, чтобы перекрыли границу сверху, по-моему, контрабанда из долины уплывает большей частью туда. Вызывайте врача, лечитесь, и вперед.
     Улисс задержался на пороге, глядя на Нгури.
     — Жаль мальчишку, наблюдательный был парень.
     Он ушел. Эрнандес дотянулся до селектора и вызвал дежурного.
     
ОКРЕСТНОСТИ ТУМХУ
     
     Кристофер беседовал с Нервном, лежа в траве, и вспоминал прощание с Дианой. Казалось, было это совсем недавно, вчера, и примерно в этом же месте — если закрыть глаза. Но если открыть — сразу видно, что обстановка иная: слева — каменная стена до облаков, справа — светлый и чистый до изумления строй деревьев.
     Где-то протарахтел и сел вертолет.
     — Наша командировка, похоже, заканчивается, — сказал Неран, покусывая травинку.
     — В долине работы непочатый край, — возразил Торвилл, не открывая глаз.
     — Вряд ли экспедиция начнет работу в ближайшие дни, полиция перекрыла все подходы к лагерю. Странные дела творятся тут в Пикале… Умирают совершенно здоровые с виду люди… Мне это не нравится. — Неран помолчал. — Я, пожалуй, уеду.
     Торвилл не ответил.
     — А что случилось с нашим другом Улиссом? У него неприятности? Зачем его искала полиция?
     Кристофер открыл глаза, полежал немного и встал. Из-за лепидодендронового состволия — пять стволов, вместе, — как привидение выглянул Улисс и махнул рукой. Вставать не было никакого желания, но предчувствие беды кольнуло сердце и заставило альпиниста стряхнуть сонное оцепенение.
     — Я сейчас. — Он встал и углубился в чистую и светлую, как зал с колоннадой в каком-то дворце, рощу.
     Улисс ждал за кустом тамариска.
     — Привет. Хорошо, что не пришлось искать тебя по всему предгорью. Нужна твоя помощь. Но предупреждаю: риск смертелен и случиться может всякое. Может быть, придется драться и стрелять.
     — Что произошло?
     Джонатан мгновение колебался, потом вытащил из-за кустов рюкзак, отщелкнул клапан.
     — В долине прячется команда грабителей могил, контрабандистов. Они захватили Анхелику и… ее надо выручить. Драться умеешь? Стрелять? Держи.
     — Подожди. — Торвилл отвел руку Улисса с пистолетом. — Значит, ты работаешь…
     — Не имеет значения. Вообще-то моя цель — не контрабандисты, но тебе знать этого не надо. Идешь? Времени у нас очень мало. До нынешнего момента мы находились с гангстерами в положении сюрпляс note 31, но они все же начали гонку первыми.
     — Не говори загадками, я не люблю ходить вслепую.
     — Узнаю неранскую закалку, — улыбнулся Улисс. — Хорошо, коротко о главном: фирма «Птичий глаз» — прикрытие международной корпорации контрабандистов, ее глава здесь, в Пикале, американский делец Дайамонд, он же агент ЦРУ. Почуяв, что пахнет жареным, он начал сворачивать контору…
     — Постой, — поднял руку Торвилл. — Извини, я не все понял. ЦРУ, ты сказал? Зачем разведке заниматься контрабандой?
     Улисс посмотрел на него с интересом, тихо засмеялся.
     — А ты не такой лопух, каким кажешься с виду. Не обижайся. — Он потрепал порозовевшего альпиниста по плечу. — Ты прав, ЦРУ не должна заниматься контрабандой, но в Паракасе соблазн был настолько велик, что сотрудники конторы не удержались и… этот прокол и привел меня сюда. Не спрашивай больше ни о чем, Крис, я и так сказал больше, чем должен был. Но у меня нет выхода. Идешь?
     — Иду, — сказал Торвилл. — Подожди минуту, пойду предупрежу Нерана, а то начнет волноваться.
     Альпинист вернулся к палатке, возле которой сидел начальник Альп-отряда и, придумав причину, вынуждавшую его покинуть лагерь у Тумху, оставил Нерана одного.
     Улисс ждал его на том же месте, уже переодетый в тропический комбинезон с противопотным слоем, не стесняющий движений. Протянул спасателю такой же.
     — Переодевайся. Это НЗ, рация и «штейгер», стреляет ампулами с шоковым препаратом. Не знаешь, ван Хов в лагере или в Пирине?
     — Этот эксперт по экологии? По-моему, я его видел возле палатки Косински. С ним был какой-то тип, белый, незагорелый. Я его раньше не видел.
     Улисс задумался.
     — Что ж, тем лучше. Начнем именно с него. Тебя полицейские пропустят? Ну и отлично. Найдешь этого незнакомца и предложишь прогуляться до последней «Чульпы», но так, чтобы не знал ван Хов.
     — Это к той, что стоит отдельно?
     — Там полицейских постов нет. А скажешь следующее… — Улисс проинструктировал Кристофера, что делать и что говорить. — Ну, с богом!
     Новоприбывший, о котором говорил Торвилл и которого звали Драган Милич, отыскался у вертолета — разговаривал с молодыми археологами, обиженными своим положением. Кристофер подождал, пока он закончит беседу, и подошел.
     Милич мельком посмотрел на альпиниста и с удивлением оглянулся, когда Торвилл окликнул его по имени. От него пахло дорогим «Кинг флауэ». Было заметно, что за внешностью своей Милич следит тщательно. Любит нравиться окружающим, подумал Кристофер в несвойственной ему псевдозначительной манере, бессознательно копируя Нерана. Потом честно признался себе, что «посланец Интерпола» и в самом деле симпатичный малый. Мужской характер, твердый и властный, помноженный на природный ум, проглядывал в каждом его жесте.
     — Вы мне? По-моему, мы не знакомы.
     — Я и не утверждаю обратного, — миролюбиво улыбнулся Торвилл. — Я Крис Торвилл, альпинист-спасатель.
     — А-а, наслышан. — Милич не протянул руки для пожатия, в глазах его промелькнули иронические искры. — Это вы первым штурмовали Тумху? Справились с этим делом неплохо.
     — Не я один. Вообще-то, я должен быть в отпуске, но платят здесь тоже неплохо, да и захотелось повидать другие страны. Хотя, честно признаться, скалы везде одинаковы.
     — Это верно, — согласился Милич. — Так вы меня знаете? Откуда?
     — Меня послали… послал один приятель, попросил, чтобы я нашел вас и передал, что он хочет с вами встретиться. Будет ждать возле самой крайней «Чульпы».
     — Где-где?
     — Эти каменные «перевернутые» башни называются «Чульпами», хотя никто не знает их истинного предназначения. Даже индейцы.
     — Приятель? Ваш или мой?
     — Ваш. Он так сказал.
     — Но я только что прибыл и никто не… м-м, а как его имя?
     — Он назвался Дигги… или что-то в этом роде. По-моему, он болен, потому что все время держится за живот.
     Милич подумал, посмотрел на часы и кивнул.
     — Если не трудно, проводите меня к нему, чтобы я не искал. Дигги, вы говорите? И он прямо назвал мое имя?
     — Ну да, сказал позвать Милича.
     — Странно, меня здесь никто не знает.
     Вышли за пределы оцепленной территории, обогнули первую «Чульпу», поднялись ко второй, похожей издали на гигантский гриб-сморчок. Торвилл оглянулся и заметил, что за ними в отдалении бредут один за другим двое: мулат в грубой одежде паракасского крестьянина и здоровяк-европеец, в котором Кристофер не без удивления узнал археолога из Норвегии. Ему-то что надо?
     — Бальзам, чувствуете? — проговорил Милич, вдыхая воздух полной грудью. — Что это так пахнет?
     — Всего понемногу. Эвкалипты, аралиевые, реликтовые деревья лепидодендроны, роща неподалеку.
     — Ей-богу, симфония ароматов! Ничего подобного прежде не нюхал. А вообще-то прохладно. Всегда так? Или мне повезло? Думал, в тропиках жара неимоверная.
     — Летом, действительно, жарко, хотя воздух остается сухим и чистым, а сейчас только начало весны. Но, говорят, в долине климат совершенно не такой: жара, духота, безветрие… одним словом, пекло. Я работал в условиях альтиплано, так там, несмотря на жгучее солнце, холодно в любое время года.
     — Спасибо за информацию. Однако мы пришли. Вот наша «Чульпа», а где же Дигги?
     Торвилл огляделся, но никого не увидел. Лагерь был скрыт пригорком, заросшим толой, сельва в этом месте подступала к скалам вплотную. Нигде никого.
     — Ну? — Милич пристально смотрел на альпиниста. — А теперь давайте правду: зачем вам понадобилось тащить меня сюда и откуда вы знаете мое имя?
     — Захотелось пошутить, — сказал Торвилл сердито; он сердился на Улисса, не подающего признаков жизни. — А заодно проверить реакцию агента «Чистилища».
     Взгляд Милича потемнел. Он похлопал по карманам и вытащил таблетку жевательной резинки.
     — Не хотите? «Фери сан», редко бывает в свободном ходу. Вы меня сильно озадачили, право слово. Кто вы?
     Торвилл перевел взгляд ниже и увидел зрачок дула пистолета, глядевший на него из руки «интерполовца». Кто-то вдруг прыгнул на Милича из-за глыбы камня, ударил по руке и подхватил выпавший пистолет. Это был Улисс. Он ловко, одним движением сверху вниз, обыскал согнувшегося от боли курьера, вытащил из кармана еще один пистолет — миниатюрную «беретту», рацию и удостоверение офицера международной уголовной полиции.
     — Полковник, — прочитал он вслух и сунул книжечку обратно. — Извините, чуть не опоздал. У него было двойное прикрытие, пришлось повозиться. Ну, здравствуй, Драган. Не ожидал, что ты пожалуешь в Паракас лично. Миллер — твоя работа?
     Милич разогнулся, растирая руку.
     — Для такой работы есть специалисты. Кто ты такой? Я тебя впервые вижу.
     — Еще бы, — кивнул Улисс. — Если бы ты меня знал, едва ли я имел бы счастье разговаривать с тобой здесь. У меня мало времени на выяснение фамильных отношений, поэтому ответь всего на два вопроса. Как ты сам понимаешь, тебе дается шанс уцелеть, по правилам «Чистилища» таких, как ты, в живых не оставляют. Но я попробую договориться с руководством, чтобы тебя официально выдали властям твоей страны… Раймонд Крессел. Полковник ЦРУ с двадцатилетним стажем. Ну, как, я доходчиво объясняю?
     — Доходчиво. — Милич сплюнул. — Я тебя вычислил. Джонатан Улисс. Жаль, что поздно. Спрашивайте. Знаю — отвечу.
     — Вопрос первый: точные координаты лаборатории «Демиург» в долине, где работает фашист Копман.
     Милич без подготовки прыгнул на Улисса, но тут же со стоном согнулся и упал на колени. Удара Торвилл не заметил.
     — Мразь! Подонки! Вонючки nor… — Еще один удар, почти незаметный. Милич, не договорив, растянулся на траве. Закашлявшись, поднялся, сплюнул и вдруг засмеялся хрипло.
     — Вот сволочь! Я думал, только мои молодцы умеют так бить. Видно профессионала… Служил в армии? Джи-ай? Батальон «Солджер оф форчун»? .
     — Не имею чести, — тихо сказал Улисс. — Не был ни «диким гусем», ни «зеленым беретом».
     — Странно, могу ручаться…
     — Повторить вопрос?
     — Не надо. И бить не надо, не поможет. Я не знаю координат лаборатории, ей-богу, не знаю. Я всего лишь офицер контрразведки.
     — И начальник службы ликвидации.
     Милич покачал головой, с интересом разглядывая Улисса. Торвилл вдруг поймал себя на том, что ему нравится, как держится агент ЦРУ.
     — Ты ошибаешься, чистильщик. Я не знаю такой службы.
     Молниеносный выпад, стон, Милич снова падает.
     — У инков, на золото которых вы позарились, есть три заповеди: амасуа, амальюлья, амакелья — не будь вором, не будь трусом, не будь лжецом. Так вот, не будь лжецом, Крессел.
     Торвилл поморщился, перехватил взгляд Улисса.
     — Что, жалеешь?
     — Зачем эти… эксцессы?.
     — У нас нет времени. Ненавижу хищников в человеческом облике! На его руках, кровь сторожа-индейца, Миллера, полицейского Альфонсо и многих других. Ну как, красавчик, добавить еще?
     — Я же сказал — не знаю! — простонал Милич, массируя рукой живот. В голосе его сквозь боль слышалось восхищение. — Ну и удар! Вот скотина!
     Улисс засмеялся коротким неприятным смехом, от которого у Кристофера побежали по коже мурашки. Он постучал пальцем по циферблату часов.
     — Что делать?
     — Придется… обезвредить. Итак, ты не знаешь координат лаборатории. Допустим. А кто знает? Ван Хов? Или только сам Диггори Дайамонд?
     Милич перестал массировать грудь и выпрямился.
     — Черт бы вас драл! Вы что же, знаете, кто он?
     Улисс кивнул.
     — Кто этого не знает?
     Милич хрипло рассмеялся, закашлялся.
     — Все-таки «Чистилище» — отличная организация, признаю. А ведь начиналось все с нуля. Хорошо, что мы сразу поняли, к чему это все может привести, и приняли меры. Да, СИУ знает дело, но не лучше конторы, заруби это себе на носу, чистильщик.
     Улисс и Торвилл переглянулись.
     — Хотите совет? — предложил Милич, перестав смеяться и ругаться. — Вам лучше отпустить меня с миром, парни. Я орешек не по вашим зубам. Желаете заниматься ван Ховом и его окружением — занимайтесь, если надоела голова на плечах, но я не из его компании.
     — Ладно, красавчик, заткнись. Последний вопрос, по крайней мере, мой. Где Анхелика?
     — Кто?
     — Не притворяйся. Сеньорита Анхелика Форталеза.
     Милич криво улыбнулся.
     — Удивительная женщина!.. Хотя я с ней познакомиться не успел. Кстати, вы знаете, что она работник Паракасской службы безопасности? Для меня это было полной неожиданностью.
     — Для меня тоже. Где она?
     Милич кашлянул, торопливо вытянул руку вперед:
     — Только не бей, дурак, мне же больно. Я знаю, что ее захватили люди Копмана, но где ее держат — убейте, не знаю. Думаю, в лаборатории, в долине.
     — Похоже, мы в тупике. — Улисс, толкнул Милича ногой. — Лежать, гад! Считаю до трех, На счете три — стреляю. — Он достал пистолет, стреляющий шоковыми иглами. — Раз, два…
     Глаза Милича расширились, но лицом он владел хорошо.
     — Ну и стреляй, болван!
     — Три!
     — Не надо, Джо. — Торвилл приставил ладонь к дулу. — Я не хочу участвовать в обыкновенном…
     — Договаривай.
     — Убийстве.
     — Зато он сделал бы это не задумываясь. — Улисс спрятал пистолет и, поколебавшись, признался с улыбкой. — Честно говоря, я тоже не стреляю в безоружных. Пусть живет… пока.
     — Благодарю, — усмехнулся Милич, смахивая со лба капли пота. — Особенно обнадеживает это «пока». Но я в самом деле не знаю, в каком именно месте долины расположена лаборатория. Знаю только, что ее снабженцы часто болеют какой-то болезнью…
     — Монге? — быстро спросил Улисс.
     — Д-да… похоже… кажется, Монге. Хочу еще предупредить: не вздумайте сунуться в долину, Копман не дурак и окружил лабораторию мощной системой защиты вплоть до крупнокалиберных пулеметов, лазеров и ручных зенитно-ракетных комплексов… — Милич вдруг прикусил язык.
     — Это мы уже знаем, — сказал Улисс. — Ничего нового ваш новоявленный Франкенштейн не применил. Хотя… может быть, и ты не все знаешь, полковник. Крис, отрежь-ка футов десять репшнура.
     Они связали курьера ЦРУ, забили в рот кляп и уложили в густые заросли толы так, чтобы он не мог двигаться.
     — Часа два-три пролежит, а больше и не надо, — сказал Улисс, критически оглядывая свою работу. — До встречи, Крессел. Хотя лучше бы нам не встречаться. Скажи спасибо, что со мной этот парень. Тебе ведь хорошо известно, «Чистилище» не прощает шпионов, убийц и предателей, так что, если выберешься отсюда живым, убирайся домой и не высовывай оттуда носа. Макговерн note 32 еще лет двадцать назад дал всем вам, «рыцарям плаща и кинжала», хороший совет, последуй ему.
     Они выбрались из кустарника к наклонной стене «Чульпы».
     Шел уже седьмой час вечера, солнце давно скрылось за горным хребтом. Небосклон начал синеть, приобретая глубину и твердость,
     — О каком совете ты вспомнил? — не удержался Торвилл.
     — Ты о Макговерне? — очнулся Улисс. — Он сказал: «Вернись домой, Америка». Если бы она, Америка, послушалась… Знаешь, а ведь этот подонок, сам того не желая, дал ориентир. Помнишь, он заговорил о больных? Болезнью Монге страдают только…
     — Скалолазы.
     — Плохо тренированные люди, правильно. Значит, лаборатория расположена еще выше, чем Пикаль. Но в долине всего несколько подходящих групп скал, на которых можно расположить комплекс зданий, их можно вычислить.
     — Не обязательно зданий, это могут быть естественные или искусственные пещеры.
     — Молодец, соображаешь! А я, кажется, даже знаю, какие скалы подходят для этой цели лучше других. Для себя я назвал их «Замком», он
     хорошо виден с перевала: плоский останец плато в окружении эрозированных «башен», заросший сверху сельвой. Итак, вперед?
     — Вперед! — сказал Торвилл, не задумываясь.
     Тумху они преодолели не по верху, а под землей, по разведанному Улиссом тоннелю; никто его не охранял.
     В долину уже спустились сумерки, а в сельве было совсем темно. Путь до «Замка» занял около двух часов, и альпинисты подобрались к его крутым бокам, когда окончательно стемнело и в небе высыпали звезды.
     — Странно, что все тихо, — шепнул Улисс, останавливаясь. — У них тут наверняка должна быть охрана. Кстати, тебе не кажется, что пахнет хлебом?
     Кристофер принюхался.
     — Скорее, какими-то отбросами.
     — Это омбу, «трупное» дерево», видимо, растет неподалеку. А поскольку оно растет только вблизи водоемов, то поблизости река. Не свалиться бы в омут. Держись в кильватере.
     Лавируя между стволами секвой и буков, они направились к громаде отвесных стен «Замка», нависавшего над сплошным покровом сельвы. Спустились вниз по склону небольшого ущелья, напоминавшего овраг. Глаза уже привыкли к темноте, но мрак, сгущенный зарослями, был плотен и вещественно осязаем — когда путешественники натыкались на внезапно возникающие на пути камни, стволы и корни деревьев. Улиссу было легче, он шел в инфраочках, а Торвиллу доставалось крепко. Темп передвижения после трехчетырех столкновений снизился до черепашьего.
