Мир фантастики и приключений
www.mir-fantast.net

Сергей Лукьяненко
Последний дозор
     
Ночной дозор – 4
     

      Авторская версия
     
Аннотация 
     
     Существует ли конец Пути? Возможен ли конец Борьбы человека с самим собой и окружающим миром? На эти и многие другие вопросы Сергей Лукьяненко дает ответы в своей новой книге.
     «Последний Дозор» — это путешествие с лучшим российским фантастом в поисках новой истины. Но будьте осторожны: Сергей Лукьяненко не любит простых решений и коротких дорог. Так что приключение обещает быть ярким и заманчивым. Как сама жизнь, с разнообразием которой может сравниться только фантастика «Последнего Дозора».
     В Путь?!
     
    Моей жене Соне и сыну Теме, с любовью.
    Автор
     
    Данный текст допустим для сил Света.
    Ночной Дозор
     
    Данный текст допустим для сил Тьмы.
    Дневной Дозор
     
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОБЩЕЕ ДЕЛО
     
ПРОЛОГ
     
     Лера смотрела на Виктора и улыбалась. В каждом мужчине, даже самом взрослом, живет мальчишка. Виктору было двадцать пять, и он, конечно же, был взрослым. Валерия готова была отстаивать это со всей убежденностью влюбленной девятнадцатилетней женщины.
     — Подземелья, — сказала она на ухо Виктору. — Подземелья и драконы. Ууу!
     Витя фыркнул. Они сидели в комнате, которая была бы грязной, не будь она такой темной. Вокруг теснились возбужденные дети и смущенно улыбающиеся взрослые. На разрисованной мистическими символами сцене кривлялся молодой парень с белым от грима лицом и в развевающемся черном плаще. Снизу его подсвечивало несколько багровых лампочек.
     — Сейчас вы встретитесь с ужасом! — протяжно кричал парень. — А! Ааа! Мне самому страшно от того, что вы увидите!
     Произношение у него было таким четким и артикулированным, каким оно бывает только у студентов театральных училищ. Даже Лера, плохо знающая английский язык, понимала каждое слово.
     — Мне понравились подземелья в Будапеште, — прошептал ей Виктор. — Там реальные старые подземелья… очень интересно.
     — А здесь всего лишь большая комната страха.
     Виктор виновато кивнул. Сказал:
     — Зато прохладно.
     Сентябрь в Эдинбурге выдался жарким. Утро Витя и Лера провели в королевском замке, центре туристического паломничества. Перекусили и выпили по пинте пива в одном из бесчисленных пабов. И вот — нашли куда спрятаться от полуденного солнца…
     — Вы еще не передумали? — завопил лицедей в черном плаще.
     За спиной Леры послышался негромкий плач. Она обернулась — и с удивлением обнаружила, что плачет взрослая уже, лет шестнадцати, девушка, стоявшая рядом с матерью и маленьким братом. Откудато из темноты вынырнули служители и быстро увели всю семью.
     — Вот это обратная сторона европейского благополучия, — наставительно сказал Витя. — Разве в России взрослая девушка испугается комнаты страха? Слишком спокойная жизнь заставляет их бояться любых глупостей…
     Лера поморщилась. Отец Виктора был политиком. Не очень крупным, но очень патриотичным, всегда и везде доказывающим ущербность западной цивилизации. Впрочем, это не помешало ему отправить сына учиться в Эдинбургский университет.
     И Виктор, десять месяцев в году проводя за пределами родины, упорно повторял отцовскую риторику. Такого патриота, как он, в России было еще поискать. Это Леру порой смешило, а порой и немного злило.
     К счастью, вступительная часть закончилась — и началось медленное передвижение по «Подземельям Шотландии». Под мостом, вблизи железнодорожного вокзала, в какихто унылых бетонных помещениях предприимчивые люди разгородили маленькие клетушки. Ввернули слабые лампочки, развесили повсюду обрывки тряпок и синтетическую паутину. На стены поместили портреты маньяков и убийц, бесчинствовавших в Эдинбурге за его долгую историю. И стали развлекать детей.
     — Это испанский сапог! — с завываниями сообщала девушка в лохмотьях, их гид в очередной комнате. — Страшное орудие пыток!
     Дети визжали от восторга. Взрослые сконфуженно переглядывались, словно их застали за пусканием мыльных пузырей или игрой в куклы. Чтобы не скучать, Лера с Виктором становились позади и целовались под болтовню экскурсоводов. Они были вместе уже полгода. Обоих преследовало необычное ощущение, что этот роман станет для них чемто особенным.
     — Сейчас мы пройдем зеркальным лабиринтом! — сообщил экскурсовод.
     Как ни странно, это оказалось действительно интересно. Лера всегда считала, что описание зеркальных лабиринтов, в которых можно заблудиться и со всего маху налететь лбом на стекло, — преувеличение. Ну как можно не увидеть, где зеркало, а где проход?
     Оказалось, что можно. Оказалось, что очень даже легко. Они со смехом толкались в холодные зеркальные грани, размахивали руками, блуждали в галдящем людском хороводе, внезапно превратившемся из горсточки — в толпу. В какойто момент Виктор призывно замахал комуто рукой, а когда они всетаки вышли из лабиринта (дверь была тоже коварно замаскирована под зеркало), долго озирался.
     — Когото ищешь? — спросила Лера.
     — А, ерунда. — Виктор улыбнулся. — Чушь.
     Потом было еще несколько залов с мрачными атрибутами средневековых тюрем, потом — «Кровавая река». Притихшие дети погрузились в длинную металлическую лодку, и та медленно поплыла по темной воде «в замок к вампирам». В темноте раздавались зловещие смешки и угрожающие голоса. Хлопали над головой невидимые крылья, журчала вода. Впечатление портило только то, что лодка проплыла от силы метров пять — дальше иллюзию движения создавали дующие в лицо вентиляторы.
     И всетаки Лере стало жутко. Стыдно за свой страх, но всетаки жутко. Они сидели на последней скамье, рядом никого не было, впереди стонали и хихикали изображающие вампиров актеры, сзади…
     Сзади было пусто.
     Но ей упорно казалось, что там ктото есть.
     — Витя, мне страшно, — беря его за руку, произнесла Лера.
     — Глупая… — прошептал Виктор ей на ухо. — Только не заплачь, ладно?
     — Ладно, — согласилась Лера.
     — Хахаха! Вокруг злые вампиры! — подражая интонации актеров, произнес Виктор. — Я чувствую, как они крадутся ко мне!
     Лера закрыла глаза и вцепилась в его ладонь покрепче. Мальчишки! Все они мальчишки, до седых волос! Ну зачем так пугать?
     — Ай! — очень натурально воскликнул Виктор. И сказал: — Ктото… ктото кусает меня в шею…
     — Дурак! — бросила Лера, не разжимая век.
     — Лерка, ктото пьет мою кровь… — грустно и обреченно произнес Виктор. — А мне даже не страшно… как во сне…
     Дул холодный ветер из вентиляторов, хлюпала вода за бортом, завывали дикие голоса. Даже запахло чемто, похожим на кровь. Виктор безвольно расслабил руку. Лера со злости больно ущипнула его за ладонь, но Виктор даже не вздрогнул.
     — Мне же страшно, дубина! — почти в голос воскликнула Лера.
     Виктор ничего не ответил, но мягко привалился к ней. Стало не так страшно.
     — Я тебе сама горло перегрызу! — пригрозила Лера. Похоже, Виктор смутился. Молчал. Неожиданно для себя Лера добавила: — И всю кровь выпью. Ясно? Сразу… после свадьбы.
     Она первый раз произнесла это слово применительно к их отношениям. И замерла, ожидая реакции Виктора. Ну не может холостой мужик не отреагировать на слово «свадьба»! Либо испугается, либо обрадуется.
     Виктор, казалось, дремал на ее плече.
     — Напугала? — спросила Лера. Нервно рассмеялась. Открыла глаза. Но вокруг все еще было темно, хотя завывания уже затихали. — Ладно… не буду кусать. И свадьба нам не нужна!
     Виктор молчал.
     Заскрипел механизм, железная лодка проплыла еще метров пять по узкой бетонной канавке. Зажегся неяркий свет. Галдящая детвора повалила на берег. Девочка лет трехчетырех, одной рукой держась за маму, а палец другой засунув в рот, все поворачивала голову, не отрывая взгляда от Леры. Что ее так заинтересовало? Девушка, говорящая на незнакомом языке? Нет, быть того не может, они же в Европе…
     Лера вздохнула и посмотрела на Виктора.
     А он и впрямь спал! Глаза были закрыты, на губах застыла улыбка.
     — Ты что? — Лера легонько пихнула Виктора — и он стал мягко заваливаться, головой прямо на железный борт. Завизжав, Лера успела схватить Виктора (что происходит, да что ж это делается, почему он такой вялый, безвольный?) и уложить на деревянную скамью. На крик мгновенно появился еще один служитель — черный плащ, резиновые клыки, размалеванные черным и красным щеки. Ловко спрыгнул в лодку.
     — Чтото случилось с вашим другом, мисс? — Парень был совсем молодой, наверное, ровесник Леры.
     — Да… нет… я не знаю! — Она заглянула служителю в глаза, но тот и сам был растерян. — Помогите же мне! Его надо вынести из лодки!
     — Возможно, сердце? — Парень наклонился, попытался взять Виктора за плечи — и отдернул руки, будто схватился за горячее. — Что это? Что за глупые шутки? Свет! Нужен свет!
     Он все тряс и тряс ладонями, с которых слетали тягучие темные капли. А Лера, оцепенев, смотрела на неподвижное тело Виктора. Загорелся свет — яркий, белый, выжигающий тени, превращающий страшненький аттракцион в декорации убогого фарса.
     Впрочем, фарс кончился вместе с аттракционом. На шее Виктора зияли две открытые раны с вывороченными краями. Из ран слабо, будто последние капли кетчупа из перевернутой бутылки, сочилась кровь. Редкие, толчками выкатывающиеся капли казались еще страшнее изза глубины ран. Прямо над артерией… будто двумя бритвами… или двумя острыми зубами…
     И тогда Лера начала кричать. Тонко и страшно, закрывая глаза, взмахивая руками в воздухе перед собой, будто маленькая девочка, на глазах которой самосвал размазал по асфальту любимого котенка.
     В конце концов, в каждой женщине, даже самой взрослой, живет маленькая испуганная девочка.
     
ГЛАВА ПЕРВАЯ
     
     — Как я смог это сделать? — спросил Гесер. — И почему этого не смог сделать ты?
     Мы стояли посреди бескрайней серой равнины. Взгляд не фиксировал ярких красок в целой картине, но стоило всмотреться в отдельную песчинку, и та вспыхивала: золотом, багрянцем, лазурью, зеленью. Над головой застыло белое с розовым, будто молочную реку перемешали с кисельными берегами, да и выплеснули в небеса.
     А еще дул ветер, и было холодно. Мне всегда холодно на четвертом слое Сумрака, но это индивидуальная реакция. Гесеру, напротив, было жарко: лицо раскраснелось, по лбу стекали капельки пота.
     — Мне не хватает Силы, — сказал я.
     Лицо Гесера совсем побагровело.
     — Ответ неправильный! Ты — Высший маг. Так получилось случайно, но ты — Высший. Почему Высших магов также называют магами вне категорий?
     — Потому что разница в Силе между ними настолько незначительна, что не может быть исчислена, и невозможно определить, кто сильнее, а кто слабее… — пробормотал я. — Борис Игнатьевич, я понимаю. Но мне не хватает Силы. Я не могу пройти на пятый слой.
     Гесер посмотрел себе под ноги. Поддел носком ботинка песок, подбросил в воздух. Шагнул вперед — и исчез.
     Это что, совет?
     Я подбросил перед собой песок. Шагнул вперед, тщетно пытаясь поймать свою тень.
     Тени не было.
     Ничего не изменилось.
     Я попрежнему оставался на четвертом слое. И становилось все холоднее — пар от моего дыхания уже не рассеивался белым облачком, а колючими иглами осыпался на песок. Развернувшись — это всегда проще психологически, искать выход позади, — я сделал шаг и вышел на третий уровень Сумрака. В бесцветный лабиринт изъеденных временем каменных плит, над которыми серело низкое застывшее небо. Коегде по камню стелились высохшие стебли, похожие на прибитый морозом вьюнокпереросток.
     Еще шаг. Второй слой Сумрака. Каменный лабиринт накрыли переплетенные ветви…
     И еще. Первый слой. Уже не камень. Уже стены и окна. Знакомые стены московского офиса Ночного Дозора — в его сумеречном обличье.
     Последним усилием я вывалился из Сумрака в реальный мир. Прямо в кабинет Гесера.
     Разумеется, шеф уже сидел в кресле. А я пошатываясь стоял перед ним.
     Ну как, как он мог меня опередить? Ведь он пошел на пятый слой, а я начал выходить из Сумрака!
     — Когда я увидел, что у тебя ничего не получается, — сказал Гесер, даже не глядя на меня, — то вышел из Сумрака напрямую.
     — Из пятого слоя — в настоящий мир? — Я не смог скрыть удивления.
     — Да. Что тебя удивляет?
     Я пожал плечами. Ничего не удивляет. Если Гесер захочет преподнести мне сюрприз — у него будет огромный выбор. Я очень многого не знаю. И это…
     — Обидно, — сказал Гесер. — Сядь, Городецкий.
     Я сел напротив Гесера. Сложил руки на коленях, даже голову опустил, будто в чемто чувствовал свою вину.
     — Антон, хороший маг всегда достигает своего могущества в нужное время, — сказал шеф. — Пока не станешь мудрее — не станешь сильнее. Пока не станешь сильнее — не овладеешь высшей магией. Пока не овладеешь высшей магией — не влезешь в опасные места. У тебя ситуация уникальная. Ты попал под… — он поморщился, — заклятие «Фуаран». Ты стал Высшим магом, не будучи к этому готовым. Да, у тебя есть Сила. Да, ты умеешь ею управлять… и то, что ты с трудом делал раньше, теперь не составляет проблем. Сколько ты пробыл на четвертом слое Сумрака? И сидишь как ни в чем не бывало! Но вот то, чего ты не умел раньше…
     Он замолчал.
     — Я научусь, Борис Игнатьевич, — сказал я. — В конце концов, все признают, что я делаю значительные успехи. Ольга, Светлана…
     — Делаешь, — легко признал Гесер. — Ты же не совсем идиот, чтобы не развиваться. Но сейчас ты напоминаешь мне неопытного водителя, который полгода покатался на «жигулях» — и вдруг сел за руль гоночного «феррари»! Нет, хуже, за руль карьерного самосвала, БелАЗа весом в двести тонн, что ползет себе по спирали, выезжает из карьера… а рядом пропасть в сотню метров! А там, внизу, едут другие самосвалы. Одно твое неверное движение, резкий поворот руля или дрогнувшая на педали нога — плохо будет всем.
     — Понимаю. — Я кивнул. — Но я в Высшие не рвался, Борис Игнатьевич. Это вы меня отправили в погоню за Костей…
     — Я тебя ни в чем не упрекаю и пытаюсь многому научить, — сказал Гесер. И довольно непоследовательно добавил: — Хоть ты однажды и отказался быть моим учеником!
     Я промолчал.
     — Даже не знаю, что и делать… — Гесер тарабанил пальцами по лежащей перед ним папке. — Гнать тебя на повседневные задания? «Школьница видела бомжаоборотня», «В Бутово объявился вампир», «Колдунья понастоящему колдует», «В моем подвале раздается таинственный стук»? Бессмысленно. С такой ерундой ты справишься за счет своей Силы. Учиться ничему не придется. Оставить тебя киснуть на кабинетной работе? Ты же сам этого не хочешь. И?..
     — Вы же сами знаете, Борис Игнатьевич, — ответил я. — Дайте мне настоящее задание. Такое, чтобы я вынужден был развиваться.
     В глазах Гесера мелькнула искорка иронии.
     — Ага, сейчас. Организую нападение на спецхран Инквизиции. Или отправлю тебя штурмовать офис Дневного Дозора…
     Он толкнул папку через стол:
     — Читай.
     Сам Гесер открыл точно такую же папку и погрузился в изучение исписанных от руки листочков из школьной тетради.
     И откуда у нас в офисе эти старые картонные папки с растрепанными тесемкамизавязочками? Были закуплены в прошлом веке в количестве нескольких тонн? Приобретены недавно у общества инвалидовнадомников с гуманитарными целями? Выпускаются на древнем комбинате в городе Мухосранске, принадлежащем мухосранскому Ночному Дозору?
     Но факт остается фактом, в век компьютеров, копиров, прозрачных пластиковых «файликов» и крепких красивых папок с удобными фиксаторами наш Дозор пользуется рыхлым картоном и веревочками… Позорище, перед иностранными коллегами стыдно!
     — На папки из материалов органического происхождения легко накладываются защитные заклинания, препятствующие дистанционному зондированию, — сказал Гесер. — По той же самой причине для обучения магии используются только книги. Текст, набранный на компьютере, магию в себе не сохраняет.
     Я посмотрел в глаза Гесеру.
     — Даже не собирался читать твои мысли, — сказал шеф. — Пока не научишься контролировать лицо — в этом нет необходимости.
     Теперь и я почувствовал магию, пронизывающую папку. Легкое защитносторожевое заклинание, для Светлых не представляющее никаких проблем. Впрочем, и Темные его снимут без труда, но нашумят.
     Открыв папку — Великий Гесер завязывал тесемки на бантик, — я обнаружил четыре свеженькие, еще пахнущие типографской краской газетные вырезки, факс и три фотографии. Три вырезки были на английском, на них я и сосредоточился в первую очередь.
     Первая вырезка представляла собой короткую заметку о происшествии в туристическом аттракционе «Подземелья Шотландии». Как я понял, в этом заведении, довольнотаки банальном варианте комнаты страха, «изза технических неполадок» погиб русский турист. «Подземелья» были закрыты, полиция проводит расследование и выясняет, нет ли в трагедии вины персонала…
     Вторая заметка была куда подробнее. Про «технические неполадки» уже не было ни слова. Текст был немножко суховатым, даже педантичным. С нарастающим волнением я прочитал, что погибший, двадцатипятилетний Виктор Прохоров, учился в Эдинбургском университете, был сыном «русского политика», в «Подземелья» отправился вместе с невестой, прилетевшей из России Валерией Хомко, на руках которой и скончался от потери крови. В темноте туристического аттракциона ктото перерезал ему горло. Или чтото перерезало. Бедолага сидел вместе с невестой в лодочке, которая медленно плыла по «Кровавой реке», мелкой канавке вокруг «Замка вампиров». Возможно, из стены торчала какаято острая железка, которая и полоснула Виктору по шее?
     Дочитав до этого места, я вздохнул и посмотрел на Гесера.
     — У тебя всегда замечательно получалось… эээ… с вампирами, — сказал шеф, на секунду оторвавшись от своих бумаг.
     Третья заметка была из какойто «желтой» шотландской газетенки. И вот тут, конечно же, автор рассказал страшную историю про современных вампиров, которые во мраке аттракционов сосут кровь своих жертв. Единственной оригинальной деталью было утверждение журналиста, что обычно вампиры высасывают своих жертв не насмерть. Но русский студент, как положено русскому, был настолько пьян, что бедный шотландский вампир тоже захмелел и увлекся.
     Несмотря на всю трагичность истории, я засмеялся.
     — «Желтая» пресса — она во всем мире одинакова, — сказал Гесер, не поднимая глаз.
     — Самое ужасное, что так все и было, — сказал я. — Кроме пьянства, конечно.
     — Кружка пива за обедом, — согласился Гесер.
     Четвертая вырезка была из какойто нашей газеты. Некролог. Соболезнования Леониду Прохорову, депутату Государственной Думы, чей сын трагически погиб…
     Я взял листок факса.
     Это, как я и предполагал, было донесение от Ночного Дозора города Эдинбурга, Шотландия, Великобритания.
     Немножко необычным оказался лишь адресат — сам Гесер, а не оперативный дежурный или руководитель международного отдела. И тон письма — чуть более личный, чем полагается в официальных документах.
     А содержание меня не удивило.
     «С прискорбием сообщаем… по результатам тщательно проведенного дознания… полная потеря крови… признаков инициации не выявлено… проведенные поиски результатов не дали… привлечены лучшие силы… если московское отделение считает необходимым направить… передавай самые теплые приветы Ольге, очень рад за тебя, старый ко…»
     Второй листок факса отсутствовал. Видимо, там был исключительно личный текст. Поэтому и подписи я не увидел.
     — Фома Лермонт, — сказал Гесер. — Глава шотландского Дозора. Старый друг.
     — Ага… — задумчиво протянул я. — Значит…
     Наши взгляды опять встретились.
     — Нет уж, родственник ли он Михаилу Юрьевичу — сам спросишь, — сказал Гесер.
     — Я о другом. «Ко» — это «командир»?
     — «Ко» — это… — Гесер запнулся и с явным недовольством покосился на листок. — «Ко» — это «ко». Это тебя уже не касается.
     Я посмотрел на фотографии. Молодой человек — это и был бедолага Виктор. Девушка — совсем юная. Его невеста, что тут гадать. И мужик постарше. Отец Виктора?
     — Косвенные данные говорят о нападении вампира. Но почему ситуация требует нашего вмешательства? — спросил я. — Наши соотечественники частенько гибнут за рубежом. И от вампиров — тоже. Вы не доверяете Фоме и его подчиненным?
     — Доверяю. Но у них мало опыта. Шотландия — мирная, уютная, спокойная страна. Они могут не справиться. А ты частенько имел дело с вампирами.
     — Конечно. И всетаки? Дело в том, что его отец — политик?
     Гесер поморщился:
     — Да какой он политик? Бизнесмен, пробрался в депутаты, на голосованиях жмет кнопки потихоньку.
     — Коротко и ясно. Но не верю, что нет особой причины.
     Гесер вздохнул:
     — Отец юноши двадцать лет назад был определен как потенциальный Светлый Иной. Довольно сильный. От инициации отказался, объявив, что хочет остаться человеком. Темных сразу же послал прочь. Но с нами поддерживал некоторые контакты. Иногда помогал.
     Я кивнул. Да, случай редкий. Нечасто люди отказываются от таких возможностей, что открываются перед Иными.
     — Можно сказать, что я чувствую себя виноватым перед Прохоровымстаршим, — сказал Гесер. — И если уж не могу помочь сыну… то не позволю его убийце уйти безнаказанным. Ты поедешь в Эдинбург, найдешь этого сумасшедшего кровососа и развеешь по ветру.
     Это был приказ. Но я и без того не собирался спорить.
     — Ко… — я невольно запнулся, — когда лететь?
     — Зайди в международный отдел. Тебе должны были подготовить документы, билеты, деньги. И легенду.
     — Кому легенду? Мне?
     — Да. Будешь работать неофициально.
     — Контакты?
     Гесер почемуто нахмурился и глянул на меня с непонятным подозрением:
     — Только с Фомой… Антон, хватит издеваться!
     Я непонимающе смотрел на Гесера.
     — «Ко» — это начало слова «кобель», — буркнул Гесер. — Молодость, знаешь ли… вольные нравы эпохи Ренессанса… Все, иди! И постарайся вылететь ближайшим рейсом. — Он мгновение помедлил, но всетаки добавил: — Если Светлана не будет против. А если будет, то скажи, я постараюсь ее убедить.
     — Она будет против, — уверенно сказал я.
     И всетаки на что обиделся Гесер? И почему разъяснил мне про «кобеля»?
     
     Светлана поставила передо мной тарелку, полную жареной картошки с грибами. Следом на столе оказались вилка и нож, солонка, соленые огурцы на блюдце, рюмка и маленький, на сто граммов, графинчик с водкой. Графинчик был только что из холодильника и в тепле мгновенно запотел.
     Идиллия!
     Мечта мужчины, пришедшего с работы. Жена хлопочет у плиты и подает на стол вкусные и вредные вещи. Хочет о чемто меня попросить? Дочка тихо играет с конструктором — в пять лет она перестала интересоваться куклами. Строит, впрочем, не машинки и самолетики, а маленькие домики, может, архитектором станет?
     — Света, меня командируют в Эдинбург, — на всякий случай повторил я.
     — Да, я слышала, — спокойно ответила Светлана.
     Графинчик на столе приподнялся. Притертая пробка выкрутилась из горлышка. Холодная водка тягучей прозрачной струйкой потекла в рюмку.
     — Мне сегодня ночью лететь, — сказал я. — До Эдинбурга рейса нет, так что лечу в Лондон, там пересадка…
     — Тогда много не пей, — забеспокоилась Светлана.
     Графинчик описал вираж и унесся в сторону холодильника.
     — Я думал, ты расстроишься, — обиженно сказал я.
     — А смысл? — Светлана наложила и себе полную тарелку. Села рядом. — Ты не полетишь?
     — Полечу…
     — В томто и дело. Только еще примется звонить Гесер и объяснять, как важна твоя командировка. — Светлана поморщилась.
     — Она и впрямь важна.
     — Знаю. — Светлана кивнула. — Я утром почувствовала, что тебя отправят кудато далеко. Позвонила Ольге, спросила, что случилось за последние дни. Ну… она рассказала про того паренька в Шотландии.
     Я с облегчением кивнул. Светлана в курсе — прекрасно. Не надо лжи и недомолвок.
     — Странная какаято история, — сказала Светлана.
     Пожав плечами, я выпил выделенные мне сорок граммов. С удовольствием захрустел соленым огурчиком, пробормотал сквозь набитый рот:
     — Что тут странного? Либо дикий вампир, либо спятил с недожора… у них это обычное дело. Ну и чувство юмора, видимо, специфическое. Убить человека в аттракционе «Замок вампиров»!
     — Тише. — Светлана поморщилась, взглядом указав на Надюшку.
     Я принялся энергично жевать. Люблю жареную картошку — с хрустящей корочкой, да чтобы еще жарить на гусином жире, со шкварками и с пригоршней белых грибов, если сезон — то свежих, не сезон — так сушеных. Все в порядке, все хорошо, папа с мамой говорят про всякие глупости, про кино, про книжки, на самом деле вампиров нет…
     К сожалению, нашу дочку не обманешь, будто вампиров не существует. Она их прекрасно видит. Елееле отучили громко высказываться в метро или троллейбусе: «Ма, па, глядите, а вон дядькавампир!» Пассажирыто ладно, спишут все на детские глупости, а перед вампирами както неудобно. Некоторые и на людей никогда не нападали, честно пьют донорскую кровь и ведут вполне благопристойную жизнь. А тут посреди толпы пятилетняя малявка тычет в тебя пальчиком и хохочет: «Дядька неживой, а ходит!» Никуда не денешься, все равно она слышит, о чем мы говорим, и делает свои выводы.
     Но на этот раз Надя нашими разговорами не заинтересовалась. Возводила над домиком из желтых пластиковых кирпичиков красную «черепичную» крышу.
     — Мне кажется, тут дело не в чьемто чувстве юмора, — сказала Светлана. — Не стал бы тебя Гесер гонять через всю Европу. В Шотландии тоже не дураки в Дозоре сидят, рано или поздно найдут кровососа.
     — Тогда что? Про парня я все выяснил. Хороший мальчик, но не святой. И явно не Иной. Убивать его нарочно Темным нет никакой необходимости. Отец паренька когдато отказался стать Иным, но неофициально сотрудничал с Ночным Дозором. Случай редкий, но не уникальный. Я все проверил, Темным ему мстить не за что.
     Светлана вздохнула. Покосилась на холодильник — и графинчик примчался обратно.
     И я вдруг понял — она чемто встревожена.
     — Света, ты смотрела в будущее?
     — Смотрела.
     Увидеть будущее в том смысле, какой вкладывают в это предсказателишарлатаны, невозможно. Будь ты даже Великим Иным. Но можно просчитать вероятность того или иного события: попадешь ты в пробку на этой дороге или нет, не разобьется ли в воздухе самолет, удастся ли завершить какоето дело, погибнешь ты или уцелеешь в грядущей заварухе… Если совсем уж просто, то чем точнее задан вопрос, тем точнее будет ответ. Спросить «что меня ждет завтра?» нельзя.
     — Ну и что?
     — Твоей жизни в этом расследовании ничего не угрожает.
     — Здорово, — искренне сказал я. Взял графинчик, налил еще по рюмке себе и Светлане. — Спасибо. Ты меня успокоила.
     Мы выпили — и мрачно посмотрели друг на друга.
     Потом на Надюшку — дочка сидела на полу и возилась с конструктором. Почувствовав наш взгляд, она тихонько замурлыкала: «Ляляля, ляляля».
     Такими песенками взрослые обычно изображают девочек в анекдотах. Очень вредных девочек. Которые собираются чтонибудь взорвать, сломать или сказать гадость.
     — Надежда! — ледяным голосом произнесла Светлана.
     — Ляляля… — чуть громче произнесла Надя. — А чего я? Ты сама сказала, что папе пить не надо перед полетом. Водку пить вредно, ты сама говорила! У Маши папа пил, пил и ушел из дома…
     В ее голосе послышалась тоненькая плаксивая нотка.
     — Надежда Антоновна! — совсем уж сурово сказала Светлана. — Взрослые люди имеют право… иногда… выпить рюмку водки. Ты когданибудь видела папу пьяным?
     — У дяди Толи на дне рождения, — мгновенно ответила Надя.
     Светлана очень красноречиво посмотрела на меня. Я виновато развел руками.
     — Все равно, — сказала Светлана. — Ты не вправе применять волшебство к маме и папе. Я никогда себе такого не позволяла!
     — А папа?
     — Папа тоже. И повернись немедленно! Я с твоей спиной разговариваю?
     Надя повернулась. Упрямо поджала губки. Задумалась, прижав палец ко лбу. Я едва сдержал улыбку. Маленькие дети обожают копировать такие жесты. И их ничуть не смущает, что, уперев палец в лоб, размышляют только герои мультиков, а не живые люди.
     — Ладно, — сказала Надя. — Извините меня, пожалуйста, мама и папа. Я больше не буду. Я все исправлю!
     — Не надо исправлять! — воскликнула Светлана.
     Но было уже поздно. Вода, которая оказалась в рюмках вместо водки, внезапно превратилась обратно в водку. А может быть, и в спирт.
     Прямо у нас в желудках.
     Я почувствовал, как в животе будто маленькая бомба взорвалась. Крякнул и стал наворачивать почти остывшую картошку.
     — Антон, скажи ты хоть чтонибудь! — воскликнула Светлана.
     — Надя, если бы ты была мальчиком, то получила бы сейчас ремешком по попе! — сказал я.
     — Как мне повезло, что я девочка, — ничуть не испугавшись, ответила Надюшка. — Па, а что не так? Вы же хотели водки выпить. Вот вы ее выпили. Она уже у вас внутри. Ты же сам говорил, что водка невкусная, так зачем ее пить ртом?
     Мы со Светланой переглянулись.
     — Нечем крыть, — резюмировала Светлана. — Пошла я чемодан тебе собирать. Такси вызвать?
     Я покачал головой:
     — Не надо. Семен подвезет.
     
     Даже поздним вечером кольцевая дорога была забита. Впрочем, Семен этого словно бы и не замечал. И я даже не знал, просчитывал он линии вероятности либо просто вел машину на своих инстинктах водителя со столетним стажем.
     — Зазнался ты, Антон, — бурчал он, не отрывая взгляд от дороги. — Нет бы сказать Гесеру — никуда один не полечу, напарник мне нужен, командируй со мной Семена…
     — Ну откуда мне было знать, что ты так Шотландию любишь?
     — Как откуда? — возмутился Семен. — Я же тебе рассказывал, как мы в войну в Севастополето с шотландцами схватились!
     — А не с немцами? — неуверенно поправил я.
     — Нет, с немцами это потом, — отмахнулся Семен. — Эх, были люди в наше время… пули над головой свищут, ядра летят, у Шестого бастиона рукопашная… а мы как дураки магией друг друга лупим. Два Светлых Иных, только он с английской армией пришел… Как он мне в плечото, Копьем Страдания… А я его Фризом — да и заморозил от пяток до шеи!
     Он довольно крякнул.
     — И кто победил? — спросил я.
     — Ты историю не помнишь, что ли? — возмутился Семен. — Мы, конечно. А Кевина я пленил. Потом к нему в гости ездил. Ну, уже в двадцатом веке… в одна тысяча девятьсот седьмом… или восьмом?
     Он рванул руль, обгоняя спортивный «ягуар», и крикнул в открытое окно:
     — Сам тормоз и обалдуй! Еще ругаться будет…
     — Ему перед девушкой неудобно, — пояснил я, глядя на исчезающий позади «ягуар». — На какойто старой «волге» — и так подрезали.
     — Перед девушкой не в машине надо похваляться, — мудро изрек Семен, — а в постели. Там последствия ошибки более обидны, но менее трагичны… Эх. Ты это… если туго будет, то звони Гесеру, проси меня на помощь прислать. Завязки какникак. К Кевину зайдем, посидим, виски выпьем. Из его винокурни, между прочим!
     — Хорошо, — пообещал я. — Чуть прижмет — сразу попрошу тебя приехать.
     За кольцевой стало спокойнее. Семен поднажал (никогда не поверю, что под капотом разъездной «волги» стоит штатный движок ЗМЗ406), и через пятнадцать минут мы подъезжали к Домодедово.
     — Эх, какой сон замечательный мне сегодня снился! — выруливая на стоянку, произнес Семен. — Еду я по Москве, почемуто на раздолбанном фургоне, рядом еще ктото из наших… И вдруг вижу — на дороге стоит Завулон. Почемуто одет как бомж. Я газую и пытаюсь его задавить! А он — хренась! И барьер ставит! Нас подкидывает в воздух, делаем сальто и перескакиваем через Завулона. Едем дальше.
     — Что ж ты не развернулся? — съязвил я.
     — Спешили мы кудато, — вздохнул Семен.
     — Пить надо меньше, чтобы такие сны не беспокоили.
     — А они меня вовсе не беспокоят, — обиделся Семен. — Наоборот, понравилось. Словно сцена из какойто параллельной реальности… дьявол!
     Он резко затормозил.
     — Скорее его полномочный представитель… — сказал я, глядя на шефа Дневного Дозора. Завулон стоял на парковке, именно там, куда собирался вырулить Семен. И приглашающе махал нам рукой. Я сказал: — Может, сон в руку? Попробуешь?
     Но Семен не был расположен к экспериментам. Очень плавно подал вперед, Завулон посторонился, дождался, пока мы встали между грязным «жигуленком» и старым «ниссаном», после чего открыл дверь и уселся на заднее сиденье.
     Тому, что блокировка двери не сработала, удивляться не приходилось.
     — Вечер, дозорные, — негромко сказал Высший Темный.
     Мы с Семеном переглянулись. И снова посмотрели на заднее сиденье.
     — Скорее уж ночь, — сказал я. Как бы там ни было, пусть Семен и в тысячу раз опытнее, но переговоры придется вести мне. Как старшему по Силе.
     — Ночь, — согласился Завулон. — Ваше время. В Эдинбург?
     — В Лондон.
     — А потом в Эдинбург. Расследовать дело Виктора Прохорова.
     Врать не имело смысла. Врать вообще невыгодно.
     — Да, разумеется, — сказал я. — Вы против, Темный?
     — Я — за, — ответил Завулон. — Я почти всегда «за», как ни странно.
     Он был в костюме, при галстуке — только узел распущен и верхняя пуговица на рубашке расстегнута. Сразу видно: человек то ли в бизнесе, то ли на госслужбе… Впрочем, ошибка тут началась бы уже со слова «человек».
     — Тогда что вам нужно? — осведомился я.
     — Хочу пожелать вам счастливого пути, — невозмутимо сказал Завулон. — И удачи в расследовании убийства.
     — Вамто это зачем? — спросил я после неловкой паузы.
     — Леонид Прохоров, отец усопшего, двадцать лет назад был определен как Иной. Сильный Темный Иной. К сожалению, — Завулон вздохнул, — он не захотел проходить инициацию. Остался человеком. Но с нами продолжал поддерживать хорошие отношения, иногда по мелочам помогал. Это не дело, когда сына твоего приятеля убивает какойто мелкий взбесившийся кровосос. Найди его, Антон, и поджарь на медленном огне.
     Семен при моем разговоре с Гесером не присутствовал. Но чтото о Леониде Прохорове знал — судя по тому, как в замешательстве почесывал плохо выбритый подбородок.
     — Я и так собираюсь это сделать, — осторожно сказал я. — Вам не о чем беспокоиться, Великий Темный.
     — А вдруг понадобится помощь? — как ни в чем не бывало предположил Завулон. — Ты же не знаешь, с кем столкнешься. Возьми…
     В руке Завулона появился амулет — резная фигурка из кости, изображающая оскалившегося волка. От фигурки ощутимо тянуло Силой.
     — Это связь, помощь, совет. Все вместе. — Завулон перегнулся через сиденье, жарко дохнул мне в левое ухо: — Бери… дозорный. Спасибо скажешь.
     — Не скажу.
     — Все равно бери.
     Я покачал головой.
     Завулон вздохнул:
     — Ну хорошо, хорошо, пусть будут эти глупые театральные эффекты… Я, Завулон, клянусь Тьмой, что вручаю свой амулет Антону Городецкому, Светлому магу, не питая никаких злых умыслов, не намереваясь причинить вред его здоровью, душе и сознанию, не требуя ничего взамен. Если Антон Городецкий примет мою помощь, это не накладывает никаких обязательств на него, силы Света и Ночной Дозор. В благодарность за принятие помощи я разрешаю Ночному Дозору Москвы трижды применять светлое магическое вмешательство до третьего уровня Силы включительно, никакой ответной благодарности не требую и требовать не стану. Тьма будь моим свидетелем!
     Рядом с фигуркой волка закружился темный шарик, миниатюрная черная дыра, прямое подтверждение клятвы Изначальной Силой.
     — Я бы всетаки не стал… — предостерегающе начал Семен.
     И в этот миг в моем кармане звякнул и сам собой включился на громкую связь мобильный телефон. Я никогда не использовал все его многочисленные функции: громкую связь, органайзер, игры, встроенный фотоаппарат, калькулятор, радио. Пользовался только встроенным в телефон плеером. Но вот — пригодилась и конференцсвязь…
     — Возьми, — сказал Гесер. — В этом он не врет. А в чем врет — мы выясним.
     Связь прервалась.
     Завулон усмехнулся, продолжая протягивать мне фигурку. Я молча сгреб ее с ладони Темного мага и сунул в карман. Мне клясться было не в чем.
     — Итак, желаю удачи, — продолжил Завулон. — Да! Если не затруднит — привези мне из Эдинбурга в подарок какойнибудь магнитик на холодильник.
     — Зачем? — спросил я.
     — Я их собираю, — улыбнулся Завулон.
     И исчез — рухнул сквозь Сумрак на какието глубинные слои. Преследовать его, конечно же, мы не стали.
     — Позер, — сказал я.
     — На холодильник, — пробормотал Семен. — Да уж, представляю, что у него хранится в холодильнике… Магнитик… стрихнина баночку ему привези! Намешай в их шотландский хаггис и привези.
     — «Хаггис» — это подгузники такие, — сказал я. — Хорошие, мы их дочке брали.
     — Хаггис — это еще и еда. — Семен покачал головой. — Хотя… если по вкусу… наверное, похоже.
     
ГЛАВА ВТОРАЯ
     
     В наши дни трудно наслаждаться удовольствием от авиаперелета. Аварии износившихся Боингов737 и Ту154, задумчивые швейцарские диспетчеры и меткие украинские ракетчики, арабские террористы всех мастей — не слишком все это располагает к спокойному времяпрепровождению в комфортабельном кресле. И пусть коньяк из магазина дьютифри дешев, стюардесса заботлива, а питание и вино вполне достойны — человеку трудно расслабиться.
     К счастью, я не человек. Линии вероятности смотрели Гесер и Светлана. Да и я сам способен прощупать будущее на несколько часов вперед. Долетим, прекрасно долетим, мягко сядем в Хитроу, и пересесть на ближайший самолет до Эдинбурга я успею…
     Так что я мог спокойно сидеть в своем кресле бизнескласса (полагаю, не от неожиданной щедрости шефа, а просто иных билетов не достали), попивать приличное чилийское винцо и сочувственно поглядывать на молодящуюся женщину через проход. Женщине было очень страшно. Периодически она крестилась и беззвучно шептала молитвы.
     В конце концов я не выдержал, потянулся к ней через Сумрак — и слегка погладил по голове. Не руками — сознанием. Коснулся многократно перекрашенных волос той лаской, что свойственна у людей лишь матерям и мгновенно уносит любые тревоги.
     Женщина расслабилась и через минуту крепко уснула.
     Мужчина средних лет рядом со мной был куда спокойней, да к тому же изрядно навеселе. Он деловито откупорил парочку бутылочек джина, принесенных стюардессой, смешал их с тоником в жестокой пропорции один к одному и выпил — после чего задремал. Выглядел он типичным представителем богемы — в джинсах, хлопковом свитере, с короткой бородкой. Писатель? Музыкант? Режиссер? Кого только не манит город Лондон — от бизнесменов и политиков до богемы и богатых прожигателей жизни…
     Можно было и мне расслабиться, посмотреть в иллюминатор на темные просторы Польши и хорошенько подумать.
     До появления Завулона все выглядело довольно просто. Мальчик Витя попался голодному или глупому (или и то, и другое сразу) вампиру. Погиб. Вампир, утолив голод, сообразил, что именно он натворил, — и затаился. Рано или поздно, действуя старыми проверенными полицейскими методами, Ночной Дозор Эдинбурга проверит всех городских и заезжих кровососов, выяснит наличие или отсутствие алиби, установит наблюдение — и схватит убийцу. Гесер, испытывая какойто свой комплекс вины перед отцом Виктора, отказавшимся стать Светлым Иным, но помогавшим Ночному Дозору, решил ускорить это благое дело. А заодно и мне дать возможность заработать опыт.
     Логично?
     Абсолютно. Никаких странностей.
     Потом появляется Завулон.
     И наш благородный Леонид Прохоров, неслучившийся Светлый Иной, предстает с другой стороны! Он, оказывается, еще и неслучившийся Темный! Помогал Дневному Дозору, так что и Завулон горит желанием покарать убийцу его сына!
     Бывает такое?
     Значит, бывает. Значит, человек решил играть на два фронта сразу. Для нас, Иных, невозможно служить сразу Свету и Тьме. Людям проще. Они в большинстве своем именно так и живут.
     Тогда… тогда убийство Виктора может быть не случайным. Завулон мог узнать, что Прохоров помогает нашим, — и отомстить, убив его сына. Убив чужими руками, конечно же.
     Или наоборот. Как ни печально, но и Гесер мог отдать приказ о ликвидации Виктора. Не в качестве мести, нет, конечно же! Но Великий всегда найдет морально приемлемую форму для оправдания своего желания.
     Стоп, но зачем Гесеру посылать меня в Эдинбург? Если он виноват — то должен понимать, что я не стану скрывать его вину!
     А если виновен Завулон, то ему еще меньше смысла помогать мне. С Завулоном, несмотря на все его реверансы, я разделаюсь с огромным удовольствием!
     Значит, не Великие…
     Я сделал маленький глоток вина. Отставил стаканчик.
     Великие тут ни при чем, но они подозревают друг друга. И оба рассчитывают на меня. Гесер знает, что я не упущу возможности насолить Завулону. Завулон понимает, что я способен пойти даже против Гесера.
     
     Прекрасно. Лучшего расклада и желать нельзя. Великий Светлый и Великий Темный, да еще и не из последних Великих в мировой борьбе Света и Тьмы, стоят на моей стороне. Я смогу получить от них помощь. Мне поможет и Фома Лермонт, шотландец с фамилией, так приятно звучащей для русского сердца. А значит, вампиру никуда не скрыться.
     И это радует. Слишком часто зло остается безнаказанным.
     Я встал, осторожно протиснулся мимо своего соседа в проход. Глянул на табло. Туалет в голове самолета был занят. Конечно, проще всего подождать, но мне хотелось размять ноги. Отодвинув занавеску, отделяющую бизнескласс от экономического, я двинулся в хвост.
     Как говорится в известной иронической присказке, «пассажиры экономического класса прилетают одновременно с пассажирами первого, только гораздо дешевле». Ну, допустим, первого класса на нашем рейсе не имелось, но и бизнескласс был неплох — хорошие широкие кресла, большие расстояния между рядами. Опять же — стюардессы внимательнее, питание вкуснее, выпивка обильнее.
     Впрочем, и пассажиры экономкласса не унывали. Ктото спал или дремал, многие читали газеты, книжки, путеводители. Несколько человек работали за ноутбуками, другие играли. Один, очевидно, большой оригинал, пилотировал самолет. Как я понял, это был довольно реалистичный флайтсимулятор, а игрок вел из Москвы в Лондон как раз наш Боинг767. Возможно, таким любопытным образом он боролся с аэрофобией?
     Ну и конечно же, многие пассажиры выпивали. Сколько ни говори, что спиртное в полете особенно вредно, но всегда найдутся любители скрасить свой путь над облаками.
     Я прошел в хвост. Здесь туалеты тоже были заняты, и мне пришлось несколько минут постоять, разглядывая затылки пассажиров. Пышные прически, девичьи хвостики, короткие ежики, блестящие лысины, забавные детские ирокезы. Сотня голов, обдумывающих свои лондонские дела…
     Дверца туалета открылась, из кабинки выскользнул молодой парень, протиснулся мимо меня. Я шагнул к туалету.
     Остановился.
     Обернулся.
     Парню было лет двадцать. Широкоплечий, чуть повыше меня ростом. Некоторые юноши начинают резко расти и раздаваться в плечах после восемнадцати. Раньше это списывали на благотворное влияние армии, которая «из мальчика мужчину сделала». На самом деле — просто гормоны, которые в этом организме сыграли именно таким образом.
     Банальная физиология.
     — Егор? — вопросительно произнес я.
     И торопливо посмотрел сквозь Сумрак.
     Ну да, конечно. Он мог бы надеть железную маску, все равно я бы его узнал. Егор, манок Завулона, перехваченный и ловко использованный Гесером. Когдато он был уникальным мальчиком с неопределенной аурой.1
     Теперь он вырос и стал молодым мужчиной. С той же самой неопределенной аурой. Прозрачное сияние, обычно бесцветное, но временами окрашивающееся и красным, и синим, и зеленым, и желтым. Словно песок четвертого слоя Сумрака… вглядись пристальнее — и ты увидишь все краски мира. Потенциальный Иной, даже во взрослом возрасте способный стать кем угодно. И Светлым, и Темным.
     Я же его шесть лет не видел!
     Вот это совпадение!
     — Антон? — Он был растерян не меньше, чем я.
     — Ты что здесь делаешь? — спросил я.
     — Лечу, — глупо ответил он.
     Но я не оплошал, задал вопрос еще более идиотский:
     — Куда?
     — В Лондон, — сказал Егор.
     И вдруг, словно осознав весь юмор нашего диалога, рассмеялся. Так легко и беззаботно, словно не было у него никаких обид на Ночной Дозор, Гесера, меня, всех Иных на свете…
     Через секунду мы дружно колотили друг друга в плечи и бормотали всякую ерунду вроде «Вот это да!», «Я както недавно вспомнил…», «Не ожидал…». В общем, все как положено для переживших вместе чтото значительное и не слишком приятное, поссорившихся, а потом, за давностью прожитых лет, находящих в воспоминаниях большей частью интересные моменты.
     Но при этом всетаки не настолько расположенных друг к другу, чтобы обняться и прослезиться от умиления встречей.
     Ближайшие пассажиры на нас оглядывались, но с явной благожелательностью. Случайная встреча давних приятелей в таком неожиданном месте, как самолет, всегда вызывает расположение у зрителей.
     — Ты что, специально здесь оказался? — спросил всетаки Егор с ноткой былой подозрительности.
     — С дуба рухнул? — возмутился я. — У меня командировка!
     — Ух ты. — Он прищурился. — Все там же работаешь?
     — Конечно.
     На нас уже не обращали внимания. Да и мы растерянно топтались, не зная, о чем говорить дальше.
     — Ты, я вижу… не прошел инициацию? — неловко спросил я.
     Егор на секунду напрягся, но ответил с улыбкой:
     — Да ну вас всех! Чего мне ее проходить? Сам знаешь… седьмой уровень с натяжкой. Ничего хорошего не светит. Не светит и не темнит. Так что я всех послал.
     У меня тоскливо заныло в груди.
     А вот таких совпадений точно не бывает.
     Как и Леонид Прохоров, Егор остался человеком, не пошел в Иные.
     Покарай меня Свет, таких совпадений не бывает!
     — Куда летишь? — снова спросил я, вызвав у Егора новый взрыв хохота. Наверное, он пользуется репутацией души компании — смеется легко и заразительно. — Нет, я понимаю, что в Лондон. Учиться? Отдыхать?
     — Летом в Лондоне отдыхать? — Егор фыркнул. — А почему тогда не в Москве? Что одни каменные джунгли, что другие, все едино… Я на фестиваль.
     — На Эдинбургский? — спросил я, зная ответ.
     — Да. Я же цирковое училище окончил.
     — Чего? — Настала моя очередь вытаращить глаза.
     — Я иллюзионист. — Егор усмехнулся.
     Вот это номер!
     Между прочим, замечательная маскировка для Иного. Даже для неинициированного — все равно мелкие способности, превосходящие человеческие, у него имеются. От фокусников ждут чудес. Они лицензированные человечеством маги и волшебники.
     — Здорово! — искренне сказал я.
     — Жалко, что ты в Лондон, — вздохнул Егор. — Я бы тебя провел на выступление.
     И вот тут я сделал глупость. Сказал:
     — Я не в Лондон, Егор. Я тоже в Эдинбург.
     Редко увидишь, как с лица так быстро спадает радость, чтобы смениться неприязнью и даже презрением.
     — Понятно. Зачем я вам снова понадобился?
     — Егор, ты… — Я запнулся.
     У меня хватит духу сказать, что он ни при чем?
     Нет.
     Потому что я и сам в это не верю.
     — Понятно, — повторил Егор. Развернулся и пошел в середину салона. Мне ничего не оставалось, кроме как войти в кабинку и закрыть за собой дверь.
     Пахло табаком. Несмотря на все запреты, курящие пассажиры дымят в туалетных кабинках. Я посмотрел в зеркало — мятое лицо недоспавшего человека. Пускай даже я много больше и много меньше, чем человек… Захотелось побиться лбом о зеркало, что я и сделал, шепча одними губами: «Идиот, идиот, идиот…»
     Расслабился. Поверил, что предстоит банальная командировка.
     Разве такое возможно, когда тебя отправил в путь лично Гесер?
     Ополоснув лицо холодной водой, я постоял немного, зло глядя на свое отражение. Потом всетаки отлил, нажал ногой на педаль, пуская в стальной унитаз синенькую дезинфицирующую жидкость, вымыл руки и еще раз ополоснул лицо.
     Чья эта операция? Гесера или Завулона?
     Кто отправил одной дорогой со мной Егора, мальчика, не ставшего Иным? Зачем?
     Чья игра, каковы правила и, самое главное, сколько фигур окажется на доске?
     Я достал из кармана подарок Завулона. Кость была матовожелтой, но почемуто я знал, что резчик изобразил черного волка. Матерого черного волчару, запрокинувшего голову в тоскливом призывном вое.
     Связь, помощь, совет…
     Статуэтка казалась самой обычной, в сувенирных киосках таких сотни и тысячи, разве что из пластика, не из кости. Но я чувствовал магию, что пронизывала фигурку. Мне надо сжать ее в руке… и захотеть. Только и всего.
     Нужна ли мне помощь Темных?
     Подавив искушение отправить фигурку в унитаз, я вернул ее в карман.
     Нет зрителей, чтобы оценить патетичный жест.
     Порывшись в кармане, я нашел пачку сигарет. Я курю не так часто, чтобы страдать в четырехчасовом перелете, но сейчас мне хотелось отдаться простым человеческим слабостям. Это свойственно всем Иным — чем старше мы становимся, тем больше мелких дурных привычек приобретаем. Будто цепляемся за малейшие проявления своей природы — а нет якоря надежнее, чем порок.
     Впрочем, обнаружив, что зажигалка осталась в кармане пиджака, я без малейших колебаний разжег между большим и указательным пальцем дугу высокотемпературного разряда — и прикурил от магического огня.
     Начинающие Иные пробуют все делать с помощью магии.
     Они бреются Хрустальным Клинком, пока не отхватывают себе полщеки или мочку уха. Греют обед файерболами, разбрызгивая суп по стенам и отскребая котлеты с потолка. Проверяют линии вероятности, прежде чем сесть в тихоходный троллейбус.
     Им нравится сам процесс применения магии. Если бы они сумели, то подтирались бы с ее помощью.
     Потом Иные взрослеют, умнеют и начинают жадничать. Они понимают, что энергия всегда остается энергией и правильнее встать с кресла и подойти к выключателю, чем тянуться до кнопки чистым потоком Силы, что электричество разогреет бифштекс куда лучше, чем магический огонь, а царапину лучше залепить пластырем, приберегая Авиценну для серьезных ранений.
     А дальше, конечно, если Иной не обречен остаться на самых низких уровнях Силы, приходит настоящее умение. И ты уже не обращаешь внимание, как прикурить сигарету — газом или магией.
     Я выпустил струйку дыма.
     Гесер?
     Завулон?
     Ладно, гадать бессмысленно. Надо крепконакрепко запомнить, что все будет куда сложнее, чем казалось вначале. И отправляться в свое кресло — скоро посадка.
     
     Над ЛаМаншем нас, как положено, помотало в воздухе. Но сели мягко, обычный паспортный контроль прошли вмиг. Остальные пассажиры двинулись за багажом (кроме неинициированного Егора, в самолете не было ни одного Иного), а я, чуть отстав, нашел на полу свою тень. Вгляделся в серый силуэт, заставляя его обрести объем, подняться мне навстречу. Шагнул в свою тень — и вошел в Сумрак.
     Здесь все было почти таким же. Стены, окна, двери. Только все серое, выцветшее. Медленными тенями плыли в реальном мире обычные люди. Сами не зная почему, они старательно огибали ничем с виду не примечательный участок коридора, да еще и ускоряли шаг.
     К стойке таможенного поста Иных лучше всего было подходить в Сумраке, чтобы не нервировать людей. Над ней раскинуто несложное заклятие, Круг Невнимания, и люди очень стараются ее не видеть. Но меня, разговаривающего с пустотой, могут и зафиксировать.
     Поэтому я прошел к стойке в Сумраке, а лишь потом, уже под защитой заклятия, вышел в реальный мир.
     Таможенников было двое — Светлый и Темный. Как положено.
     Контроль Иных при пересечении границы — вещь, на мой взгляд, не оченьто разумная. Вампиры и оборотни обязаны регистрироваться в местном отделении Дозора, если остаются в городе на ночь. Мотивируется это тем, что низшие Темные слишком часто поддаются животной стороне своей натуры. Такто оно так, но любой маг, что Темный, что Светлый, способен такого натворить — вампир от ужаса в гроб залезет. Ну ладно, все равно, допустим, есть такая традиция, и отменять ее нигде не хотят… несмотря на протесты со стороны вампиров и оборотней. Но какой смысл контролировать перемещения Иных из страны в страну? Это для людей имеет значение — незаконная миграция, контрабанда, наркотики… шпионы, в концето концов. Хотя вот уже полсотни лет шпионы не идут через контрольноследовые полосы, привязав к ногам лосиные копыта, и не выпрыгивают в ночи с парашютом над вражеской территорией. Уважающий себя шпион прилетает на самолете и селится в хорошей гостинице. А что касается Иных — то никаких ограничений в миграции у нас нет, а гражданство любой страны даже слабый маг получит без всякой проблемы. Ну зачем эта нелепая стойка?
     Вероятно, для Инквизиции. Формально таможенные посты принадлежат местным Дозорам, Ночному и Дневному. Но еще один доклад каждый день уходит в Инквизицию. И вот там, наверное, его изучают более внимательно.
     Делают выводы.
     — Доброй ночи. Меня зовут Антон Городецкий, — сказал я, останавливаясь перед стойкой. Документы у нас не в ходу, и то хорошо. Все ходят слухи, что не то магическую метку на каждого начнут ставить, как сейчас на вампиров, не то в обычных человеческих паспортах сделают невидимую для людей запись.
     Но пока обходимся без бюрократии.
     — Светлый, — утвердительно произнес Темный маг. Слабенький маг, не выше шестого уровня. И очень чахлый физически: узкоплечий, худой, невысокий, бледный, с реденькими светлыми волосенками.
     — Светлый, — сказал я.
     Мой собрат из лондонского Ночного Дозора оказался жизнерадостным толстым негром. Единственное сходство с напарником — тоже молодой и тоже слабый, седьмойшестой уровень.
     — Привет, брат! — радостно сказал он. — Антон Городецкий? Служишь?
     — Ночной Дозор, Россия, город Москва.
     — Уровень?
     Я вдруг сообразил, что они не могут прочесть мою ауру. До четвертого или пятого уровня Силы — прочитали бы. А выше для них все сливается в сплошное свечение.
     — Высший.
     Темный немного подтянулся. Они, конечно, эгоисты и индивидуалисты. Но зато и перед вышестоящими преклоняются.
     Светлый широко открыл глаза и сказал:
     — О! Высший! Надолго?
     — Проездом. В Эдинбург. Через три часа улетаю.
     — Отдых? Или по делу?
     — Командировка, — ответил я без уточнений.
     Светлые, конечно, либеральны и демократичны. Но при этом Высших уважают.
     — В Сумрак вошли там? — Темный кивнул в сторону человеческой таможни.
     — Да. На камерах слежения не останусь?
     Темный покачал головой:
     — Нет, тут все нами контролируется. А вот в городе рекомендуем быть осторожнее. Камер много. Очень много. Периодически люди замечают, как мы исчезаем и появляемся, приходится заметать следы.
     — Я даже из аэропорта не выйду.
     — В Эдинбурге камеры тоже есть, — вмешался Светлый. — Меньше, но все же… У вас есть координаты эдинбургского Дозора?
     Он не стал уточнять, что речь идет о Ночном Дозоре. И так понятно.
     — Есть, — сказал я.
     — У меня хороший друг держит маленькую семейную гостиницу в Эдинбурге, — опять вступил в разговор Темный. — Уже двести с лишним лет. Рядом с замком, на «Королевской миле». Если вас не смутит, что он вампир…
     Да что ж это такое, сплошные вампиры вокруг!
     — …то вот визитка. Очень хорошая гостиница. Дружественная к Иным.
     — Я отношусь к вампирам без всякого предубеждения, — заверил его я, принимая картонный прямоугольник. — Среди моих друзей были вампиры.
     И одного другавампира я отправил на смерть…
     — В секторе «В» есть хороший ресторан, — опять вмешался Светлый.
     Они так искренне были настроены мне помочь, что я не знал, как и миновать этот кордон сплошного дружелюбия и благожелательности. К счастью, приземлился какойто самолет — и за мной замаячили еще несколько Иных. Непрерывно улыбаясь, к чему мимическая мускулатура русского человека плохо приспособлена, я отправился за своим чемоданом.
     