     Через несколько минут выбрались на край поляны, вернее — озерца, причем узнали об этом, когда Улисс окунулся в воду гю пояс.
     — Стоп! Здесь вода… Речная заводь.
     — Может, родник?
     — Может быть, и родник, но это хорошо, что здесь вода, легче замести следы.
     Они обошли водоем по каменистому берегу и слова углубились в чащу, держа курс на громаду «Замка». Некоторое время пробирались молча и неожиданно вышли к стене, сложенной из грубо отесанных камней — Кристофер определил это на ощупь. Он замер, но Улисс успокаивающе сжал его плечо.
     — Наверное, постройка древних индейцев. Археологи до нее доберутся не скоро, хотя таких построек в долине много. Осторожно, тут ямы…
     Взяли вправо, обходя стену, дотрагиваясь до нее рукой. Стена внезапно повернула, образуя угол, и тут же Улисс остановил товарища, предупреждающе толкнул его в плечо.
     Буквально в десяти шагах в темноте висели два малиновых огонька, выписывая замысловатые траектории. Один из огоньков разгорелся ярче, осветил пальцы и губы, и Кристофер понял, что это огонь сигареты: впереди стояли и молча курили двое.
     Улисс тихонько потянул Торвилла за собой, они отступили за угол, и вовремя: один из курящих включил вдруг фонарь и осветил часть древней постройки, за которой скрылись альпинисты.
     — Ты что, Ян? — послышался голос на английском.
     — Показалось, будто кто-то смотрит в спину.
     — Дай очередь по кустам.
     — Спятил? Босс голову открутит за шум.
     — Ты что же, в самом деле так его боишься? Да он первым даст деру, если запахнет жареным.
     — Но до этого успеет отдать своим палачам-вивисекторам для экспериментов, как тех троих. Индейцы не в счет. Ладно, пошли по маршруту. Надо было взять собак, чувствовали бы себя спокойнее.
     — Что-то ты мне сегодня не нравишься, Ян. Нервный какой-то, напуганный… Зря я с тобой в паре пошел.
     — Ну и катись, смельчак. Скажешь Дюку, пусть выделит для патрулирования Ушастого, я с ним, как за каменной стеной.
     — Неужели этот препарированный упырь не отбивает у тебя аппетит?
     — Нисколько. Я человек не брезгливый.
     — Да у него же взгляд мертвеца.
     Один из двоих заржал.
     — А обвиняешь в трусости меня. Двигай вперед, смельчак.
     Голоса отдалились, смолкли. Послышался удаляющийся шорох осторожных шагов.
     С минуту Кристофер и Джонатан не двигались, вслушиваясь в обычную шуршащую тишину сельвы, дожидаясь, пока в глазах перестанут мелькать яркие пятна после вспышки фонаря. Потом Улисс прошептал:
     — Искать эскалатор или лифт нет смысла, хотя он должен быть. Придется идти на скалы без разведки и прикидки маршрута, иного выхода нет.
     Торвилл почувствовал холодную тяжесть в желудке и молча стал разминать пальцы. Он никогда не штурмовал отвесные стены без снаряжения скалолазов: триконей, скальных крючков, кошек, стремян, молотка.
     Улисс достал из заспинного кармана моток реп-шнура, обвязал себя и, отмерив пятнадцать футов, привязал другой конец к ремню Торвилла. Оба сделали петли через плечо и левую руку, подергали шнур, проверяя прочность зацепления.
     — Я пойду первым, — шепнул Джонатан. — Иди по звуку. Рывок веревки
     — начинаешь движение. Надень очки, в них видно лучше.
     — А ты?
     — Я в них не нуждаюсь. Готов?
     Торвилл встретил руку товарища.
     У скал было видно небо, и ориентироваться стало легче, чем в лесу, да и в очках действительно было лучше видно, хотя Кристофер не сразу разобрался в оттенках коричневого и багрового цвета: более теплые участки скалы и почвы светились чуть ярче остальных.
     Улисс двинулся первым — багровый призрак на черно-коричневом фоне,
     — и Кристофер забыл обо всем, кроме подъема. В нем пробудились все «звериные» инстинкты, усилившие реакцию, чутье, интуицию и силу, но он шел по следу, а Джонатан шел первым, шел так, словно не цеплялся, карабкался по вертикальной скальной стене, а бежал, как паук, не останавливаясь ни на секунду, вытягивая Торвилла с середины перехода. Кристофер никогда не видел, чтобы человек так преодолевал подъем на гору по отвесным скалам, но на восхищение у него не было ни сил, ни времени.
     Сколько длился подъем, он не помнил. Только вдруг руки встретили пустоту, потом горизонталь плоского холодного камня. Торвилл бездыханным вполз на скалу и провалился в беспамятство. Очнулся от того, что Улисс влил ему в рот глоток воды-
     — Жив, скалолаз? Отдохни минутку.
     — Мы… уже поднялись?!
     Джонатан тихо засмеялся.
     — Не верится? Мы шли тридцать семь минут, я засек. Теперь нас не достать даже с собаками, мы на вершине «Замка». И угадали мы правильно, лаборатория где-то здесь, иначе не было бы внешней охраны внизу. Правда, те двое могли сообщить наверх, что мы здесь, если засекли подъем, но не захотели поднимать шум. Идти можешь?
     Торвилл глотнул еще воды из фляги и встал, хотя все тело молило о пощаде и каждая мышца отказывалась повиноваться.
     — Я тут приметил тропу, выложенную плитами. Ведет куда-то в глубь леса. Индейцы и здесь побывали раньше всех. Если наше «свободное соло» замечено, то скоро за нас возьмутся всерьез. Поторопимся.
     За голым пространством скал начинался густой кустарник, переходящий в заросли сельвы: вершина «Замка» была покрыта лесом, сотни лет не знавшим человека.
     Джонатан отыскал тропинку, и они двинулись по каменным плитам древней дороги или улицы — поди разбери в темноте. Перешли на бег, рискуя свалиться в яму или врезаться в дерево, хотя Улисс интуитивно угадывал повороты тропинки. Через десять минут выбежали на край широкой каменистой поляны с черным провалом в центре.
     За поляной, под пологом из гигантских фикусов и сейб, виднелись какие-то строения, целый поселок из пирамидальных палаток и конусовидных домиков. Сквозь щели в некоторых из них пробивался неяркий желтый свет, мелькали темные фигуры, доносился приглушенный говор людей и шум, напоминающий шум разгрузки корабля в порту.
     Улисс хотел что-то сказать, но в это время из леса на поляну выползло что-то длинное и серое, похожее на гусеницу. Оно достигло провала в центре поляны и… не упало, а повисло над ним! Вокруг забегали люди в комбинезонах, тоже не падавшие в пропасть.
     Недоумевающий Кристофер повернулся к Улиссу, тот предупреждающе сжал его локоть.
     — Не сообразил? Они покрыли поляну черной краской, чтобы сверху она казалась пропастью, дырой. Ловко придумано! С самолета никто ничего бы не увидел.
     — Что они делают?
     — Вероятно, готовятся, к отходу. Вот что, обойдем эту «пропасть» справа. Видимо, Копман занимался здесь не только исследовательской работой, но и контрабандой, вот и понадобился такой большой транспортный узел.
     В этот момент серая «гусеница» на поляне стала превращаться в чудовищного «кита», раздуваясь все больше и больше, пока не превратилась в дирижабль!
     — Эх, вот когда накрыть бы это гнездо! — процедил сквозь зубы Улисс. — Где твоя рация? Моя, к сожалению, накрылась, я на нее лег. Пора давать сигнал десанту.
     Торвилл пошарил в заспинном кармане и похолодел.
     — Я… у меня… ее нет.
     — Как нет? Я же тебе давал.
     — Я, кажется, ее… забыл.
     Улисс застыл на мгновение, потом похлопал сгорающего от стыда альпиниста по спине:
     — Ладно, обойдемся. Может быть, капитан Эрнандес успел сообщить о воздушном контроле границы кому следует. Да и лаборатория должна иметь рацию.
     — Прости, я…
     — Брось переживать, это моя вина, что не проверил.
     Они обошли поляну справа и подошли к лагерю с другой стороны, там было сравнительно тихо.
     — Стой здесь и жди. — Улисс отобрал инфраочки и проверил обоймы в пистолетах. — Вернусь через десять минут. Поднимется шум — не паникуй, ночь для нас союзник непобедимый, но едва ли они осмелятся шуметь, им это очень невыгодно.
     Джонатан беззвучно канул в темноту, через минуту его силуэт мелькнул у входа в одну из палаток, сквозь щели которой пробивался слабый свет.
     Торвилл прижался спиной к дереву и замер, сжимая в потной руке пистолет, все еще переживая свою ошибку. Он не знал, что будет делать, если Джонатана схватят, но надеялся, что решение придет само. Откуда-то появилось странное спокойствие и способность к мгновенному анализу ситуации, как во время подъема на скалы. Вероятно, организм сам регулировал степень концентрации душевных и физических сил и «включал форсаж» в момент наивысшей опасности.
     В течение последующих минут Кристофер слышал только глухой шум загрузки дирижабля на поляне, никого не видя возле ближайших палаток. Потом из сельвы, не близко, но и не далеко долетел клокочущий животный вой, оборвался на низкой ноте. Кристофер вздрогнул, облился жарким потом. То ли собственная память, то ли память предков нарисовала картину охоты с собаками так ярко, что в душу вцепились когти тоски и безысходности. По их следу шли собаки!..
     Улисс появился через десять минут. Он нашел Кристофера и, сдерживая дыхание, стиснул его плечо горячей рукой.
     — Все правильно, Крис, это хозчасть лаборатории. У них тут целый парк дирижаблей. Просто и остроумно: грузят награбленное ночью на дирижабль — и поминай, как звали. Об Анхелике оба моих «приятеля», которых я разбудил, ничего не слышали, но рассказали, что сама лаборатория в полумиле под землей, вернее, в пещерах, ты был прав. Охраняется, как банк Рокфеллера. Улавливаешь?
     — Как мы туда попадем? С пистолетами против пулеметов?
     — Ничего, пройдем.
     — За нами, по-моему, погоня, с собаками, я слышал вой.
     — Вой или лай?
     — Вой, но он… собачий. Не смейся, я знаю, старый дом моего отца стоял рядом с полигоном, на котором полицейские натаскивали овчарок…
     — Понятно. В таком случае, мы не успеем добраться до лаборатории… если только меня не обманули. Но минут десять форы у нас есть. Бегом за мной!
     Они помчались с максимально возможной скоростью в глубину сельвы,. в направлении, выбранном Улиссом со слов работников лаборатории. Выбежали на дорогу — плиты и гравий, видимо, еще одна из древних индейских дорог, построенных тысячи лет назад, но сохранившихся под сводами сельвы благодаря сухому и жаркому климату. Прибавили скорость. Некоторое время бежали молча. Торвилл стал понемногу отставать, на один прыжок Улисса ему приходилось делать два.
     Снова где-то сзади коротко провыла собака. Кристофер догнал товарища и уже не отставал.
     Они уцелели благодаря случайности, тропинка вильнула влево.
     Улисс не заметил поворота, запнулся за корень и свалился кудато вниз, вслед за ним в яму ухнул Торвилл. Они замерли, обратившись в слух. Совсем недалеко от них кто-то спросил по-немецки:
     — Кто здесь?
     Второй голос отозвался тихо, как будто из поднебесья:
     — В чем дело, Курт?
     — По-моему, что-то упало в кусты неподалеку. Я думал, это ты уснул и свалился.
     — Я и в самом деле вздремнул. Поменяемся?
     — Давай.
     Послышался скрип, шорохи, позвякивание.
     Улисс подтолкнул Торвилла, и тот первым выбрался из ямы. Всмотревшись, разглядел изгородь из колючей проволоки, калитку, за которой располагалась будочка. За будкой стоял гигантский засохший бук, в ствол которого были вбиты металлические костыли, образуя лестницу.
     Разведчики осторожно подались назад. Они не добежали до колючей проволоки всего с десяток шагов. «Если бы не яма — конец!» — подумал Торвилл с прежним холодным, рассудочным спокойствием.
     — Нам надо за проволоку, — прошептал он на ухо Улиссу.
     — Это и я понимаю, — отозвался тот. — Бандит не соврал, мы у цели. Попытаемся обойтись без шума, хотя положение. у нас аховое: ни вперед нельзя, ни назад — заметят. У тебя пистолет с глушителем?
     — Может быть, лучше стрелять ампулами?
     Улисс беззвучно затрясся от смеха, Кристофер нервно рассмеялся в ответ без звука, про себя.
     — Ампулой стрелять лучше днем, сейчас можем не попасть в тело, игла — не пуля. Но попробуй. Я беру того, который на дереве, ты второго в будке. Целься наверняка.
     Кристофер нерешительно помялся. Улисс понял его колебания.
     — Не хочешь стрелять в человека? К сожалению, я могу не успеть снять обоих, они же снайперы и обучены стрелять на шорох. Если поднимется шум, все равно придется стрелять.
     На Кристофера подействовал не столько последний довод, сколько мысль о том, что он оказался плохим помощником Джонатану.
     — Хорошо, беру нижнего.
     Они подползли к колючей проволоке, долго всматривались в темноту, примеряясь каждый к своей цели, потом Улисс тихонько свистнул, подавая сигнал. Выстрелы прозвучали почти одновременно — сухие щелчки, задавленные плотной растительностью сельвы. Сидевший на дереве охранник свалился на землю молча, а прохаживающийся у будки тихо вскрикнул, но выстрелить в ответ уже не успел, шоковый препарат срабатывал мгновенно.
     — Порядок, малыш. Подстрахуй на всякий случай, я открою калитку.
     Торвилла вдруг затрясло, и он с трудом заставил себя собраться.
     Джонатан открыл проход в изгороди, повозился в будке, потом забрался на дерево.
     — Влезь посмотри, Крис. Тут у них инфраоптика почище моей, тепловой бинокль или что-то вроде него. Хорошо, что лентяй наверху спал, когда мы появились, иначе они бы нас ухлопали в два счета.
     Улисс подвинулся, давая место Кристоферу.
     В стволе бука было дупло, оборудованное под сторожевую нишу, в нем свободно умещались два человека.
     — Хорошо устроились, надолго. Смотри — рация, галеты, инфра-очки, винтовка с оптическим прицелом. Стрелять умеешь?
     — Когда-то умел. Как ты снял хозяина? Ниша с земли не видна.
     — Он стоял на суку под дуплом и смотрел в нашу сторону. Опоздай мы на секунду… Так, это не рация, к сожалению, а телефон. Жаль, я думал, удастся дать сигнал. Знаешь что, у меня идея: у нас есть шанс использовать свое преимущество. Преследователи будут идти по следу…
     — Понял. Оставаться здесь мне?
     Улисс кивнул, виноватым тоном пробормотал:
     — Я бы остался, но тогда у нас не хватит времени.
     — Иди. Все равно я не умею делать того, что умеешь ты. Где встретимся?
     — Здесь же. Я попытаюсь выяснить, где у них центр управления, резиденция самого Копмана, здесь ли Анхелика, потом найду радиостанцию и выйду в эфир прямым текстом. Потом вернусь за тобой. Буду нажимать — беги за мной и ищи вход под землю.
     Улисс спустился вниз, махнул рукой наблюдавшему за ним в прибор ночного видения Торвиллу и исчез. Кристофер вздохнул, сел поудобнее, направил вниз ствол автоматической винтовки с тем же клеймом «Сделано в США» и стал ждать. Он уже не имел права сомневаться, колебаться и страдать — всему свой миг и свой час. Для него наступил час самой опасной игры, который подсознательнсг был рядом всегда; игры, где призами были жизнь и смерть. Наступил час проверки формулы: человек стоит того, что он может. В той, другой жизни, оставшейся в Альпах, в горах, казавшихся чуть ли не родным домом, Кристофер боролся только с камнем и не чувствовал гнева и ненависти, когда горы оказывались сильнее тех, кого он спасал. Здесь он боролся с равными себе по силе, но превзошедшими его по жестокости, подлости и человеконенавистничеству, и в сердце не должно было быть места жалости к убийцам-маньякам в тогах ученых…
     Собака возникла из зарослей бесшумно, как баргест из английского фольклора — дух, предвещающий смерть. Она и сама была смертью, воплощенной в образе зверя, специально выдрессированного для охоты на человека. Крупнее обычной немецкой овчарки, похожа на дога, но и не дог: Кристофер не знал, что это был мастифф-волкодав, который мог выстоять в поединке с рысью или барсом. Главным в облике мастиффа было выражение беспощадной и целенаправленной жажды убийства в сочетании с хищной злобой и жуткой неутомимостью механизма.
     Торвилл выстрелил в тот момент, когда мастифф учуял его и поднял морду вверх. Вторая собака появилась следом, за ней еще одна. Кристофер едва успел снять их двумя выстрелами, третьим добил взвывшую собаку, раненную в шею.
     Видимо, поводырь был неопытный, иначе он не высунулся бы из чащи, но тут же залег, окликая кого-то в зарослях. Кристофер понял, что, если не предпринять чего-нибудь в ближайшую минуту, ему не поможет ни позиция, ни техника. Он тщательно рассчитал, где лежит преследователь, прицелился и выстрелил два раза подряд, потом выбросился из дупла и, как на крыльях, слетел по скобам на землю, тут же сиганув в кусты фикуса; прибор ночного видения все-таки был как нельзя кстати.
     Из-за проволочной изгороди по дереву дважды ударил автомат. Замолк. В тишине где-то недалеко послышались голоса, команды, на мгновение вспыхнул прожектор, лес наполнился шумом, возней, топотом ног.
     Не дожидаясь, пока не место действия прибудет охрана лаборатории, Торвилл продрался сквозь кусты и побежал в ту сторону, где скрылся Улисс.
     