     В ресторан я не пошел, есть мне не хотелось совершенно. Побродил немного по аэропорту, выпил чашку двойного эспрессо, подремал на кресле в зале ожидания — и, позевывая, прошел в самолет. Как и следовало ожидать, Егор летел тем же рейсом. Но теперь мы демонстративно не замечали друг друга. Точнее, он меня демонстративно не замечал, а я с общением не навязывался.
     Еще через час мы приземлились в аэропорту Эдинбурга.
     Время близилось к полудню, когда я сел в такси — замечательно удобное английское такси, по которым начинаешь тосковать, едва покидаешь Великобританию. Поздоровался с водителем и, повинуясь внезапному порыву, протянул визитку «дружественной гостиницы». У меня было забронировано место в обычном человеческом отеле. Но возможность поговорить с одним из старейших шотландских вампиров (двести лет — не шутка даже для них) в неформальной обстановке была слишком уж соблазнительной.
     Отель и впрямь был в историческом центре города, на холме, поблизости от королевского дворца. Я опустил стекло и с любопытством человека, впервые выбравшегося в новую и интересную страну, глазел по сторонам.
     Эдинбург впечатлял. Можно, конечно, сказать, что так впечатляет любой старинный город, по которому не прокатился шестьдесят лет назад огненный каток мировой войны, стирая в прах древние соборы, замки, дома и домишки. Но тут было чтото особенное. Может быть, сам королевский замок, так удачно стоящий на горе и венчающий город каменной короной. Может быть, обилие людей на улицах — праздношатающихся, увешанных камерами, заглядывающихся то на витрины, то на памятники туристов. Ведь короля всегда делает свита. Может быть, кружево улиц со старинными домами и булыжной мостовой, вольно раскинувшихся вокруг замка.
     Королю, даже с самой красивой короной на голове, нужно еще и достойное облачение. Голого короля из сказки Андерсена не спасли сверкающие на голове бриллианты.
     Такси остановилось у четырехэтажного каменного дома, узкий фасад которого был зажат между двумя магазинами, полными посетителей. В витринах висели разноцветные килты и шарфы, стояли неизбежные бутылки виски. Ну а что еще отсюда везти? Из России — водку и матрешки, из Греции — узо и расшитые скатерти, из Шотландии — виски и шарфы.
     Я выбрался из такси, принял из рук водителя чемодан, расплатился. Посмотрел на здание. Вывеска над входом в отель гласила: «Highlander Blood».
     Да. Наглый вампир.
     Морщась от яркого солнца, я подошел к дверям. Становилось жарко. Легенда о том, что вампиры не переносят солнечного света, не более чем легенда. Переносят, солнце им всего лишь неприятно. А вот в такие жаркие летние дни я их даже в чемто понимаю.
     Дверь передо мной не спешила открыться, автоматику в отеле явно недолюбливали. Так что я толкнул ее рукой и вошел.
     Ну, хотя бы кондиционер здесь был. Вряд ли эта прохлада осталась с ночи, несмотря на толстые каменные стены.
     Маленький вестибюль был полутемным и, может быть, именно поэтому очень уютным. За стойкой я увидел немолодого, очень представительного господина. Хороший костюм, галстук с заколкой, рубашка с серебряными запонками в виде цветка чертополоха. Лицо полное, усатое, краснощекое — кровь с молоком… Впрочем, аура сомнений не вызывала — человек.
     — Добрый день. — Я подошел к стойке. — Мне рекомендовали вашу гостиницу… я бы хотел снять номер на одного.
     — На одного человека? — с милейшей улыбкой спросил господин.
     — На одного, — повторил я.
     — Очень плохо с номерами, фестиваль… — Господин вздохнул. — Вы ведь не бронировали?
     — Нет.
     Он снова горестно вздохнул, стал пролистывать какието бумаги — будто в этой маленькой семейной гостинице было столько номеров, что он не мог запомнить, есть ли свободные. Не поднимая глаз, спросил:
     — А кто рекомендовал нас?
     — Темный на контроле в Хитроу.
     — Полагаю, мы сумеем вам помочь, — без всякого удивления ответил мужчина. — Какой номер предпочтете? Светлый, темный? Если вы… э… с собачкой — есть очень удобный номер, из которого даже самый большой пес сможет сам выходить… и входить обратно… никого не беспокоя.
     — Мне нужен светлый номер, — сказал я.
     — Дай ему люкс на четвертом, Эндрю, — раздалось изза спины. — Это высокий гость. Очень высокий.
     Взяв у портье возникший как по волшебству ключ (нет, никакого волшебства, только ловкость рук), я повернулся.
     — Я сам вас провожу, — сказал светловолосый юноша, стоящий у сигаретного автомата рядом с дверьми, ведущими в маленький гостиничный ресторанчик. Очень часто в таких гостиницах обходятся вообще без ресторана, завтрак подают в номера, но у здешних постояльцев слишком экзотические вкусы.
     — Антон, — представился я, разглядывая владельца гостиницы. — Антон Городецкий, Москва. Ночной Дозор.
     — Брюс, — сказал юноша. — Брюс Рамзей, Эдинбург. Владелец этого заведения.
     Выглядел он так, что ему было бы в пору играть Дориана Грея в экранизации Уайльда. Молодой, грациозный и до неприличия свеженький красавчик, которому пошел бы значок с надписью «К разврату готов!».
     Вот только глаза у него были старые. Серые, выцветшие, с равномерно розовым белком глаза двухсотлетнего вампира.
     Подхватив мой чемодан — я не стал спорить, — юноша начал подниматься по узкой деревянной лестнице, говоря на ходу:
     — К сожалению, у нас нет лифта. Старое здание и слишком маленькое, чтобы прорубать в нем шахту. К тому же я не привык к лифтам. Мне кажется, что механическое чудище обезобразит этот чудесный дом. Ненавижу эти реконструированные дома, старые фасады, за которыми прячутся скучные типовые квартиры. Да у нас и нечасто появляются посетители, которым трудно подняться по лестнице… разве что оборотни не любят крутые ступеньки, но их мы стараемся селить на первом этаже — там есть специальный номер — или на втором… каким ветром вас занесло в наш тихий город, Высший Светлый?
     Он и сам был не прост. Вампир первого уровня Силы — не совсем магической, не такой, как у меня, а вампирской. Но всетаки его смело можно было назвать Иным первого уровня.
     — Происшествие в «Подземельях», — сказал я.
     — Так и предполагал. — Размашисто перешагивая сразу через две ступеньки, юноша шел впереди. — Крайне неприятное происшествие. Я оценил юмор ситуации, да… Но это нехорошо. Сейчас не те времена, когда можно было подойти к симпатичному человеку и выпить его досуха. Совсем не те!
     — Скучаете по прошлому? — не выдержал я.
     — Иногда, — сказал юноша. Засмеялся: — Но в каждом возрасте и каждом времени есть свои преимущества, верно? Цивилизуются люди, перестают охотиться за ведьмами и верить в вампиров. Цивилизуемся и мы. Нельзя подходить к человеку, будто к бесправному скоту. Люди заслуживают право на уважительное отношение, хотя бы как наши предки. Надо чтить предков, верно?
     К сожалению, я не нашел, с чем тут можно спорить.
     — Номер хороший, вам понравится, — продолжал вампир, выходя на площадку четвертого этажа. Тут было всего две двери. Лестница продолжалась дальше, в мансарду. — Справа — люкс для Темных, тоже крайне симпатичный, я обставлял его на свой вкус и горжусь дизайном. А это ваш номер.
     Ему ключ не понадобился — он мягко похлопал ладонью по замку, и дверь открылась. Мелкое позерство, даже странное для древнего вампира.
     — У нас есть очень хороший дизайнерсамоучка, Светлый Иной. У него только шестой уровень, но для этой работы магия не нужна, — продолжил Брюс. — Я его попросил, он оформил три номера по вкусу Светлых. В большинстве, конечно же, интерьер более своеобразный, вы понимаете…
     Я вошел в номер. И застыл в остолбенении.
     Никогда не думал, что у меня такой вкус.
     Все вокруг было белое, бежевое, розовое. Паркет из светлого, выбеленного дерева, стены обиты бежевыми обоями с бледнорозовыми цветами, мебель старомодная, но тоже из светлого дерева и снежнобелого атласа. Большой диван у стены — кожаный. Уточнять цвет? Белый, конечно же. Хрустальная люстра под потолком. На окнах — прозрачный тюль и шторы из светлорозовой ткани.
     Как же тут солнце жарит по утрам…
     Одна дверь вела в маленькую спальню. Уютную, с двуспальной кроватью. Постельное белье — шелковое, розовое. На туалетном столике — вазочка, в ней свежая алая роза, единственный яркий мазок на весь номер. За другой дверью оказался санузел, крошечный, но оборудованный какимто высокотехнологическим гибридом гидромассажной ванны и душевой кабины.
     — Пошловато и не отвечают стилю, — вздохнул за моей спиной Брюс. — Но многим нравится.
     Лицо его, отражающееся в зеркале, было слегка огорченным. Видимо, ему очень не нравилась идея с установкой в гостинице этого сантехнического чуда.
     Не оборачиваясь, я кивнул вампиру. То, что кровососы не отражаются в зеркалах, — это такая же ложь, как и полная непереносимость солнечного света и страх перед чесноком, серебром, осиной. Напротив, в зеркалах они отражаются, даже когда отводят человеку глаза.
     А вот если при разговоре на них не смотрят, более того — безбоязненно поворачиваются спиной, это их крайне нервирует. У вампиров очень много приемов, для которых надо встретиться с противником прямым взглядом.
     — С удовольствием вымоюсь, — сказал я. — Но попозже. У вас не найдется для меня десяти минут, Брюс?
     — Вы с официальным визитом в Эдинбурге, Светлый?
     — Нет.
     — Тогда, конечно же, найдется. — Вампир расплылся в улыбке. Уселся в одно из кресел.
     Я занял место напротив. Выдавил ответную улыбку, глядя юноше на подбородок.
     — Так что вы скажете о номере? — поинтересовался Брюс.
     — Мне кажется, он понравился бы невинной девушке семнадцати лет, — честно ответил я. — Только еще нужен белый котенок.
     — Если пожелаете — организуем и то, и другое, — любезно предложил вампир.
     Что ж, светскую часть беседы можно считать оконченной.
     — Я прибыл в Эдинбург неофициально, — повторил я. — Но одновременно — по просьбе руководства Ночного… и Дневного Дозоров Москвы.
     — Как необычно… — тихо сказал юноша. — Уважаемый Гесер и досточтимый Завулон отправляют одного и того же гонца… к тому же — Высшего мага… к тому же — по такому мелкому поводу. Что ж, я буду рад помочь.
     — Лично вас беспокоит случившееся? — в лоб спросил я.
     — Конечно. Я ведь уже высказал свое мнение. — Брюс нахмурился. — Мы не в средневековье живем. Мы граждане Европы, на дворе двадцать первый век. Надо ломать старые модели поведения… — Он вздохнул, покосился на дверь в ванную. — Нельзя мыться из тазика и ходить в деревянный сортир, если придуманы водопровод и канализация. Даже если тазик привычнее и милее… У нас, знаете ли, последнее время растет движение за гуманное отношение к людям. Без лицензии кровь никто не пьет. Да и с лицензией стараются не насмерть… детей до двенадцати лет почти не пьют, даже если жребий выпадет.
     — А почему до двенадцати?
     Брюс пожал плечами.
     — Так исторически сложилось. В Германии, к примеру, знаете какое самое страшное преступление? Убийство ребенка до двенадцати лет. Если двенадцать исполнилось, ну, хоть бы вчера, то уже совершенно другие статьи и другие сроки… Ну так вот, у нас сейчас принято не трогать молодняк. Сейчас пробиваем закон, чтобы детей вообще вывести из лотереи.
     — Очень трогательно, — пробормотал я. — А почему же парня схарчили без лицензии?
     Брюс задумался.
     — Вы знаете, я могу лишь строить предположения…
     — Как раз они меня и интересуют.
     Брюс еще помедлил, потом широко улыбнулся:
     — Да что тут рассуждать? У когото из молодых крыша поехала. Скорее всего девка молодая, вампиром стала недавно, понравился ей парень… а тут еще обстановка такая, волнующая, в духе старых преданий… не удержалась.
     — Думаете, что женщина?
     — Может, и парень. Если гей. Оно не то чтобы напрямую завязано. — Брюс смущенно опустил глаза. — Но всегда приятнее… физиологичнее както, естественнее…
     — А второй вариант? — с трудом удержавшись от комментариев, спросил я.
     — Гастролер. Какойнибудь турист. Знаете, после Второй мировой войны все так перемешалось, все стали ездить тудасюда… — Он неодобрительно покачал головой. — Некоторые безответственные личности стали этим пользоваться.
     — Брюс, я не хотел бы тревожить ваши Дозоры, — сказал я. — Еще сочтут, чего доброго, будто московские коллеги сомневаются в их профессионализме. Может быть, вы подскажете, кто у вас в городе главный вампир? Старший, Великий… как вы его называете?
     — Я — никак. — Брюс широко улыбнулся. И демонстративно неторопливо шевельнул клыками — выпустил из верхней челюсти два длинных острых зуба, потом втянул обратно. — А вот меня называют Мастером. Мне не очень нравится слово, оно из глупых книжек и фильмов. Но если им так хочется — пускай зовут.
     — Для Мастера вы всетаки молоды, — сказал я с легким удивлением. — Всего двести лет.
     — Двести двадцать восемь лет, три месяца и одиннадцать дней, — уточнил Брюс. — Да, я молод. Но это же Шотландия. Вы бы знали, какой подозрительный, упрямый, заскорузлый в своих суевериях народ эти горцы! В пору моей юности не проходило и года, чтобы когонибудь из нас не забивали осиновыми колами.
     Возможно, что мне показалось, но в голосе Брюса мелькнула отчетливая гордость за земляков.
     — Вы мне поможете, Мастер? — спросил я.
     Брюс покачал головой:
     — Нет. Конечно же, нет! Если мы выясним, кто убил русского парня, мы его накажем. Сами. Не упокоим, но накажем строго. Дозорам его никто не выдаст.
     Ну разумеется. Ничего иного не стоило и ожидать.
     — Бесполезно спрашивать: «А вдруг вы его уже нашли и наказали»? — спросил я.
     — Бесполезно, — со вздохом ответил Брюс.
     — Так что мне, суетиться, искать преступника? — нарочито жалобно произнес я. — Или просто отдохнуть в вашем чудесном городе?
     В голосе Брюса прорезалась ирония:
     — Как Темный я не могу сказать вам ничего иного, кроме как «отдыхайте!». Расслабьтесь, осмотрите музеи, погуляйте вволю. Кому теперь важен этот дохлый студент?
     И тут я почувствовал, что больше сдерживаться не хочу. Посмотрел Брюсу в глаза. В черные дыры зрачков, радостно полыхнувших алым. Спросил:
     — А если я сломаю тебя, дохлый кровосос? Сломаю, выпотрошу и заставлю ответить на все вопросы?
     — Давай, — нежным, почти ласковым голоском ответил Брюс. — Попробуй, Высший. Думаешь, мы не знаем про тебя? Думаешь, мы не знаем, откуда твоя Сила?
     Глаза в глаза.
     Зрачки в зрачки.
     Черный пульсирующий туннель, влекущий меня в пустоту. Водоворот красных искр чужой, похищенной жизни. Манящий шепот в ушах. Одухотворенное, возвышенное, неземной красоты лицо юношивампира.
     Упасть к его ногам…
     Плакать от восторга и восхищения — этой красотой, мудрость, волей…
     Молить о прощении…
     Он был очень силен. Всетаки двести лет опыта, помноженные на первый уровень вампирской Силы.
     И я почувствовал его мощь в полной мере. Встал на негнущихся, чужих ногах. Сделал неуверенный шаг.
     Брюс улыбнулся.
     Точно так же улыбались восемь лет назад вампиры в московской подворотне, куда я вбежал вслед за беспомощным, поддавшимся зову Егором…
     Я вложил в ментальную атаку столько Силы, что потрать я ее на файербол — огненный шар пронзил бы десятка три домов и ударил в крепостную стену древнего шотландского замка.
     Зрачки Брюса побелели, выцвели. Манящий черный туннель выжгло белым сиянием. Передо мной, покачиваясь впередназад, сидел ссохшийся старик с молодым лицом. Впрочем, кожа на лице стала шелушиться, отслаиваться крошечными чешуйками, будто перхотью.
     — Кто убил Виктора? — спросил я. Сила продолжала течь сквозь меня тонким ручейком, вилась гибкой удавкой, продернутой в глаза вампира.
     Он молчал, лишь продолжал качаться в кресле. Уж не выжег ли я ему мозги… или что там у него вместо мозгов? Хорошее начало неофициального расследования!
     — Ты знаешь, кто убил Виктора? — переформулировал я вопрос.
     — Нет, — тихо ответил Брюс.
     — У тебя есть какието догадки по этому поводу?
     — Да… две. Молодой… молодая не удержалась… Гастролер… заезжий вампир…
     — Что еще ты знаешь об этом убийстве?
     Молчание. Словно он собирается с мыслями, прежде чем начать долгую речь.
     — Что еще ты знаешь такого, что неизвестно сотрудникам городских Дозоров?
     — Ничего…
     Я остановил поток Силы. Опустился в кресло.
     Что же теперь делать? А если он заявит жалобу в Дневной Дозор? Неспровоцированное нападение, допрос…
     С минуту Брюс все так же качался в кресле. Потом вздрогнул, и взгляд его стал осмысленным.
     Осмысленным и жалким.
     — Прошу прощения, Светлый, — тихо сказал он. — Я приношу свои извинения.
     Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять.
     Мастер вампиров — это не просто самый сильный, ловкий, умный кровосос. Это еще и тот, кто ни разу не терпел поражения.
     Для меня жалоба Брюса обернется большими неприятностями. Но для него — потерей статуса.
     А этот вежливый древний юноша очень честолюбив.
     — Принимаю твои извинения, Мастер, — ответил я. — Пусть случившееся останется между нами.
     Брюс облизнул губы. Его лицо розовело, приобретая прежнюю миловидность. Голос чуть окреп — он тоже понял, что не в моих интересах обнародовать случившееся.
     — Но я бы попросил, — в последнем слове был и нажим, и ядовитая ненависть, — не повторять больше подобных атак, Светлый. Агрессия не была спровоцирована.
     — Ты вызвал меня на поединок.
     — Деюре — нет, — быстро ответил Брюс. — Ритуал вызова не соблюден.
     — Дефакто — да. Станем тревожить Инквизицию?
     Он моргнул. И снова стал прежним гостеприимным хозяином.
     — Хорошо, Светлый. Кто старое помянет…
     Брюс поднялся — его чуть качнуло. Прошел к двери. За порогом повернулся и с видимым неудовольствием произнес:
     — Мой дом — твой дом. Этот номер — твое жилье, я не войду без спроса.
     А вот эта древняя легенда, как ни странно, правдива. Вампиры не могут войти в чужой дом без приглашения. Никто не знает, почему это так.
     Дверь за Брюсом закрылась. Я отпустил подлокотники кресла — на белом атласе остались мокрые отпечатки ладоней. Темные отпечатки.
     Плохо, когда ночь не спишь. Нервы начинают шалить.
     Но зато я твердо знаю, что у Мастера вампиров Эдинбурга нет никакой информации об убийце.
     Я распаковал чемодан. Повесил на плечики светлый льняной костюм, пару свежих рубашек. Посмотрел в окно. Покачал головой. Достал шорты и футболку с надписью «Ночной Дозор». Хулиганство, конечно, но мало ли странных надписей на футболках?
     Потом мое внимание привлек витиеватый, каллиграфический текст в рамочке на стене. Я уже заметил одну такую рамочку внизу и одну на лестнице — по всей гостинице, что ли, развешены? Подошел поближе и с удивлением прочитал:
     
   By oppression’s woes and pains,
   By your sons in servile chains,
   We will drain our dearest veins
   But they shall be free!2
     
     — Ай да сукин сын! — сказал я. Почти с восхищением. И ведь даже люди, останавливающиеся в гостинице, ничего дурного бы не заподозрили!
     Бесспорно, у Брюса было такое же чувство юмора, как и у вампира, высосавшего жертву в аттракционе «Замок вампиров». Прекрасный кандидат на роль убийцы.
     Одна беда — под таким ударом, который он получил, врать Брюс попросту не мог.
     
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
     
     Туристы — это самая ужасная порода людей. Иногда возникает смутное подозрение, что любой народ за пределы страны старается отправить самых неприятных своих представителей — самых шумных, самых невоспитанных, самых бестолковых. Но, наверное, все проще. Наверное, в голове у каждого человека срабатывает секретный переключатель «работаотдых» и отключает процентов восемьдесят мозгов.
     Впрочем, на отдыхе и оставшихся двадцати более чем достаточно.
     Я шел в толпе, которая медленно продвигалась к замку на холме. Нет, я не собирался сейчас изучать суровое обиталище гордых шотландских королей. Хотелось почувствовать атмосферу города.
     Атмосфера мне нравилась. Как и в любом туристическом месте, веселье было отчасти наигранным, горячечным, подстегнутым алкоголем. И всетаки люди вокруг радовались жизни, улыбались друг другу и на время отринули свои заботы.
     Машины сюда заезжали редко, большей частью такси. В основном люди шли пешком — текущие к замку и обратно потоки смешивались, вращались тихими омутами вокруг выступающих посреди улицы артистов, тонкими ручейками втекали в пабы, просачивались в двери магазинов. Бесконечная человеческая река.
     Прекрасное место для Светлого Иного. Хотя и утомительное.
     Свернув в переулок, я неторопливо спустился вниз, к разделяющему город на старую и новую части оврагу. Тут тоже попадались и пабы, и сувенирные лавки. Но туристов было меньше, ритм безудержного карнавала стих. Я сверился с картой — это было проще, чем использовать магию, — и двинулся к мосту через широченный овраг, когдато бывший озером ЛохНор. Теперь озероовраг прошло последний этап эволюции и превратилось в парк, место прогулок горожан и тех туристов, кому надоели шум и суета.
     На мосту снова клубились туристы. Оккупировали двухэтажные экскурсионные автобусы, наблюдали за уличными артистами, ели мороженое, задумчиво разглядывая старый замок на холме.
     А на лужайке плясали, размахивая саблями, казаки.
     Повинуясь тому стыдливому любопытству, с которым праздношатающийся турист смотрит за рубежом на работающих соотечественников, я подошел ближе.
     Яркокрасные рубахи. Широченные шаровары. Сабли из титанового сплава — чтобы красиво искрили при фехтовании и размахивать было легче. Застывшие улыбки.
     Четверо мужиков отплясывали вприсядку.
     И разговаривали — хоть и с украинским акцентом, но на исконно русском языке. Можно даже сказать — на секретном языке. В более цензурном варианте это звучало бы так.
     — Мать твою! — цедил сквозь зубы бодро приплясывающий бутафорский казак. — Шевелись, тля! Ритм держи, презерватив рваный!
     — Пошел ты! — не переставая улыбаться, отвечал ему второй ряженый. — Не тренди, маши руками, бабло уходит!
     — Танька, сука! — подхватывал третий. — Выходи!
     Девушка в цветастом платье принялась плясать, давая «казакам» короткую передышку. Но всетаки успела ответить достойно и без матюков:
     — Козлы, я вся взмокла, а вы яйца чешете!
     Я стал выбираться из жужжащей камерами и щелкающей фотоаппаратами толпы. Рядом со мной какаято девушка отчетливо спросила порусски своего спутника:
     — Кошмар какой… они всегда так матерятся, как ты думаешь?
     Да, интересный вопрос. Всегда? Или только за рубежом? Все? Или только наши? В той наивной и странной вере, что вне России никто не знает русского?
     Лучше я буду думать, что так общаются все уличные артисты.
     Автобусы.
     Туристы.
     Пабы.
     Магазины.
     В сквере блуждает мим, ощупывая несуществующие стены, — грустный человек в невидимом лабиринте.
     Играет на саксофоне невозмутимый негр в килте.
     Я понимал, почему не спешу в «Подземелья Шотландии». Я должен вдохнуть в себя этот город. Почувствовать его — кожей, телом… кровью в венах.
     Я поброжу в толпе еще немного. А потом куплю билет и пойду в комнату страха.
     
     Аттракцион не работал. На каменных опорах моста осталась огромная зазывная вывеска. Стилизованная под «вход в древнее подземелье» двустворчатая дверь была открыта, но проем на уровне груди перетянут веревочкой. На ней висела табличка, вежливо извещающая, что аттракцион закрыт по техническим причинам.
     Честно говоря, я был удивлен. Виктор погиб пять дней назад. Достаточный срок, чтобы провести любое полицейское расследование. Ночной Дозор Эдинбурга осмотрел бы все, что требуется, вообще не оповещая людей.
     Но — закрыто…
     Пожав плечами, я приподнял веревочку, нырнул под нее, стал спускаться по узкой темной лестнице. Металлические решетчатые ступени гулко отдавали под ногами. На пару пролетов вниз обнаружились туалеты, потом узкий коридорчик с закрытыми кассами. Горели редкие лампы, но, вероятно, не те, которые создают мрачную атмосферу для посетителей. Обычные тусклые энергосберегающие лампы.
     — Есть кто живой? — позвал я поанглийски и сам поразился двусмысленности своих слов. — Эй… есть кто… Иной?
     Тишина.
     Я прошел несколько комнат. На стенах висели портреты людей со зверскими рожами, душевно порадовавшие бы Ломброзо. Тексты в рамочках повествовали о преступниках, маньяках, людоедах, чернокнижниках. В шкафчиках — грубые муляжи отрубленных рук и ног, колбы с темными жидкостями, орудия пыток. Из интереса я посмотрел на них сквозь Сумрак. Новодел — ими никого не пытали, ни малейших остаточных следов страдания.
     Я зевнул.
     Над головой были натянуты веревки, долженствующие изображать паутину, на них болтались тряпки, еще выше угадывался металлический потолок с неромантичными заклепками размером с блюдце. Под аттракцион приспособили сугубо утилитарное, техническое помещение.
     Чтото меня тревожило…
     — Есть тут кто? Кто живой, кто мертвый, все отзывайтесь! — снова позвал я. Снова не дождался ответа. Нет, что же всетаки меня смутило? Только что… какаято неправильность… вот когда я через Сумрак смотрел…
     Я снова огляделся, используя сумеречное зрение.
     Все верно! Вот она, несуразность!
     Вокруг не было синего мха — безобидного, но неприятного паразита. Он растет на первом слое Сумрака, единственный постоянный обитатель этой серой изнанки мироздания. Здесь, где люди постоянно испытывали страх, пусть даже и несерьезный, ярмарочный, синий мох должен был разрастись вовсю. Свисать с потолка мохнатыми сталактитами, устилать пол отвратительным шевелящимся ковром, разукрасить стены.
     А мха нет.
     Ктото регулярно чистит помещение? Выжигает — если Светлый, или замораживает — если Темный?
     Что ж, если среди сотрудников есть Иной — это мне поможет.
     Словно в ответ на мои мысли послышались шаги. Торопливые — словно ктото услышал мои крики и спешил издалека, через лабиринт гипсокартонных перегородок. Прошло еще несколько секунд, выкрашенная в черный цвет дверь, ведущая из этой комнаты в следующую, открылась.
     И вошел вампир.
     Ненастоящий, конечно. Обычная человеческая аура.
     Ряженый.
     Черный плащ, резиновые клыки во рту, бледный грим на лице. Грим качественный. Вот только с рыжими кудрявыми волосами это все сочетается плохо. Наверное, во время работы ему приходится надевать черный парик. Еще выпадала из картины пластиковая бутылочка минералки, из которой гость как раз собирался отхлебнуть.
     Увидев меня, парень нахмурился. Добродушное лицо стало не то чтобы злым, но строгим, наставительным. Он потянул руку ко рту, на секунду отвернулся. Когда снова посмотрел на меня — клыков уже не было.
     — Мистер?
     — Вы здесь работаете? — спросил я. Мне не хотелось применять магию и ломать его волю. Всегда можно договориться просто так. Почеловечески.
     — Да, но аттракцион закрыт. Временно.
     — Это изза убийства? — спросил я.
     Парень нахмурился. Теперь уж он точно не был настроен дружелюбно.
     — Мистер, не знаю, как вас там… Это частная территория. Она закрыта для посетителей. Прошу вас, пройдемте к выходу.
     Он сделал шаг ко мне и даже протянул руку, всем своим видом выражая готовность вывести меня силой.
     — Вы присутствовали здесь, когда убили Виктора Прохорова? — спросил я.
     — Кто вы такой, собственно говоря? — Парень насторожился.
     — Я его друг. Сегодня прилетел из России.
     Парень изменился в лице. Начал пятиться, пока не уперся в дверь, из которой пришел. Толкнул ее — но дверь не открылась. Каюсь, в этом была моя вина.
     Теперь уже парень пребывал в полнейшей панике.
     — Мистер… я ни в чем не виноват! Мы все скорбим от гибели Виктора! Мистер… товарищ!
     Последнее слово он произнес порусски. Из какого старого боевика он его запомнил?
     — Да что с вами? — Теперь уже растерялся я. Подошел к нему ближе. Неужели мне повезло, и я с ходу наткнулся на человека, который чтото знает, который причастен к убийству? А иначе — с чего такая паника?
     — Не убивайте меня, я ни в чем не виновен! — выпалил парень. Кожа его теперь была белее грима. — Товарищ! Спутник, водка, перестройка! Горбачев!
     — Вот за последнее слово в России точно могут убить, — пробормотал я и полез в карман за сигаретами.
     Очень неудачная оказалась фраза. Да и движение не лучше. Глаза у парня закатились, и он рухнул на пол. Бутылка с минералкой упала рядом.
     
     Из чистого упрямства я всетаки обошелся без магии. Выручили похлопывания по щекам и глоток воды. А потом — заботливо предложенная сигарета.
     — Тебе хорошо смеяться, — мрачно сказал парень, когда мы с ним расположились в бутафорских пыточных креслах. В сиденье была дыра, в дыре угрожающе таился кол на кривошипнорычажном механизме. — Тебе смешно…
     — Я не смеюсь, — кротко заметил я.
     — Смеешься, только про себя. — Парень жадно затянулся. Протянул мне руку: — Жан.
     — Антон. А я решил, что ты — шотландец.
     Жан с некоторой гордостью тряхнул рыжими кудрями.
     — Нет… француз. Я из Нанта.
     — Учишься здесь?
     — Подрабатываю.
     — Слушай, а почему на тебе этот идиотский костюм? — спросил я. — Посетителей ведь нет.
     Жан покраснел — быстро, как могут только рыжие и альбиносы.
     — Шеф назначил сегодня дежурить, пока аттракцион не открылся. Жду… вдруг снова полиция чтото захочет проверить. Одному тут неуютно. В костюме… спокойней.
     — Я чуть в штаны не наложил, — пожаловался я парню. Нет ничего лучше для снятия стресса, чем такой вот низкий стиль. — А тыто чего испугался?
     Жан покосился на меня. Пожал плечами:
     — Кто его знает? Парня убили у нас. Вроде как мы в чемто виноваты… хотя в чем, в чем? А он же русский! Мало ли… все помнят, чем это кончается… Мы тут стали обсуждать, вначале в шутку… Потом както серьезнее. Вдруг приедет отец, брат или друг… ну и поубивает всех.
     — Вот ты о чем, — сообразил я. — Ну… могу уверить, в России кровная месть не слишком распространена. У шотландцев, между прочим, она тоже существует.
     — А я о чем говорю? — непоследовательно согласился Жан. — Варварство какоето. Дикарство! Двадцать первый век, цивилизованный мир…
     — И перерезанное горло, — поддакнул я. — Что всетаки случилось с Виктором?
     Парень покосился на меня. Затянулся сигаретой, покачал головой:
     — Мне кажется, ты врешь. Ты не друг Виктора. Ты из русского КГБ. Тебя послали расследовать убийство. Так?
     Он что, действительно пересмотрел боевиков? Мне стало смешно.
     — Ты же понимаешь, Жан, — вполголоса сказал я, — что ответить на твой вопрос я не вправе.
     Француз очень серьезно закивал. Потом тщательно загасил сигарету о пол.
     — Пошли, русский. Я тебе покажу то место. Только больше не кури, здесь все из тряпок и картона, полыхнет как порох — ух!
     Он толкнул дверь — и та, конечно же, легко открылась. Жан задумчиво осмотрел ее и пожал плечами. Мы миновали еще несколько комнат.
     — Вот он, этот дерьмовый вампирский замок, — мрачно сказал Жан. Пошарил по стене, щелкнул выключателем — свет стал гораздо ярче.
     Да, темнота тут была бы уместнее. Без нее аттракцион выглядел просто нелепо. «Кровавая река», по которой предстояло плыть к вампирам, представляла собой длинный металлический желоб шириной метра в три. Желоб был заполнен водой.
     Неглубоко.
     По колено примерно.
     Металлическая баржа, конечно же, не плыла по воде. Я покачал борт ногой и понял, что лодка стоит на дне на какихто роликах. Под водой виднелся и трос, который буксировал лодку от одного «причала» к другому. Общая длина желоба не превышала пятнадцати метров. На середине пути железное корыто заползало в отгороженную тяжелыми занавесками (сейчас отдернутыми) комнату. Под потолком комнаты виднелся внушительных размеров вентилятор. На одной стене был грубо нарисован мрачный замок, стоящий на скале.
     Пройдя на нос баржи, я заглянул в темную комнатку. Да, идиотское место, чтобы расстаться с жизнью. Так… за пять дней следы могли и исчезнуть, но всетаки попробую.
     Взгляд сквозь Сумрак не помог. Я отметил слабые следы Иных — Светлых и Темных, но это изучали место убийства эксперты Дозоров. Никаких признаков «вампирской тропы» не было. А вот эманации смерти чувствовались. И настолько явные — будто не пять дней прошло, а часдругой от силы. Ох нехорошо умирал парень…
     — А кто озвучивает? — спросил я. — Наверняка ведь слышны всякие охивздохи, страшные завывания? Не в тишине же туристов возят?
     — Запись, — грустно сказал Жан. — Вон там динамики и еще там…
     — И никто здесь не присматривает за туристами? — спросил я. — А если комуто станет плохо?
     — Присматриваем, — неохотно признался Жан. — Видите, слева дырка в стене? Там обязательно ктото стоит и смотрит.
     — В темноте?
     — С помощью прибора ночного видения… — Жан смутился. — Обычная видеокамера с режимом ночной съемки. Стоишь, глядишь на экран…
     — Ага… — Я кивнул. — И что ты видел, когда убивали Виктора?
     То ли он немного успокоился, то ли смирился, но отрицать ничего не стал. Только спросил:
     — Почему вы решили, что там был я?
     — Потому что ты в костюме вампира. Вдруг ктото из посетителей тоже снимает на камеру с ночным режимом? Для этого и гримируют, так? Я думаю, у вас тут у каждого своя роль, значит, ты и во время представления носил этот костюм и был поблизости.
     Жан кивнул:
     — Да, верно. Там был я. Вот только ничего не увидел, поверьте. Все сидели как сидели. Никто на них не нападал, никто не приближался.
     Я не стал говорить, что голодного вампира (а он должен был быть очень голодным, чтобы так нагло охотиться) на ночной режим не снять — такая съемка идет в инфракрасных лучах. А голодный вампир не теплее окружающей среды. Может быть, легкие следы на пленке…
     
     — Запись велась?
     — Нет, конечно. Зачем зря пленку тратить.
     Присев на корточки, я помотал рукой в воде. Вода была холодная и затхлая. Похоже, никто не удосужился ее сменить… впрочем, если расследование не закончено, то это естественно…
     — Чтото увидели? — с любопытством спросил Жан.
     Я не отвечал. Я смотрел на воду сквозь закрытые веки. Смотрел сумеречным взглядом, проникающим сквозь реальность в суть вещей.
     Желоб заполнился мутным хрусталем. Сквозь хрусталь проступили багровые прожилки. На дне желоба клубилась оранжевая взвесь.
     В воде была человеческая кровь.
     Много крови.
     Литра четыре.
     Вот откуда, наверное, такие сильные эманации смерти. Кровь хранит память дольше всего на свете.
     Если бы в полиции догадались сделать хороший анализ воды — они бы поняли, что всю кровь Виктора попросту слили в канаву. Что никакие вампиры в преступлении не замешаны.
     Впрочем, полиция вампиров и не искала. И анализ, возможно, провели. А если нет — то лишь потому, что не сомневались в результатах. По горлу — чикчик, кровь за борт — бульбуль… Только Иным могла прийти в голову такая идиотская мысль, как искать вампира в аттракционе!
     — Ларчик просто открывался, — пробормотал я, вставая с колен. — Блин…
     Да, жестокое убийство. И черного юмора убийце не занимать. Вот только это уже не наше дело. Пусть полиция Эдинбурга ведет свое расследование.
     Так за что же убили парня? Увы, вопрос дурацкий. Для смерти существует куда больше причин, чем для жизни. Парень молодой, горячий. Отец — бизнесмен и политикан. Мог пострадать и по своей вине, и изза отцовских дел, и вообще без причины.
     Да, Гесер и Завулон сели в лужу одновременно. Увидели опасность там, где ее нет и не было.
     — Спасибо за помощь, — сказал я Жану. — Я пойду.
     — Всетаки ты русский полицейский, — с удовлетворением произнес Жан. — Ты чтото заметил?
     Многозначительно улыбаясь, я покачал головой.
     Жан вздохнул:
     — Я тебя провожу, Антон.
     
     Неподалеку от «Подземелий» нашелся симпатичный паб под названием «Коростель и флажок». Три маленьких сообщающихся зала, темные стены и потолок, старые лампы, пивные кружки, картинки, безделушки на стенах. Барная стойка с десятком кранов и батареей бутылок — одного виски было сортов пятьдесят. Все, что приходит в голову при слове «шотландский паб», имелось — к удовольствию разноязыких туристов.
     Вспомнив слова Семена, я заказал хаггис и суп дня. Взял у барменши — крупной, с руками, накачанными от непрерывной работы с рычагом пивного насоса, — кружку «Гиннесса». Прошел в дальний зал — самый маленький, где нашелся свободный столик. За соседним обедала компания японцев. Еще за одним столиком у окна пил пиво усатый, полный, пожилой господин, похоже — местный. Вид у него был унылый, как у москвича, которого сдуру занесло на Красную площадь. Откудато доносилась музыка, к счастью — негромкая и мелодичная.
     Суп оказался простым бульоном с яйцом и сухариками, хаггис — всегонавсего шотландским вариантом ливерной колбасы. Но я съел и суп, и хаггис, и прилагающуюся к нему картошку фри, после чего счел обязательную туристическую программу исполненной.
     Больше всего мне понравилось пиво. Допивая бокал, я позвонил домой. Коротко поговорил со Светланой, сообщил, что долго задерживаться не придется — все разрешилось очень быстро.
     Перед тем, как звонить начальнику эдинбургского Ночного Дозора, я взял себе еще кружку пива. Нашел в телефонной книжке номер Фомы Лермонта, набрал.
     — Слушаю вас, — вежливо ответили мне через пару гудков. Что характерно — ответили на русском.
     — Добрый день, Томас, — сказал я, решив всетаки не использовать русское имя Фома. — Меня зовут Антон Городецкий, я ваш коллега из Москвы. Гесер просил передать вам большой привет.
     Все это прозвучало ужасно похоже на плохую шпионскую историю. Я даже поморщился.
     — Здравствуйте, Антон, — непринужденно ответили мне. — А я как раз ждал вашего звонка. Как долетели?
     — Прекрасно. Поселился в симпатичной гостинице, немного темная, но зато в центре. Погулял по городу и немного под городом. — Меня уже несло. Говорить эзоповым языком оказалось неожиданно забавно. — Мы могли бы встретиться?
     — Конечно, Антон. Я сейчас к вам подойду, — пообещал мой собеседник. — Хотя… может быть, вы ко мне переберетесь? У меня уютнее место.
     Я поднял глаза и посмотрел на пожилого господина, сидящего у окна. Высокий лоб, густые брови, острый подбородок, умные ироничные глаза. Господин спрятал в карман мобильник и жестом указал на свободный стул.
     Да, у них с Гесером много общего. Не во внешности, конечно, а в манере общения. Пожалуй, господин Томас Лермонт не хуже Бориса Игнатьевича умеет сбить спесь с подчиненных.
     Подхватив кружку, я пересел за столик главы эдинбургского Ночного Дозора.
     — Зови меня Фома, — заговорил он первым. — Мне будет приятно вспоминать Гесера.
     — Вы давно знакомы?
     — Давно. У Гесера есть и более давние друзья, у меня — нет… Я много слышал о тебе, Антон.
     Я промолчал. Ответить мне было нечем, до вчерашнего дня я и не слышал о главе эдинбургского Ночного Дозора.
     — Ты говорил с Брюсом. Как тебе наш Мастер вампиров?
     Помедлив, я сформулировал свои впечатления:
     — Злой, несчастный, ироничный. Но они все злы, несчастны и ироничны. Не убивал Виктора, конечно же.
     — Ты на него надавил, — не спросил, а констатировал Фома.
     — Да. Так получилось. Он ничего не знает.
     — Не оправдывайся. — Лермонт отпил пива. — Очень удачно вышло. Самолюбие заставит его смолчать, а информацию мы получили… Хорошо, что ты увидел в «Подземельях Шотландии»?
     — Страшилка для детей. Аттракцион закрыт, но мне удалось поговорить с одним из актеров. И осмотреть место происшествия.
     — Ну? — оживился Лермонт. — И что ты выяснил, Антон?
     Годы общения с Гесером не прошли даром. Теперь я сразу чуял, когда властная начальственная рука собирается макнуть в грязь зарвавшегося молодого мага.
     — Эта «Кровавая река», где зарезали Виктора… — Я посмотрел на невозмутимого Лермонта. Поправился: — Где убили Виктора. В воде — кровь. Много человеческой крови. Похоже, что никакой вампир не высасывал из парня кровь. Ему вспороли артерии и держали, пока кровь выливалась в канаву. Но надо сделать анализ воды. Можно привлечь полицию, пусть проведут анализ ДНК…
     — Ох уж ваша вера в технологию. — Фома поморщился. — В канаве кровь Виктора. Мы проверили в первый же день. Простейшая магия подобия, достаточно пятого уровня Силы.
     Но сдаваться я не собирался. Искусству выкручиваться меня тоже научило общение с Гесером.
     — Нам это ни к чему, а вот полиции подсказать идею надо. Пусть тоже узнают, что кровь вылили в канаву. Это им поможет в расследовании, а заодно пресечет все слухи о вампирах.
     — У нас хорошая полиция, — спокойно сказал Фома. — Они тоже все проверили и ведут расследование. А пресекать глупые слухи — не в их компетенции. Кому интересны глупые «желтые» газетенки…
     Я приободрился. Как бы там ни было, но я быстро и четко произвел правильное дознание.
     — Полагаю, что дальше наше вмешательство не требуется, — сказал я. — Убийство — зло, но пусть люди сами борются со своим злом. Парня, конечно, жалко…
     Фома покивал и отпил еще пива. Потом сказал:
     — Жалко парня, да… Антон, а что же нам делать с укусом?
     — Каким еще укусом?
     Фома слегка перегнулся через стол и шепотом произнес:
     — На шее Виктора не рана, Антон. Без всяких сомнений это следы от клыков вампира. Вот незадача, верно?
     Я почувствовал, как у меня вспыхнули уши. Глупо спросил:
     — Точно?
     — Точноточно. Ну откуда киллеру знать строение и функции вампирского клыка с такой точностью? Латеральные желобки, крючокметчик, борозда Дракулы, винтовой разворот при прокалывании…
     Теперь у меня полыхало все лицо. Я словно наяву увидел класс, в котором когдато учился, Полину Васильевну с указкой и здоровенный резиновый муляж на столе: чтото острое, вывернутое, закрученное штопором, с белой табличкой из оргстекла, на которой черными буквами написано: «Правый глазной (рабочий) зуб вампира. Муляж. 25/1 нат. вел.». Когдато муляж был движущимся, при нажатии на кнопку он удлинялся и начинал вращаться. Но моторчик давнымдавно перегорел, починить его никто не удосужился, и клык навсегда застыл в положении, среднем между маскировочным и рабочим.
     — Я поспешил с выводами, — признался я. — Моя вина, господин Лермонт.
     — Вины никакой нет, тебе просто хотелось, чтобы Иные были ни при чем, — великодушно сказал Фома. — Стал бы знакомиться с результатами вскрытия — понял бы, что версия ошибочна. Ну так что скажешь?
     — Если вампир был очень голоден и высосал человека досуха, — я поморщился, — то он мог потом и сблевать. Но не всю же кровь… Следы анестезирующей сыворотки в воде были?
     — Не было. — Фома одобрительно кивнул. — Впрочем, это ни о чем не говорит, вампир мог спешить и обойтись без обезболивания.
     — Мог, — согласился я. — Значит, либо его стошнило, либо укусил и держал, пока парень истекал кровью. Но зачем?
     — Чтобы ввести всех в заблуждение и запутать дознание.
     — Никакого смысла в этом нет. — Я помотал головой. — Зачем запутывать? Зачем одновременно оставлять следы вампирьего укуса и выливать кровь? Они к ней относятся бережно, попусту не льют. У наших вампиров даже присказка такая есть, для новичков: «Кровь на землю пролил — мать ударил».
     — Смысл всегда можно найти, — наставительно произнес Фома. — К примеру — убийцевампиру нужно было навести подозрения на молодого и голодного вампира. Поэтому он укусил парня, но пить не стал, вылил кровь, понадеявшись, что ее не обнаружат. Или же вампир был голоден, укусил, но тут же опомнился и предпочел вылить кровь, чтобы создать видимость фальсификации данных…
     Я замахал руками, совершенно увлекшись и чувствуя себя так, будто разговаривал с Гесером:
     — Да бросьте, Бо… Фома! Версий можно много придумать, но я еще не встречал голодного вампира, который, вонзив клыки, отказался бы от крови. Это непродуктивный спор. Куда важнее — почему убили парня. Случайная жертва? Тогда и впрямь надо искать гастролера или неофита. Или комуто было важно убить именно Виктора?
     — Вампир может убить человека одним ударом, — сказал Фома. — И даже без прикосновения. Зачем ему оставлять следы? Виктор мог умереть от разрыва сердца — никто не заподозрил бы неладного.
     — Согласен. — Я кивнул. — Тогда… тогда ваш Мастер прав. Это какойто гастролер, а парень попался ему случайно. Укусил, выпил, перепугался, вытошнил кровь…
     — Похоже на то, — согласился Фома. — Но чтото меня тревожит, Антон.
     В молчании мы допили пиво.
     — Вы не пробовали снять следы с тела? — спросил я.
     Уточнять, что имелся в виду отпечаток ауры, не было нужды.
     — С мертвого — мертвечину? — Фома скептически покачал головой. — Никогда это не удавалось толком. Но мы пробовали, да. Следов не нашли… Скажи, дозорный, а что еще необычного ты увидел в «Подземельях»?
     — Там работают Иные, — сказал я. — Синего мха нет совсем, а местото эмоциями накачано. Ктото регулярно чистит.
     — Иные там не работают, — буркнул Фома. — Не растет там синий мох.
     Я недоверчиво посмотрел на Фому.
     — Ради интереса пытались со стороны принести. Сохнет и распадается в течение часа. Вот такая природная аномалия.
     — Ну… бывает, вероятно, — сказал я, мысленно отметив, что надо порыться в архивах.
     — Бывает, — признал Фома. — Антон, я бы попросил тебя не устраняться пока от расследования. Чтото меня тревожит. Попробуй поговорить с подругой Виктора.
     — Девушка еще тут?
     — Конечно. Полиция попросила ее пока не покидать город. Отель «АпексСити», здесь неподалеку. Полагаю, тебе будет проще установить с ней контакт.
     — Вы ее в чемто подозреваете?
     Фома покачал головой:
     — Обычный человек… Нет, дело в другом. Она тяжело переживает гибель любовника, охотно сотрудничает с полицией. Мой сотрудник тоже с ней пообщался… под видом следователя. Но, возможно, соотечественнику будет проще наладить с ней контакт. Вдруг она еще чтото вспомнит? Жест, взгляд, слово — любую мелочь. Мне очень не хочется закрывать это дело и оставлять все на усмотрение полиции, Антон.
     — Хорошо бы еще встретиться с хозяином «Подземелий Шотландии», — сказал я.
     — Это тебе ничего не даст, — отмахнулся Фома.
     — Почему же?
     — Да потому что эти дурацкие «Подземелья» принадлежат мне! — с отвращением сказал Фома.
     — А… — Я осекся. — Ну… но тогда…
     — Что тогда? У меня небольшой холдинг, «Scottish colours», занимающийся туристическим бизнесом. Наш Ночной Дозор — акционер холдинга, прибыль идет на финансирование оперативной деятельности. Организуем музыкальные и цирковые выступления, есть доля в нескольких гостиницах, четыре паба, «Подземелья Шотландии», три экскурсионных автобуса и агентство, которое возит туристов на озера. А на чем еще прикажешь зарабатывать деньги? — Он усмехнулся. — Весь Эдинбург живет за счет туристов. Если тебя занесет в Глазго и ты окажешься на окраине — не пугайся. Ты увидишь разваливающиеся здания, заколоченные гостиницы, стоящие заводы. Промышленность умирает. В Европе невыгодно производить товары, в Европе выгодно производить услуги. Что еще оставалось делать старому барду, кроме как организовывать концерты и аттракционы?
     — Я понимаю, просто это неожиданно…
     — Не работают там Иные, — повторил Фома. — Место странное… синий мох не растет… потому и купил когдато землю. Но ничего необычного не оказалось.
     — Тогда возможно, что убийство — удар, направленный на вас? — спросил я. — На вас лично и на Ночной Дозор Эдинбурга? Ктото хочет скомпрометировать Светлых?
     Фома улыбнулся и поднялся со стула.
     — Вот для этого ты мне и нужен, Антон. Чтобы в расследовании участвовал сильный маг со стороны. Поговори с Валерией, хорошо? И не откладывая.
     
     Но встречу с Валерией всетаки пришлось отложить.
     Уже подходя к отелю, я увидел очередную толпу туристов, сомкнувшихся кольцом вокруг выступающего артиста. Над головами людей радугой взлетали вверх крошечные цветные шарики — и я почемуто сразу понял, кого увижу. Хоть Егор и назвался иллюзионистом, а не жонглером.
     На самом деле артистов там оказалось пятеро. Трое молодых парней в ярких «цирковых» одеждах сейчас отдыхали. Молодая девушка в развевающемся полупрозрачном платье обходила зрителей с подносом — монетки и купюры клали довольно охотно.
     Сейчас выступал один Егор. Он был в черном костюме, белой рубашке, с галстукомбабочкой — подтянутый и подчеркнуто отстраненный от яркой, полетнему одетой толпы.
     Егор жонглировал цветными шариками. Нет, не просто жонглировал… Его правая кисть будто выстреливала в воздух красные, синие, зеленые мячики размером не больше вишни. Открытая кисть разворачивалась нарочито медленно, демонстрируя, что в ладони ничего нет. Потом пальцы смыкались, кисть делала резкий взмах — и вверх взмывал очередной шарик. Левая рука подхватывала падающие шарики, комкала, прятала в кулак, обрывала радугу и тут же раскрывалась — пустая.
     Мячики брались ниоткуда и исчезали в никуда. Их становилось все больше — будто Егор не успевал вынуть из воздуха все, что подбрасывал. Цветная парабола становилась все ярче, плотнее, превращалась в сверкающий переливчатый жгут. В глазах рябило. Движения пальцев ускорились настолько, что уже вышли за пределы доступного самому ловкому престидижитатору. Зрители затаили дыхание. Уличный шум подкатывался к замершей кольцом толпе — и стихал, будто рокот далекого моря. Цветной шнур бился в руках Егора.
     Напряжение нарастало. Девушка прекратила сбор денег — на нее все равно уже никто не смотрел, развернулась к Егору — и уставилась на него влюбленными восторженными глазами.
     Егор резко рванул руками — и в его руках оказалась трепещущая разноцветная лента.
     Зрители зааплодировали, будто очнувшись ото сна.
     Мне вспомнился старыйпрестарый анекдот о фокуснике, который пришел наниматься в цирк: «Я выхожу на сцену и жонглирую разноцветными рыбками, представляете? А потом они взлетают к самому куполу — и исчезают. Вот только, как это сделать, я еще не придумал…»
     Бедный глупый фокусник. Чтобы это сделать, надо быть Иным. Пусть даже неинициированным.
     На самом деле даже без инициации, без первого входа в Сумрак, Иной способен куда на большее, чем простой человек. А с Егором все еще сложнее. В детстве он входил в Сумрак. Он даже прорвался на второй слой — пускай и на подпитке чужой Силой, его собственные способности минимальны.
     Но окончательной инициации он избежал. И остался тем, кем он есть, — неопределившимся Иным, не умеющим сознательно контролировать свои способности, не обратившимся ни к Свету, ни к Тьме. Его Книгу Судьбы переписали, вернули к исходному состоянию, дали возможность снова выбирать — но он отказался от выбора.
     И решил, что он обычный человек.
     Егор ведь и сам не понимает, как делает свой номер. Он уверен, что очень ловко жонглирует шариками, незаметно перекидывая их из руки в руку, прежде чем вновь запустить вверх. А потом очень ловко подменяет шарики какойто специальной лентой, видимо, утяжеленной в нескольких местах для удобства.
     На самом деле такой фокус невозможен.
     Но Егор уверен, что делает номер без всякой магии. Как обычный ловкий человек.
     Зрители рукоплескали. На лицах был живой, неподдельный восторг, какой в цирке случается видеть разве что у детей. Мир для них на мгновение стал волшебным и удивительным.
     Они не знают, что он такой и есть — наш мир…
     Егор раскланялся и быстро пошел по кругу — не собирая деньги, хотя ему и протягивали купюры, а просто вглядываясь в лица зрителей.
     Он же подпитывается! Не понимая того — подпитывается эмоциями зрителей!
     Я начал торопливо выбираться из толпы. Но сзади подпирали зрители, у ног подпрыгивали дети, в ухо жарко дышала полуголая девица с проколотыми пирсингом губами. Я не успел — Егор меня заметил. И остановился.
     Мне ничего не оставалось, кроме как развести руками.
     Егор секунду помедлил, потом чтото шепнул идущей следом девушке с подносом. И ввинтился в толпу. Люди расступались, но при этом одобрительно похлопывали его по плечам, чтото восхищенно говорили на разных языках.
     — Извини, я здесь случайно, — виновато сказал я. — Никак не ожидал тебя увидеть.
     Он секунду смотрел на меня, потом кивнул:
     — Верю.
     Ну да, он же сейчас на пике Силы. Интуитивно чувствует ложь.
     — Пойду, — сказал я. — Ты здорово выступал, я засмотрелся.
     — Погоди, мне надо горло промочить. — Егор двинулся рядом. — С меня семь потов сошло…
     Какойто любопытный мальчишка требовательно схватил его за рукав. Егор вежливо остановился, расстегнул манжеты рубашки, продемонстрировал, что там ничего нет. Потом достал из воздуха легкий серебристый шарик и вручил недоверчивому зрителю. Пацан взвизгнул от восторга и бросился к стоящим неподалеку родителям.
     — Очень здорово, — похвалил я. — Ты в Москве выступаешь? Я бы дочку сводил в цирк.
     — В Москве — нет. — Егор поморщился. — Знаешь, как у нас в цирке трудно молодежи пробиться?
     — Догадываюсь.
     — Если ты не из цирковой семьи, если не прыгал с пяти лет по манежу и связями не обзавелся… А если предлагают выступать за рубежом… — Егор поморщился. — Ну их! Я в следующем году буду выступать во французском цирке, сейчас договариваюсь о контракте, пусть потом локти кусают…
     Мы присели за открытый столик у ближайшего кафе. Егор заказал стакан сока, я — двойной эспрессо. Меня опять клонило в сон.
     — Так ты изза меня здесь или нет? — резко спросил Егор.
     — Да я и не предполагал, что ты летишь в Эдинбург! У меня командировка совсем по другому делу!
     Егор подозрительно смотрел на меня. Потом вздохнул и расслабился:
     — Тогда извини. Я в самолете чегото вспылил. Не люблю я твою контору… не за что мне ее любить.
     — Все нормально. — Я протестующе выставил вперед ладони. — Никаких обид. Нашу контору любить не надо, она этого не заслуживает.
     — Угу. — Егор задумчиво смотрел в стакан с апельсиновым соком. — Как там у вас? Попрежнему Гесер, да?
     — Конечно. Был, есть и будет.
     — А как Тигренок с Медведем? — Егор улыбнулся, будто вспомнив чтото хорошее. — Они поженились?
     — Тигренок погибла, Егор.3 — Я даже вздрогнул, сообразив, что он про это не знает. — У нас была очень нехорошая история… всем досталось.
     — Погибла, — задумчиво сказал Егор. — Жалко. Она мне очень нравилась. Она такая сильная была, оборотень…
     — Магперевертыш, — поправил я. — Да, сильная, но очень эмоциональная. Кинулась на Зеркало.
     — На зеркало?
     — Ну… это такой тип мага. Очень необычный. Иногда, если какойто Дозор начинает побеждать, другому на помощь приходит магЗеркало. Говорят, что его порождает сам Сумрак, но точно никто не знает. Зеркального мага нельзя победить в обычном бою, он принимает Силу противника и отражает любой удар. Нам тогда досталось… и Тигренок погибла.
     — А Зеркало? Вы его убили?
     — Виталий Рогоза, так его звали… Он развоплотился. Сам собой, это их судьба. Зеркалом становится слабый неопределившийся маг, который теряет память, приезжает в то место, где одна Сила получает резкое преимущество над другой, и встает на сторону проигрывающего. А потом Зеркало исчезает, растворяется в Сумраке.
     Я говорил уже совершенно автоматически. Думая о другом.
     В груди рос болезненный холодный ком.
     Значит, слабый неопределившийся маг?
     — Туда ему и дорога, — мстительно сказал Егор. — Жаль Тигренка… Я ее вспоминал часто. Еще тебя иногда.
     — Правда? — спросил я. — Надеюсь, не злился?
     Честно говоря, мне было сейчас все равно, кого и как вспоминал Егор.
     Слабый неопределившийся маг.
     Приезжает в то место, где…
     Растворяется в Сумраке…
     
     — Злился немного, — признался Егор. — Но не сильно. Ты в общемто не виноват. У тебя работа такая… гнусная. Но я обижался, конечно. Мне даже приснилось однажды, что ты на самом деле — мой отец. И что я назло тебе становлюсь Темным магом и работаю в Дневном Дозоре.4
     Но ведь он же не потерял память! Нельзя так однозначно проводить параллели между Рогозой и Егором.
     — Смешной сон, — сказал я. — Говорят, некоторые сны — это другие реальности, прорывающиеся в наше сознание. Может быть, гдето когдато так и было. Зря, конечно, к Темным пошел…
     Егор помолчал, потом фыркнул:
     — Нет уж. Чума на оба ваших дома. Не люблю Темных, не люблю Светлых. А ты заходи, Антон! Я тут рядом остановился. В «АпексСити». С нашими познакомлю, вот такие ребята!
     Он положил на стол несколько монеток и встал.
     — Пойду работать. Мой номер — гвоздь программы, без меня ребята мало что заработают.
     К соку он едва притронулся.
     — Егор! — окликнул я его. — А ты как в Эдинбург приехал? Сам по себе?
     Юноша с удивлением посмотрел на меня.
     — Нет, не сам. Фирма пригласила, «Scottish colour». Шотландский колорит. Ну, мы ее зовем «Скотские краски». Тебето зачем?
     — Думал помочь, если что, — без колебаний соврал я. — Найти антрепренера.
     — Спасибо, — сказал Егор с такой теплотой в голосе, что я готов был провалиться сквозь землю от стыда. — Не надо, но все равно спасибо, Антон.
     Я сидел, глядя в осадок на дне чашки. Мне все еще мало совпадений? Погадаем по кофейной гуще?
     — Скотские краски, — пробормотал я.
     В груди было так холодно, что больше уже не болело.
     
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
     
     Нет ничего более нелепого, чем, приехав в незнакомый город, сидеть в гостиничном номере. Ладно бы — в раскаленное пекло испанской сиесты. Ладно бы — новобрачным в свадебном путешествии, когда размер кровати волнует куда больше вида за окном…
     Впрочем, Валерия попала в безвыходное положение. Покинуть город ей не разрешала полиция. А выходить — в веселящуюся толпу, в круговерть туристов — ей было совсем невмоготу.
     Дверь она открыла сразу, будто ждала у порога. Хотя, конечно, никто ее предупредить не мог — мимо портье я прошел в Круге Невнимания.
     На девушке были только шорты и лифчик. Да… жарковато, конечно. Кондиционеров здесь нет даже в хороших отелях, не тот климат. Жарковато — особенно когда выпьешь.
     — Да? — с пьяным вызовом произнесла Лера.
     Черные волосы уложены в каре, симпатичная, худенькая, довольно высокая.
     Одной рукой она держалась за приоткрытую дверь в ванную комнату. Мой визит застал ее на пути в туалет.
     — Здравствуйте, Лера, — вежливо произнес я. Вид у меня был не слишком представительный, шорты да футболка, но я всетаки избрал тон «представитель органов». — Вы позволите войти?
     — Почему нет? — удивилась Лера. — Про… — она икнула, — проходите. Только я… сейчас.
     Она скрылась в дверях ванной, не потрудившись даже запереть за собой дверь. Покачав головой, я прошел мимо разобранной постели, сел в кресло у окна. Номер небольшой, показенному уютный. На журнальном столике обнаружилась бутылка виски «Гленливет» — больше чем наполовину опустошенная. Посмотрев на дверь ванной, я послал в сторону Леры несложное заклинание.
     Из ванной комнаты послышались кашляющие звуки.
     — Вам помочь, Лера? — наливая себе на два пальца виски, спросил я.
     Лера не отвечала. Ее тошнило.
     В минибаре нашлась холодная минералка. Я сполоснул стакан Леры — от него пахло вискарем. Налил туда чутьчуть воды и выплеснул прямо на ковер. Налил еще воды.
     — Извините… — Из ванной комнаты девушка вышла полусогнутая, но ощутимо более живая. — Я… извините.
     — Выпейте воды, Лера. — Я протянул ей стакан.
     Симпатичная девчонка. Молодая совсем. И с очень несчастными глазами.
     — Вы кто? — Она жадно осушила стакан. — Блин… затылок раскалывается.
     Усевшись в свободное кресло, она тяжело обхватила голову руками.
     Да, так у нас разговора не выйдет…
     — Помочь?
     — У вас найдется аспирин? Чтонибудь от головы…
     — Древний китайский массаж, — сказал я, вставая и подходя к ней сзади. — Сейчас боль пройдет.
     — Ой, да не верю я в массаж, мужики все втирают, будто массажом владеют, лишь бы полапать… — начала Лера. И замолчала, едва прикосновение моих рук стало убирать боль.
     Конечно, массажом я не владею. Зато могу замаскировать под него лечебную магию.
     — Как хорошо… вы волшебник… — пробормотала Лера.
     — Волшебник, — согласился я. — Дипломированный Светлый маг.
     Так… снять спазм сосудов… вывести алкоголь из крови… куда бы его… ладно, пропустим через почки… нейтрализовать метаболиты… серотонин и адреналин к норме… кислотный баланс крови… ладно, заодно и в желудке уменьшим выработку соляной кислоты…
     Конечно, мне далеко до Светланы. Она все это проделала бы одним прикосновением. Я честно пыхтел минуты три — Сила есть, а мастерства не хватает.
     — Таких чудес не бывает, — нервно сказала Валерия. Повернулась, посмотрела на меня.
     — Бываетбывает, — сказал я. — Вам сейчас захочется в туалет. Не смущайтесь и не терпите, писать будете каждые четверть часа. Пока не выведете из организма всю гадость… Стоп. Подождите немного…
     Я всмотрелся внимательнее. Да, и впрямь…
     — Больше не пейте, — велел я. — Совсем.
     И прошел в ванную — вымыть руки. Бегущая вода унесла из пальцев усталость и слепок искаженной страданием ауры. Можно было почиститься и Силой, но народные средства — они самые надежные.
     — Что это вы мне указываете? — мрачно сказала Лера, когда я вернулся. — Спасибо, массаж у вас хороший… я сейчас!
     Я дождался, пока она вернулась из туалета, явно ошарашенная быстротой и результативностью начавшегося очищения организма. И когда она уже села, пояснил:
     — Вы беременны. Не стоит вам сейчас пить.
     — У меня месячные завтра должны начаться, — выпалила Лера так яростно, что я понял — она чувствовала. Женской интуицией, без всякой задержки, поняла, что беременна. Поняла, отвергла саму мысль — и ушла в запой.
     — Не начнутся.
     Она не спорила. Даже не интересовалась, как я это узнал. Наверное, списала на чудеса восточной медицины. Спросила:
     — Зачем мне ребенок без мужа?
     — Это вы сами должны решить, — сказал я. — Я не собираюсь вас в чемто убеждать.
     — Кто вы? — спросила Лера наконецто.
     — Городецкий. Антон Городецкий. Я из Москвы. Мне… мне поручено выяснить обстоятельства гибели Виктора.
     Лера вздохнула. Горько произнесла:
     — Тряхнул Витькин папа связями… А смысл… теперьто…
     — Узнать правду.
     — Правду… — Девушка налила себе воды, осушила стакан. Ее организм сейчас в бешеном темпе гонял кровь через почки, убирая алкоголь и продукты обмена. — Виктора убил вампир.
     — Вампиров нет, Лера.
     — Знаю. Но если парень говорит: «Ктото пьет мою кровь», а потом его находят с прокушенной шеей и обескровленного?
     В ее голосе зазвенели тонкие истерические нотки.
     — Канаву, по которой плыла лодка, проверили, — сказал я. — Там кровь. Много крови. Успокойтесь, Лера. Никаких вампиров не существует. Ктото убил вашего друга. Он истек кровью. Это страшно, это жестоко, но вампиров не существует.
     Она с минуту молчала. Потом спросила:
     — Почему полиция мне этого не сказала?
     — У них свои резоны. Они боятся утечки информации. Возможно, даже подозревают в чемто вас.
     Это ее ничуть не испугало, скорее — разозлило.
     — Сволочи. Я уснуть не могу, виски накачиваюсь к вечеру, вчера чуть не затащила в постель какогото парня… Мне страшно одной, понимаете? Страшно. А они молчат… Извините, я на минуту.
     Я дождался, пока она вернулась из туалета. Сказал:
     — Наверное, я немного переусердствовал с массажом. Но я не профессионал, так… нахватался приемов.
     — Чему только вас не учат, — сказала Лера, и я понял, что в моей работе на КГБ она не сомневается точно так же, как молодой француз из «Подземелий». Все мы дети массовой культуры. Все мы верим в ее штампы. Даже документов не требуется, если ты ведешь себя будто секретный агент в боевике.
     — Лера, я попрошу вас напрячься и вспомнить все обстоятельства гибели Виктора, — сказал я. — Понимаю, вы все рассказывали уже много раз. Но всетаки постарайтесь.
     — Мы сели в эту дурацкую лодку, — начала Лера. — Я еще чуть не упала, там очень неудобно спускаться, дно глубоко, и в темноте этого не видно.
     — Расскажите все с самого начала. Вот как встали утром — с этого момента и рассказывайте. И подробно.
     В глазах Леры появился хулиганский огонек.
     — Ну… мы проснулись в десять, на завтрак уже опоздали. Поэтому занялись сексом. Потом пошли в душ. Ну а в душе расшалились…
     Я с доброжелательной улыбкой кивал, выслушивая ее рассказ — действительно подробный. И когда девушка разрыдалась, молча ждал несколько минут. Слезы стихли, Лера тряхнула головой. Посмотрела мне в глаза:
     — Мы зашли в паб… «Дуб и ленточка»… поели. Выпили по кружке пива. Было жарко, а тут мы увидели вывеску этого проклятого аттракциона. Виктор решил, что это интересно. Ну… в любом случае там будет прохладно. И мы туда пошли.
     Ничего. Никаких зацепок. Я понимал, что и до меня Леру расспрашивали профессионалы, выматывали, заставляли вспоминать, по десять раз переспрашивали и задавали вопросы. Что она может вспомнить неожиданного?
     Она начала снова описывать лодку, неудобный спуск в нее, когда я поднял руку.
     — Стоп, Лера. А вот зеркальный лабиринт… вы сказали, что это было самым интересным. Там тоже ничего любопытного не произошло?
     Не знаю, почему я это спросил. Может быть, потому что думал о Егоре. Может быть, вновь вспомнив старую и лживую байку о вампирах, которые не отражаются в зеркалах.
     — В зеркальном зале… — Лера нахмурилась. — А! Было. Витя начал комуто махать рукой. Вроде как увидел знакомого. Потом сказал, что ему почудилось.
     — А вы, Лера? Увидели когонибудь знакомого?
     Она покачала головой.
     — Нет. Там же все вокруг зеркальное. В лицах, в людях на самом деле теряешься. И это раздражает немного… я старалась не всматриваться.
     — Хотя бы предположить… кого он увидел?
     — Это может быть важно? — серьезно спросила Лера.
     — Да, — ответил я без колебаний.
     Это было очень важно. Это был отчетливый след. Если в «Подземельях» присутствовал вампир, отводящий окружающим глаза, в зеркальной комнате его можно было увидеть. И Виктор мало того что увидел — узнал.
     Что было опасного в этом узнавании? Ну, зашел человек в «Подземелья», что с того? Почему вампир запаниковал и убил не заподозрившего дурного студента?
     Не знаю. Пока не знаю.
     — Думаю, Виктору показалось, что он увидел своего знакомого… и не местного, — сказала Лера, подумав. — Потому что он удивился довольно сильно. Если бы заметил когото из университета, то помахал бы ему, крикнул бы «привет». А тут он махал рукой, но не звал. Знаете, так бывает, когда не уверен до конца, знакомого ты встретил или обознался. И потом, когда он никого не нашел, то както даже растерялся. И сказал, что это все ерунда. Ну… как бы убедил себя, что этого не может быть. Антон, Витя увидел убийцу?
     — Боюсь, что да. — Я кивнул. — Возможно, что поэтому его и убили. Спасибо. Вы очень помогли.
     — Мне рассказать это полиции? — спросила Лера.
     Я подумал и пожал плечами:
     — Почему бы и нет? Если можно, не упоминайте про мой визит, хорошо? А вот то, что вспомнили, можно и рассказать.
     — Вы мне расскажете, если найдете убийцу?
     — Обязательно.
     — Врете. — Лера покачала головой. — Врете вы… ничего не расскажете.
     — Я пришлю вам открытку, — сказал я, помолчав. — С видом Эдинбурга. Если вы получите открытку, значит, Виктор отомщен.
     Она кивнула. И ее вопрос застал меня уже у дверей:
     — Антон, если я… что мне делать с ребенком?
     — Это решать вам. Поймите, что никто никогда ничего не решит за вас. Ни президент, ни начальник, ни добрый волшебник.
     — Мне девятнадцать, — тихо сказала Лера. — Я Витьку любила. Но его уже нет. В двадцать лет с ребенком и без мужа…
     — Решать вам. Но вы все равно не пейте, — попросил я.
     И закрыл за собой дверь.
     