ПИКАЛЬ, ПИРИН
     
     Хозяин стряхнул пепел сигареты в плоское каменное блюдо с искусно выдавленным в дне изображением летучей мыши, повертел в пальцах туми — жертвенный нож древних индейцев, и положил рядом с блюдом. Он не знал, о чем говорить с представителем власти, и чувствовал себя не в своей тарелке.
     — Вы не знаете, что это такое?
     Эрнандес, сидевший в мундире, надетом на забинтованное плечо, поморщился и кивнул.
     — Профессор, я паракасец, а не новичок но мадуро note 33. Забавная штука, я видел подобные в музее Лидо в Шочипилье.
     — Это всего лишь копия, хотя я надеюсь найти туми и в Пируа.
     Эти ножи характерны для всех доиндейских и древнеиндейских цивилизаций Южной Америки. Как и калабасы. — Хозяин кабинета погладил крутой бок посудины для воды. — Сделаны из тыквы, но сохранились по сей день. Практически каждое современное индейское племя бережно хранит рецепт выделывания из тыкв различной посуды. Эта калабаса найдена в окрестностях Пикаля, но, если бы не задержка экспедиции, уверен, мы имели бы подобные находки и в долине.
     «Как будто мы виноваты в задержке», — Подумал Эрнандес, страдая от боли и временами накатывающейся слабости. Он сделал все, как велел Улисс: соединился с Управлением Сегуридад в Шочипилье, сообщил о случившемся и даже поделился своими соображениями об участии в инциденте корпорации «Птичий глаз» и ее посредника в Пикале Диггори Дайамонда. Его выслушали, приказали взять под охрану Пирин и лагерь возле гор Тумху, ничего не предпринимать без специальной команды, и теперь капитан ждал реакции Сегуридад, а может, ждал разития каких-то событий, но ничего не происходило. Ничего. Шел уже девятый час вечера, стемнело, а ни армии, ни сил безопасности в поле зрения капитана и его подчиненных не попадало. Словно столица забыла о сообщении и решила подождать до утра.
     — Я слышал, — сказал Эрнандес, — что покойный Хонтехос считал прародиной индейцев пируа Японию.
     — Ну, Хонтехос был оригиналом, хотя последователей у него хватает. Есть, например, и такие, которые утверждают, что предками индейцев пируа являются племена, некогда селившиеся у Байкала, в России. Вернее, на территории современной России.
     Эрнандес поднял брови. Хозяин кабинета улыбнулся.
     — Да-да, не удивляйтесь. Это я не отношусь к оригиналам и свои гипотезы строю исключительно на доказанных аргументах и фактах. Я участвовал в археологических экспедициях в Мексике, Колумбии, Бразилии, Чили, Гватемале, Перу, изучал культуры Чиму, инков, ольмеков, тольтеков, в последнее время, до назначения сюда директором, исследовал культуру Чавин, господствующую в северном Перу восемнадцать веков, начиная с тысяча пятьсот пятидесятого года до нашей эры и кончая триста двадцать седьмым нашей, то есть за тысячу лет до появления инков. Так вот, в найденных несчастными первопроходцами Пируа остатках культуры долины чувствуется чавиноидная традиция: керамика с изображениями кондора и ягуара, орнаменты с петроглифами, видели? Нет? Жаль. Кстати, чави — на одном из карибских языков — ягуар, а чавинави — сыновья ягуара с копьями. Конечно, на культуру пируа должны были наложиться такие особенности, как почти полная изоляция от остального мира и обилие золота в долине, но берусь утверждать, что индейцы пируа — предки индейцев Чавин, и пришли они из Юго-Восточной Азии около десяти тысяч лет назад. Это самая первая из высокоразвитых цивилизаций на территории Паракаса. Что касается отличий ее от других цивилизаций, то об этом можно говорить только после окончания работы экспедиции.
     — Значит, вам повезло, что долину открыли лишь два года назад. Никогда не думал, что за Тумху — неоткрытые белые пятна.
     — Ну, это легко объяснить. Подступов к долине со стороны внешнего мира не было, а с самолета невозможно определить, изучен этот район или нет. На территории Паракаса еще много неисследованных уголков, особенно в альтиплано Кордильер.
     Эрнандес украдкой посмотрел на часы. Его собеседником был директор Пирина, известный паракасский археолог Хулио Энрике Эчеверриа, который пустился в пространные, рассуждения о предполагаемых открытиях в долине Пируа. Капитан его не прерывал, думая о своем. Внезапно директор остановился:
     — Извините, вам неинтересно, я вижу. Заболтался. Если хотите, давайте поговорим о контрабанде произведений искусства древнеиндейских цивилизаций. Я неплохо знаю методы «работы» контрабандистов, приходилось встречаться.
     Эрнандес очнулся, с любопытством взирая на ученого.
     — Вы что же, думаете, и в Пируа пробрались контрабандисты?
     — Уверен. Я же не мальчик и понимаю, из-за чего заварилась вся эта неприятная похлебка с экспедицией. Кому-то невыгодно, чтобы исследователи проникли в долину, вот он и принялся действовать. А кому невыгодно больше всего? Конечно, контрабандистам.
     Капитан покачал головой.
     — Вы проницательны, профессор.
     — Жизненный опыт, — улыбнулся Эчеверриа, пустив по лицу лучики морщин.
     Дверь внезапно отворилась, и в кабинет вошли двое мужчин. В первом Эрнандес узнал голландца ван Хова, а второй притягивал взор своей необычностью, отталкивающей нестандартностью. Он был сутул, массивен, хотя передвигался с легкостью и грацией хищника, с длинными руками, а лицо поражало обилием бугров, морщин и вмятин, оно было не просто безобразным, а зловеще безобразным, жутким и твердым, как ритуальная маска. Но больше всего капитана потрясли уши незнакомца: они были не очень большими, но формой напоминали перепончатые крылья летучих мышей, и кровеносные сосуды просвечивали сквозь розовый перламутр перепонок, как нервюры летательного аппарата.
     — Вы ко мне? — Эчеверриа вопросительно посмотрел на вошедших. — Или это ваши знакомые? — обратился он к Эрнандесу.
     — К вам, — кивнул эксперт ЮНЕП и выстрелил в грудь старику из «асахи» с насадкой бесшумного боя. Директор Пирина посмотрел на свой пиджак и мягко завалился на бок, зацепив стул.
     Эрнандес рванул из кобуры пистолет, но страшная сила вырвала из рук оружие, едва не выломав пальцы, и придавила к сидению.
     — Вам же говорили, капитан, не суйтесь в это дело, — спокойно сказал ван Хов, садясь на место Эчеверриа; выдвинул ящик стола и бегло осмотрел его содержимое. — Говорили?
     — Кто вы? — хрипло спросил Эрнандес.
     Голландец поднял отрешенно-холодный взгляд.
     — Я? Агент ЦРУ, если вам будет угодно. Хотя у меня найдется с десяток других профессий, которыми я владею вполне легально. Эксперт ООН по программе ЮНЕП — одна из последних.
     — Я догадывался… еще до прихода альпин… — Эрнандес запнулся.
     Ван Хов кивнул.
     — Можете не договаривать, я знаю, кто у вас побывал. Джонатан Улисс. Так?
     Капитан полиции сплюнул ему под ноги и сказал презрительно:
     — Кончайте умные разговоры, скоты! Стоит мне крикнуть, и через минуту здесь будет вся бригада. Так что советую не шуметь.
     — Мы и не будем, — кивнул спокойно голландец. — А кричать не надо, вряд ли вас кто-нибудь услышит. Мы уже уходим, капитан, но прежде ответьте на пару вопросов. Где сейчас Улисс?
     — Далеко. — Эрнандес снова сплюнул, чувствуя на затылке дыхание кошмарного телохранителя ван Хова. — Вам его не догнать.
     Вошедшие переглянулись.
     — Он в долине, — глубоким звучным голосом, дико контрастирующим с его внешностью, проговорил ушастый страж. — Успел уйти еще днем, часов в пять, судя по тарараму в голове этого копа. И главное, капитан был так неосмотрителен, что позвонил в Сегуридад и передал разговор с Улиссом начальству.
     Ван Хов задвинул ящик, задумчиво посмотрел на ужаснувшегося от услышанного Эрнандеса.
     — Что, капитан, не ожидал? Этот парень способен читать, что написано в мозгах, так же свободно, как в газете. Нет смысла торговаться. Жаль, что поторопились вы со звонком в Шочипилью.
     — Надо и нам поторопиться, — сказал ушастый. — Безопасность наверняка уже рыщет где-то поблизости, но они могут поднять по тревоге и армию.
     — Ты прав, надо уходить. А жаль, местечко здесь райское. Я за тобой не угонюсь, иди первым, а на той стороне вызови мне проводника. И спеши к Эриху, Улисс — не сопливый щенок, я видел, как он ходит по скалсм. Его надо опередить и обезвредить.
     Ушастый улыбнулся, так мог бы улыбаться гранатомет.
     — Не беспокойтесь, он не уйдет далеко. Что делать с этим?
     — Он бесполезен, но как свидетель может быть опасен…
     Это было последнее, что услышал Эрнандес в жизни.
     