     Наступил вечер, а позади уже была бессонная ночь, поделенная между аэропортами и самолетами. Я опять выпил кофе, с сожалением поглядывая на пивные краны: мне сейчас хватит пинты, чтобы совсем осоловеть. Позвонив Гесеру, коротко пересказал все, что узнал за день.
     — Искать вампира среди московского окружения Виктора, — задумчиво произнес Гесер. — Спасибо, Антон, но его московские контакты уже проверяли… Хорошо, поищем тщательнее. Будем копать, начиная с детского сада. Что собираешься делать?
     — Пойду отсыпаться, — сказал я.
     — Какието предварительные выводы?
     — Тут чтото затевается, Гесер. Не знаю, что именно, но чтото крупное.
     — Тебе нужна помощь?
     Я хотел было отказаться — и вспомнил Семена.
     — Борис Игнатьевич, если Семен не слишком занят…
     — Соскучился по Шотландии? — хмыкнул Гесер. — Хорошо, я пришлю. Если не будет копаться — утром встретитесь. Отдыхай.
     Про Егора я ничего говорить не стал. Спрятал мобильник, мельком глянув на индикатор зарядки. Ну надо же, батарея совсем полная. В Москве у меня телефон садится за сутки, хоть и не слишком много говорю. За рубежом — неделю спокойно работает. Вышки чаще натыканы, что ли?
     Теперь еще одно дело. Неприятное.
     Я достал фигурку волка, водрузил на стол.
     Связь, совет, защита?
     Сжав фигурку в руках, я прикрыл глаза. Мысленно позвал: «Завулон!»
     Тишина. Никакого отклика. Может быть, не так работает?
     «Завулон!»
     Мне показалось, или я почувствовал на себе чейто взгляд?
     Как мне помнится, Завулон никогда не откликался сразу. Даже когда его звала любовница.
     «Завулон!»
     «Чего орешь, Городецкий?»
     Я открыл глаза. Рядом никого не было, конечно.
     «Мне нужен совет, Темный».
     «Спрашивай».
     Хорошо, что в таком разговоре почти не передаются эмоции. Завулон наверняка ухмыляется. Светлый обратился за помощью!
     «Завулон, когда к вам пришел зеркальный маг — вы его звали?»
     Он явно не ждал такого вопроса.
     «Зеркало? Виталий Рогоза?»
     «Да».
     Пауза. Нет, он знает, что ответить. Он решает, сказать правду или соврать.
     «Зеркало нельзя призвать, Светлый. Их порождает Сумрак».
     «Тогда что должно произойти, чтобы появился зеркальный маг?»
     «Значительный перевес одной Силы над другой. И при этом — перевес резкий, полученный слишком быстро. Зеркало пришло, потому что Гесер слишком быстро поднимал уровень Светланы, вновь ввел в противостояние Ольгу и… и переписал судьбу твоей будущей дочери, сделав ее Величайшей из Великих».
     «Можно предвидеть, кто станет следующим зеркальным магом?»
     «Можно. Это Иной, чья изначальная Сила минимальна. Он не должен быть инициирован. Он должен питать нелюбовь как к Свету, так и к Тьме. Или, наоборот, любить и Свет, и Тьму. И человек, и Иной, стоящий на распутье, не делающий разницы между силами Света и Тьмы. Такие встречаются, пускай и редко. В Москве их двое — отец Виктора и… твой маленький друг Егор. Впрочем, он уже вырос, верно?»
     «Почему же Рогоза приехал с Украины?»
     «Да потому, что не мы решаем, кто станет Зеркалом. У меня были надежды на его приход, но заранее никто ничего не знает. Зеркальный маг может прийти — может не прийти. Он может появиться сразу, а может добираться к месту, где нарушилось равновесие, дни и даже месяцы. Я удовлетворил твое любопытство?»
     «Да».
     «Тогда я жду ответной любезности. Кто убил Виктора? И при чем тут зеркальные маги?»
     «Вас не порадует информация, Завулон. Я полагаю, что Виктора убили с целью дискредитировать шотландский Ночной Дозор. Аттракцион принадлежит им. А что касается Зеркала… боюсь, что ситуация здесь может дестабилизироваться. Настолько, что придет зеркальный маг. В Эдинбурге есть кандидаты на эту роль?»
     Он поверил. Кажется, поверил. Ответил задумчиво:
     «Не знаю. Никогда не интересовался».
     «Тогда пока все. Если выясните — проинформируйте, будьте добры».
     Я не стал дожидаться ответного смешка — разжал ладонь и прервал связь. Фигурка блестела от пота и от этого казалась почти живой.
     Все, пора в гостиницу. В уютный номер люкс для Светлых, в царство белорозобежевого, к кружевным занавескам и шелковому белью.
     Призывно затренькал телефон.
     — Да? — Я прижал телефон к уху, поймал взгляд официанта и поводил пальцем по открытой ладони — будто выписываю чек. Официант вымученно улыбнулся, глянув на единственную чашечку передо мной, и черканул на бумажке «2 ».
     — Энтони, друг мой, — произнес Лермонт. И это «Энтони» сразу же сказало мне — рядом есть ктото, кому не стоит знать, что я русский. — Когда ты покидал «Подземелья», как себя чувствовал мой сотрудник?
     — Нормально.
     — Он убит, Энтони. Ты не мог бы приехать?
     Я прошипел чтото нецензурное, выгребая из кармана мелочь. Так… замок там, а овраг и мост там…
     — Если сразу поймаю такси, то буду через пять минут.
     — Поторопись, — велел Лермонт.
     Свободное такси нашлось сразу — не пришлось прибегать к магии, чтобы освобождать занятую машину. В Эдинбурге вообще было на редкость хорошо с такси. Я сел, достал сигарету и закурил. Водитель посмотрел с легким неодобрением — но ничего не сказал. Я до конца опустил стекло со своей стороны. Действительно, сядут после меня некурящие…
     Но мне хотелось курить.
     Идиот. Какой я идиот! Встревожился за Егора, позаботился о Валерии… А вот подумать головой, для этого и предназначенной, — не удосужился. Мой визит в «Подземелья» был замечен, когото насторожил. И бедолага Жан, нервный французский студент, уже никогда не вернется в свой Нант…
     Моя вина.
     Но Лермонтто — сам хорош! Аттракцион прикрыл и отрядил дежурить одного человека. Не Иного, не боевого мага, способного схватиться с вампиром на равных, — а перепуганного пацана в гриме и карнавальном наряде.
     Я представил себе рыжего парня с бледным, но теперь уже не от грима, а от потери крови лицом, лежащего среди жутковатых пыточных орудий. «Одному тут неуютно». И начал отчаянно, хоть и вполголоса, материться.
     Дурак я, дурак…
     Лермонт ждал меня у входа в «Подземелья». Был он мрачен и зол так, как только может быть зол Светлый.
     — Пошли. — Он не оглядываясь затопал впереди. Мы быстро прошли череду пустых комнат и вышли к «Кровавой реке». Опять здесь?
     Но Фома молча полез в лодку. Я — за ним. Фома взмахнул рукой, заскрежетал механизм, и лодка двинулась вперед.
     — Вы еще не вызвали полицию? — спросил я.
     — Пока нет. Только своих… и наблюдателя от Темных.
     — Где они?
     — Я попросил их подождать несколькими комнатами дальше. Сказал, что хочу пригласить для осмотра трупа независимого эксперта. Обычного человека. Нечего тебе пока светиться…
     Лодка проползла короткий затемненный участок и пришвартовалась ко второму причалу.
     — Вот, — мрачно сказал Фома.
     Я выбрался из лодки и вслед за Фомой прошел в соседнюю комнату. Тут размещалась экспозиция орудий казни. С потолка свисал манекен в петле, а вот на гильотине… на гильотине был не манекен. Убийца опять продемонстрировал свое чувство юмора.
     Отрубить человеку голову тупым бутафорским ножом макета гильотины — для этого надо обладать нечеловеческой силой. К примеру — быть вампиром.
     Белое пластиковое ведро под гильотиной было наполовину заполнено кровью. Отсеченная голова лежала рядом.
     Я сел на корточки, осторожно взял голову в руки. И мне захотелось закричать — от бессилия и осознания своей глупости.
     — Знать бы, какая сволочь… — сказал Фома. — Человек у меня работал семнадцать лет…
     — Сволочь — молодой рыжеволосый парень, — сказал я. — Представляется французом, говорит с легким акцентом. На вид — лет двадцать. Имеет склонность к театральным эффектам. Очень находчив. Замечательный актер.
     Я бережно положил отрубленную голову на пол. Посмотрел на ошарашенного Лермонта и пояснил:
     — Меня провели как ребенка. Я разговаривал с убийцей, находясь в двух шагах от трупа. И ничего не заподозрил. Ничего!
     Голова убитого сторожа — черноволосая, с редкой сединой, как и положено человеку в возрасте после пятидесяти, — слепо смотрела на нас с пола.
     
     — Замаскировать свою природу можно лишь от слабейшего. — Лермонт буравил меня недоверчивым взглядом. — Это аксиома. Попробуй определить мою ауру.
     Странный разговор над телом человека с отрубленной головой. Странное место, странные преступления, странные разговоры…
     Аура Лермонта — полыхающие желтозеленые разряды, колючий ежик Силы, — потускнела. Иглы разрядов втянулись, померкли. Несколько секунд — и Лермонта окружала гладенькая многослойная аура, характерная для человека.
     Четкий признак Иного — рваная, незакрытая аура. Она может топорщиться иглами и шипами, втягиваться воронками, зиять прорехами. Все это признаки открытого энергетического контура, способности не только отдавать энергию, как люди, но и принимать ее. Принимать, перерабатывать — и творить чудеса.
     Человеческая аура гладкая, многослойная, цельная. Люди только отдают Силу, не принимают. И ровная пленка ауры — их попытка защититься, прекратить медленный и неумолимый отток жизни.
     Да, теперь Лермонт выглядел человеком.
     Почти человеком…
     Я всмотрелся чуть пристальнее — и увидел бледные иглы ауры. Фома замаскировался очень хорошо. Но я пробил защиту.
     — Вижу, — сказал я. — Но в того парня я так пристально не всматривался. Он мог прикрыться.
     — Значит, твой рыжий собеседник — Высший вампир. Или Высший маг, притворяющийся вампиром. — Фома удовлетворенно кивнул. — Причем он не мог наложить на себя маску, одновременно маскируя свою ауру. Уже хорошо, Антон. Уже хорошо! Мы знаем его физический облик: молодой, рыжеволосый… не так уж и много в мире Высших Иных.
     — Плащ он, вероятно, взял гдето здесь, — сказал я. — И накладные клыки. Услышал, что я приближаюсь, и вместо бегства спокойно вышел мне навстречу… мгновенно сочинив правдоподобную легенду.
     — Я даже догадываюсь, зачем ему понадобился плащ, — мрачно сказал Фома, глядя на забрызганный кровью пол. — Он не мог не измазаться… Дай мне его образ, Антон.
     Прикрыв глаза, я попытался как можно лучше вспомнить француза. Потом мысленно бросил картинку Лермонту.
     — Ага, — сказал шотландец. — Прекрасно. Я проверю по нашим картотекам.
     — Возможно, стоит сообщить Инквизиции? — спросил я.
     Лермонт покачал головой.
     — Нет. Пока не надо. События не выходят за рамки обычного преступления одиночного Темного. Дневной Дозор Эдинбурга протестов не заявляет. Обойдемся без Инквизиторов, Антон. Пока можем.
     Я не спорил. Небольшое это удовольствие — звать Инквизиторов на помощь.
     — Моя помощь еще требуется?
     — Нет. Иди отсыпайся, — велел Лермонт. — Полицию мы уведомлять не станем, это уже полностью наше расследование. Мои ребята попробуют поискать следы, а я займусь проверкой Высших.
     Он с кряхтеньем склонился над отрубленной головой, будто надеялся увидеть какието улики, оставленные неосторожным преступником. Брюшко Лермонту надо бы сгонять…
     — Фома, — негромко позвал я. — Фома, что находится в «Подземельях Шотландии»?
     — А? — Он даже не обернулся.
     — Что тут ищут Темные?
     — Это аттракцион, господин Городецкий, — сухо сказал Фома. — Аттракцион и более ничего.
     — Нуну, — сказал я, прежде чем уйти.
     
     Никакой необходимости возвращаться для убийцы не было. Если бы он оставил улики, их бы уже нашли — и обычные, и магические.
     Но он вернулся и снова убил. Чтобы еще больше позлить Ночной Дозор? Ерунда. Чтобы подставить под удар Лермонта? Тем более чушь.
     Значит, в первый раз он не смог, не успел чегото сделать. И был вынужден прийти снова.
     Что может прятать Лермонт? Место не такое уж и простое. Тут, к примеру, не растет синий мох. А это уже изрядная аномалия. Структура Сумрака неоднородна. Есть, к примеру, места, где в него войти труднее, а есть и такие, где проще. Слыхал я и про зоны, где вход в Сумрак вообще невозможен. Но синий мох — паразит повсеместный…
     Отойдя от моста метров на сто, я посмотрел сквозь Сумрак.
     Ага.
     Там, где я стоял, мох рос вволю. У пабов и кафе — целыми гирляндами. У жилых домов больше, у офисов и магазинов — меньше. На перекрестках, где водители нервничают, мха тоже больше.
     Обычное дело.
     А по направлению к мосту, к входу в «Подземелья», синего мха становилось все больше и больше! Его туда тянуло, и неудивительно. Мха все больше, больше… и вдруг метров за десять от дверей он начинает засыхать, будто наткнувшись на невидимую границу.
     Странно. Если бы там был какойто вредный для мха фактор, то его количество уменьшалось бы постепенно. Тут скорее дело в другом…
     Я протянул руку к ближайшей колонии мха — пушистому синему пятну на асфальте. И приказал:
     — Гори!
     Сила потекла через меня, вот только я сдерживал ее напор. И мох не сгорел сразу. Вспучился, разрастаясь и пытаясь переработать дармовую энергию. Но Сила нарастала, и мох не справлялся. Начал сереть, сохнуть… и наконец загорелся.
     Вот теперь я видел. Когда знаешь, что именно искать, все становится предельно ясно.
     Рассеянная в пространстве Сила, излучаемая людьми жизненная энергия, уходила в Сумрак неравномерно. Да, она непрерывно сочилась сквозь ткань мироздания: на первый слой, на второй, на третий… Но гдето в районе «Подземелий» зияла дыра — и туда хлестал непрерывный поток Силы. Будто в ткани, сквозь которую медленно течет, фильтруется вода, прорезали дырку…
     Слишком много пищи для безмозглого паразита. Мох сползался к аттракциону, привлеченный и потоком Силы, и теми эмоциями, что порождали испугавшиеся посетители. Сползался — и засыхал.
     Кажется, я понял, почему Фома Лермонт именно здесь открыл аттракцион. Стекающуюся в одно место энергию надо было замаскировать от рядовых Иных. А здесь избыток дармовой Силы списывали на подвыпивших туристов, на испуганных детишек, на бесконечный эдинбургский карнавал…
     Не удивлюсь, если Фома приложил изрядно усилий к популяризации Эдинбурга с однойединственной целью: чтобы замаскировать это место.
     Ничего не поделаешь. Даже Светлые иногда играют втемную.
     Я медленно двинулся вверх, по одной из улиц, ведущих к «Королевской миле». Улица не самая туристическая, темная, свет падает только из окон, все лавки на ней закрыты, но должна вывести прямо к гостинице. Спать хотелось ужасно. Может, всетаки такси поймать? Но тут хода — десять минут…
     Свернув в проулок между домами, я оказался не то на маленькой площади, не то в большом дворе. Вышел к крошечному, метр от мостовой, монументу. На каменной чаше, откуда била маленькая струйка — то ли всетаки уличный фонтаннедомерок, то ли питьевой фонтанчик, — сидел бронзовый попугай. Ниже виднелась табличка. Подсветив зажигалкой, я узнал, что этот фонтанчик был установлен жителем города в память о любимом попугае, скончавшемся в преклонном возрасте от пневмонии…
     Чтото щелкнуло за спиной, и меня сильно толкнуло в плечо. Так сильно, что я сделал несколько шагов, чтобы не упасть лицом в чашу с водой.
     По спине побежала горячая струйка.
     Это… это что такое?
     Щелкнуло снова. Звонко отрикошетило от бронзовой птицы. Чтобы окончательно убедить меня, что я едва не погиб у памятника попугаю, горячая пуля с шипением упала в чашу фонтана.
     Да по мне же стреляют!
     По мне, Иному!
     Высшему магу!
     Способному мановением руки рушить дворцы и возводить города!
     Ну ладно, про города приврал… ломать всегда проще, чем строить.
     Скорчившись за фонтаном, я всматривался в тьму. Никого. Так… а сквозь Сумрак?
     Результат меня ошарашил.
     Стреляли явно из переулка, соседнего с тем, по которому я вышел на площадь. Но я никого не видел! Ни Иного, ни человека!
     Хорошо хоть ранение было легким. Пуля прошла сквозь мягкие ткани навылет. Кровь я остановил рефлекторно, в первую же секунду. Сейчас вспомню парочку хороших лечебных заклинаний, чтобы зарастить пробитые мышцы…
     Еще один выстрел — пуля прошла над макушкой, мне даже волосы взъерошило горячей волной. Судя по тихому звуку — оружие с глушителем. Судя по тому, что меня еще не убили, — стреляют либо из пистолета, и стреляют хорошо, либо из снайперской винтовки — и тогда из рук вон плохо.
     Но почему я не вижу стрелка?
     Взмахнув рукой, я накрыл весь переулок пятиминутным Морфеем. А потом, поколебавшись секунду, прошелся и по окнам, и по крыше здания, и по соседним переулкам. Людям кратковременный сон не повредит. Морфей — заклинание мягкое, у человека есть секунд пять, прежде чем его сморит окончательно, стоящие успеют присесть, матери, держащие младенцев, — опустить их, водители — сбросить скорость. Жертв не будет. Скорее всего.
     Тишина.
     Я попал?
     Приподнявшись, я снова посмотрел сквозь Сумрак. Ну же, ну… кто бы ты ни был, но если ты уснул — маскировка с тебя спадет…
     Щелчок. Едва заметная вспышка в переулке. И в мое несчастное правое плечо вошла вторая пуля! В то же самое место!
     Нет, можно тешить себя мыслью, что там и без того была рана. Но больното как! Почему так больно, там ведь уже дырка!
     Я присел на корточки, так, чтобы фонтанчик прикрывал меня от стрелка. Теперь уже сомнений не было ничуть, палят действительно из переулка.
     Что же мне делать? Палить в темноту файерболами, надеясь хоть так зацепить замаскировавшегося стрелка? Выжечь все вокруг Белым Маревом? Навесить на себя Щит Мага и выйти в открытый бой… но если я не вижу врага, то мне противостоит маг, превосходящий меня по Силе!
     Или звать на помощь, звонить в полицию, призывать Гесера и Фому?
     Стоп.
     Можно и не Гесера с Фомой.
     Что там говорил Завулон? Связь, совет, помощь?
     Помощь бы мне не помешала.
     Достав из кармана фигурку, я поставил ее на булыжную мостовую. Чутьчуть коснулся Силой. И крикнул:
     — Мне! Нужна! Помощь!
     Все произошло в доли секунды. Воздух ударил в лицо так сильно, что в первый миг я подумал, будто неведомый стрелок перешел на гранаты. Но это трансформировалась фигурка — разбухала, размягчалась, превращаясь в черную мохнатую тень. Сверкнули в темноте белые зубы, блеснули желтые волчьи глаза — и оборотень прыжком перемахнул через фонтан. Тут же прыгнул вправо. Щелкнул выстрел, но явно впустую. Прыгая из стороны в сторону, так грамотно, как может бежать лишь существо, уже становившееся объектом ружейной охоты, зверь метнулся в переулок. Я услышал рычание, потом чтото загремело, металлически звякнуло. Щелчки выстрелов раздавались попрежнему, равномерно, с интервалом в секундудве, но чтото подсказывало — пули уходят в молоко, стрелок уже не опасен.
     Я вскочил, побежал вслед за волком, на всякий случай прикрыв себя Щитом. И наконецто догадался сделать то, что не помешало бы с самого начала: создал свет. Простейшее заклинание, доступное любому Светлому магу. Призыв изначальной Силы — и надо мной закачался в воздухе яркий белый огонек.
     И я сразу же увидел того, кто меня едва не убил. Того, кто не был виден в Сумраке.
     Ажурная металлическая тренога, напоминающая профессиональный штатив для видеокамеры. На треноге, на вращающемся диске, поблескивающий линзами цилиндр. На цилиндре, в пружинном амортизирующем зажиме, закреплена короткая винтовка с круглым, как на старом советском ППШ, барабаном и длинным рифленым глушителем на стволе. Кольчатый бронированный кабель подходит к спусковому крючку и кончается скобой на тросике, обхватывающей крючок.
     Робот еще функционировал. Цилиндр с тихим жужжанием моторов подергивался, скоба нажимала на спуск — и задранная вверх винтовка палила в небо. Я наклонился, чувствуя, как стекает по плечу кровь. Прижал здоровой рукой цилиндр. Сбоку нашелся маленький лючок, на котором китайскими иероглифами была выгравирована надпись: «Стрелок И». Дальше шел номер: «285590607». Под иероглифами была несколькими линиями нарисована улыбающаяся круглолицая детская рожица.
     Юмористы…
     Я подцепил лючок ногтем, открыл и перекинул тумблер питания на «выключено».
     «Стрелок И» тихонько заурчал сервомоторами и затих.
     — Привет из Поднебесной, — сказал я и уселся рядом с роботом. Посмотрел на короткий прутик антенны, торчащий из цилиндра. Да, настоящий стрелок мог быть где угодно. Я воевал с роботом.
     И мне очень повезло, что прицел был немного сбит.
     — Это ж надо, — разглядывая робота, сказал я. — Нет, ну куда это годится? Теперь придумывать заклинания против техники?
     Из темноты вышел волк. Сел напротив, стал зализывать лапу. Раны я не видел, наверное, оборотень обжегся о горячий ствол, когда сбил треножник на землю.
     — Если бы у марсианских треножников были блохи, они выглядели бы так же, — сказал я волку. — Ты читал «Войну миров»?
     Вначале мне казалось, что он не ответит. Да и не все оборотни способны говорить, перекинувшись в зверя. Но волк поднял на меня тяжелый взгляд и пролаял:
     — Только кино.
     — Ну, тогда ты меня понял, — сказал я. — Спасибо.
     — Рану залижи.
     — Я тебе не перевертыш, раны зализывать… — Прижав ладонь к правому плечу, я сосредоточился. Меня мутило, в руке пульсировала боль. Неприятная это штука — огнестрельное ранение. Даже для мага. Вот Света — она бы меня исцелила за пару минут…
     — Кому на хвост наступил? — Теперь слова давались оборотню лучше. — Эйфелевой башне?
     Я даже не сразу понял, что он так шутит. Покачал головой:
     — Да ты у нас, я гляжу, остроумен, как Петросян. Спасибо за помощь. Не пострадал?
     — Лапа, — невнятно пробормотал волк, снова принимаясь зализываться. — Афтомат жжот.
     — Перекидывайся в человека, подлечу. — Я поднялся. Кровь у меня уже не текла. Набросив на выключенный треножник маскировочное заклятие (теперь каждый увидит вместо него чтото банальное, на свой вкус), я подхватил его под левую руку. Тяжелый. Сильно пахнет горячим металлом, кислой пороховой гарью и чемто масляным. Но придется тащить, не оставлять же оружие посреди города.
     — Потом, — уклончиво протявкал волк. — В безопасном месте. Ты где живешь?
     — В гостинице. Тебе понравится, пошли. Только все время иди у моей ноги и постарайся выглядеть как хорошая собачка.
     Волк зарычал, но тут же спрятал клыки. В общемто зверюга не крупный, в темноте должен сойти за овчарку.
     Честно говоря, я не рассчитывал, что на этом сегодняшние неприятности кончились. Но до гостиницы мы дошли благополучно. За стойкой скучал новый портье, однако вопросов не задавал, видимо, получил насчет меня указания и ориентировку. На оборотня он посмотрел с любопытством, но тоже смолчал. Я сам подошел к стойке и попросил:
     — Ключ от темного люкса наверху.
     Портье не спорил. Выдал ключ, но поинтересовался:
     — А в одном номере вы не могли бы переночевать?
     — У меня аллергия на шерсть, — ответил я.
     Из ресторана доносились голоса, звон бокалов. Постояльцы отдыхали. Но у меня не было особого желания присоединяться к гулянке, где коктейль «Кровавая Мэри» являлся самым распространенным, а название его понималось буквально.
     