ПИКАЛЬ, ПИРИН
     
     С высоты в пять миль окрестности Пикаля казались дымящейся трясиной серо-зеленого с пятнами коричневого цвета — так их Окрасил легкий вечерний туман сельвы. Где-то в нескольких милях к северу от Пикаля, у суровой гряды гор Тумху, располагался лагерь экспедиции в долину Пируа, ставший объектом отвлекающего удара контрабандистов Дела и агентов ЦРУ США.
     — Мы опаздываем, — наклонился к собеседнику полковник службы безопасности Майо Кольор.
     — Не думаю, — спокойно ответил тот. — Едва ли они решатся уходить днем, когда еще светло. А до ночи мы успеем закрыть границу.
     — И все же мы могли бы начать операцию раньше, — с укоризной проговорил Кольор.
     — Без армии — нет, — покачал головой сосед, костистый, широкий, но очень худой, с большой головой и коричневым гладким лицом. — А чтобы доказать необходимость совместной операции, договориться о взаимодействии и разработать план, потребовалось время.
     Они замолчали.
     Самолет произвел посадку.
     Руководителей Паракасской службы безопасности встречал сотрудник отдела Кольора «французский археолог» Гийом Карсак. Едва ли кто-нибудь из его приятелей в Пирине узнал бы в нем весельчака-юмориста, любителя женского пола.
     — Анхелика исчезла, — сказал он полковнику вполголоса, ответив на рукопожатие. — Майор Барахунда, капитан Эрнандес, профессор Эчеверриа убиты. Исчезли также альпинисты Улисс и Торвилл, эксперт Леон ван Хов и сотрудник Интерпола Милич.
     — Святой кондор! — вырвалось у Кольора. — Когда все это произошло?
     — Барахунда убит еще…
     — Об этом я знаю, остальные?
     — Эрнандес и Эчеверриа найдены в лагере полчаса назад. Никто не видел убийц и не слышал шума. Эчеверриа убит из пистолета марки «асахи» японского производства, а капитан… у него перелом основания черепа. Эксперт-криминалист утверждает, что удар нанесен рукой, вернее, ребром ладони, сзади.
     — Поехали в Пирин, — сказал спутник Кольора. — Обсудим все по пути. Кстати, полковник, каким образом в это дело оказался замешан начальник полиции?
     — Он молод… был, — со вздохом произнес Кольор, — и не в меру активен. Я его предупреждал, он не внял совету. А жаль, парень был неглуп, можно было бы взять к себе в отдел.
     Черный «бьюик» принял их в свое нутро и помчал по шоссе к Пикалю, несколько высотных домов которого виднелось над зубчатой кромкой сельвы. Через сорок минут машина миновала полицейский пост на окраине города и подъезжала к громаде Пирина. Их ждали двое в штатском и полицейский офицер. Один из встречающих, массивный, косолапый, с недобрым тяжелым лицом, молча повел прибывших за собой.
     В кабинете с двойными дверями, напоминающими водонепроницаемые переборки тамбура подводной лодки, резиденции директора института, царила стандартная обстановка кабинетов любых других деловых организаций и фирм: стол с видееприставкой и селектором, плоский телевизор на стене, карта Паракаса на другой, деревянная мебель, штора, скрывающая за собой одну из стен, шкаф и вделанный в стену сейф. Тело Эчеверриа уже убрали и кровь с пола смыли, в кабинете было чисто и свежо.
     — Знакомьтесь, сеньоры, — сказал Карсак. — Филипп Моррисорн, заместитель начальника отделения «Эол» организации СИУ. Он не обидится, если кто-то из вас назовет СИУ «Чистилищем».
     Второй спутник мрачнолицего, узкоплечий, но подтянутый, стриженный очень коротко, наклонил голову.
     — Сотрудник отдела Хенрик Соренсен.
     Здоровяк мельком посмотрел на Кольора и мигнул.
     — Он неразговорчив, — мягко сказал по-испански, без акцента, Моррисон, — зато надежен. Не правда ли, коллега?
     — Как рокфеллеровский сейф, — без улыбки ответил Карсак. — Но в отличие от сейфа не боится взлома. Прощу садиться, сеньоры.
     Кольор подождал, пока сядет его большеголовый спутник, привыкший к оказанию ему должного внимания, и сел сам. За ним сели остальные.
     — Итак, все по порядку. В каком состоянии операция?
     — Разрешите мне, генерал? — сказал заместитель начальника «Эола», чем-то похожий на самого Миллера.
     Начальника паракасской службы безопасности покоробило такое обращение, но он не дал воли раздражению.
     — Посты в ключевых местах расставлены, за долиной ведется аппаратное наблюдение с подключением компьютерной системы распознавания объектов.
     — Простите, — вежливо сказал генерал, — я так полагаю, что расставленные посты принадлежат вам? То есть организации СИУ?
     — Вы же сами дали согласие на участие «Чистилища» в операции, — вполголоса проговорил Кольор. — Они же нас и предупредили о…
     — Я помню, — сухо сказал генерал. — Просто хочу уточнить детали. Кстати, кем определены эти… м-м, ключевые места?
     — Нами, — пожал плечами Моррисон. — Хотя не без помощи ваших специалистов. Но аппаратура, извините, тоже наша. Я не склонен приписывать СИУ все заслуги в организации операции, лавры нам не нужны
     — важен результат. Такова основа работы «Чистилища». К тому же, без привлечения сил безопасности и контрразведки, да и армии, нам не обойтись, потому что перекрыть надо всю северную границу. Понадобятся самолеты, около двух вертолетных полков и двух десантных. Единственная закавыка: мы не знаем точных координат лаборатории в долине. Хотя убеждены: эвакуировать ее еще не успели.
     — Каким же образом вы хотите действовать? Как только охрана лаборатории обнаружит нашу группировку, заведующий попросту уничтожит Базу, он же не болван, чтобы оставлять улики.
     — Мы захватили некоего Леннарда, одного из работников компании «Птичий глаз», работающего на ЦРУ, — сказал Карсак. — Он сообщил кое-что интересное, в том числе и об алчности своих начальников, до сих пор греющих руки. на вывозе из долины золотых изделий. Именно этот фактор и помог нам ухватиться за ниточку и размотать клубок, и он же позволяет надеяться на то, что основные богатства Пируа не тронуты.
     — Вы не ответили на вопрос. Не будем же мы сбрасывать десант на всю долину.
     — Конечно, нет. В долине в настоящее время находится наш работник,
     — сказал Моррисон. — Надежный парень, он даст сигнал.
     — А если не даст?
     Моррисон поднял угрюмые спокойные глаза на генерала.
     — Даст.
     Генерал хмыкнул, посмотрел на Кольора.
     — Ну что, Майо? Вы здесь главный, командуйте.
     Кольор понял его намек правильно: крайним, в случае провала операции, останется он.
     Наступило недолгое молчание, которое прервал генерал:
     — Мне говорили о профиле работы лаборатории, но я счел это… э-э, ошибочной информацией. Не думаю, что такое возможно, я имею в виду поразительные результаты ее деятельности.
     — К сожалению, возможно, — сказал Моррисон, посмотрел на часы и кивнул Соренсену; парень вышел. — Не знаю, как насчет суперменов, рождающихся при пробуждении «спящих» генов, но то, что из ущербного психически и морально типа выращен сверхубийца — факт.
     — Вы о ком?
     — Руководитель лаборатории провел эксперимент не только на Хонтехосе, Пино и других известных лицах, но и на преступнике, садисте и убийце, превратив его в исключительно сильного и ловкого человека. Говорят, он даже способен читать мысли, хотя объективной информации нет.
     — И где этот монстр?
     Моррисон помолчал и нехотя проговорил:
     — По последним сведениям, ушел в долину.
     Генерал покачал головой.
     — Тогда я не завидую вашему работнику. И предлагаю начать операцию немедленно, пока еще есть возможность обшарить долину до наступления темноты и найти лабораторию.
     — Рано, — отрезал Моррисон и поправился: — Простите, генерал, все равно уже темно, ночь вот-вот наступит, и нет смысла спешить. Подождем сигнала. Если до двенадцати его не будет — начнем развертывание полков на границе. Кстати, не мешало бы еще раз напомнить пограничникам Боливии о нашей операции. Кто-нибудь из засевших в долине молодцов может прорваться.
     — Боливийская сторона предупреждена. Но почему вы так уверены в своем работнике?
     — Потому что он человек слова, и еще не было случая, чтобы он подвел. Его жена погибла в Штатах при негласном, испытании одной из военных лабораторий сильнодействующего галлюциногена, с тех пор он работает в «Чистилище». Но дело даже не в этом, просто я знаю его достаточно хорошо и уверен, что он способен пройти через ад.
     — Кто же этот человек? — спросил заинтересовавшийся начальник службы безопасности.
     Моррсон не успел ответить, в кабинет вошел Соренсен.
     — Только что при попытке проникнуть в долину задержан Диггори Дайамонд, американский гражданин, директор филиала фирмы «Птичий глаз» в Пикале. С ним трое, видимо, охрана. В центральном регионе долина быть слышна стрельба.
     — А сейчас?
     — Тихо. Стрельба длилась всего две минуты.
     — Успели засечь направление? — встрепенулся Кольор.
     — Машина еще работает, но едва ли она выдаст рекомендации с большой точностью — темно.
     Генерал, Кольор и Моррисон посмотрели друг на друга.
     — И все же подождем, — хмуро сказал начальник «Эола».
     
ДОЛИНА ПИРУА
     
     Джонатан оставил Торвилла одного с тревогой в сердце и странным ощущением игры: будто ему было всего десять лет и он с другом играл в «казаков-разбойников». Ощущение это быстро прошло, но все же что-то сдвинулось в душе, отреагировало на жизнь вокруг, на внешние раздражители, пришли в движение жернова какой-то психологической машины, а может, и не только психологической, грозя подмять Улисса, перемолоть в муку его веру в себя, в свое дело, его надежду и волю.
     Всю жизнь он, искатель приключений, «певец риска», удивительных мгновений победы над собой или обстоятельствами — как говорили друзья, или «профессионал по выживанию» — как говорили с долей уважения враги, боролся с обстоятельствами в условиях стопроцентного риска и выходил победителем. Но пришел час, когда количественные показатели его способностей перешли наконец в иное качество. Это когда два года назад он вдруг почувствовал: хватит странствий! Дальнейшее увеличение километража не дает новых ощущений. И он остановился, начал осматриваться, куда его занесло, кто рядом, что делать дальше… А потом погибла Анна, и все чуть снова не завертелось в привычном темпе, но его вовремя нашел Миллер, умудренный опытом, всегда знавший точно, ради чего он рискует жизнью. Однако еще долго что-то мешало жить и работать, словно спазм грудной клетки, пока Улисс не понял, что это всего-навсего усталость.
     Память — странная штука, дает о себе знать в самые неподходящие моменты жизни. Джонатан вдруг вспомнил свой первый экзамен на выживаемость — участие в гонках на мотоциклах по горным дорогам Италии, потом первое прохождение полигона «страха» — когда он по молодости лет едва не нанялся в отряд «диких гусей» — наемников, подготовленных для карательных операций в разных частях света, вспомнилась встреча с Анной, ее нелепая гибель в Арканзасе, встреча с Анхеликой… Мгновенные росчерки прожитого, как следы трассирующих пуль, пронизали пространство памяти, оживили застывшие там навеки картины… Сколько раз ему приходилось рисковать жизнью? Не счесть! Спокойное бытие — что это за штука? Преподавание борьбы в школе физической подготовки с постоянным ожиданием перемен? Это спокойная жизнь? А уколы памяти, а боль-воспоминания, затухающие, как угли костра, о которые еще можно обжечься… И все же рано или поздно приходит твой судный день, когда обстоятельства вывернут тебя наизнанку и обнажат твою суть, и ты поймешь, что твой прежний идеал «сильной личности» — миф, и оценишь, на что способен, и, преодолевая муку самооценки, начнешь ковать себя заново, бить и обжигать, смешивая в горниле души силу и злость, веру и доброту, любовь и ненависть, слезы и смех… И ты поймешь наконец, что формула «выжить во что бы то ни стало» не гарантирует душевного спокойствия…
     Улисс очнулся у серой бетонной стены, сжимая в руке пистолет. Выругался беззвучно, прислушался — все тихо пока, и отступил под защиту деревьев.
     Перед ним располагалась приземистая бетонная постройка с трубой на крыше, напоминающая трансформаторную будку с единственной дверью. Рядом смутно белели шатры двух стационарных палаток, похожие на древнеегипетские пирамиды в миниатюре. Вокруг ни души, словно лагерь брошен. Но к чему тогда охрана и проволочное ограждение? Что это — вход в подземный бункер?..
     Улисс принюхался — пахло хлебом и чем-то еще, приторно и сладко. Знакомый был запах, противный. Джонатан попытался вспомнить, от чего он, но не смог. Взял влево, обходя будку, и наткнулся на невысокий свеженасыпанный холм, возле которого неприятный запах был сильнее.
     Улисс сплюнул, нагнулся, зачерпнул ладонью горсть земли, липкой, дурно пахнущей, с твердыми камешками, выбрал камешек побольше, остальные выбросил и брезгливо вытер руку листьями папоротника. Выбрал просвет между деревьями, где было посветлее, приблизил камешек к глазам и выругался. На ладони лежал почерневший… человеческий зуб!
     Конечно, Улисс был готов к неожиданностям, но свидетельство преступлений тайной лаборатории — холм человеческих костей, пересыпанных прахом, потрясло его до глубины души! Серая «трансформаторная будка» была крематорием. И материалом для него служили аборигены — индейцы-пигмеи пируа. Догадка пришла сама собой: факты, известные Улиссу, соединились в единую логическую цепь, и он понял, на ком отрабатывали методы оживления «молчащих» генов «ученые» лаборатории. Спрятав зуб в кармашек комбинезона, нырнул в кусты, борясь с подкатывающей к горлу тошнотой.
     Интуиция вывела его к целому палаточному городку, окружавшему два крошечных бунгало с плоскими крышами из дерева и алюминия. На корпуса эти строения не походили. Неужели основное хозяйство и в самом деле под землей, как сообщили те двое, что остались у дирижабля? Но где же тогда вход в подземелье?
     Первое бунгало имело одну дверь и два окна, в обоих горел свет. Тусклый свет пробивался и через щели палаток, лагерь был явно обитаем, хотя Улисс с облегчением отметил про себя отсутствие охранения. Видимо, обитатели тайной базы не ждали гостей, надеясь на неуязвимость убежища.
     Джонатан подкрался к двери бунгало, справедливо определив, что это командный пункт лагеря или пост охранения. Едва он намерился толкнуть дверь, как она открылась сама, сноп света упал за порог, и в проеме показался человек.
     — И передай Дюку, пусть срочно вызовет Ушастого, — сказал он кому-то за дверью. — Если наблюдатели не пьяны, кто-то проник на территорию и поднялся на вершину. Судя по шуму у второй линии, они не шутят. Я с шестеркой пойду проверю Билла, что-то он не отвечает.
     Он собрался закрыть дверь, но Улисс прыгнул и ударил выходящего в живот. С тихим «ох» мужчина согнулся пополам, и Джонатан ударил его рукоятью пистолета в основание шеи. Человек упал. Улисс придержал дверь, несколько секунд вслушивался в звуки, долетавшие из глубины строения, потом бесшумно шмыгнул внутрь домика.
     Тамбур с тремя дверями, одна наружу, а две других?
     Вторая оказалась дверью шкафа с противохимическими балахонами и противогазами, а третья вела в пустую комнату — стол и два стула — освещенную трубкой дневного света. Никого. С кем же разговаривал выходивший?
     В центре комнаты вдруг что-то скрипнуло, стол отъехал в сторону, открыв квадрат люка, и откуда-то снизу донесся голос:
     — Проверь кабель у второго и третьего блоков. Предупреди Губатого, пусть поторопится со своими «кроликами». Всех уничтожить, это приказ босса.
     Поднимающийся по лестнице буркнул что-то под нос.
     Улисс втиснулся в тамбур, сдерживая дыхание.
     Из отверстия люка выбрался человек в коричневом комбинезоне, шагнул в тамбур, заметил гостя. Рука его метнулась к поясу, но на то, чтобы достать оружие и выстрелить, ему требовалось около секунды, а Улиссу — в три раза меньше. Удар пришелся в подбородок, верзила грохнулся о стол и сполз на пол. Связывать его не было времени, потому что из глубины нижнего подземного этажа спросили:
     — Что ты там уронил, Стин?
     Улисс замер на мгновение перед люком в преисподнюю, мысленно воззвал: «Ну, держись, чистильщик!» — и прыгнул вперед и вниз.
     У лестницы был один пролет в двадцать ступенек, Джонатан преодолел ее в два приема.
     Подземный зал превзошел самые мрачные ожидания, он был большой, квадратный, с полом, выложенным настоящим черным паркетом. В центре — аквариум с плавающим в нем… черепом! Двухсекционный пульт с дисплеем, возле пульта подставка с красивой статуэткой из блестящего желтого металла.
     Рядом с пультом стоял на коленях худощавый юноша в сером костюме и копался в его внутренностях, второй сидел в кресле с наушниками на голове и вертел ручки прибора, похожего на генератор ВЧ, третий — старик с лицом Мефистофеля, укладывал кабель у стены в аккуратную бухту. Все трое оглянулись на звуки прыжков и молча уставились на пистолеты в руках Улисса. Молодой сделал движение к тумбе стола, Джонатан выстрелил. Игла попала в щеку парня, тот упал и успокоился.
     — Не двигаться! — негромко сказал Улисс и повел стволом пистолета в правой руке. — Лечь на пол! Обоим! Руки на затылок!
     Парень за пультом и старик повиновались без единого слова.
     «Радиста» с наушниками Джонатан обыскал первого, связал. Потом та же участь постигла молодого храбреца — альпинист не хотел рисковать, хотя шоковый препарат иглы сделал свое дело. «Мефистофеля» Улисс заставил встать к стене.
     — Прошу ответить на несколько вопросов, от этого будет зависеть ваша судьба. Подходит такой выбор?
     — Задавайте, — глухо буркнул старик.
     — Что это за прибор с наушниками, рация?
     — Нет, контролер системы подрыва.
     — Понятно. Чем занималась лаборатория?
     Молчание.
     — Даю три секунды.
     Улисс подождал три секунды и выстрелил. Звонко взорвался экран дисплея.
     Старик не двигался, глядя на Улисса исподлобья.
     Альпинист поднял левую руку с пистолетом и выстрелил, не целясь. Пуля задела плечо «Мефистофеля», тот вскрикнул, схватился за плечо. В глазах его тлела ненависть.
     — Идиот! Зачем это тебе? Ты же и так покойник…
     Улисс хладнокровно направил пистолет ему в лоб:
     — Даю еще пять секунд. Не ответишь — покойником будешь ты. А потом я примусь за остальных, у меня нет выбора.
     На лбу старика проступила испарина.
     — Я не имею отношения к непосредственному персоналу лаборатории, я всего лишь оператор ЭВМ.
     — Повторить вопрос?
     — Лаборатория занималась биологическими экспериментами…
     — Смелее, у меня мало времени.
     — Экспериментами по генному ускорению, биодевиации «молчащих» генов. А больше я ничего не знаю, клянусь!
     — И экспериментировали, конечно, на людях, на «презренных индейцах», так? Я видел крематорий. Сколько же вы убили?
     Старик побледнел, уставился на Улисса.
     — Кто заведует лабораторией? — быстро спросил тот. — Ну?!
     — Эрих Копман.
     — Где он?
     Ответить «Мефистофель» не успел. Один из аппаратных шкафов в углу зала сам собой отъехал в сторону, открыв освещенный проем еще одного люка, ведущего вниз. Из глубины колодца раздался странно знакомый голос:
     — Не стреляйте, монтанеро, я — Копман. Вы блокированы сверху и снизу, весь ваш разговор был слышен, так что делайте выводы. Можно, я поднимусь?
     — Поднимайтесь, — подумав, вежливо разрешил Улисс.
     В зал, как чертики из коробки, выскочили из люка трое похожих друг на друга парней с автоматами, зашли справа и слева. Автоматы держат профессионально, только дула выглядывают из подмышек. Последним вылез энергичный толстяк, в котором Улисс к изумлению своему узнал Карла Типлера, «проводника» экспедиции! Оператор, лежавший на полу ничком, как его положил альпинист, встал.
     — Не ожидали? Мне искренне жаль, что так получилось. — Типлер-Копман подошел к пульту, бегло оглядел индикаторную панель, повернул голову к «Мефистофелю». — У вас все готово? Что морщишься, ранен?
     — Царапина. К взрыву все готово. Стин пошел проверить кабели у блоков Ц и Д и предупредить Губатого.
     Шеф лаборатории кивнул, посмотрел на Улисса.
     — Похоже, он не дошел. Пошлите к Губатому еще кого-нибудь. Ну что будем делать, Джонатан Улисс? Люг, забери у него на всякий случай оружие.
     Крепкий молодой человек забрал пистолеты Улисса, ловко обыскал карманы, нашел стилет.
     — Больше ничего, босс.
     — О'кей. Итак, Джонатан? Или у вас есть другое имя?
     — Нет, — сказал Улисс. — Чужих имен не покупаю.
     — Как вы догадались, где расположена лаборатория? Или взяли кого-то из моих людей?
     — Те, кого мы взяли, не сказали ни слова.
     — И все же вы здесь, странно… Впрочем, у каждого свои методы работы и свои тайны, а уж у работников «Чистилища», тем более. Зачем вы влезли в уголовно-политичеокую мясорубку? Это же не ваш профиль. — Копман фыркнул. — Джонатан Улисс, гонщик, альпинист, спортсмен, и вдруг — частный детектив! Не думаю, чтобы «Чистилище» вам много заплатило. Не скажете, сколько? Любопытно все же.
     — Десять тысяч плюс премия за риск.
     — Неплохо, но я могу дать больше. Хотите работать в моей команде? Полета тысяч плюс гонорар за отдельные акции.
     Улисс пренебрежительно сплюнул.
     — У нас цены несколько иные. Смерть Миллера вам не оплатить.
     — Принципы? Уважаю принципиальных людей. Но чего вы добьетесь? Наша с вами игра — игра с нулевым результатом. Придется перенести лабораторию в другое место, и только. Хотя позиция в долине была идеальной со всех точек зрения.
     — Конечно, идеальной. Во-первых, в сельве легко упрятать даже космодром, а не только взлетную площадку дирижаблей. Во-вторых, материал для изготовления вашего противошокового препарата всегда под рукой, и в-третьих, хватает и экспериментального материала, на котором можно отработать методику — пигмеи. Никто не будет искать без вести пропавших.
     — Вы правы, — кивнул, Копман. — Голова у вас варит, я заметил это давно. Правда, в какой-то степени идиосинкразия к риску у вас имеется. Должны же вы понимать, что, ввязавшись в драку с нашей конторой, выжить чрезвычайно трудно, почти невозможно. Через полчаса мы уходим, а лагерь взорвем. Вместе с вами, Джонатан, уж простите мой черный юмор. У вас есть ко мне вопросы?
     — Три.
     — Всего-то? Слушаю. — Копман кивнул «Мефистофелю». — Ликвидируйте «конюшню», Перри, потом придете сюда со своими. И дайте отбой Ушастому, его противник сам пришел в клетку. Пусть командует механикой отхода.
     Улисс в задумчивости подошел ближе к немцу. Охранники сдвинулись тесней, заплевывая пол жевательной резинкой.
     — Скажите, вы на самом деле добились результатов или случившееся с Хонтехосом и другими — раздутый миф?
     Заведующий лабораторией оживился.
     — Когда-нибудь мне за эти исследования вручат Нобелевскую. Мифа нет, ваш Хонтехос в действительности получил сверхвозможности, но, к сожалению, задумал рассказать о моей работе всему миру, а это преждевременно, как вы понимаете. Пришлось моим друзьям принять меры.
     — В частности, Дайамонду?
     — Не только. Видите, вы слишком много знаете, для того чтобы уцелеть.
     — Скормите его Ушастому, — буркнул один из телохранителей.
     Копман оценивающе посмотрел на Улисса.
     — А что, это идея. Любопытно было бы посмотреть, как долго вы продержитесь. Хотя вряд ли выстоите. Ушастый — моя гордость.
     — Тоже «подопытный кролик»?
     — Он себя таковым не считает. Был приговорен к смертной казни, я его вытащил. Любопытный экземпляр, скажу я вам, сами увидите. Решено, появится Ушастый — устроим корриду. Хотя времени у нас очень мало.
     — А зачем вы захватили таких известных людей, как Хонтехос, Пино? Чтобы показать свою силу?
     Копман хлопнул себя по ляжкам, засмеялся.
     — Ну, естественно! Скажете, цинизм? Нет, мой друг, вызов. Мы нарочно выбрали для испытаний таких людей, которые известны если не мировой, то хотя бы южноамериканской общественности. Хотите знать, как все это было сделано? — На щеках Копмана разгорелся румянец. Он вдруг сбросил маску хладнокровного и вежливого бизнесмена и стал тем, кем был на самом деле — заурядным ученым-маньяком фашистского толка, для которого опыты над людьми — обычное дело.
     — Давайте даже сделаем не так: я и вас сделаю сверхчеловеком! После боя с Ушастым. Хотите? И вы станете господином толпы, а захотите
     — и любой политической системы. Представляете, кем вы можете стать?
     — Представляю, — кивнул Улисс. — Эти речи уже слышал где-то или читал.
     — О да, их отец Ричард Хелмс. note 34 Он сказал: «Контроль над людьми — вот главная цель ЦРУ». Добавлю — великая цель!
     — Действительно, великая. Мы ошибались, предполагая, что лаборатория работает над каким-то препаратом вроде «сыворотки правды» или экспериментирует с генами бактерий для производства новых штаммов. Никто в руководстве не хотел верить в «конструирование генотипов» нового поколения.
     — Моя работа называется несколько иначе — «Реконструкция генных структур человека с помощью активизации „молчащих“ генов». Но вы хорошо разбираетесь в терминологии.
     — Пришлось подучиться. О вас мы тоже знаем немало. Ведь начинали работу вы с галлюциногенами в Форт-Брегге, потом в Пэйн-Блаффе, были начальником отдела биологических исследований в Форт-Детрике…
     — Не стоит перечислять мой послужной список, у меня осталось для вас две минуты. Ваши вопросы закончились? А я все жду, когда вы спросите о сеньорите Анхелике.
     Улисс шагнул к толстяку.
     — Она все-таки у вас?
     — У нас. Кстати, вы знаете, что она сотрудник службы безопасности Паракаса? Была внедрена в «Птичий глаз», но слишком преуспела в своей деятельности, и моим коллегам пришлось срочно вывести ее из игры. Если бы не я, ее бы уже не было в живых, служба ликвидации не любит шутить.
     — Что с ней?!
     — Жива, хотя очень слаба. — Копман поколебался. — Я мог бы и не говорить, но не люблю лжи. Я сделал эксперимент уже после того, как ее пытали электротоком, все равно она была на грани… м-м, смерти. И не поверите: уже на второй день она встала! Эксперимент удался! Очень сильная девушка! Хотите с ней повидаться? Она в моем личном боксе, двумя этажами ниже. К сожалению, времени у меня уже нет, иначе я бы отпустил вас к ней.
     — Кто пытал ее электрошоком? — Голос сел, и Улисс вынужден был повторить вопрос. — Кто и зачем?
     Копман пожал плечами, — открыл в стене незаметную дверцу, за которой оказался бар с батареей бутылок, разлил в бокалы коньяк. Протянул бокал Джонатану.
     — Это все «голландец», его головорезы. Не знаю, чего он от нее добивался.
     — А ты, значит, «посочувствовал», провел эксперимент.
     — Она бы все равно не выжила, я сделал как лучше, все-таки шанс был. Давайте выпьем, дружище, все мы смертны…
     И в этот миг Улисс, готовившийся уже целых пять минут, распластавшись в воздухе, выполнил удатт-наяну — одновременный удар всем противникам, находившимся в пределах досягаемости: правой ногой в подбородок — парню слева, левой рукой в горло — телохранителю справа, и кулаком правой руки — в висок стоящему сзади.
     Удар ногой достиг цели, парень упал без звука, второй верзила тоже выбыл из схватки, третий успел выстрелить, но пуля лишь обожгла щеку Улисса. Выстрелить еще раз оглушенный охранник не успел. Джонатан вырубил его на выдохе, не вставая с пола, попав в солнечное сплетение, рванулся к Копману, который уронил бокалы и выхватывал пистолет из подмышки. Улисс опередил его на долю секунды — реакция у заведующего лабораторией уже была не та, возраст, да и бокалы в руках помешали. Выстрел, вскрик «Мефистофеля» — пуля попала ему в раненое плечо — удар Улисса, все произошло в одно мгновение.
     Копман еще падал, когда Джонатан вспомнил об операторе у пульта. Он нырнул за спину немца, подхватил с пола его пистолет, перекатился в угол, открывая огонь, еще продолжая движение. Оператор начал стрельбу, когда рукоять пистолета легла в ладонь альпиниста. Две пули, выпущенные с расстояния в семь-восемь футев, достались Копману, третья оцарапала Улиссу шею, еще одна впилась в пол в дюйме от головы, а потом уже выстрелил он.
     Тишина наступила внезапно.
     С минуту Джонатан не мог отдышаться, Ожидая появления новых действующих лиц, вытер кровь на щеке, но она продолжала сочиться; шея саднила, почему-то болел бок. Один из телохранителей Копмана зашевелился. Улисс подошел и снова послал парня в нокаут. Остальным их же ремнями связал руки за спиной и уложил лицами вниз у стены. Подошел к Копману, поднял веко и опустил:
     «Жаль, — подумал Улисс, — он бы еще пригодился».
     «Мефистофель», сидевший на полу у пульта, зажав плечо, заскулил, когда Джонатан поднял на него взгляд.
     — Не убивайте! Я скажу… все скажу…
     — Где ваша рация? — тихо спросил Улисс.
     — В параллельной шахте, — заторопился старик. — Внизу есть переход, я покажу, но радист ее, наверное, уже уничтожил.
     — Охрана внизу есть? Сколько человек?
     — Пять, всего пять, они на выходе и в боксах… двое.
     — Они слышали весь этот шум?
     — Нет, сэр, прямая звуковая линия соединяет только императив-зал и каюту босса, а он здесь…
     — Как вы собирались уходить отсюда после взрыва?
     — Не после — до взрыва. На мотодельтапланах. Уйти должны были… не все, только… четверо…
     — Ясно, лишние свидетели вам ни к чему. А сколько всего людей на базе?
     — Сорок два.
     Улисс присвистнул, не спуская глаз с «Мефистофеля». Тот, кривясь от боли, торопливо начал оправдываться:
     — Я просто инженер по обслуживанию компьютерной сети, сэр, исполнитель, что мне приказывали, то я и…
     — Где находится личный бокс Копмана?
     Оператор непонимающе заморгал. Ну, конечно, подумал Улисс, своего босса они знали здесь под другим именем. Он указал стволом пистолета на заведующего лабораторией.
     — Отдельный штрек из главной лаборатории, это двумя этажами ниже. Замок двери кодовый, но я знаю шифр. Вы… не будете стрелять?
     Улисс взвесил в руке пистолет. Старик не сводил с него расширенных глаз, его куртка на плече набухала кровью. Джонатан поднял стул и с размаху ударил по пульту.
     — Так-то будет надежней. Шифр и ключи от дверей.
     «Мефистофель» потянулся к карману. Улисс взял ключи, проверил обойму, пистолет, стреляющий шоковыми ампулами-иглами, сунул в карман, оружие Копмана — во второй. Потом запер люк, ведущий на нижние этажи подземйлья и поднялся по лестнице к верхнему люку, посмотрел на раненого:
     — Я сейчас вернусь. Но не дай тебе бог позвать кого-нибудь на помощь или развязать этих горилл! Выключи свет и сиди тихо, как мышь. Понял?
     — Да, сэр, — с трудом прошептал оператор.
     — Перевяжи чем-нибудь плечо.
     Улисс нащупал запоры люка, откинул его, сосчитал до десяти и прыгнул вверх, в темноту, как в воду.
     