ГЛАВА ПЯТАЯ
     
     В начале я отпер дверь для волка, потом уже свою. Волк нырнул в темноту номера, развернулся и мордой захлопнул дверь. Тут же послышался влажный рвущийся звук — будто раздирали на части мокрый поролон. Оборотень начал перекидываться обратно в человека.
     Я зашел в свой номер, включил свет и закрылся. Поставил в углу «Стрелка И», все еще попахивающего пороховым дымом. Стянул окровавленную футболку, выбросил в мусорное ведро. Посмотрелся в зеркало.
     Красавец. Плечо в запекшейся крови, страшный багровый рубец там, где вошли пули.
     Ну ничего. Главное было подлатать рану. Сейчас наложу Авиценну, и к утру никаких следов не останется. Что нам, волшебникам, пулевое ранение? Тьфу! Взять и растереть. Но шторы на окнах я всетаки закрыл, верхний свет выключил. Если я получу пулю в голову — никакая магия не спасет.
     Стоя под душем, смывая с себя пот и кровь, да и просто нежась в теплых струях воды, я пытался совместить несовместимое.
     «Подземелья Шотландии» — аномальная зона, через которую Сила изливается из нашего мира… куда? На нижние слои Сумрака, очевидно. С этим ясно.
     Студента Витю убил вампир. Почему? Потому что Виктор заметил его в зеркальном лабиринте и узнал. Вампиру было очень важно сохранить свое инкогнито. С этим тоже ясно.
     Егора пригласили в Эдинбург как потенциального зеркального мага. Причем мага, который встанет на сторону Ночного Дозора, не будет же Фома работать себе во вред! Значит, Фома боится серьезной схватки, в которой Темные возьмут верх. Боится настолько, что страхуется всеми возможными путями. И меня, похоже, Гесер отправил в Шотландию по его просьбе. Это тоже достаточно ясно.
     А вот дальше все становится непонятным!
     У Виктора высосали кровь — только вампир с его устроенным будто вакуумный насос горлом может опустошить человека за тричетыре минуты. Но вампир кровь тут же срыгнул в канаву. Зачем? Был сыт? Но вампир никогда не насыщается настолько, чтобы пренебречь еще одной порцией. Кровь — не столько пища, сколько энергия в единственно пригодной для вампира форме. Вампир может переработать выпитую кровь за четверть часа. Зачем выливать? Чтобы не подумали на вампира? Но люди и так в вампиров не верят, а Дозор все поймет по форме раны.
     Зачем убили сторожа? Да еще с такой жестокостью? Он комуто мешал в «Подземельях»? Но существует масса способов вывести человека из строя, не причиняя ему вреда. Тот же самый Морфей. Зов вампиров. В конце концов — дубинкой по башке, жестоко, но не смертельно! Непонятное, ненужное убийство…
     И уж совсем все запутывается с роботомстрелком! Порой и мы, и Темные пользуемся огнестрельным оружием. Особенно это характерно для молодых Иных — глубокая вера в тяжелые пистолеты, снаряженные серебряными пулями автоматы, мощные гранаты… Но притащить в мирный Эдинбург дистанционно управляемого роботастрелка! Я даже не знал, что такие штуки вышли из уровня прототипов и поставлены в Китае на поток. Ничего сложного, конечно, — подвижная турель, телекамера и прибор ночного видения, зажим для любого ручного оружия и спусковое устройство. Тот, кто установил на моем пути устройство, таился гдето в отдалении, всматривался в экран радиопульта, крутил джойстик, давил на кнопку «огонь». Доступно и магу, и вампиру. И человеку, в конце концов.
     Что происходит? Отчего такая агрессия по отношению ко мне? Напасть на Высшего Светлого, на сотрудника Ночного Дозора — это очень серьезный поступок. Тому, кто это сделал, нечего терять…
     Вытеревшись насухо, я накинул белый шелковый халат и вышел из ванной. Так, надо чегонибудь сжевать. Хотя бы шоколадку из минибара. И принять грамм сто виски. Или стакан вина. А потом можно упасть на шелковые простыни и уснуть: крепко, без сновидений.
     Будто прочитав мои мысли, в дверь постучали. Я застонал, запахнул халат и пошел открывать.
     На пороге стояла девочкаподросток. Ну или юная девушка — ей было лет пятнадцать, этот возраст уже можно трактовать поразному. Девочка была босая, короткие черные волосы влажно блестели, из одежды на ней, похоже, был только халат из чернокрасного шелка.
     — Можно? — голосом примерной школьницы спросила девочка.
     — Мне следовало сразу догадаться, — сказал я. — Заходи.
     — И как вам следовало догадаться? — потупив глаза, спросила девочка. — Рассмотреть статуэтку получше?
     — У меня с собой микроскопа не было. Но волксамец обязательно обоссал бы оружие.
     — Фу, какой вы грубый, а еще Светлый! — Девочка поморщилась. Прошла к креслу, села, закинув ногу на ногу. — Не обоссал, а пометил! А ничего, что я зашла? Я вас не скомпрометирую?
     — К сожалению, нет, детка, не скомпрометируешь. — Я уже открывал минибар. — Ты чтонибудь будешь?
     — Теплое молоко с медом.
     Я кивнул:
     — Хорошо, сейчас позвоню в ресторан.
     — Здесь нет румсервиса.
     — Для меня сделают исключение, — уверенно сказал я.
     — Ладно, налейте вина. Красного.
     Себе я налил виски со льдом. Потом, заметив пятидесятиграммовую бутылочку ликера «Драмбьюи», вылил ее в виски. То, что мне нужно для крепкого сна — изрядная порция «ржавого гвоздя». Если девочка отказывается от молока с медом, это не повод для меня отказаться от виски на меду…
     — А кому вы так хвост прищемили? — спросила девочка. — Первый раз такое вижу, чтобы из автоматической пушки палили…
     — Это не пушка.
     — Какая разница, — фыркнула гостья. — Я же девочка, мне можно ошибаться.
     — Ты не девочка, ты оборотень. — Я внимательно всмотрелся ей в лицо. — И я тебя помню.
     — Да? — С нее вдруг слетела вся бравада. — Помните?
     — Конечно. Тебя зовут Галя. Это ты заметила ведьму Арину, когда она похитила мою дочь.5
     — Помните. — Девочка улыбнулась. — А я думала, вы забыли давно…
     — Нет. — Я протянул ей бокал с вином. — Спасибо. Ты тогда очень нам помогла.
     — У вас хорошая дочка. — Она смело глотнула вино, чуть поморщилась. — И жена очень красивая.
     Я кивнул и спросил:
     — Что ты намерена делать теперь?
     — Не знаю. — Она пожала плечами. — Завулон мне сказал, что это очень ответственное задание. Что я должна вам помогать, хоть вы и Светлый. Защищать от всего.
     — А почему именно ты? — спросил я. — Ты, уж извини, всетаки очень молода. И уровень у тебя всего лишь пятый.
     — Потому что я… — Галя осеклась. — Я же помогла? Хоть и пятый уровень?
     — Помогла. — Я залпом выпил свой коктейль. — Извини, я ужасно хочу спать.
     — Я тоже. Но у меня там так страшно. Все красное и черное. Можно я с вами останусь? — Она глянула на меня — и смущенно опустила глаза.
     Поставив стакан, я кивнул:
     — Конечно. Диванчик тебя устроит? Подушку и одеяло я дам.
     — Светлый… — с обидой и разочарованием протянула девочка. — Ладно, пойду из этих райских кущ в свой филиал ада. Там, пожалуй, будет веселее!
     С бокалом в руках она гордо вышла из номера. Я заглянул через порог — и впрямь ее номер был выдержан в багровочерных тонах. На полу виднелись клочья черной шерсти — девочка перекидывалась так быстро, что преобразовала шкуру не полностью.
     Притворяя за собой дверь, Галя показала мне язык.
     А я, закрывшись, принялся тихо смеяться.
     Акселерация, эмансипация и сексуальная революция! Нет, врать не буду. Мне всетаки приятно, что четыре года назад эта девочка на меня запала. Ну или не четыре. Может быть, влюбилась она потом. Задним числом, так сказать. Когда на волне гормонов пришла пора романтических переживаний и смутных желаний.
     Нет, ну как она меня соблазняла! Ножку на ножку закинула, халатику позволила сползти, глазками кокетливо стреляла.
     Но самое смешное — другое. Будь на моем месте ктото другой — она бы все равно пришла. После перекидываний у оборотней резко повышается либидо. Некоторые этим специально пользуются, чтобы приобрести репутацию страстных и неутомимых любовников.
     Да, порой становится очень обидно, что я Светлый…
     Впрочем, спать хотелось так, что предаваться волнующим фантазиям о сексе с юной девушкойоборотнем не было никакого желания. Несколько сторожевых и защитных заклинаний я поставил совершенно автоматически, это был такой же ритуал, как почистить зубы перед сном. Потом забрался в постель, вслушался в шум за окнами — город еще гулял, город не спешил засыпать. Взяв мобильник, я включил музыку, закрыл глаза. Время кассетных плееров ушло вслед за грампластинками, время минидисков так и не случилось, теперь уходит и время компактдисков. Остается холодная цифра МР3. Но мы привыкли. Нас это больше не смущает.
     
   Так начинается свет.
   Темная ночь без особых примет.
   Но ктото вошел в этот мрак.
   Тебе пока невдомёк, что и с тобой будет так же.
   Да, это похоже на бред, да, это похоже на глюк,
   Но именно так начинается свет, так кончается страх,
   Так рождается звук.
     
   Так кончается страх.
   И ты выпил отвар из отравленных трав.
   Из тщательно спрятанных книг.
   Теперь каждый твой крик — это тоже улика.
   Столько несчастий и бед. Столько бессмысленных мук.
   Но только так начинается свет, так кончается страх,
   Так рождается звук.
     
   Скоро день похорон.
   Так рой этот ров под рёв воров и ворон.
   Хорони свою смерть.
   Наворожи себе жизнь, нагадай себе свет.
   Первый оставленный след. Последний потерянный друг.
   Так начинается свет, так кончается страх,
   Так рождается звук…6
     
     Я уснул. И в моем сне в меня никто не стрелял. Никто никому не отрезал голову тупым ножом. Никто ни за кем не гнался.
     Девочки в шелковых халатах там отсутствовали, но и для Светы места не нашлось. И только чейто взгляд, любопытный и недобрый, все не отпускал и не отпускал меня.
     
     Просыпаться от телефонного звонка всегда неприятно. Даже если звонит любимая женщина или старый друг.
     За окном уже было светло. Я оторвал голову от подушки, оглядел спальню — все в порядке, только одеяло во сне я скинул на пол. Потянулся за трубкой, посмотрел на номер.
     Вместо номера телефон скромно написал «Завулон», хотя номер Темного, конечно же, не был забит в мою адресную книжку.
     — Слушаю, Темный.
     — Как здоровье, Антон? — участливо спросил Завулон. — Плечо зажило?
     — Благодарю, все в порядке. — Я невольно потрогал место, где еще вчера была рана. Кожа там была розовая и чесалась.
     — Рад, что мой подарок пригодился, — все тем же любезным тоном продолжал Завулон. — Хотел поделиться с тобой информацией. В Великобритании кандидатов на роль Зеркала нет. Есть один во Франции, один в Польше, двое в Италии… ума не приложу, зачем Томасу приспичило вытаскивать в Эдинбург именно Егора.
     Понятно. Моя наивная хитрость успехом не увенчалась. Завулон всетаки докопался до истины.
     — Надеюсь, он не понадобится, — сказал я.
     — Конечноконечно, — поддакнул Завулон. — Это уже свинство какоето, опять эксплуатировать бедного мальчика в интересах Света… Антон, дорогой мой, а что всетаки там творится? Я слышал, вчера произошло второе убийство? Еще одного человека обескровили?
     — Да, — сказал я, садясь в кровати. — Еще одного. Отрубили голову макетом гильотины.
     — А что сделали с кровью? — полюбопытствовал Завулон.
     — Слили в ведро для мытья пола.
     — Понятно.
     — Рад, что вам чтото понятно, — сказал я.
     — Ну, не скромничай, Антон… — Завулон помедлил. — Поинтересуйся у Фомы, давно ли он навещал соседа по могиле.
     — Чего? — Мне показалось, что я недослышал. — Могилу соседа?
     — Давно ли он навещал соседа по могиле, — со смешком произнес Завулон. И прервал связь.
     Ругаясь вполголоса, я встал, отправился в ванную. Привел себя в порядок, принял холодный душ. Надел рубашку с короткими рукавами и джинсы, почемуто на легкомысленные шорты и футболку меня больше не тянуло, позволяла бы погода — влез бы в свитер или пиджак.
     Телефон зазвонил снова.
     — Слушаю, Гесер, — глянув на дисплей, произнес я.
     — Как ты там?
     — Плечо зажило, — ничуть не сомневаясь, что Гесеру все известно, ответил я.
     — Какое еще плечо?
     — Вечером в меня стреляли. — Я коротко пересказал ему случившееся. В трубке повисло такое гробовое молчание, что я дунул в микрофон, будто в старом проводном телефоне.
     — Я думаю, — сухо сказал Гесер. — Думаю…
     — Может быть, я вначале пойду завтракать?
     — Сходи, — позволил шеф. — А потом разыщи Фому. Скажи ему, что на недомолвки и притворство больше нет времени. Пусть проверит Руну.
     — Какую именно? — спросил я тоном человека, деньденьской проверяющего Руны.
     — Руну Мерлина.
     — А… — сказал я, медленно начиная чтото соображать. — Мерлина… Разве она не в могиле?
     Я ляпнул наугад, но по молчанию Гесера понял, что попал в точку.
     — Антон, откуда ты… — Он коротко выругался. — Найди Фому и поговори с ним начистоту! Я с ним тоже свяжусь.
     — Есть! — отчеканил я. Спрятал трубку в карман.
     Вот оно как, да?
     Есть Руна. Руна в могиле. Могила Мерлина.
     Но ведь Мерлин — персонаж мифологический? Король Артур, рыцари Круглого Стола, Мерлин… Никого из них никогда не существовало!
     Ага. А также не существует Великого Гесера и ТомасаРифмача. А также сумасшедших вампиров, девочекоборотней, Светлых целительниц и строптивых молодых магов, по недосмотру получивших Высший уровень Силы…
     Как ни странно, но настроение у меня стремительно улучшалось. Может быть, потому, что дело сдвинулось с мертвой точки? Я сбежал вниз по лестнице, поздоровался с давешним портье и открыл дверь ресторанчика.
     Там не было ни единого человека.
     Только два молодых вампира и девочкаоборотень.
     Вампиры ели карпаччо. Галя — омлет. Удивительно, обычно после двух трансформаций подряд оборотни лопают мясо килограммами.
     — Утро доброе, — приветствовал я соседей.
     Вампиры криво улыбнулись и кивнули. Галя принялась ковырять вилкой омлет. Понятное дело: гормональная волна схлынула, и теперь ей неловко. Она гдето ухитрилась добыть одежду — черные брючки, белая блузка, пиджачок с короткими рукавами. Чтото подобное носят школьницы в японских мультиках.
     — Привет, — усаживаясь рядом, сказал я. — Отдохнула?
     — Угу.
     — Кошмары не мучили? Жутковатый у тебя номер, неудивительно, что боялась ночевать. Дизайнер перестарался, верно?
     Галя задумчиво посмотрела на меня. Отправила в рот кусок омлета, прожевала, сказала:
     — Спасибо, Светлый. Но ты мне нравишься, честно. Хочешь, я тебе поесть принесу? Поухаживаю?
     — Принеси, — согласился я.
     Девочка пошла к шведскому столу — омлет и яичница в подогревающихся судках, хлеб, колбаса, сыр, мясо, чуток зелени. В углу, у двери на кухню, стоял маленький холодильник. Интересно, кровь для вампиров хранится там? Или ее разливает бармен по вечерам? Сейчас барная стойка была пустой, даже краны для пива были закрыты цветастыми чехлами.
     У меня снова зазвонил телефон.
     — Дайте же мне поесть, — взмолился я, хватая трубку.
     — Антон?
     — Слушаю вас, Фома.
     — Вы уже поднялись, Антон?
     — Да. Завтракаю.
     — Я пришлю за вами машину. Вы сможете выйти из отеля минут через пять?
     — Э… — Я уставился на Семена, появившегося в дверях. Семен сиял и радостно махал мне рукой. — Ничего, если я с товарищем?
     — С этой Темной? Девочкойоборотнем? Не стоит.
     — Нет, ко мне приехал товарищ из Москвы. Светлый маг.
     Фома вздохнул.
     — Хорошо, Городецкий. Приезжайте вдвоем. Водитель знает, куда ехать.
     — Мне надо вас кое о чем спросить, — предупредил я.
     Лермонт снова вздохнул.
     — Боюсь, что мне тоже надо… кое о чем вам рассказать. Поторопитесь, я жду.
     Спрятав телефон, я улыбнулся подошедшей с тарелками и кофейником Гале. Одновременно от дверей приблизился Семен.
     — Я вам взяла кофе, почемуто решила, что вы будете кофе, а не чай, — гордо сказала девочка. Подозрительно посмотрела на Семена.
     — О! Галочка Добронравова! — Семен расплылся в улыбке. — Помнюпомню… Как учишься? Как Марина Петровна?
     Лицо девочки пошло красными пятнами. Она поставила посуду на стол.
     — Представляешь, — доверительно сказал мне Семен, — невзлюбила Галочка свою учительницу химии. И стала ее пугать. По вечерам подкарауливала возле дома, предварительно перекинувшись, рычала и скалила зубы. Представляешь? А муж у скромной учительницы химии оказался скромным милиционером патрульнопостовой службы. И вот на третий вечер, как это всегда бывает в сказках, вышел он, слегка озабоченный нашествием агрессивных собак, встречать с работы жену. Увидел нашу Галочку, скалящуюся из кустов, понял, что это не собака, а волк, выхватил пистолет и расстрелял всю обойму. Две пули, кстати, попали Галочке в попу, когда она улепетывала от разъяренного стража порядка. Тут все закрутилось, мы выяснили, в чем дело, приехали к Гале домой, побеседовали… Ничего, обошлось без Инквизиции. Спустили дело на тормозах.
     Девочка развернулась и выбежала из столовой. Вампиры проводили ее задумчивыми взглядами.
     — Зря ты так сурово, — сказал я. — Она вчера бросилась под пули, чтобы спасти меня.
     Семен подхватил с тарелки кусок колбасы, прожевал. Вздохнул:
     — Сплошная соя… Что под пули бросилась — это хорошо. А что учительницу травила?
     — Это плохо, — мрачно сказал я.
     
     В ожидавшее нас такси мы погрузились вместе с завернутым в халат роботомстрелком. Металлическая тренога торчала наружу, но нас это не слишком смущало.
     Водитель был человеком. Похоже, в эдинбургском Дозоре куда шире использовали труд наемных людей, чем это принято у нас. Мы быстро выехали из туристического центра и покатили кудато в сторону залива.
     
     — Спасибо, что вызвал, — сказал Семен, с нескрываемым удовольствием глядя в окно. — Я уж засиделся в Москве… Рассказывай, что тут происходит?
     Я начал рассказывать. Вначале Семен слушал со снисходительным интересом старого опытного бойца, которому салагановобранец пересказывает какието ужасы. Потом посерьезнел.
     — Антоха, а ты уверен? Насчет того, что Сила туда стекает?
     — Попросить шофера вернуться, проехать мимо «Подземелий»?
     Семен вздохнул. Покачал головой. И коротко произнес:
     — Схрон.
     — То есть?
     — Тайник. Там спрятано чтото очень важное.
     — Семен, я всетаки не пойму…
     — Антон, представь себе, что ты оченьочень сильный маг. И можешь, к примеру, ходить на пятый уровень Сумрака.
     — Не могу.
     — Представить?
     — Ходить не могу. Представить — запросто.
     — Ну так представь. Можешь ты ходить так глубоко, как никто из известных тебе Иных. Потребовалось вдруг тебе спрятать чтото очень ценное. Магический артефакт, мощное заклинание… да хоть бы и мешок с золотом. Что делать? В землю зарыть? Найдут. Особенно если ты прячешь магическую вещь, она ведь вокруг себя возмущения в Силе создает, как ты ее ни закрывай. Тогда ты берешь эту штуку, уходишь глубоко в Сумрак…
     — И оставляю ее там. Допустим, на пятом слое. — Я кивнул. — Но предмет из нашего мира будет выталкивать обратно…
     — Вот для этого тебе и нужен постоянный приток Силы. Ну… будто ты плавучий предмет на дно ванны поместил. Сам по себе он всплывет. А вот если его сверху будет прижимать поток воды…
     — Понял я, Семен.
     — У тебя идеи есть, кто и что там спрятал?
     — Есть, — признался я. — Только вначале я спрошу об этом Фому.
     В кармане опять зазвенел телефон. Ну что за наказание…
     — Да? — не глядя на экран, сказал я.
     — Антон, это Гесер.
     Голос у шефа был какойто странный. Будто бы растерянный.
     — Слушаю.
     — Я поговорил с Фомой… он обещал быть с тобой откровенным. И с Семеном, уж если на то пошло…
     — Спасибо, Борис Игнатьевич.
     — Антон… — Гесер помолчал. — Тут еще одно… Покопались мы в прошлом Виктора Прохорова. И коечто нашли.
     — Ну? — Я уже понял, что ничего хорошего ожидать не приходится.
     — Тебе его фотография не показалась знакомой?
     — Обычный парень. Рожа московская, среднестатистическая. — Я поймал себя на том, что начинаю грубить, как всегда в минуты волнения. — В любом институте таких парней… каждый второй.
     — Попробуй представить Виктора помоложе. Юношей, подростком…
     Я честно попробовал. И ответил:
     — Получится московский среднестатистический школьник. В каждой школе таких…
     — А ведь ты его скорее всего видел, Антон. И неоднократно. Он учился в одном классе с твоим бывшим соседом, Костей Саушкиным. Был его хорошим приятелем, можно сказать — другом. Наверняка частенько забегал к нему домой. Думаю, порой натыкался на тебя, размахивая портфелем и хохоча без всякой причины.
     
     — Не может быть… — прошептал я. Слова Гесера меня настолько ошарашили, что я даже не удивился небывалой красочности его рассказа. Размахивая портфелем и хохоча? Да легко. Если в твоем подъезде живут дети, ты обязательно натыкаешься на их портфели, слышишь смех и наступаешь на комочки жевательной резинки. Кто же при этом запоминает лица…
     — Антон, это правда. Единственным знакомым вампиром у Виктора был Костя Саушкин.
     — Гесер, но Костя погиб!7
     — Да, я знаю, — сказал Гесер. — Или, точнее, мы так считали.
     — Он не мог спастись, — сказал я. — Никак не мог. Триста километров от Земли. Там нет Силы. Он сгорел в атмосфере. Он сгорел, понимаешь, Гесер? Сгорел!
     — Не ори, — спокойно попросил Гесер. — Да, сгорел. Мы вели скафандр радарами до самого конца. Но мы не знаем, Антон, был ли Костя Саушкин в этом скафандре. Высота была уже совсем другой. Надо думать. Надо считать.
     Он отключился. Я посмотрел на Семена — тот печально покачал головой:
     — Антон, я услышал.
     — Ну?
     — Не видел труп — не спеши хоронить.
     
     Фома Лермонт жил в пригороде. В тихом и недешевом районе уютных коттеджей и ухоженных садиков. В саду он нас и встретил. Глава эдинбургского Ночного Дозора сидел в деревянной беседке, увитой плющом, и раскладывал на поцарапанном журнальном столике пасьянс. В мятых серых брюках и трикотажной рубашкеполо он выглядел мирным гражданином предпенсионного возраста. Еще бы кучу внуковвнучек вокруг — и получится пожилой глава большого семейства. При нашем появлении Лермонт вежливо привстал, поздоровался со мной и Семеном, после чего сгреб карты в кучу, пробормотав:
     — Не выходит…
     — Фома, мне кажется, что пора поговорить начистоту. — Я покосился на Семена. — Вы не против, если мой коллега будет присутствовать?
     — Не против. Гесер за него поручился.
     — Фома, сегодня со мной говорил Завулон из московского Дневного Дозора.
     — Я знаю, кто такой Завулон.
     — Он сказал… он просил узнать у вас… давно ли вы навещали соседа по могиле.
     — Сегодня ночью, — тихо ответил Лермонт.
     — И Гесер… он спрашивал про Руну. Руну Мерлина.
     — Руны в могиле нет, — ответил Лермонт. Перевел взгляд на Семена. Спросил: — Что ты знаешь о Мерлине?
     — Был такой маг. — Семен почесал в затылке. — Великий Светлый маг. Очень давно.
     Лермонт посмотрел на меня. Спросил:
     — А ты?
     — А я думал, что Мерлин — мифологический персонаж, — честно ответил я.
     — Вы оба в чемто правы. — Лермонт улыбнулся. — Великий Светлый маг Мерлин — это и впрямь мифологический персонаж. Настоящий Мерлин был… менее приятным. Да, конечно, он помог маленькому Артуру вытащить меч из камня и стать королем. Хотя никаких прав на престол у Артура не было… между нами говоря. Мерлин не был убежденным злодеем. Он просто добивался своих целей любыми средствами. Надо возвести на престол короля, который будет его слушаться? Возведем. Надо, чтобы король внушал подданным уважение и любовь? Конечно, надо, зачем лишние проблемы! Воспитаем короля благородным и возвышенным. Пусть у короля будут свои, королевские игрушки… красивый круглый стол и отважные рыцари. А вы знаете, что гибель Артура от рук ребенка, родившегося в определенный день, была предсказана еще до рождения Мордреда? И знаете, что сделал благородный Артур?
     — Боюсь предполагать.
     Лермонт усмехнулся. И процитировал:
     — «Между тем повелел король Артур привезти к нему всех младенцев, рожденных в первый день мая знатными дамами от знатных лордов; ибо Мерлин открыл королю Артуру, что тот, кто погубит его и все его земли, родился на свет в первый день мая. Потому и повелел он, чтобы прислали ему их всех под страхом смерти, и многие сыновья лордов и рыцарей были отправлены к королю. Был и Мордред послан к нему женою короля Лота. Посадили их всех на корабль и пустили по морю, а иные были четырех недель от роду, иные же и того моложе. И по воле случая пригнало корабль тот к берегу, где стоял замок, и разбило, и все почти при этом погибли, только Мордреда выбросило волной, его подобрал один добрый человек и растил у себя до тех пор, пока не сровнялось ему четырнадцать лет от роду, а тогда он привел его ко двору, как о том повествуется дальше, в конце книги „Смерть Артура“.
     А многие лорды и бароны Артурова королевства негодовали на то, что у них отняли и погубили детей, но вину за это возлагали больше на Мерлина, нежели на Артура. И из страха ли, из любви ли, но сохраняли мир».8
     — Достойный продолжатель дел царя Ирода, — пробормотал Семен.
     Я молчал. Я вспоминал мультфильм, который очень любила Надюшка. Про маленького короля Артура. Про смешного забывчивого волшебника Мерлина. Я представил себе продолжение этого мультфильма — как взрослый Артур, науськанный Мерлином, приказывает загрузить на старый, ненужный корабль орущих, плачущих, ничего не смыслящих младенцев…
     И это символ чистоты и благородства? Воспетый легендами король Артур?
     — Не оченьто похоже на славного мальчика из доброго диснеевского мультика? — спросил Лермонт, будто прочитав мои мысли. — И на чудакамага, который взял его под опеку? Но вы не должны винить Артура. Такова уж была его судьба. Такой уж ему попался учитель.
     — Как Мордред выжил? — спросил я.
     В глазах Лермонта мелькнула ирония.
     — Трудно сказать. А как мальчик Артур оказался наследником трона? Быть может, Мордред и не выжил. Но нашлись люди, которые рассказали пареньку, что он сын Артура, которого отец пытался убить в младенчестве. Важно ли, кто он был по крови? Главное, кем он себя считал.
     — Он жив?
     — Мордред? Нет, конечно. Он был всего лишь человек. И Артур был человек. Они давнымдавно ушли из мира.
     — А Мерлин?
     — И он навсегда ушел в Сумрак… — кивнул Лермонт. — Но Мерлин был действительно великим магом. Я думаю, он был самым великим магом всех времен. Я думаю, — он покосился на Семена, — что Мерлин был нулевым .
     Я кивнул. Понятно. Нулевая магическая «температура». Мерлин не вносил ни капли в потоки той Силы, что пронизывает мир, был ее начисто лишен. И именно поэтому он был великим магом. Он поглощал чужую Силу, разлитую в пространстве, — и с ее помощью творил чудеса.
     Никогда больше в мире не рождалось таких сильных магов.
     А вот одна волшебница родилась. Моя дочь. Надя.
     — После Мерлина осталось немало артефактов, — продолжал Лермонт. — Он создавал их играючи, будто это не стоило ему ни малейших усилий. Эскалибур, конечно же. Плащ Мерлина. Чаша Мерлина. Кристалл Мерлина. Посох Мерлина.
     — Он не слишком утруждал себя поиском названий, ага? — Семен засмеялся и тут же осекся.
     — Руна Мерлина? — спросил я.
     Лермонт покачал головой.
     — Руна Мерлина — это всего лишь ключ. Она хранилась в могиле Мерлина, в двадцати двух милях от… от того места, которое считают могилой ТомасаРифмача. Разумеется, самого Мерлина в могиле нет, но коечто от великого мага там хранилось. Можете счесть меня сентиментальным, но я часто навещал свою могилу. А вот на могилу Мерлина ходить не любил. Полагался на защитные заклинания. И зря. Могила разорена.
     — Я полагал, что могила Мерлина находится в Бретани, — сказал Семен.
     — Нет. Она южнее Эдинбурга. Вблизи городка Пиблс, у схождения Твида и Поусейла. Это не слишком далеко отсюда.
     — И что собой представляет Руна? — спросил я.
     — Камень. Заряжен магией до отказа и исцарапан неразборчивыми значками. Руна Мерлина… — Лермонт обвел нас взглядом, заколебался, но всетаки продолжил: — …это ключ, точнее — главная часть ключа, служащего для доступа в тайник, устроенный некогда Мерлином на дне озера. Озера давно уже нет, но тайник, конечно же, сохранился.
     — Тайник в Сумраке? — спросил я.
     — Да.
     — Пятый слой?
     Лермонт вздохнул.
     — До пятого я бы дошел сам, мой юный друг. Или позвал бы Гесера. Или Эндрю. Найдутся Высшие, способные дойти до пятого слоя. Но тайник делал Мерлин. Он на самом дне. Значит — на седьмом слое.
     — Ой, мать моя женщина! — восхищенно воскликнул Семен. — На седьмом? Так он есть, седьмой? Не сказки?
     — Есть. Только я не знаю, кто из живущих на Земле способен туда пройти… — Лермонт развел руками.
     — А ключ? Руна?
     — Что Руна… Я прочитал надпись — она позволяет пройти Стража на пятом слое. Но после этого надо еще двигаться дальше. Я не могу.
     — Хотя бы пробовали? — спросил я.
     