ДОЛИНА ПИРУА
     
     Кристофер едва успел нырнуть в заросли акации, как мимо протопали трое с автоматами в армейских маскировочных костюмах. Там, откуда Торвилл бежал, со стороны ворот в проволочном заборе изредка доносились рычание и одиночные выстрелы из оружия бесшумного боя, похожие на удары палкой по матрацу. Но смолкли и они.
     Переждав минуту, Торвилл выбрался из зарослей, исцарапав руки и лицо, и через полсотни шагов набрел на угрюмые постройки, возле которых витал тошнотворный запах тления и паленой шерсти. Сквозь просветы между деревьями — Кристофер не снимал прибор ночного видения и ориентировался отлично — были видны палатки и легкие домики из дерева.
     Брезгливо зажав нос, Кристофер обошел палаточный городок и притаился в десятке шагов от первого домика, наблюдая за единственным входом и решая, войти или обследовать сначала всю территорию, как вдруг свет в единственном окне строения погас. Сквозь стены просочились странные звуки, напоминающие щелканье кастаньет. Дверь открылась, из нее вышел человек, постоял, шатаясь, и побрел по тропе в глубь леса, ощупывая голову.
     Торвилл разочарованно проводил его взглядом, это был не Джонатан. Но все же что-то удерживало альпиниста у домика, интуиция подсказывала, что Улисс не мог миновать этого строения, внешне выделяющегося среди палаточного городка.
     Подождав еще несколько минут, Кристофер решил все же убраться из лагеря, и в это время к домику подбежали двое, остановились, тихо переговариваясь, и закурили. Остальное произошло в три-четыре секунды.
     Дверь толчком распахнулась, из проема выпрыгнул человек и угодил прямо в одного из курящих. Оба упали. Второй мгновенно вскинул автомат, висевший на ремне дулом вниз. Торвилл выстрелил машинально, еще не поняв, почему вмешивается в события. Автоматчик упал, а один из упавших ранее вскочил — это был Улисс.
     — Сюда! — позвал он Кристофера, безошибочно угадав его в темноте.
     Торвилл метнулся к нему, нырнул в барак с открытым люком посредине. Один за другим они спустились в зал координации лабораторных бункеров, освещенный только индикаторами на панели пульта. «Мефистофель» сидел в кресле и постанывал изредка.
     — Кто это? — спросил Торвилл, переведя дыхание.
     — Дежурный инженер.
     — А остальные?
     — Охрана.
     Торвилл сглотнул слюну, помолчал немного.
     — А с ним что?
     — Ранен.
     — Может, его надо перевязать?
     Улисс посмотрел на альпиниста так, что тот поежился.
     — Давай о деле. Что у тебя? Не ранен?
     — Пронесло. Была бы у нас шапка-невидимка, а?
     — Обойдемся. Они собралась взорвать базу, надо спешить.
     — Узнал, где Анхелика?
     — По словам их шефа, ее пытали бандиты ван Хова, а Копман отбил и увел ее к себе… чтобы провести эксперимент. Жаль, он умер сразу!.. — Улисс провел ладонью по лицу. — Хорошо, что ты захватил инфраочки, может быть, придется опять идти в темноте. Наш путь вниз, на дно этой преисподней, в бокс Копмана. Ты готов?
     Торвилл унял дрожь в руках и глубоко вздохнул.
     — Тогда следуй за мной. Чем быстрее мы выберемся отсюда, тем больше шансов спасти Анхелику.
     — Постой… ты сказал, что над ней… что Копман экспериментировал над ней?!
     Улисс снова провел ладонью по лицу, помолчал минуту, потом сказал изменившимся голосом:
     — Главное, что она жива. Эй, «Мефистофель», или как там тебя, Перри, давай вперед и без фокусов, ты знаешь, как я стреляю.
     Старый инженер полез в люк первым, еле сдерживая стоны, поддерживая раненую руку.
     Следующее помещение, в которое они спустились, было естественной пещерой, полостью в недрах скалы, образованной при дегазации раскаленной магмы. Строители только сделали ровный пол и залатали, трещины. Теперь это была операционная с тремя столами, бестеневыми лампами, шкафами с аппаратурой и инструментами. Она пустовала, но за стеклянной дверью, ведущей в соседнее помещение, горел свет и слышались мужские голоса.
     — Это дверь в коридор, — прошептал проводник. — Люк в нижний зал в конце его.
     — Куда он ведет?
     — В бункер нейроисследований, а оттуда — в жилую зону. Бокс заведующего — первый по счету, с металлической дверью.
     — Где сидит охрана?
     — Без меня они не откроют решетку.
     Улисс поднял руку, бесшумно подошел к стеклянной двери.
     — Пак, по-моему, у нас гости, — послышался голос за дверью; видимо, охранник говорил по телефону. — Я не могу связаться ни с боссом, ни с координатором, ни с внешней охраной, никто не отвечает. Может, они уже удрали?
     Ответа его собеседника Торвилл не услышал, но через несколько секунд охранник вызвал другого напарника:
     — Люг, в лагере происходят странные вещи. Пак говорит, что Губатый исчез, централь не отвечает, на входе была слышна перестрелка. Никто ничего не знает. Где босс? Не проходил?
     Снова тишина, а потом:
     — Хорошо, поднимусь наверх и дам по морде этому спесивому Перри, любимчику босса, чтобы вовремя предупреждал обо всех событиях, а ты свяжись с базой и ВПП. Пусть поищут Ушастого.
     Улисс посмотрел на Торвилла, призывая его к вниманию.
     Кристофер проглотил кислую слюну, снова преодолел противную дрожь рук и взялся за теплую рукоять пистолета.
     Дверь открылась, в глаза брызнул белый свет. Улисс по-кошачьи прыгнул навстречу могучему, с бычьей шеей охраннику и с разгона ударил его в голову. В следующее мгновение проводник, стоявший чуть впереди Торвилла, повернулся и нанес тому удар в пах. Зазевавшийся Кристофер едва не потерял сознание от жгучей боли. Сдерживая крик, он ударил в ответ, попал противнику по губам, но слабо, и получил еще один удар — инженер был профессионалом не только в электронике и драться умел. Свет в глазах померк. Кристофер, слабея, гаснущим сознанием понял, что проигрывает схватку, и спустил курок. Выстрела он уже не услышал…
     
ПИКАЛЬ, ПИРИН
     
     Было без четверти одиннадцать, когда Кольор и Моррисон выбрались на плоскую крышу Пирина, где собрался отряд резерва — двенадцать человек, вооруженных автоматами и гранатами со слезоточивым газом. Остальные отряды ждали сигнала, сидя в кабинах вертолетов.
     На душе полковника скребли кошки, озноб то и дело охватывал спину, но желание действовать успешно блокировалось волей, хотя ожидание для полковника было худшим из противников, потому что победить его можно было только терпением.
     Воздух был прохладен и чист, дышалось легко и свободно, но начальнику сил безопасности казалось, что атмосфера над институтом пропитана напряжением и угрозой, а легкий ветер приносит вместе с бальзамическими запахами сельвы еще и ядовитые флюиды злобы и ненависти.
     Моррисон был, как всегда, угрюмо спокоен, только изредка посматривал на светящийся циферблат часов.
     Подошел сосредоточенный Соренсен, одетый в спецкомбинезон.
     — Все готово, сэр. «Десятый» передает, что воздушное пространство долины блокировано. Десант ждет сигнала. Боливийские пограничники держат с нами связь.
     Моррисон мельком посмотрел на Кольора.
     — Плохо, если они успеют уничтожить базу.
     — Это было бы неудачей, — согласился Кольор. — Может, ваш работник сумеет предотвратить взрыв? Мне он показался довольно решительным парнем.
     Моррисон внимательно посмотрел на собеседника.
     — Вы знаете, кто он?
     — Догадался. Джонатан Улисс. Больше просто некому. Мы ведь следили за всеми, кто прибыл в Пирин и вообще в Пикаль, и знаем способности и возможности каждого. Сначала я подозревал, что он работает на Дайамонда.
     Заместитель начальника отделения «Эол» отвернулся.
     — У нас есть еще немного времени, проверьте готовность людей.
     Соренсен растворился в темноте.
     Кольор понимающе усмехнулся.
     — Извините, у меня к вам вопрос личного свойства, но он требует откровенного ответа.
     — Спрашивайте.
     — Какие цели преследует «Чистилище» — понятно, и я только приветствую их, но каким путем попали в организацию вы? Почему? Причина? Крупный заработок или что-то еще?
     Моррисон молчал минуты две, провел ладонью по щеке, проговорил глухо:
     — Как и все, кто там работает…
     — Не понял.
     — В СИУ работают в основном те, кто так или иначе стал жертвой лабораторий, прямо или косвенно, внутри своих стран или в других странах, и больше всего лабораторий ЦРУ и Пентагона. На моей семье испытали новейший психотомиметик.
     — Простите, — пробормотал Кольор. — Я не знал…
     В молчании прошло несколько минут. Затем полковник покачал головой.
     — Не думал, что масштабы деятельности этих лабораторий так велики. Ведь если верить вашим словам, то… простите, я оговорился. Если из двадцати тысяч членов вашей организации хотя бы половина — жертвы!..
     — Откуда вы взяли эту цифру? Даже я не знаю, сколько членов в организации, но процент жертв больше, уверен. Добавьте сюда всех, кто добровольно помогает нам в нашей деятельности.
     — Что же вами руководит? Месть?
     — Ненависть, — шепотом ответил Моррисон. — Месть слепа, а ненависть… мы не хотим, чтобы повторилось то, что произошло с нами. И, видит бог, мы не одиноки. Я знаю, многие не приемлют наших методов борьбы с этой жуткой системой смерти, но мы не хотим ждать, когда правосудие доберется до убийц и садистовманьяков. И будем уничтожать их везде и всегда! Кто осудит нас за это?
     — Во всяком случае — не я, — сказал Кольор тихо.
     — Сэр, в районе центрального плато в долине снова слышна перестрелка, — бесшумно подошел Соренсен, — Наблюдатель докладывает, что будто бы видел какие-то темные предметы над скалами, похожие на воздушные шары.
     Моррисон быстро повернулся к полковнику.
     — Вероятно, это дирижабли или на самом деле воздушные шары. А мы ломали голову, как контрабандистам удается вывозить ценности. Оказывается, все просто. Хенрик, а почему молчат радарные посты? Узнай, в чем дело… — Моррисон не закончил.
     Совсем близко, в стороне взлетно-посадочной площадки, затрещали выстрелы, ухнул взрыв, второй.
     — Что там такое?
     — Нападение на вертолеты, — отозвался подскочивший Карсак. — Взорван вертолет, нападающих человек пять.
     — Они начали отвлекающий маневр, — пробормотал Кольор. — Не боятся, мерзавцы, словно у себя дома! Точно рассчитали, когда нужно начинать. Нападающих уничтожить!
     — Есть уничтожить!
     Из будки лифта выскочил один из членов команды Карсака.
     — Лейтенант, вас хочет видеть один парень.
     — Гони в шею!
     — Он говорит — очень важно.
     — Но мадуро! Энрике, приказ полковника — уничтожить отряд! Что там у остальных? Вызови Горио. Что за парень? Что ему надо? Потом, потом…
     — Пусть подойдет, — сказал Кольор.
     Из будки вышел еще один человек, приблизился к полковнику.
     — Я Алексей Рыбин, эколог… простите, вы старший?
     Молодой человек был явно растерян, по-испански говорил с акцентом. Сразу видно славянина, подумал Кольор.
     — Прошу прощения, у меня важное сообщение…
     — Короче и не в рифму, — бросил Моррисон.
     Русский заторопился:
     — Мне приказали передать, что через десять минут Пируа-институт взлетит на воздух.
     — Что?!
     — Мне приказали…
     — Кто приказал?
     — Ингстад, Сигурд Ингстад.
     — Я, кажется, знаю, кто это, — сказал Кольор. — Один из археологов, норвежец. Значит, он вам приказал? А вы послушались?
     — Он пригрозил, что если я скажу, кто мне передал эти слова, то… у него пистолет…
     — Где он?
     — Не знаю. — От волнения Рыбин начал жестикулировать. — Если дадите оружие, я помогу найти.
     — Его уже наверняка нет в здании, — быстро сказал Карсак.
     — Займитесь сволми делами, лейтенант, — бросил Кольор, — с этим парнем я разберусь сам. — Полковник потерял интерес к русскому. — Энрике, быстро организуйте эвакуацию населения Пирина. Вы правы, Филипп, они все рассчитали. Сволочи! Мигель, поступаешь в распоряжение мистера Морриссона. Включайте сирену и действуйте. Я попробую найти мину, если она существует. А вы, Филипп, передайте своему «десятому», пусть попробует проследить за дирижаблями и захватить с грузом.
     — Уже передал.
     Кольор бросился к лифту в сопровождении восьмерки агентов резерва. С надрывом взвыла сирена, кромсая барабанные перепонки, перекрывая все остальные звуки. Время замедлило бег, счет пошел на секунды.
     Полковник метался по коридорам, до хрипоты орал на бестолковых жильцов, направляя их вниз, за пределы здания. А сам все время думал о том, где бы он на месте террористов Дела заложил взрывчатку.
     Последний обитатель Пирина покинул здание спустя одиннадцать минут после начала тревоги. Взрыва все не было. Полицейские и агенты группы резерва еще осматривали каюты в поисках самых тугоухих, а Кольор вдруг остановился в коридоре второго этажа, вспомнив об Анхелике, о ее каюте. После исчезновения девушки там никто не жил и никто туда не входил. Может быть, взрывчатка, если это не блеф, рассчитанный на панику и отвлечение главных сил, заложена там?
     Кольор промчался по коридору второго этажа, соревнуясь в скорости с собственной тенью, преодолел два пролета лестницы в два приема и метнулся в жилую зону южноамериканского сектора, остановился перед белой пластиковой дверью с номером три. Чувствуя, как от бешеной гонки сердце пытается разбить грудную клетку, полковник ударил ногой в дверь. Закрыто! Тогда он отошел на несколько шагов и с разбегу врезался в дверь плечом. Пластмассовый лист лопнул и прогнулся. Двумя ударами Кольор выбил осколки из рамы и ворвался в каюту. Темно, где у них тут выключатель? Вот он!
     Вспыхнул свет. Никого. Прямо в центре комнаты груда желтых ящиков, опутанных проводами, и на одном из них небольшая коробка со шкалой и двумя ручками.
     Кольор опустил пистолет, на цыпочках, будто боясь разбудить спящего, подошел ближе и даже сквозь оглушительный бой пульса в голове расслышал слабое тиканье часового механизма…
     