     — Зачем? — Лермонт замахал руками. — Лезть в Сумрак за наследством Мерлина? Антон, ты теперь должен представлять, каким он был… ты считаешь, там чтото хорошее?
     Я пожал плечами.
     — Считается, что в тайнике спрятан Венец Всего, — сказал Лермонт. — Звучит заманчиво, да? Но я почемуто думаю, что Венец Всего — это на самом деле Конец Всего.
     Семен открыл было рот, но передумал и смолчал.
     — А что еще за части ключа? — спросил я. — Хрустальная Булава Мерлина? Или какойнибудь Старый Башмак Мерлина?
     Лермонт покачал головой.
     — Это самая неприятная часть истории. Вы поняли, что в районе тайника Сила хлещет из нашего мира на нижний уровень Сумрака?
     — Да.
     — Так вот, если попробовать войти в Сумрак, находясь в «Подземельях», вы сможете дойти только до третьего слоя. Дальше барьер, водоворот Силы. Это одновременно и груз, удерживающий тайник на дне мироздания, и защита от любопытных.
     — Не так уж и много найдется любопытных, способных дойти до третьего слоя… — пробурчал Семен. Поскреб в затылке. — Извините, молчумолчу!
     — Так вот Руна Мерлина пройти третий слой не поможет, — продолжал Фома. — Я был уверен, что никто, кроме меня, не знает секрет, я и самто узнал его случайно, когда в начале двадцатого века у моста произошел несчастный случай… молодая девушка при падении напоролась на острый железный прут и перебила артерию…
     — Кровь, — понял я.
     — Да. Если человек погибает, истекая кровью, то Сумрак на время перенасыщается энергией. Водоворот на третьем слое стихает и можно пройти глубже.
     — Человек обязательно должен погибнуть? — спросил я.
     — Не знаю. Не проверял, как ты понимаешь. Консервированная кровь не годится, это точно. Вот почему меня насторожило убийство в «Подземельях». Но защитные заклинания на могиле Мерлина оставались нетронутыми. Ни один человек не приближался к могиле, не вскрывал ее. И я расслабился, списал все на случайное совпадение. Только сегодня ночью решил приехать к могиле.
     — И обнаружили ее вскрытой посредством дистанционно управляемого устройства, — сказал я. — Так? Чтонибудь вроде тех роботов, которых используют на ядерных станциях?
     — Откуда ты знаешь? — спросил Лермонт.
     — Вчера меня обстреляли из этого. — Я кивнул на треногу с винтовкой, которую Семен прислонил к беседке снаружи. — Автоматическая стрелковая установка с радиоуправлением.
     Лермонт посмотрел на оружие без всякого интереса. Горько улыбнулся:
     — Мы устарели, Антон. Мы пыжимся, но мы устарели… Гесер, АльАшаф, Рустам, Джованни, я… все остальные древние, помнящие мир без электричества, паровозов, пороха. Самые старые маги, самые знающие… почти самые сильные. Мы недооценили новое поколение. Ракеты, роботы, телефоны… — Он пожевал губами. Посмотрел на аккуратный домик — с той тоской, что я порой видел в глазах Гесера.
     Наверное, именно эта тоска и заставляет меня прощать Гесеру все, что он творит на посту главы Ночного Дозора.
     — Ктото из молодых, — продолжил Фома. — Ктото из молодых, умеющих и не боящихся использовать технологию.
     — Я, кажется, знаю, кто это, — прошептал я. — Костя Саушкин.
     — Высший вампир, завладевший книгой «Фуаран»? — Лермонт нахмурился. — Я знаю эту историю. Но ведь он погиб!
     — Никто не видел тела, — ответил я. — Во всяком случае… он бы не испугался лезть за наследством Мерлина. И технику бы применял без колебаний. А еще — он должен меня ненавидеть. Достаточно сильно, чтобы попытаться пристрелить. Это моя вина! Я отправил его умирать. Он выжил — и решил отомстить.
     — Антон, не спеши, — вразумительно сказал Семен. И виновато пояснил Фоме: — Вы уж не серчайте, господин Лермонт! Антон — парень молодой, горячий. Вчера считал, что Костя погиб. Теперь в одночасье все перерешил. А нам сейчас о другом беспокоиться надо. Как вы считаете, господин Лермонт, нашел уже злоумышленник тайничок Мерлинов?
     — Мерлин был магом старой закалки, — ответил Лермонт, подумав. — Ключ должен иметь три элемента. Три — число магии, число Силы. Три, семь и одиннадцать.
     — Ну да, простые числа, — согласился Семен. — Как не понять. А третья часть ключа?
     — Про вторую я узнал случайно, — сказал Лермонт. — Про третью не знаю ничего. Только предполагаю, что она должна быть. Даже что это такое — предмет, заклинание, жертвоприношение, время суток, — не знаю. Возможно, идти в Сумрак надо голым в ночь новолуния, держа в зубах цветок чертополоха. Мерлин — большой шутник.
     Мы помолчали. Потом Лермонт натянуто улыбнулся:
     — Хорошо, друзья. Я раскрыл вам все тайны, какие знал. Думаю, паниковать раньше времени не стоит. Тайник Мерлина покорится Высшему Иному небывалой силы, который вновь прольет чьюто кровь в «Подземельях» и добудет третий фрагмент ключа. А что это за фрагмент — никому не известно. Давайте успокоимся, пройдем в дом и выпьем чая.
     — Традиция английского чаепития! — уважительно произнес Семен.
     Фома насмешливо посмотрел на него и поправил:
     — Не английского. Не забывайте, вы в Шотландии. Будьте же гостями в моем доме…
     — У меня остался еще один вопрос, — перебил я Лермонта. — Зачем вы пригласили в Эдинбург Егора?
     — Ты про юношуиллюзиониста? — Лермонт вздохнул. — Я решил подстраховаться. Если случится серьезная заваруха, то в первую очередь пострадает наш Ночной Дозор. У меня не так уж и много боевых магов. Зеркало — самое лучшее, что можно противопоставить…
     — Кому? — спросил я, когда Лермонт осекся на полуслове.
     Далекий предок Лермонтова посмотрел на меня с таким раздражением, что я вполне прочувствовал семейную вспыльчивость характера, раньше времени прервавшую жизнь русского поэта.
     — Мерлину! Довольны?
     — Вы допускаете, что он…
     — Самым ценным для Мерлина всегда был он сам. И Венцом Всего он мог назвать способ вытащить себя из небытия. Шутка вполне в его духе.
     — Такого еще не случалось. — Семен покачал головой.
     — Не случалось. Но и магов, подобных Мерлину, не было. Его сущность… душа, если хотите, может дремать гдето там, на седьмом слое… пока туда не опустится достаточно сильный маг. Грубо говоря — пока глупое тело само не притащит черной душонке Мерлина новое вместилище! Вас порадует, если Великий Мерлин вернется в мир? Меня — ничуть! И вот для этого случая мне нужен под рукой потенциальный зеркальный маг. Быть может, это сработает. Быть может, он обернется Зеркалом и уничтожит Мерлина. Чем ты недоволен, Городецкий?
     — Да нельзя же так! — воскликнул я с неожиданной даже для себя болью. У меня уже все смешалось в голове — Костя, которого я убил и который, может быть, жив; жаждущий воскрешения Темный маг Мерлин, ничего не подозревающий Егор… — Мы же его с детства использовали для своих операций! А теперь — бросить в ад, прикрыться парнем от Мерлина? Он же мальчишка совсем!
     — Хорошо! — Лермонт тоже повысил голос. — Ты привел убедительный довод! Сейчас я выложу перед тобой личные дела всех потенциальных зеркальных магов. Ткнешь пальцем? Выберешь другого кандидата? Там есть девочка девяти лет, мальчик пятнадцати, молодой муж и отец, беременная женщина… они никогда не доживают до старости в неопределенном состоянии, рано или поздно выбирают Свет или Тьму! Они все молодые, все почти дети! Возьмешь на себя выбор? Избавишь меня от этой подлости?
     — Да! — закричал я, вскакивая. — Да, возьму! Избавлю! Тащи свои досье, господин Фома Лермонт!
     — Сейчас притащу! — Он тоже поднялся. — Выбирай, выбирай!
     Мы стояли, зло глядя друг на друга. И не сразу поняли, что у нас обоих по лицу текут слезы.
     
ГЛАВА ШЕСТАЯ
     
     Не знаю, принес бы Лермонт досье или всетаки нет. И уж тем более не могу сказать, что бы я сделал. Наверное, всетаки выбрал бы другого кандидата на роль зеркального мага.
     Но нам не дали этого сделать.
     Вначале я заметил, как изменилось лицо Лермонта. Он смотрел кудато в сторону, на дорогу.
     Потом я услышал рев мотора и обернулся.
     Маленький белый фургон, несшийся по дороге, внезапно свернул и легко проломил символический деревянный забор, обносивший коттедж Лермонта. С диким визгом шин, разбрасывая изпод колес землю и гравий, затормозил.
     Задние двери фургончика были заранее сняты. Двое людей выпрыгнули из него, а третий, оставшийся внутри, открыл огонь из закрепленного на турели пулемета.
     Первым среагировал Фома. Он поставил щит, едва машина влетела в его сад. А может быть, и не ставил? Возможно, это было сторожевое заклинание, давнымдавно установленное на случай подобного вторжения?
     Пулемет грохотал, звук резонировал в кузове и шел в нашу сторону, будто усиленный огромным жестяным рупором. Вместе со звуком шел и поток свинца. Но пули не долетали — мягко останавливались, секунду неподвижно висели в воздухе, будто оживший спецэффект из кинобоевика, после чего падали на землю.
     Двое выскочивших, оба в темных маскахкапюшонах, залегли у фургона и открыли огонь из автоматов. Из кабины пока никто не показывался.
     Они что, идиоты?
     Семен несколько раз взмахнул рукой. Я успел заметить и безобидный Морфей, который даст нападавшим десяток секунд на продолжение игры в войнушку, и мгновенно действующий Опиум. Но заклинания не сработали, огонь продолжался, пули все так же вязли в воздухе между нами. Я всмотрелся — нет, это не Иные. Обычные люди. Но у каждого на груди тлела искорка защитного амулета.
     — Только не убивай! — выкрикнул Лермонт, когда я поднял руку.
     На мгновенное действие у меня было подвешено только два Тройных Лезвия, я никак не рассчитывал угодить в такую переделку. Я метнул оба, целясь в пулемет. Первый заряд прошел мимо, второй попал — и превратил оружие в горку мелко нашинкованного металла. Грохот немного притих, теперь стреляли только автоматчики, но както неуверенно, будто обнаружив невидимый барьер. Это хорошо. У каждой защиты есть предел насыщения, пулеметный огонь быстро вывел бы ее из строя.
     На нас напали люди! Обычные люди, но снабженные защитными амулетами. Поступок мало того что небывалый, еще и глупый. Одно дело — расстрелять мага из засады, да еще посредством дистанционно управляемого оружия. А вот так, лицом к лицу, трое стрелков против трех магов… на что они рассчитывали?
     Только на то, чтобы отвлечь наше внимание!
     Я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть белый дымный след, несущийся в нашу сторону. Ракету запустили с крыши многоэтажного здания, стоящего едва ли не в километре отсюда. Но ракета явно была управляемой и шла точно в беседку.
     — Фома! — закричал я, наудачу бросая в сторону ракеты Фриз. Но то ли темпоральная заморозка не попала в цель, то ли ракету тоже защитили от магии — ничего не произошло.
     — В Сумрак! — крикнул Лермонт.
     Иногда лучше подчиняться, чем придумывать свои, оригинальные ходы. Я шагнул в Сумрак, почти сразу погрузившись до второго слоя. Рядом оказался Лермонт — он тоже счел первый слой недостаточно надежной защитой. Но, к моему удивлению, на втором слое Фома не остановился — взмахнул рукой и погрузился глубже. Недоумевая, я всетаки двинулся за ним на третий слой. К чему это? Сильный взрыв в реальном мире может отразиться на первом слое, но до второго ему все равно не достать… а если уж Фома заподозрил самое ужасное, немыслимое, то ядерный заряд все равно выжигает материю на всех слоях мироздания…
     Серую мглу высветило белое пламя. Земля под ногами слабо сотряслась. Слабо — но сотряслась!
     — Где Семен? — закричал я.
     Лермонт только развел руками. Мы еще несколько секунд медлили, пока в обычном мире разлетались осколки, стихало пламя и заканчивали падение дымящиеся фрагменты беседки.
     А потом вышли обратно.
     Аккуратный коттедж Лермонта лишился всех стекол и покрылся мелкой сыпью от осколков. Из окна второго этажа торчала здоровенная ветвь, срезанная взрывом с ближайшего дерева.
     Фургончик лежал, перевернутый набок. Рядом застыли два неподвижных тела. Третий, то ли пулеметчик, то ли благоразумно отсиживавшийся водитель, медленно отползал к забору, волоча неподвижные ноги.
     Особой жалости к нему я не испытывал. Это был обычный бандит, которого использовали втемную — чтобы отвлечь наше внимание от пущенной ракеты. Он знал, на что шел.
     На месте беседки образовалась небольшая воронка, усыпанная свежей белой щепой. Над головой, порхая, кружили и оседали игральные карты — прихотливый случай не сжег их, а подбросил в воздух.
     Семен обнаружился у самого фургончика. Он был заключен в сверкающий прозрачный шар, будто выточенный из хрусталя. Шар медленно катился, Семен, раскинув руки и ноги, вращался внутри. Его поза так смешно пародировала известную картинку «золотого сечения», что я глупо хихикнул. Коренастый, коротконогий Семен никак не походил на мускулистого атлета, нарисованного Леонардо да Винчи.
     — Очень неудобное заклинание, — сказал Лермонт с облегчением. — Хотя и надежное.
     Хрустальный шар пошел трещинами и распался облачком пара. Семен, оказавшийся в этот момент вниз головой, ловко извернулся и приземлился на ноги. Поковырял пальцем в ухе, спросил:
     — Так у вас всегда по субботам принято, господин Лермонт? Или по случаю нашего приезда?
     Лермонт на незатейливое ехидство никак не отреагировал. Склонил голову набок, будто вслушиваясь в чейто голос. И хмурился — все больше и больше.
     А потом двумя движениями создал перед собой светящуюся рамку портала. Сказал:
     — За мной, господа. Боюсь, это все было отвлекающим маневром.
     Я не успел спросить, что он собирается делать с перевернутым фургоном, взорванной беседкой, уползающим бандитом, замаячившими уже на улице соседями. Рядом открылся второй портал — и из него один за другим принялись выпрыгивать Иные.
     Не просто Светлые из Ночного Дозора — они были одеты в полицейскую форму, в бронежилетах и шлемах, с автоматами на изготовку!
     Да, ТомасРифмач, горазд ты кокетничать! Недооценили технологии! Вижувижу, как ты ее недооцениваешь…
     Лермонт шагнул в портал. Я чуть задержался, ожидая Семена. А тот вдруг остановился, вперив взгляд в сухопарого рыжего мужчину. Завопил:
     — Кевин! Старый хрыч!
     — Симон! Тупая твоя башка! — восторженно закричал рыжий. — Ты куда? Погоди!
     Они обнялись и принялись молотить друг друга по спинам с энтузиазмом спятивших зайчиков из рекламы батареек.
     — Потом, потом наговоримся, — выдираясь из объятий Кевина, пробормотал Семен. — Вишь, портал стынет… Я тебе вина привез из Севастополя, помнишь? Мускатное игристое, вот!
     Сплюнув, я покачал головой. Ну что за манера — «потом, потом…». В кино герой, который говорит старому другу такие слова, обречен на скорую неминуемую смерть.
     Остается лишь порадоваться, что мы — не герои боевиков.
     Я шагнул в рамку портала.
     Молочное свечение вокруг. Легкость, сравнимая лишь с той, что испытывают космонавты. Тайные тропы, недоступные людям.
     Что там сейчас будут делать Иные в форме полицейских? Стирать память случайным свидетелям, убирать все следы произошедшего взрыва, допрашивать нападавших, если те выживут. Черновая работа, из которой на самомто деле и состоят будни Дозоров.
     Но кто посмел? Напасть на сотрудника Дозора — уже безумный поступок. На шефа Дозора да плюс еще двух иностранных магов — совсем неслыханно. А уж использовать при этом людей…
     Я вдруг четко осознал, что встреченный мной в «Подземельях» француз тоже был человеком. Нет, не Высший маг, спрятавший от меня свою сущность. Обычный человек. Но потрясающе ловкий, хладнокровный, артистичный. Не такая пешка, как отправленные на смерть бандиты. Уж не он ли выпустил в нас ракету?
     А еще вампир. Неужели Костя? Неужели он всетаки выжил?
     И в довершение всего защитные амулеты на бандитах, позволившие им выиграть время. Вампиры не способны создавать амулеты. Это работа мага, чародея или ведьмы!
     Так с кем же мы столкнулись? Кто ломится в Сумрак за наследством Мерлина?
     И способен ли он погрузиться до седьмого слоя…
     Портал закончился, как всегда, неожиданно. Белое свечение сжалось в рамку, я шагнул в нее — и тут же меня схватили за плечо, резко дернули влево и вниз, уложили под прикрытием импровизированной баррикады — несколько опрокинутых столов.
     Вовремя. Над головой пропела пуля.
     Я был в «Подземельях Шотландии». В одной из первых комнат.
     Рядом прятался за баррикадой Лермонт, а меня уложил на пол темнокожий Иной первого уровня. Судя по количеству заклинаний, «подвешенных» у него на пальцах, это был боевой маг.
     Снова грянул выстрел. Стреляли из открытой двери, ведущей в следующую комнату.
     — Фома, что случилось? — Я непонимающе посмотрел на него. — Почему мы лежим? Надо ставить Щит…
     Лермонт даже не шевельнулся, но у двери, закупоривая ее, возник барьер. Я не успел удивиться глупости шотландского мага и порадоваться своей проницательности — снова ударил выстрел, и пуля просвистела над нами. Барьер ее не удержал.
     
     — Прошу прощения, погорячился… — пробормотал я. — А сквозь Сумрак?
     — Та же беда, что и с ракетой, — пояснил Лермонт. — Пули зачарованы до второго слоя.
     — Пошли через третий!
     — На третьем — барьер! — напомнил Лермонт. Я пристыженно замолчал.
     Темнокожий маг привстал и метнул в коридор несколько заклинаний. Я успел заметить Опиум, Фриз и Буку. В ответ опять выстрелили. Все с тем же четким, механическим ритмом…
     — Лермонт, это автомат! — быстро сказал я. — Лермонт, это такой же автомат, что в меня стрелял!
     — И что с того? От легких заклятий он защищен. Предлагаешь палить файерболами, устроить пожар и обрушить на нас мост?
     Нет, ТомасРифмач не паниковал, не впал в отчаяние. Он явно пытался чтото придумать. И, наверное, у него был какойто план. Вот только я медлить не хотел…
     Из портала, попрежнему висящего в воздухе, шагнул Семен. Тут же присел и на корточках шагнул к баррикаде. Да… опыт порой важнее Силы…
     Гдето далеко, за стенами и дверями, раздался крик. Душераздирающий человеческий крик, оборвавшийся на высокой ноте.
     …А ярость порой важнее опыта.
     Я скользнул в Сумрак.
     Первый слой. Декорации будто обрели реальность. Стены из гипсокартона и пластика стали каменными, под ногами зашуршали какието сухие стебли. Наверное, в Сумраке помещения выстроила человеческая фантазия — слишком много людей прошло здесь, искренне принимая правила игры, заставляя себя поверить в подземелья.
     В подземелья и драконов.
     Маленький дракончик с топорщащейся красной чешуей стоял в каменной арке, загораживая мне проход. Дракончик был ростом мне по плечо, он опирался на две лапы и длинный, свернутый штопором хвост. Перепончатые крылья нервно хлопали по спине. Блестящие фасеточные глаза уставились на меня, пасть открылась — и выплюнула сгусток пламени.
     Вот каков ты в Сумраке, «Стрелок И»…
     Я отпрыгнул к стене, бросая в дракончика файербол. Совсем маленький, чтобы не вызвать никаких потрясений в реальном мире.
     А сам ушел на второй слой.
     Подземелье не изменилось. Зато дракончик здесь был черным и немного повыше. Глаза у него округлились и потемнели, а еще появились растопыренные уши. Чешуя превратилась то ли в жесткую шерсть, то ли в прижатые к телу хитиновые иглы. Пасть вытянулась вперед. Крылья превратились в маленькие подрагивающие лапки. Я подумал, что так бы выглядел гибрид Чебурашки и крокодила Гены.
     Пасть раскрылась, в мою сторону ударил сноп синих искр.
     Увертываясь, я продвинулся еще на несколько шагов. И, снова позабыв про барьер, шагнул на третий слой Сумрака.
     Вначале мне показалось, что я наткнулся на стену — гибкую, упругую, но непроницаемую стену. Но это было лишь секундное ощущение.
     Миг — и я оказался на третьем слое.
     И сразу же понял, как это соотносится с предсмертным человеческим криком.
     Ктото вновь открыл барьер. Открыл чьейто живой кровью.
     
     Но зато дракончика тут не было…
     Я побежал по коридору, не заботясь о том, чтобы уничтожить роботастрелка. Лермонт справится и сам. Никуда не денется. Мне важнее схватить убийцу. Кто бы он ни был — вампир, маг, чародей. Незнакомый — или бывший приятель…
     Видимо, это было центральное место «Подземелий». Средоточие Силы, центр воронки, замочная скважина. Та же самая «Кровавая река» — только здесь она выглядела канавой, заполненной пузырящейся, густой как смола черной жижей. Сверкающий черный стол. И на нем неподвижное тело в запятнанном кровью белом халате.
     Похоже, на этот раз с жизнью расстался один из вольнонаемных людей, состоящих на службе в Ночном Дозоре Эдинбурга. Один из патологоанатомов или иных экспертов, работающих на Лермонта.
     Неужели Лермонт не оставил в «Подземельях» надежную охрану? Не устроил засаду для налетчиков? Бросил доверившихся ему людей на произвол судьбы?
     Один лишь взгляд на реальный мир сказал мне все.
     Оставил. Устроил.
     Но недооценил силу врага.
     В комнате я насчитал шесть трупов. Из них трое были чужаками — в полувоенном обмундировании, не принадлежащем ничьей армии, с автоматами — и обоймы автоматов тускло мерцали наложенными на пули чарами. Один — Светлый маг первого уровня. Мертвый, разорванный почти напополам выпущенными в упор автоматными очередями. Неизрасходованная Сила медленно истекала из мага туманным белым свечением. Еще двое застреленных были люди — наемные сотрудники Ночного Дозора. Не спасшие их защитные амулеты огоньками пылали у них на груди. Они тоже умерли с оружием в руках — мертвые руки все еще сжимали пистолеты.
     Сколько же их было, нападавших? И сколько ушли ниже третьего слоя?
     Я не успел додумать — сквозь Сумрак мелькнула быстрая серая тень, погружаясь с первого слоя ко мне, на третий. И передо мной оказался Брюс.
     Мастер вампиров выглядел неважно. Грудь его была изорвана пулями. Он тяжело дышал, во рту сверкали клыки.
     — Ага! — воскликнул я с таким восторгом, что Брюс сразу все понял.
     — Стой, Светлый! — завопил он. — Я на вашей стороне! Я пришел по просьбе Лермонта!
     — И кто же в тебя стрелял?
     — Робот в коридоре!
     Я прищурился, прослеживая «вампирью дорожку». Да, отпечатки ног нежити шли через коридор, от входа в «Подземелья». Кровавую баню устроил не он.
     Вот на кого рассчитывал Лермонт, чтобы преодолеть автоматического стрелка. Мертвого трудно убить даже заговоренными пулями.
     — Кто он? — Я не уточнял свой вопрос, но Брюс понял.
     — Не знаю! Не наш! Чужак! С ним было два десятка людей, но все уже мертвы. И охранники Лермонта мертвы!
     — Идем за ним! — приказал я.
     Брюс заколебался. Бросил взгляд на истекающее кровью тело — в отличие от остальных убитых этот человек погиб совсем недавно и труп его присутствовал на всех слоях Сумрака сразу. Смерть — очень сильная магия…
     — Даже не думай, — предупредил я.
     
     — Ему уже ни к чему, — пробормотал Брюс. — Ему ни к чему, а мне еще драться невесть с кем!
     Это было гнусно, и это было правдой. Но отдать мертвого сотрудника на корм вампиру…
     — Если выпьешь кровь, то барьер возникнет снова, — нашел я аргумент в свою пользу. — Пошли. Потерпишь.
     Брюс скривился, но спорить не стал. Низко наклонил голову, будто собрался бодаться с препятствием, и ушел на четвертый слой.
     Я скользнул следом.
     Брюс стоял, держась за грудь. Его трясло. В глазах был откровенный страх. Кроме Брюса, тут никого не было. Никого и ничего — подземелья исчезли. Лишь песок, серый и цветной одновременно, лишь разбросанные там и тут черные валуны… И розоватобелое небо без солнца.
     — Антон… я не могу ниже.
     — Ты бывал на пятом?
     — Нет!
     — Я тоже нет. Идем!
     — Я не смогу! — завопил вампир. — Мать твою, ты что, не видишь, я же умираю!
     — Ты давно уже мертв!
     Брюс замотал головой так яростно, словно хотел отвинтить ее от шеи.
     Если бы у меня была хоть капля сомнения в том, что он притворяется, я бы его заставил. Заставил или упокоил навечно.
     Но выход на четвертый слой явно лишил его последних сил.
     — Иди за Лермонтом! — велел я.
     С явным облегчением Брюс рванулся обратно. Так рвется из смертельных глубин задыхающийся ныряльщик.
     А я стал искать на песке свою тень.
     Она есть. Я не могу не отбрасывать тени. Я ее обязательно найду.
     Иначе случится чтото страшное.
     К примеру — восстанет из мертвых Мерлин. И на помощь Ночному Дозору Эдинбурга, уже понесшему тяжелые потери, придет зеркальный маг. Тот, кто вопреки всему сохранит равновесие.
     Фокусник Егор.
     И это будет ослепительный миг его славы — прежде чем он сгинет, растворится в Сумраке, будет выброшен в ничто безжалостной волей изначальных Сил.
     Нам же не привыкать использовать людей?
     Я зарычал, делая шаг вперед. Эту тень надо искать не на песке. Эта тень — во мне самом.
     Меня хлестнуло ледяным ветром — и я вывалился на пятый слой Сумрака.
     Лицом в зеленую траву.
     Дул порывистый холодный ветер. Солнечный свет сочился сквозь плывущие по небу фиолетовые облака — тяжелые, будто снежные. Холмистая равнина, поросшая колючей высокой травой, тянулась до горизонта. Гдето вдали грохотал гром и били молнии — били наоборот, из земли в небо, в фиолетовые тучи.
     Я поднялся, сглотнул — у меня заложило уши. Обычное давящее ощущение Сумрака, наползающая слабость, желание побыстрее выйти в реальный мир исчезли. Пятый слой оказался энергетически сбалансирован. Когда глаза привыкли и я присмотрелся, то стало понятно, что краски вокруг всетаки не совсем живые. Трава зеленая — но бледная. Облака скорее сизые, чем фиолетовые. Даже молнии какието притушенные, не обжигающие сетчатку глаза.
     Но всетаки… Здесь, похоже, можно жить.
     Я огляделся. И в примятой траве увидел Стража.
     Это был голем — существо, сотворенное из глины и оживленное магией. Штука редкая, давнымдавно никем не производимая. Средневековый робот, которого порой пытались приспособить к труду, но чаще создавали для охраны.
     Вот только классический голем походил на глиняного человека и оживлялся посредством рун, вложенных в специальное отверстие (тут чувство юмора у магов обычно падало ниже плинтуса).
     А этот голем был змеей. Чтото вроде глиняной анаконды длиной метров десять, толщиной с торс взрослого человека, причем хищно оскалившиеся головы были с обеих сторон змеи. Шкура — красноватосерая, будто плохо обожженный кирпич. Глаза голема были открыты… и вот глаза меня испугали больше всего. Они были совсем как человеческие.
     Впрочем, почему «совсем как»? Если голема делал Мерлин…
     Ровно посередине туловище змеи утончалось, в нем была небольшая, с ладонь, выемка. И вот в этой выемке лежал серый квадратный камень с полустертыми кельтскими письменами.
     Да, странный голем. Руна его не оживляла, а убивала.
     Или скорее обездвиживала — судя по злобному блеску в глазах.
     Я еще раз огляделся. Кроме меня и неподвижного голема — никого. Грабитель могил ушел глубже.
     Нука!
     Вызвав из памяти боевые заклинания, все самое мощное, что мне довелось узнать и на что хватало сил, я подвесил их на быстрое применение. Надо быть готовым в любую секунду вступить в бой. Конечно, если смогу пройти глубже…
     — Подожди, Антон!
     Из воздуха материализовались трое — Лермонт, Семен и незнакомый мне негр. Причем и Семена, и негра Лермонт буквально вытащил вслед за собой, держа под руки. Силен, ох силен…
     — Красота какая! — Семен с восторгом огляделся. — Ух… так вот куда…
     Он замолчал, увидев голема. Подошел к нему, осторожно пнул. Покачал головой.
     — У… зверюгато какая… Ты завалил, Антон?
     — Боюсь, ее так просто не завалишь. — Я показал на Руну. Повернулся к Фоме: — Двигаемся дальше, господин Лермонт?
     — Сможешь?
     — Попробую.
     Лермонт с сомнением покачал головой. Покосился на своего подчиненного, сказал:
     — Ты не пройдешь. Я тащил вас изза… этой твари. Но дальше вам хода нет. Ждите сколько сможете и уходите.
     Он глубоко вдохнул — и растворился в воздухе.
     Я шагнул вперед.
     Ничего.
     Еще один шаг. Еще и еще.
     — Не выходит? — с сочувствием спросил Семен.
     Что ж такое, я ведь на пятый слой пробился, тут совсем спокойно, а я не могу погрузиться глубже!
     Шаг. Еще шаг. Где моя тень?
     — Антон… — Семен потряс меня за плечо. — Антон, остановись. Ты тратишь силы впустую.
     — Я пройду, — прошептал я. — Мне надо…
     — Ничего тебе не надо. Лермонт опытнее. Он сам все сделает.
     Я замотал головой. Попытался расслабиться. Сюда я вошел на ярости… может быть, дальше пройду на спокойствии? Передо мной всего лишь водораздел. Тонкая пленка поверхностного натяжения между мирами, граница, за которой, как оказывается, жизненная Сила начинает нарастать. Первый слой практически мертв, высушен, бесплоден. Второй — чуть живее. Третий, четвертый — уже начинают напоминать наш мир. Пятый… пятый почти пригоден для жизни. Здесь уже есть краски, здесь холодно, но не настолько, чтобы замерзнуть, здесь растет трава, идут дожди, бушуют странные грозы. Что будет на шестом? Мне надо понять, куда я ломлюсь. В мир, дышащий льдом, умирающий и вымороченный? Где будет трудно дышать, тяжело ходить и трудно разговаривать?
     Нет. Шестой слой будет другим. Еще ярче, чем пятый. Еще живее. Еще ближе к настоящему миру.
     Я кивнул своим мыслям.
     И шагнул из пятого слоя в шестой.
     Здесь была ночь. Может быть, не летняя, но теплая. В небе над головой я не увидел ни единой звезды, но зато там была Луна. Не пояс серой пыли в небе, как на первом слое. Не три крошечные цветные луны, что светят на втором. Самая обычная, привычная человеческому взгляду Луна.
     Но ни одной звезды. Звезды — не для Иных.
     Под белым прожектором Луны мир казался совсем реальным. Деревья — настоящие, живые, с шелестящими на ветру листьями. Пахнет травой и гарью… я вдруг понял, что впервые ощутил запах в Сумраке. Наверное, если пожевать травинку, то и горький вкус сока почувствую…
     Гарь?
     Я обернулся — и увидел Лермонта. Но уже не в облике плотного пожилого господина, а в его сумеречном воплощении.
     ТомасРифмач стал белокурым великаном ростом под три метра. Его кожа излучала неяркий молочный свет. Он выхватывал из воздуха сгустки белого и синего огня, смешивал их в исполинских ладонях, будто лепил снежки, бросал кудато вдаль. Я проследил траекторию — шипящие клубки пламени неслись над равниной, сметая по пути редкие деревья, — и гасли в темном, удаляющемся облаке. Горящие деревья отмечали промахи.
     — Фома! — крикнул я. — Я пришел!
     Великан смешал в руках совсем уж огромный шар. Крякнул — и метнул вслед темному облаку. Развернулся.
     У него было удивительное лицо. Одновременно древнее и свежее, доброе и жесткое, красивое и пугающее.
     — Юный маг прошел барьеры, — прогрохотал Томас. — Юный маг спешил на помощь…
     Он был сейчас немножко не в себе — как все Иные, которые в горячке боя принимают глубинное, сумеречное воплощение.
     Томас в несколько шагов преодолел разделяющее нас пространство. Мне показалось, что даже земля вздрогнула от его шагов.
     — Они не справились, мой друг… — Древний бард опустил на мое плечо огромную, как лопата, ладонь. — Они дошли лишь до шестого слоя. Томас их прогнал, да. Томас их прогнал, будто трусливых шавок.
     Лермонт склонил ко мне лицо и доверительно прошептал:
     — Но только лишь потому, что враги не приняли боя. Они провели тут достаточно времени, чтобы понять — им не выйти на седьмой слой Сумрака.
     — Сколько их было, Томас?
     — Трое, друг мой. Трое. Правильное число.
     — Ты их разглядел?
     — Чутьчуть. — Томас покачал головой. — Ауру здесь не прочесть, но Томас чутьчуть сумел. Темный Иной — нежитьвампир. Светлый Иной — чародейцелитель. ИнквизиторИной — боевой маг. Трое собрались за наследством Мерлина. Трое почти прошли. Трое Высших. Но даже Высшим не пройти на седьмой слой Сумрака.
     — Темный, Светлый и Инквизитор? — изумился я. — Вместе?
     — Наследство Мерлина манит всех. Даже Светлых. Как ты думаешь, юный маг, почему Томас хотел сохранить твой приезд в тайне от своего Дозора?
     — Все мужчины? — спросил я.
     — Все мужчины. Все женщины. Откуда Томасу знать? Томас их не щупал. Томас чутьчуть посмотрел ауру…
     — Томас, надо уходить. — Я заглянул в глаза великана. — Томас, пора назад. Пора домой.
     — Почему? — удивился великан. — Здесь хорошо, юный маг. Здесь можно жить. Волшебная земля, царство фей и волшебников… Томас может поселиться здесь, Томас может найти свой приют…
     — Томас Лермонт, ты глава Ночного Дозора! Вся Шотландия под твоей охраной! Ведьмы, вампиры, вурдалаки… ты же не дашь им бесчинствовать?
     Томас молчал, и на мгновение мне показалось, что он откажется. Что он всетаки нашел свое царство фей, куда, по преданию, ушел еще четыреста лет назад.
     Конечно, Темные не станут бесчинствовать. Помощь придет — из Англии, из Ирландии, из Уэльса. Найдутся и в Европе, и в Америке Светлые, кто поможет осиротевшему шотландскому Дозору.
     Но не станет ли исчезновение Лермонта той каплей, что превратит Егора в зеркального мага?
     — Пойдем, мой юный друг, — сказал Лермонт. — Ты прав, ты прав, а я спешу… еще не время… Но послушай, молодой маг! Послушай, как звенит тишина, как поют цикады в траве, как ночные птицы крылами бьют воздух…
     То ли он заставил меня услышать, то ли это все было взаправду, но я услышал сквозь шумное дыхание великана и тишину, и звуки.
     — Гляди, как жарко пылает огонь, как серебристые листья ловят лунный свет, как темна трава под ногами… — шептал Лермонт. — Здесь можно жить…
     Я увидел.
     — Мало кто из Иных при жизни побывал здесь… — Лермонт вздохнул. — Мы приходим сюда только после смерти, понимаешь? Приходим уже навсегда…
     У меня по спине пробежали мурашки. Я вспомнил погибших в нашем Дозоре. Игоря, Тигренка, Андрея…
     — Ты знал? Ты знал это раньше?
     — Все Высшие, кто смог пройти на пятый слой, знают. — Голос Томаса был печален. — Но это слишком опасное знание, юный маг.
     — Почему?
     — Не стоит знать, что ждет тебя после смерти. Томас знает — и ему тяжело. Томасу хочется сюда. Подальше от людей, жестоких и жадных. Подальше от человеческого зла и человеческого добра. Так сладко… жить в мире Иных…
     — Жить?
     — Жить, юный маг… Здесь даже вампирам не нужна кровь. Здесь все другое, все иначе. Все так, как должно быть. Тут настоящий мир… на пятом, шестом и самом великом — седьмом слое. Тут возносятся к небу башни мудрецов, изучающих мироздание; кипят жизнью города, полные Света и Тьмы; бродят в девственных лесах единороги и охраняют свои горные пещеры драконы. Сюда мы придем… я — раньше, ты — позже… и друзья выйдут нам навстречу. Я тоже рад буду встретить тебя, юный маг…
     Великанская рука обняла меня за плечи, будто ребенка. Фома глубоко и тяжело вздохнул. И продолжил:
     — Но не время. Еще не время. Если бы я сумел пройти на седьмой слой… я бы не вернулся. Но здесь моей Силы не хватит. И твоей не хватит, юный маг.
     — Я пока не спешу, — пробормотал я. — У меня…
     Что у меня? Жена и дочь? Они Иные. Высшие Иные. Мы можем уйти все вместе. В города из Света и Тьмы… где счастливы вместе Алиса и Игорь, где никто не вспоминает о глупых людишках…
     Я вздрогнул. Мне показалось, или я тоже стал выше? Или это уменьшается Лермонт?
     — Фома, уходим!
     — Подожди. Посмотри на это!
     Над нашими головами заплясал белый огонек. Фома вытянул ручищу, указывая на плиту из прозрачного красного камня, прячущуюся в траве под ногами. Это что ж такое, рубин размером с большой поднос?
     Я присел. Провел рукой по гладкой поверхности. Посмотрел на черточки кельтских букв.
     — Что тут написано, Фома?
     — Это писал Мерлин. — В голосе Лермонта появилась задумчивость. — Это писал Мерлин, это сразу и замочная скважина, и последний ключ. На коэлбрене тут написано… — Он помолчал. — Если говорить высоким слогом, то…
     — Любым говори! — почти физически чувствуя, как уходит время, воскликнул я.
     