ДОЛИНА ПИРУА
     
     Улисс оглянулся на выстрел, в бешенстве добил «Мефистофеля» и помог Торвиллу подняться. Потом, видя, что альпинист не в состоянии идти сам, усадил его у стены.
     — Посиди немного, очухайся. Последи за верхним люком. Если не появлюсь минут через двадцать, спускайся, но осторожно.
     За стеклянной дверью была небольшая комната с двумя дверями, освещенная скрытым под панелью светильником. Дверь слева закрыта, а справа приотворена. В щель была видна часть освещенного каменного коридора с ковром на бетонном полу. Воздух чистый, прохладный, свежий, с запахами ванили и кофе; к которым примешивался довольно странный тонкий запах, отнюдь не напоминающий больничные покои, и все же связанный с медициной.
     Улисс бесшумно выключил свет и толкнул правую дверь от себя. Коридор был пуст. В его конце горбился на полу купол люка.
     Люк скрывал за собой узкий колодец с закрепленными на стенке скобами, упирающийся в куб переходного отсека. Коридор за переходником охранялся: Улисс в глазок на двери рассмотрел в углу стол с пультом селектора, кнопочным телефоном и настольной лампой, и верзилу-охранника в костюме цвета хаки с автоматом наизготовку и рацией на ремне. Он лениво двигал челюстями и смотрел на дверь, поигрывая автоматом (все тот же «равен-37»), уверенный в своей неуязвимости. Сколько раз Улисс убеждался в том, что человек, надеющийся на преимущество положения, терпит поражение. Альпинист толкнул дверь и выстрелил. Верзила, икнув, отлетел к стенке и сполз на пол с удивлением на лице.
     Джонатан оглянулся — сзади все тихо. Один-ноль. В следующий раз, парень, будешь помнить, что с предохранителя автомат снимается за три десятых секунды, а это бездна времени!
     Подобрав автомат охранника, Улисс откинул люк в конце коридора, ведущий еще ниже, к святая святых лаборатории — центральному лабораторному бункеру. Его охватило ощущение беды, вернее, раздражающее чувство — что-то упущено из виду. Что?..
     Прыжок вниз — сколько их еще предстоит?
     Комната — точная копия операционной, но с охраной: один лежит на диване, второй сидит у стола с книгой. Удивленный взгляд, движение к автомату у тумбы стола…
     Улисс стремительно провел боковой тэ-рэ, рванулся к лежащему на диване и обрушил на голову кулак. Спящий вырубился, не успев сообразить, что к чему. Первый сдавленно хрипел, выползая из-за стола. Из-под пальцев, прижатых к лицу, текла кровь. На мгновение Улиссу стало его жаль, но молнией пронеслась мысль — Анхелика! — и он нанес еще один удар. «Через полчаса очнешься, юноша, я не убийца, как ваш босс».
     Пока все шло хорошо, даже слишком хорошо. Одно то уже хорошо, что здесь только охрана, «исследователи» или спят, или собираются в дорогу. Или уже эвакуированы. Хотя… вряд ли, времени у Копмана не было, несмотря на то, что он не спешил, потому что рассчитывал уйти один. Что ж, тем лучше.
     Джонатан выбрался в боковой штрек, ведущий к боксу Копмана. Нигде никого не видно. Где же охрана? И где бокс этого подонка? Здесь целых четыре двери и все металлические.
     Его спасла реакция и везение: стрелявший целился в грудь, а Улисс нагнулся и, заметив вспышку, нырнул на пол. Автоматная очередь прошла над спиной. Вторая впилась в то место, где он только что лежал, а третья прошила дверь напротив: стреляли из ниши в конце штрека, невидимой из-за хитроумно сделанного освещения. Это был последний «укрепрайон» перед личной резиденцией Копмана.
     Улисс метнул в тупик одну за другой две гранаты величиной с грецкий орех и откатился в угол.
     Прозвучали два негромких хлопка, два крика. Для верности десять секунд можно подождать… готово! Этот газ валит с ног слона и распадается за шесть секунд. Ваше «изобретение», господа цереушники, извольте испробовать на себе.
     Дверь в бокс Копмана оказалась первой, «Мефистофель» не соврал. Улисс нашел замок и, всадив в него всю обойму из автомата, открыл дверь.
     Целых четыре комнаты: гостиная, спальня и лаборатория, разделенная прозрачной стеной на два отсека, в одном — пульт, медицинская аппаратура, сейф, в другом — кресло, напоминавшее зубоврачебное, стол с клеенкой, шкаф с инструментарием и стойка с целым набором электроламп. Именно отсюда и растекался по дому «псевдобольничный» запах, к которому примешивался запах хлеба. Копман экспериментировал с противошоковым препаратом.
     Джонатан лихорадочно осмотрел все комнаты — чисто, пусто, лишь в гостиной на полу груда бутылок из-под виски и пустых банок из-под пива «Анхойзер Буш». Где же Анхелика? Неужто Копман соврал? Или перехитрил? Зачем? Он же был уверен в том, что Улисс в его руках. Где Форталеза?..
     Гостиная — никого, бар почти пуст.
     Лаборатория — никого, сейф заперт, черт с ним!
     Спальня — тоже пусто, вполне спартанская, постель не смята, платяной шкаф забит одеждой на все времена года… А это что? Зеркало чуть ли не во всю стену. Зеркало…
     Улисс потрогал черную пластину сбоку от зеркала, толкнул его от себя, и зеркало повернулось на оси, открывая вход в замаскированную комнату. Пахнуло теплом, лекарствами, хлебом. Вспыхнул свет.
     Анхелика лежала на кровати и смотрела на вошедшего огромными черными глазами. В них были боль и мука, и еще что-то, чему Джонатан не решился дать название, потому что это касалось его лично, как подсказывала ему обострившаяся интуиция. Он сглотнул ком в горле, шагнул к кровати.
     — Хели, девочка моя, что они с тобой сделали?!
     Улисс опустился возле девушки на колени, прижал на мгновение ее голову к своей груди. Анхелика подняла руку и погладила его волосы.
     — Джо! — Голос ее был почти не слышен, шелест, а не голос. — Ты все же пришел… — По щеке девушки поползла слеза.
     У Джонатана заныли зубы, так он их сжал.
     — Копман мертв. А нам надо уходить, потому что скоро вся эта вонючая база взлетит на воздух. Надо спешить.
     — Я знаю. — Анхелика заставила его поднять голову, вглядываясь в лицо бездонными глазами, потом, слепо шаря рукой по кровати, нашла его руку. — Не верю, что ты… думала, ты из их компании. Не пожалеешь? Мне сделали операцию…
     Улисс поцеловал ее холодные пальцы, с содроганием заметил на оголившемся запястье глубокий след от металлических браслетов и синяки на венах, не то следы пальцев, не то уколов.
     — Переживем. Встать можешь?
     — Попробую… помоги.
     Девушка села, ухватив его за шею, закрыла глаза.
     — Голова кружится… сейчас пройдет… я уже вставала, но еще не умею регулировать силы.
     — Где тебя взяли?
     — Вызвали в лагерь, будто бы к больному. Встретил ван Хов и… больше ничего не помню.
     Улисс покачал головой.
     — Элементарно просто — усыпили и доставили сюда. Что же твои друзья из контрразведки тебя не подстраховали?
     — У них были свои конкретные задачи. Я сама виновата.
     — Если бы я догадался раньше, где ты работаешь… Держись за шею.
     Альпинист подхватил девушку на руки и, не чувствуя веса, бросился из комнаты. В святая святых Копмана — его биохимической лаборатории с компьютерным комплексом и аппаратурой генной инженерии — вспомнил о втором пистолете и вручил его Анхелике.
     — Стрелять-то умеешь, разведчица? Следи на всякий случай за тылом и держись крепче.
     Торвилла он нашел сидящим на ступеньке лестницы у люка. Рядом ничком лежал человек в черном с автоматом в руках. Улисс все понял.
     — Порядок! Больше никого не видел?
     Торвилл встал, его шатнуло.
     — В ушах шумит, будто ветер, ничего не слышу…
     — Ранен?
     — Пустяки. Но помяли здорово! Здравствуй, Хели. Что с ней?
     — Они ее пытали! Я понесу, а ты прикроешь сзади. Где-то здесь у них есть рация, необходимо найти.
     — Зачем?
     — Десант ждет моего сигнала. Они не знают координат лаборатории, мы догадались с тобой случайно, повезло.
     Бункер с рацией отыскался в этом же штреке, где располагались и апартаменты Копмана. Снова помог автомат — с его помощью Джонатан расстрелял замок. К счастью, рация еще не была уничтожена, хотя радист, уходя, отсоединил терминал кодовой связи от питающих фидеров.
     Очевидно, антенны и волноводы были выведены наверх, на скалу, в бункере стоял только блок управления рацией, но одного взгляда на панель Улиссу было достаточно, чтобы определить фирму мощного специализированного многодиапазонного передатчика и высокоселективного приемника для связи со спутником. Такие рации разрабатывала «Инжиниринг бродкастинг систем корпорейтед» по заказам Пентагона. Пользовалось этими рациями и ЦРУ.
     Включение передатчика и проверка его функционирования были делом трех минут, поскольку управлял всем процессом работы рации компьютер. Улисс набрал программу передачи в эфир открытым текстом и заставил его повторять передачу непрерывно, надеясь, что призыв будет услышан, а передатчик запеленгован. Больше делать им здесь было нечего.
     — Теперь на волю, в пампасы, — сказал Улисс Торвиллу, наблюдавшему за его действиями во все глаза. — Выберемся и пойдем на север, с той стороны скалы ближе всего, милях в двух. Держись, Хели.
     Никто не помешал им пройти обратный путь из глубин подземелья, через лабораторию, препараторские и хирургические бункера, к выходу из этого дьявольского гнезда, оборудованного новейшей современной техникой. Охрана непосредственного комплекса «Демиург» была уничтожена, а внешние посты не слышали перестрелки в недрах скалы.
     Убедившись, что на выходе нет засады, Улисс сориентировался и нырнул в чащу за палатки, выбирая направление. «Успел бы десант, — подумал он, прижимая к себе драгоценную ношу. — Эти подонки уйдут и взорвут скалу, потом попробуй докажи, чем они тут занимались…»
     Сзади хлопнул одинокий выстрел, и снова тишина, словно сельва вымерла на многие мили вокруг.
     Подбежали к проволочному заграждению.
     Торвилл, действуя захваченным автоматом, как дубиной, сбил верхние плети колючей проволоки, прибитые к стволам деревьев, наступил на них.
     — Проходите.
     Снова побежали, петляя между громадными стволами и выступавшими на поверхность корнями сейб, пандусов и тиса. Их никто не преследовал, хотя Торвиллу все время казалось, что в спину смотрит кто-то чужой и опасный.
     Спустя двадцать минут выбежали из сельвы на край обрыва.
     Улисс бережно опустил Анхелику на землю. Перед ними простиралась бездна, заполненная мраком. Ни одного огонька внизу, только звездный бисер небосвода позволял отделить не глазу — чувству земное от небесного. Джонатан вспомнил, как они с Кристофером поднимались на плато несколько часов назад, израненное тело, казалось, заболело сильней.
     — Что дальше? — прошептал Торвилл, еле переводя дыхание.
     — Будем спускаться, — так же шепотом ответил Улисс.
     — По-моему, там впереди какие-то машины стоят.
     Улисс поправил инфраочки и увидел черный продолговатый ящик — мотор с винтом. Это были мотодельтапланы, стоявшие в ряд под защитой тенистого полога ближайших к обрыву деревьев и приготовленные к полету.
     — Кажется, удача улыбнулась нам снова.
     — Что это? Самолеты?
     — Дельтапланы с двигателями. Я проверю, а ты понаблюдай издали. — Улисс коснулся волос Анхелики. — Стреляй только в самом крайнем случае.
     Альпинист безмолвно поднял винтовку.
     — Погоди! — вдруг сказала Анхелика, поднимаясь. — Мне кажется, там кто-то… Берегитесь, Джо! Там… .
     В то же мгновение им в лицо ударил слепящий свет прожектора, высветив фигуру Улисса, заслонившего собой остальных.
     — Стоять! — каркнул чей-то голос.
     Улисс и Торвилл выстрелили одновременно, прожектор потух, но пуля Кристофера попала в бак ближнего мотодельтаплана, и тот взорвался, осветив поляну оранжевым пляшущим пламенем.
     Протрещал автомат, очередь легла прямо под ногами Джонатана. Тот же голос приказал:
     — Бросайте оружие, перестреляем всех!
     Момент был критический, но именно в такие моменты Улисс действовал наиболее эффективно и быстро — качество, которое трудно воспитать и с которым можно только родиться.
     — Брось винтовку, — обернулся он назад.
     Кристофер безмолвно повиновался.
     — Выходите на свет! Все трое. А ты, монтанеро, подойди ближе. Смелее!
     — Джо, берегись! — прошептала Анхелика, подходя; ее колотила дрожь. — Там всего трое, но среди них… Ушастый!
     — Ну и… — начал Улисс, не оборачиваясь, пристально вглядываясь в неясную фигуру, возникшую слева от косых громад дельтапланов.
     — Молчи и слушай, просто думай, я читаю твои мысли… Ушастый — это единственный из пациентов Копмана… да, ты правильно понял, его «гордость»… да, «супер»…
     — Я кому сказал? — прикрикнул неизвестный. — Улисс — ко мне, остальным стоять! Ну что, монтанеро, поговорим?
     Фигура обрела четкие очертания и превратилась в человека с лицом-маской. Но особенно поражали уши: странно деформированные, они сужались кверху, как у зверей, а книзу расширялись грибообразными наростами, превращая и без того безобразное лицо в жуткую маску колдуна!
     — Да уж, — не красавец, — рассмеялся обладатель чудовищного лица, приближаясь. — Жаль, что мы не встретились раньше, отпала бы необходимость в операции мелодраматического вызволения сеньориты Анхелики. Кстати, рация, которую вы «включили», не работает, вернее, она начинает работать только при введении в программу кода разрешения передачи, а вы его не знаете. Так что помощь не придет.
     — Что вы с ним церемонитесь, — шагнул в круг света еще один человек, в котором Улисс узнал Леона ван Хова. — Надо сматываться, к черту неоправданный риск! Сбросим всех вниз, и дело с концом. Зачем он вам нужен?
     — Хочу удостовериться, так ли уж силен знаменитый Улисс, агент «Чистилища», знающий все приемы азиатской борьбы и ползающий по скалам, как муха. А время у нас еще есть, сэр Моррисон упрям и не даст полковнику Кольору начать операцию раньше, чем придет сигнал. Ну что, монтанеро, покажете нам свое умение?
     — Я… готов, — хрипло сказал Улисс.
     — Джо, осторожнее! — крикнула Анхелика. — Он владеет тэйквондо и приемами таи-сабаки! Не думай о приемах в момент проведения, он успеет перехватить…
     — Заткните ей глотку! — сказал Ушастый.
     Ван Хов выстрелил. Слабо вскрикнув, Анхелика упала. В тот же миг Улисс в прыжке преодолел отделявшие его от врагов пять метров и ударил голландца в горло, одновременно пытаясь заблокировать встречный удар — среагировал, гад! — Ушастого. Это ему удалось наполовину: удар был настолько силен, что прошел блок и едва не сломал альпинисту шею. Улисс упал на бок, не успев сгруппироваться, в голове словно взорвалась граната. Он тут же вскочил и, помня наставление Анхелики, вдруг выпрыгнул вверх на добрый метр — надо было сначала увидеть Ушастого.
     Ударило по ногам: противник не ожидал прыжка и наносил удар в голову. Теперь Улисс видел, где враг, с радостью убедившись, что ван Хов лежит без движения. Блок против удара руки выдержал, но Ушастый обладал столь чудовищной силой, что у Джонатана отнялось плечо; ему даже показалось, что сломана ключица.
     Ушастый уже стоял напротив в характерной для борца тэйквондо позе и улыбался. Ударил: нога — рука — рука — нога. Третий достиг цели — снова в голове Улисса взорвалась световая бомба! На мгновение он отключился, но инстинкты бросили его тело под ноги нападавшему, сбив комбинацию перехода с «танца слепого» на «танец смерти». Он успел перехватить ногу и рванул Ушастого под себя изо всех сил, срывая ногти с пальцев, дотянулся до подбородка головой. Лязгнули зубы. Ушастый оторвал руку Улисса от своего горла с такой силой, что сломал ему палец. Джонатан напрягся, пытаясь освободиться от захвата, но Ушастый был сильнее — ударил в бок коленом: молния пронзила тело, молния огня и боли. Улисс беззвучно вскрикнул и вдруг словно освободил в себе дремлющую яростную силу, никогда не проявлявшуюся раньше. Он вывернулся из захвата, перехватив руку врага, и с размаху рванул через плечо, сломав ее в локте. Ушастый зарычал, силясь освободиться от противника, встал на колени, потом на ноги, держа Улисса на весу! На сломанной руке! И вдруг вздрогнул, покачнулся… Джонатан отскочил назад и увидел, что спина Ушастого напоминает дикобраза: в ней торчало около десятка тонких черных стрел!
     Ушастый снова зарычал, сделал шаг к альпинисту, протянув к нему руки со скрюченными пальцами, и упал лицом вниз.
     — Кто? Что это? Почему?.. — забормотал Улисс, не понимая в чем дело. — Кто его?..
     Из мрака, освещенная двигающимся пламенем горящего, дельтаплана, вынырнула медно-блестящая маленькая фигурка, за ней вторая, третья… Индейцы-пигмеи…
     Несколько секунд Улисс переводил взгляд с тела Ушастого на индейцев, и вдруг волна боли ударила в голову, оборвала сознание…
     Очнулся он от прикосновения чего-то мокрого и холодного.
     Он лежал на земле с перевязанным плечом, а напротив сидела Анхелика и держала в руке мокрое полотенце.
     — Ты… жива?! — пробормотал он, приподнимаясь, сморщился от боли в груди и в плече. — Он в тебя все-таки не попал.
     — Попал, — слабо улыбнулась девушка, — в плечо, но я… не совсем норм… я хочу сказать, не просто женщина, ну, не такая, как все.
     — Я понял.
     — Правильно, я теперь такая же, как… как…
     — Этот Ушастый?
     — Я хотела сказать, как Хонтехос и… другие. Сильнее и… могу заживлять раны… но не будем об этом. У тебя сломана ключица и два ребра, нужен покой.
     Улисс сжал зубы и встал, согнувшись. Постоял так немного, сделал усилие и разогнулся. Лицо его покрылось бисером пота.
     — Где Кристофер?
     — Он сторожит третьего у склада, недалеко.
     — Третьего? Ах да… зачем?
     — Этот человек не совсем негодяй, он первоклассный нейрохирург и давно подумывал порвать с Копманом.
     — Откуда ты знаешь?
     Анхелика снова улыбнулась, грустно и виновато. Улисс посмотрел на нее исподлобья.
     — Это правда? Ты в самом деле можешь читать мысли?
     — Да.
     — И знаешь?
     — Да. — Она осторожно погладила его по щеке. — Ничего не изменилось. Я тебя тоже, Джо…
     Улисс проглотил соленую от крови слюну, отвернулся и сделал шаг, содрогаясь от колющей боли в боку, от которой невозможно было свободно вздохнуть.
     — Пошли к дельтапланам.
     Он внезапно остановился, похлопал себя по карманам и извлек из внутреннего кармашка куртки маленькую плоскую коробочку.
     — Как же я забыл о ней!
     — Что это?
     — Рация, отобрал у… одного охранника. Смотри-ка, работает! Молодцы, конструкторы! Дальность небольшая, но это все же шанс. Ее бы поднять повыше…
     — Давай я подниму, — раздался рядом голос Торвилла. — Рад, что все обошлось, дружище! Здесь недалеко есть наклонившийся эвкалипт, я поднимусь по нему метров на тридцать выше.
     — Не свались.
     — Не беспокойся, или я не альпинист?
     — Да, а где же наши друзья, индейцы? — спохватился Улисс.
     — Ушли. Сразу же, как только убедились в смерти Ушастого. Среди них тоже есть…
     — Что?! Пациенты Копмана?!
     Улисс молчал до тех пор, пока не вернулся Торвилл.
     — Все в порядке, Джо. Будем надеяться, что нас услышат. Может, не стоит искушать судьбу? Подождем десант здесь?
     — Нет, — качнул головой Джонатан, очнувшись от своих мыслей. — В лаборатории еще остались исполнители приказа, они могут взорвать скалу в любую минуту, особенно, если убедятся в гибели Копмана. Садитесь по машинам. Где этот ваш… врач?
     — Нейрохирург?
     Торвилл ушел и вернулся с худым бородатым субъектом, руки которого были связаны за спиной.
     — Развяжи его.
     — Что ты задумал?
     — Имя? — спросил Улисс, не отвечая на вопрос.
     — Уильям, — сказал бородатый. — Уильям Принц.
     — Ты оперировал индейцев?
     — И я тоже. Вы хотите убить меня? К чему узнавали имя?
     Улисс засмеялся и тут же закашлялся от боли. Покачал головой.
     — Что ты задумал? — повторила вопрос Анхелика.
     — Почему бы и нет, — сказал Джонатан. — Я хочу стать таким же, как и ты. Иначе мы никогда не будем вместе. Все! — не дал он ей возразить.
     — Вам пора. Встретимся внизу, в Пикале или в Шочипилье, как получится. Жди. Крис, освободи машины.
     Принц и Торвилл освободили от расчалок крылья мотодельтапланов, выкатили из шеренги два аппарата, проверили моторы.
     В свете догорающей машины Джонатан усадил Анхелику на сидение, не обращая внимания на ее протесты, закрепил ремни. Потом содрал с ван Хова куртку, подал девушке.
     — Надевай.
     Она с отвращением оттолкнула руку.
     — Не буду!
     — Не дури, замерзнешь.
     Улисс силой заставил ее надеть куртку, завел двигатель.
     — Держи на юг, по звездам, сможете? Крис, лети первым, за тобой Хели. Через Тумху, я думаю, вы переберетесь, а сядете у лагеря по ту сторону. Если наши сигналы не услышаны, передашь привет Моррисону лично.
     — Ты твердо решил?
     — Что? — Улисс на мгновение запнулся. — Да, я решил. Если они не взорвут базу, мы встретимся. Вперед!
     — Тогда я не полечу, — сказал Торвилл. — Я с тобой. Одному тебе не справиться.
     Джонатан покачал головой. Ему показалось, что где-то внутри, а может быть, и вовне, шевельнулся кто-то огромный и чужой, не понять сразу — злой или равнодушный; эдакий беззвучный толчок по нервам. Словно горы вокруг долины открыли глаза и посмотрели на него оценивающе и с ожиданием.
     — Крис, я вручаю ее тебе и спрошу, когда вернусь. Она — все, что у меня осталось. Не прощаюсь, пошел!
     Торвилл колебался недолго. Слабый стрекот моторчиков дельтапланов казался ему ревом турбин сверхзвукового истребителя.
     Джонатан подтолкнул его аппарат, и мотодельтаплан нырнул с обрыва вниз, растаял в ночи.
     — Джо! — позвала Анхелика. Слезы текли по ее щекам, но она их не вытирала. — Джо…
     — Меня зовут Улисс, — пробормотал Джонатан. — Джонатан Улисс, бродяга. Я часто ухожу, но всегда возвращаюсь. Держись крепче, я найду тебя.
     Анхелика плакала, но он уже не смотрел на нее.
     Разогнавшись, дельтаплан сорвался со скалы и растворился в темноте. Несколько секунд слышалось затихающее, стаккато мотора, уплыло, рассосалось в воздухе, и на скалы, в сельву вернулась тишина. Но кто-то огромный продолжал ворочаться внутри Улисса, безмолвно и настороженно, вздрагивала под ногами юра, вздрагивала вся долина. Вселенная, в груди рос ком никогда ранее не проявлявшихся чувств, невыразимых ни на каком языке. Неизвестная сила колебала пространство, и Улисс, перестав сопротивляться ей, вдруг понял, что, кроме сил добра и зла, взращенных человечеством, есть третья сила — вера! Вера природы в лучшее в человеке и вера самого человека! Иначе откуда такое долготерпение у природы?
     Остатки дельтаплана догорели, в сельву вернулся плотный мрак ночи. Вселенная вокруг перестала вздрагивать и всматриваться в человека, может быть, впервые в жизни ощутившего свою связь с ней и ответственность за все, что он делает.
     Кто это сказал? Сам ли Улисс? Или тот, кто вырос внутри него? Или ветер принес эти слова из темноты?..
     «К сожалению, палачи еще существуют, — подумал Улисс, — и ради того, чтобы их стало меньше, наверное, стоит время от времени вынимать шпагу из ножен».
     — Пошли, Билл, — сказал Улисс нейрохирургу. — Сделаешь из меня сверхчеловека. Не ради приставки «сверх» и не ради личной выгоды, но эта женщина будет чудовищно одинока, если я не…
     — Я понял, — кивнул Принц. — Не думал, что придется когданибудь оперировать на… добровольцах. А если мы не успеем?
     — Что ж, тогда встретимся на небесах. И все же попробуем успеть. Шагай вперед смелей.
     Хирург безмолвно углубился в сельву.
     И Улисс остался один на кромке обрыва, ни на кого не смея опереться — бездна мрака сзади, бездна мрака впереди, — и впервые понял, как жестоко и прочно его судьба связана с судьбами тех, кого он любил или ненавидел.
     
  Note1
   КСП — контрольно-спасательные пункты: располагаются у базовых альпинистских и горно-спасательных лагерей.
  
  Note2
   Ах directory (англ.) — закрытый.
  
  Note3
   Метод так называемого «чистого подъема» на скалы без всяких приспособлений, основанный на силе рук, координации и ловкости.
  
  Note4
   Beafcake (англ.) — сплошные мышцы; о мужчине атлетического телосложения.
  
  Note5
   Красотка в номер.
  
  Note6
   Д. Г. Росетти — представитель школы прерафаэлитов, течения в английской живописи середины девятнадцатого века, ставившего целью восстановление принципов искусства раннего Возрождения.
  
  Note7
   "Пин ап» (англ.) — фото красотки из журнала, приколотое к стене.
  
  Note8
   Fortalesa (ucn.) — крепость.
  
  Note9
   Non your (англ.) — мещански претенциозный, не принятый в высшем обществе.
  
  Note10
   Имеется в виду Агентство национальной безопасности США.
  
  Note11
   Клин ап (англ.) — очищение территории от нежелательных элементов.
  
  Note12
   Carniguero (исп.) — мясник, в смысле — убийца.
  
  Note13
   Полицейское управление.
  
  Note14
   Детектор лжи.
  
  Note15
   Международная программа ООН по окружающей среде.
  
  Note16
   Барахунда (исп.) — заваруха.
  
  Note17
   Национальная борьба индейцев; с кечуа — «защищайся»; состоит из двадцати приемов и не уступает каратэ.
  
  Note18
   Статная женщина (исп.).
  
  Note19
   Мужчина (исп.).
  
  Note20
   Спортивный костюм (исп.).
  
  Note21
   Добрый день (исп.).
  
  Note22
   Сантолино — талисман, оберегающий от «дурного глаза». Обычно его вшивают под кожу.
  
  Note23
   Клавар (исп.) — пришить.
  
  Note24
   Лакросс — индейская игра в мяч, синтез баскетбола и футбола.
  
  Note25
   Folly — букв. «причуда» (англ.) — искусственные руины для придания современным городам черт старины.
  
  Note26
   Форзудо (исп.) — крепыш.
  
  Note27
   Pro et contra (лат.) — за и против.
  
  Note28
   Дурак (исп.).
  
  Note29
   Убийца (исп.).
  
  Note30
   Болезнь Монге — сгущение крови из-за увеличения количества эритроцитов.
  
  Note31
   Сюрпляс — в спринтерской велогонке — остановка на велосипедах с целью вынудить соперника начать гонку первым.
  
  Note32
   Дж. Макговерн — американский сенатор, бывший шеф ЦРУ.
  
  Note33
   Но мадуро (исп.) — неспелый, зеленый.
  
  Note34
   Директор ЦРУ с 1966 по 1973 гг.
  
     ??
     
     ??
     
     ??
     
     ??