   Венец Всего здесь скрыт. Всего лишь шаг остался.
   Но он — наследие для сильных или умных, —
     
     какимто чужим, более тонким и напевным голосом произнес Фома. И при первых же звуках его голоса вырезанные в камне буквы принялись светиться, будто под камнем зажгли мощную лампу. Одна за другой буквы превращались в тонкие столбцы света, бьющие в небо.
     
   Получишь все и ничего, когда достать его сумеешь.
   Иди вперед, коль ты силен, как я;
   иди назад, коль ты, как я, умен.
   Начало и конец, глава и хвост, все слито воедино
   В Венце Всего. Так жизнь и смерть неразделимы.
     
     Последняя буква вспыхнула белым одновременно с последним словом Лермонта.
     — Ненавижу караоке, — сказал я. — Что все это значит?
     — Томас знает не больше тебя, юный маг. — Великан сгреб меня в охапку. — А теперь — уходим!
     Я полагал, что Лермонт хочет шагнуть сразу в реальность. Но нет, он вначале вышел на пятый слой, махнул рукой Семену и негру:
     — Уходите!
     Долго упрашивать их не пришлось. А Лермонт подмигнул мне, наклонился над големом — и вырвал из тела змеи Руну Мерлина.
     Глаза твари полыхнули яростью. Туловище петлями взвилось в воздух, две пасти синхронно открылись.
     Но мы уже были вне досягаемости Стража. В обычном, человеческом мире. В комнате, полной мертвых тел.
     Пожилой толстенький Лермонт отпустил меня и рухнул на пол. Его лицо покрывал пот, даже на топорщащихся усах повисли капли.
     Вокруг уже шла привычная суета — Светлые Иные снимали следы ауры, изучали тела, брали кусочки плоти и капли крови для анализов. На меня и появившегося следом Семена сразу же уставились настороженные взгляды, по телу заелозили щупы заклинаний. Обнаружив в нас Светлых, да еще и высокого ранга, дозорные сконфуженно отдернули заклинания.
     Чуть в сторонке я увидел и Брюса. Мастер вампиров уже не выглядел ходячим трупом, на щеках даже заиграл румянец. Он сидел в углу, на корточках, и пил чтото из стакана. Я не стал всматриваться, что именно.
     — Во дела! — сказал Семен, крутя головой. Вид у него был совершенно счастливый. — И не думал не гадал, что на пятом слое побываю, будто Великий Гесер или ТомасРифмач. Ох… теперь и помирать не страшно…
     Он подмигнул мне.
     — Рот зашью, — с очень знакомыми интонациями произнес Лермонт. — Пятый уровень Сумрака — не тема для сплетен.
     — Ага, — быстро согласился Семен. — Это я так, по глупости своей балаболю…
     — Фома… — Я протянул руку, помогая магу подняться. — Спасибо… что вернулись. И за то, что показали, — спасибо.
     — Идем. — Фома быстро вышел в соседнюю комнату, к «причалу», где на темной воде колыхалась железная лодка. Я — за ним. Лермонт навесил над нами Зонтик Тишины — шум сразу стих. — Ты хочешь чтото спросить?
     — Да. Кто они?
     — Не знаю. — Фома достал платок, утер пот с лица. — До наследства Мерлина пытались добраться уже несколько раз. Но не уверен, что именно эти Иные… последняя попытка была больше века назад. И уж тем более никто раньше так широко не привлекал людей… Все очень серьезно, Антон. Но нам повезло — Мерлин третьим ключом озадачил всех.
     — Что значит тот стих?
     — Загадка. В ту пору очень любили загадки, Антон. Считалось хорошим тоном дать противнику возможность победить себя. Призрачную, но всетаки возможность.
     — Одно понятно: кроме как ломиться на седьмой слой в лоб, есть еще и обходной путь, — сказал я.
     — Похоже на то. Но я не знаю, что тебе сказать. Да и знал бы — не сказал.
     — Будешь хранить тайник Мерлина до конца времен?
     — Пока смогу. — Лермонт покрутил в руках Руну Мерлина. Вздохнул: — По крайней мере Страж снова охраняет пятый слой. И врагу на этот раз придется снова ее добыть.
     — Уничтожь ее, Фома!
     Он покачал головой:
     — Простых решений не существует, Антон. Если уничтожить Руну, Страж тоже исчезнет. Я спрячу ее понадежнее. Тебе не надо знать как. И… спасибо за помощь…
     — Это называется «проваливай»? — Я улыбнулся.
     — Это называется «спасибо за помощь». Чем больше здесь будет посторонних, тем больше шума поднимется вокруг случившегося. Я благодарен и тебе, и Семену. Билеты вам привезут в гостиницу.
     — Ясненько. Спасибо и вам, Фома. — Я поклонился. — Свет с вами!
     — Подожди, — мягко сказал Томас. Подошел и неожиданно обнял меня. — Я говорю «спасибо тебе!». Не обижайся. У нас сейчас будет много проблем и много гостей из Инквизиции. Неужели ты хочешь застрять здесь на месяц?
     — Охраняй Венец, Фома, — сказал я после паузы.
     — Думай над тем, что увидел, Антон. Я уверен, что в случившемся замешан ктото из твоих земляков. Иди к тайне со своей стороны — и мы еще встретимся.
     — Найду, кто из наших, — ноги оторву и в уши вставлю, — пообещал я. — До свидания, ТомасРифмач!
     И уже отойдя к дверям, добавил:
     — Да, мы привыкли летать первым классом!
     — Скажите спасибо, если багажом не отправлю, — в тон мне ответил Фома. И тут же, развернувшись, пошел назад, к своим сотрудникам.
     
ЭПИЛОГ
     
     — И впрямь — плохая это примета, другу в бою сказать, что еще встретимся, — мрачно изрек Семен. — У него даже минутки нет ко мне выбраться. А мы, словно дурни какие, назад полетим. Хоть бы недельку… съездили бы на озера, рыбку половили…
     — Семен, нагрянет Инквизиция — застрянем тут на месяц.
     — А что, плохо?
     — Я человек семейный.
     — Ох, верно… — Семен вздохнул. — Дочурка маленькая… она у тебя уже ходит?
     — Семен, ну хватит придуриваться!
     Мы остановились перед входом в гостиницу. Семен ухмыльнулся, потер переносицу.
     — Эх… сколько у нас временито?
     — Часов пятьшесть. Если будут билеты на вечерний рейс.
     — Зайду я сейчас в лавку, сувенирчиков прикуплю. Тебе взять?
     
     — А что именно?
     — Как что? Виски да шарфы. Мужикам виски, бабам шарфы. Я обычно по пять штук того и другого беру.
     — Валяй. — Я махнул рукой. — Только мне еще детский шарф, если увидишь. Веселенький какойнибудь.
     — Обязательно.
     Я вошел в вестибюль. Портье за стойкой не было, зато лежал конверт с крупной надписью «Anton Gorodetsky». В конверте обнаружились три билета в первый класс — на меня, Семена и Галю Добронравову. Фома мало того что работал с невероятной оперативностью, он еще и не забыл про девочкуоборотня.
     На четвертом этаже я постучал в дверь темного люкса. Никакой реакции. Я прислушался — гдето за дверью шумела вода. Достав билет Гали из конверта, я подсунул его под дверь.
     Отыскал в карманах ключ и вошел в свой номер.
     — Медленномедленноподойдиккреслуисядьвнего, — сказал рыжеволосый парень, который в «Подземельях Шотландии» представился мне Жаном.
     Позицию он занял великолепную. У окна, в которое бил слепящий солнечный свет. Моя тень была гдето сзади — не нырнешь.
     — Медленноипечальнодвигайсяккреслу, — протараторил парень.
     Он был ускорен, его обволакивало зеленое свечение, исходящее из амулета на руке: с виду обычная фенечка из бусинок, которые плетут хиппи. Сейчас его рефлексы во много раз превосходят человеческие. А учитывая автомат «Узи», магазин которого тоже пылал красным от зачарованных пуль, возражать было неумно.
     — Говори разборчивее, — попросил я, проходя и садясь в кресло. — Раз ты не убил меня сразу, значит, есть о чем поговорить.
     — Ошибаешьсяволшебник, — сказал парень, и я отметил это смешное, детское «волшебник». — Мневелелитебяубить. Нояхочукоеочемтебяспросить.
     — Спрашивай.
     Мне нужна тень. Мне нужно повернуть голову, увидеть свою тень и нырнуть в Сумрак. Там я буду быстрее его.
     — Головойневерти! Посмотришьнатеньстреляюсразу. Скольковас?
     — Чего?
     — Сколькотакихтварейкактыходитпоземле?
     — Ну… — Я задумался. — Ты имеешь в виду Светлых или Темных?
     — Всеравно!
     — Прииимееернооо каааждыыый дееесяяятииитыыысяяячныыый, — протянул я. Не из вредности, а пытаясь убедить парня, что он слишком уж ускорился. Впрочем, может ли он регулировать действие чар?
     — Сукиненавижу, — сказал парень. — Тебевеленосказатьчтотыпредалдругаизаслуживаешьсмерти…
     В дверь постучали. Взгляд парня метнулся к двери. Снова вернулся ко мне. Одним движением он сорвал со стола скатерть, набросил на автомат, попрежнему нацеленный в меня. Велел:
     — Ответь!
     — Кто там? Открыто! — крикнул я.
     Если это Семен — у нас появятся шансы.
     Дверь открылась, и вошла Галя. Но в таком виде, что у меня дыхание перехватило. Коротенькая черная юбочка, почти прозрачный розовый топик — Лолита нервно курит в углу.
     Остолбенел и Жан.
     — Привет. — Девочка чтото жевала. Сосредоточилась — и выдула здоровенный пузырь жвачки. Пузырь лопнул, заставив Жана вздрогнуть. Я испугался, что сейчасто он и начнет палить, но пронесло. — А ты кто?
     Она уставилась на Жана таким взглядом, что убийца стал заливаться краской. И ухитрился протараторить и промямлить одновременно:
     — Явгостизашел.
     — Ну, друзьям Энтони — скидка. — Галя подмигнула парню. Подошла ко мне, покачивая бедрами. Сказала: — Я у тебя трусики забыла, не находил?
     Я только и смог, что покачать головой.
     — А, фиг с ними, — решила Галя. И стала медленно наклоняться, тянуться губами к моим губам, предоставив Жану возможность уставиться… даже не буду думать, на что именно!
     Но он уставился.
     — Готовься, — прошептала Галя. Глаза девочки были серьезными, тревожными. Но она всетаки коснулась моих губ — и в глазах заплясали озорные искорки…
     За мгновение до того, как она перекинулась в волчицу. Грубо, страшно, разбрызгивая капли крови и лоскутья кожи, не тратя время на полноценный морфинг. Перекинулась — и черной всклокоченной тенью прыгнула на убийцу.
     Он начал стрелять в тот самый миг, когда я метнул одно за другим два Тройных Лезвия.
     Первое отсекло ему руку с автоматом и выгрызло кусок тела. Куда попало второе, я понял не сразу. Вскочил, прыгнул к корчащейся на полу волчице. Ее тело приняло все пули, предназначенные мне. Не так уж много — пять или шесть пуль. Если бы только они не были заговоренными…
     Жан стоял, покачиваясь. Смотрел на меня безумными глазами.
     — Кто тебя послал? — закричал я, ударяя его Доминантой, заклинанием абсолютного подчинения.
     Жан вздрогнул, попытался открыть рот — и его голова разлетелась на три части. Мой второй заряд попал в голову.
     Тело покачнулось и рухнуло на пол рядом с девочкойволком. Из артерий, пульсируя, била кровь.
     Если бы она была вампиром, а не оборотнем…
     Я наклонился над ней — и увидел, что девочка перекидывается обратно в человека.
     — Не смей! Умрешь!
     — Все равно умру, — отчетливо произнесла она. — Не хочу… зверем…
     — Ты не…
     В голосе ее на миг прорезалась ирония.
     — Глупый… Светлый…
     Я встал. Мои руки были в крови. Под ногами хлюпала кровь. Обезглавленное тело убийцы конвульсивно вздрагивало.
     — Что тут… — Семен застыл в дверях. Провел ладонью по лицу. Выругался.
     В другой руке у него было два пакета. Один с бутылками. Второй, наверное, с шарфиками.
     — Тут? Тут уже ничего. — Глядя на мертвую девочку, сказал я. — Уже все.
     
     Магнитик для Завулона я купил в аэропорту Эдинбурга, пока Лермонт и Семен переоформляли билеты. Нам теперь требовалось всего два места в салоне самолета и билет на ненормативный груз — длинный деревянный ящик с наложенными на него чарами. Одно заклинание предохраняло содержимое от разложения. Второе убеждало таможенников, что проверять этот ящик нет никакой необходимости — в нем перевозят безобидные лыжи.
     Магнитик был банальный, но красивый: фигурка шотландца в килте и с волынкой. Я спрятал его в карман, потом постоял перед стойкой с открытками. Выбрал одну, с королевским замком, заложил ее в путеводитель по Великобритании. Пока у меня не было никаких оснований отправлять ее девочке Лере. Но я очень надеялся, что рано или поздно смогу выполнить данное подруге Виктора обещание.
     Семен был непривычно тих. Не вспоминал, как выглядели самолеты на заре авиастроения, не балагурил. Мы прошли пограничников и таможенников, заняли свои места в салоне. Семен достал фляжку виски, вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул. Мы сделали по глотку прямо из горлышка, заслужив неодобрительный взгляд стюардессы. Она немедленно удалилась в свой закуток, вернулась со стаканчиками и несколькими бутылочками, молча вручила их Семену.
     — Не жалей, — негромко сказал Семен. — Темные всегда останутся Темными. Она бы выросла и стала чудовищем. Скорее всего.
     Я кивнул. Конечно же, он прав. Это должен понять даже такой глупый Светлый, как я…
     Откинувшись в кресле, я закрыл глаза. Подумал, что забыл даже проверить вероятности — не грозит ли самолету катастрофа. А… какая разница. Люди летают, не думая о плохом. Попробую так и я…
     — Посмотрел я реальности, — сказал Семен. — Вылетаем на десять минут позже, но прилетаем вовремя. Ветер попутный, повезло, да?
     Я надел одноразовые наушники из пластикового пакета, воткнул штекер в розетку, прячущуюся в подлокотнике. Пощелкал клавишами, выбирая канал. Остановился, услышав знакомую песню:
     
     
   Что подарено — не теряй,
   О потерянном не жалей.
   Этот парень у входа в рай
   Уже устал от слез и соплей.
   Но он видит нас насквозь,
   И он не станет нам петь псалмы.
   Он нам задаст лишь один вопрос —
   Были ли мы, любили ли мы…
   Были ли мы, любили ли мы…
   Были ли мы, любили ли мы…9
     
     
     
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОБЩИЙ ВРАГ
     
ПРОЛОГ
     
     Инспектор пожарной охраны ткнул пальцем в ароматическую палочку, тлеющую в курительнице.
     — Что это?
     — Опиум, — мечтательно ответила девушка.
     В бухгалтерии наступила тишина. На лице инспектора проступили красные пятна.
     — Я не шучу. Что это?
     
     — Палочка ароматическая, индийская. Опиум называется. — Девушка оглянулась на коллег, смущенно добавила: — Да это только название, вы не подумайте! Никакого опиума тут на самом деле нет!
     — У себя дома курите хоть опиум, хоть коноплю. — Инспектор демонстративно послюнил пальцы и затушил палочку. — А здесь… у вас же сплошные бумаги вокруг!
     — Я же смотрю, — возмутилась девушка. — И курительница специальная, видите? Пепел падает на керамическую подставку. Запах приятный, всем нравится…
     Она говорила успокоительно и мягко, таким тоном, каким взрослые общаются с маленьким ребенком. Инспектор хотел еще чтото сказать, но тут вмешалась пожилая женщина, сидящая отдельно, за самым большим столом, лицом к остальным бухгалтерам:
     — Верочка, ты уж меня извини, но инспектор совершенно прав. Тяжелый запах. Голова от него под вечер болит.
     — В Индии, наверное, всегда окна нараспашку, — вступила в разговор третья женщина. — Вот и жгут свои ароматы. Там и антисанитария жуткая, выгребные ямы рядом, гниет все очень быстро, климат такой. Надо забивать вонь. А у насто зачем?
     Четвертая девушка, ровесница Веры, хихикнула и уткнулась в экран компьютера.
     — Ну… так вы бы сказали! — воскликнула Вера. В голосе послышались слезы. — Что ж вы не говорили?
     — Обижать не хотели, — сказала самая пожилая.
     Вера вскочила и, прижимая ладони к лицу, выскочила в коридор. Процокали по паркету каблучки, хлопнула вдали дверь туалетной комнаты.
     — Надо было ей это сказать рано или поздно, — со вздохом произнесла пожилая женщина. — Сил уж нет эти свечки нюхать. То у нее опиум, то жасмин, то корица…
     — Помните стручковый перец и кардамон? — воскликнула молодая. — Вот был ужас!
     — А ты подругу не высмеивай. Сходи лучше за Верой, уж слишком сильно она расстроилась…
     Молодая с готовностью встала и вышла из бухгалтерии.
     Инспектор обвел женщин безумным взглядом. Потом посмотрел на своего спутника — молодого, упитанного мужчину в футболке и джинсах. Рядом с одетым в форму инспектором он выглядел совсем несолидно.
     — Сумасшедший дом, — твердо сказал инспектор. — Повсюду нарушения правил противопожарной безопасности. Как вас еще не закрыли?
     — Сам удивляюсь, — согласился мужчина. — Иду порой на работу и думаю: а вдруг все? Вдруг закончился этот бардак? Работать станем согласно КЗОТу, ничего не нарушая…
     — Покажите мне пожарный щит второго этажа, — прервал его инспектор, заглядывая в план.
     — С удовольствием. — Мужчина распахнул перед инспектором дверь. Подмигнул оставшимся в кабинете женщинам.
     У щита негодование инспектора несколько стихло. Щит был красивый, новенький, аккуратный, выкрашенный в красный цвет. Два огнетушителя, ведро с песком, пустое ведро конической формы, лопата, багор и лом.
     — Нуну. Нунуну, — бурчал инспектор, заглядывая в ведро, проверяя даты зарядки огнетушителей. — Както даже старомодно. Не ожидал.
     — Стараемся, — сказал его провожатый. — Я когда в школе учился, у нас такой же висел.
     Инспектор развернул схему. На миг задумался.
     — Давайтека еще посмотрим… посмотрим ваших программистов.
     — А давайте! — оживился мужчина. — Это выше, идите за мной…
     Перед лестницей он посторонился, пропуская инспектора вперед. Обернулся, глядя на пожарный щит. Тот побледнел и растворился в воздухе. Чтото с тихим звуком упало на пол. Мужчина улыбнулся.
     После визита к программистам у инспектора снова появился повод для негодования. Программисты (две девушки и юноша) беззаботно курили на рабочем месте, провода от компьютеров вились жуткими клубками (инспектор даже залез под один стол и, кряхтя, проверил розетки на предмет заземления). Спустившись через четверть часа на первый этаж, инспектор вошел в кабинет со странной надписью «Дежурный стрелочник» и разложил на столе бумаги. Сопровождавший его молодой человек сел напротив и с улыбкой стал смотреть, как инспектор заполняет бланк протокола.
     — Что за глупая надпись у вас на дверях? — спросил инспектор, не отрываясь от работы.
     — «Дежурный стрелочник»? Ну, этот тот, на кого валятся все шишки. С проверкой кто придет, трубу прорвет канализационную, пиццу привезут или воду питьевую — всем приходится заниматься. Смесь диспетчера по зданию и завхоза. Должность скучная, дежурим по очереди.
     — Чем вообще вы тут занимаетесь?
     — Это входит в обязанности пожарной охраны? — Мужчина задумался. — Ну… мы охраняем Москву от порождений зла.
     — Шутите? — Инспектор тяжело посмотрел на «дежурного стрелочника».
     — Ничуть.
     В дверь без стука вошел немолодой, восточной наружности человек. При его появлении дежурный быстро встал.
     — Ну, что тут у нас? — спросил вошедший.
     — Одна закладка в бухгалтерии, одна в туалете, одна в пожарном щите на втором этаже, — с готовностью ответил дежурный. — Все в порядке, Борис Игнатьевич.
     Инспектор побледнел.
     — Лас, у нас нет пожарного щита на втором этаже, — заметил Борис Игнатьевич.
     — А я иллюзию навел, — похвастался Лас. — Очень достоверно получилось.
     Борис Игнатьевич кивнул. Сказал:
     — Хорошо. Только ты не заметил еще двух «жучков» у программистов. Я думаю, наш гость не впервые совмещает обязанности пожарного инспектора и шпиона… верно?
     — Что вы себе… — начал мужчина. И замолчал.
     — Тебе очень стыдно, что ты занимался промышленным шпионажем, — сказал Борис Игнатьевич. — Омерзительно! Ты же был честным человеком… когдато. Помнишь, ты ездил на БАМ? И не только за деньгами, тебе хотелось романтики, хотелось участвовать в чемто великом…
     По щекам инспектора потекли слезы. Он кивнул.
     — А помнишь, как тебя принимали в пионеры? — бодро спросил Лас. — Как ты стоял на линейке и думал о том, что отдашь все свои силы делу победы коммунизма? А вожатая повязывала тебе галстук, почти касаясь тугими сиськами…
     — Лас, — ледяным голосом произнес Борис Игнатьевич. — Я не устаю удивляться, как ты стал Светлым.
     — Я в тот день в хорошем настроении был, — признался Лас. — Мне приснился сон, будто я маленький и катаюсь на пони…
     — Лас! — повторил Борис Игнатьевич.
     Дежурный замолчал.
     В наступившей тишине послышались всхлипывания инспектора пожарной охраны:
     — Я… я все расскажу… Я на БАМ поехал, чтобы от алиментов укрыться…
     — Про БАМ не надо, — мягко сказал Борис Игнатьевич. — Рассказывай, как тебя попросили установить «жучки» в нашем офисе.
     
ГЛАВА ПЕРВАЯ
     
     — Думаю, вы догадываетесь, почему я вас собрал, — сказал Гесер.
     В кабинете шефа нас было пятеро. Сам Гесер, Ольга, Илья, Семен и я.
     — Чего ж тут не догадаться, — пробормотал Семен. — Вы собрали Высших и первый уровень Силы. Только Светланы нет.
     — Светланы нет, потому что она не в штате Ночного Дозора. — Гесер поморщился. — Я не сомневаюсь, что Антон ей все расскажет. Даже не буду пытаться это запрещать. Но потакать нарушениям не стану… это совещание руководства Ночного Дозора. Хочу сразу предупредить Илью… коечто из услышанного будет для него новостью, которой в обычных обстоятельствах он бы не узнал. Так вот рассказывать это нельзя. Никому.
     — Что именно? — спросил Илья, поправляя очки.
     — Пожалуй… пожалуй, все, что ты здесь услышишь.
     — Хорошенькое «коечто», — кивнул Илья. — Как скажете. Если хотите — готов принять знак Карающего Огня.
     — Обойдемся без формальностей. — Гесер достал из стола металлический ящичек, принялся в нем рыться. Я тем временем с неизменным любопытством оглядывался. Кабинет у шефа интересен огромным количеством мелких предметов, не то нужных ему для работы, не то просто памятных. Чтото вроде закромов Плюшкина, ящика с самыми заветными «сокровищами» ребенка и квартиры рассеянного коллекционера, все время забывающего, что же именно он собирает. И еще удивительно, что вроде бы ничего никуда не исчезает, свободного места в шкафах практически нет, а новые экспонаты все прибавляются.
     Сейчас мой взгляд остановился на небольшом террариуме. Крышки у него почемуто не было, на стекле приклеена бумажка — то ли с буквами «ООО», то ли с номером «000». Внутри террариума стояла дурацкая игрушка, сделанная в Китае: маленький пластиковый унитаз, на котором в царственной позе восседал тарантул. Вначале мне показалось, что паук пластиковый или дохлый, но потом я заметил, что глазки у паука поблескивают, а жвалы шевелятся. По стеклам ползал другой паук: толстый, кругленький, похожий на мохнатый шарик с ножками. Время от времени паук останавливался и выплевывал на стекло каплю зеленого яда, явно целясь наружу. Впрочем, вниз, в террариум, с паука тоже чтото сыпалось. Внизу шевелились какието другие насекомые, жадно протягивающие лапки за угощением. Счастливцы, которым удалось чтонибудь поймать, начинали радостно прыгать.
     — Интересуешься? — спросил Гесер, не поднимая глаз.
     — Ага… что это?
     — Симулякр. Ты же знаешь, я люблю изучать замкнутые социальные группы.
     — И что этот симулякр отображает?
     — Один интересный социум, — уклончиво сказал Гесер. — В базовой модели он должен был превратиться в традиционную паучью банку. Но здесь мы имеем двух главных пауков, один из которых занял главенствующую позицию, вовремя взобравшись на возвышение, а второй изображает защиту от внешней агрессии и заботу о членах сообщества. При постоянной активности главенствующих пауков данный симулякр способен функционировать с минимальной аутоагрессией. Иногда только приходится спрыскивать обитателей свежим пивом для релаксации.
     — А никто не пытается выбраться? — спросил Илья. — Крышкито нет…
     — Крайне редко. И только те, кому надоедает быть пауком в банке. Вопервых, в террариуме поддерживается постоянная иллюзия борьбы. Вовторых, пребывание в банке воспринимается подопытными как собственная незаурядность. — Гесер наконецто достал из своей коробки какойто предмет и сказал: — Все, хватит отвлекаться по пустякам. Вот вам первый предмет для размышления. Что это?
     Мы молча смотрели на серый кусок бетона, словно вырубленный из стены.
     — Магией не пользоваться! — предупредил Гесер.
     — Я знаю, — виновато сказал Семен. — Помню я этот случай. Радиомикрофон. Это в пятидесятых нам пытались поставить… или в шестидесятых? Когда мы были трестом «Горсветремтехмонтаж». Какието умные ребята из КГБ, верно?
     — Верно, — сказал Гесер. — За шпионами тогда охотились — будь здоров. Под горячую руку и нас принялись проверять… внушили мы некоторые подозрения компетентным органам… Хорошо, что свои глаза и уши у нас в КГБ имелись. Провели кампанию по дезинформации, бдительные товарищи схлопотали выговор за нецелевое разбазаривание дорогостоящего оборудования… А вот это?
     Теперь в руках Гесера поблескивал здоровенный стальной шуруп. Честно говоря, я даже не знал, что выпускают такие большие шурупы.
     — Об этом вы вряд ли знаете, — сообщил Гесер. — Единственная… я надеюсь… попытка Темных шпионить за нами человеческими средствами. Семьдесят девятый год прошлого века. Я имел очень тяжелый разговор с Завулоном. После этого мы подписали приложение к соглашению о запрещенных методах борьбы.
     Шуруп отправился в коробку. Вместо него были извлечены две крошечные коричневые «таблетки».
     — Это когда у нас хотели здание отобрать! — оживился Илья. — В девяносто шестом. Правильно?
     Гесер кивнул:
     — Совершенно верно. Одному амбициозному молодому олигарху показалось, что бывшее госпредприятие, а ныне закрытое акционерное общество «Горсвет», — очень лакомый и абсолютно беззащитный кусочек собственности. Однако, когда прослушка и внешнее наблюдение установили, какие люди сюда запросто захаживают выпить чая со старикомдиректором, у олигарха резко поубавилось амбиций.
     — Конечно, это тоже была деза? — спросила Ольга с любопытством. Похоже, непривычно витиеватая тирада шефа предназначалась именно для нее, пропустившей те давние события.
     Семен хихикнул и тягучим голосом произнес:
     — Ты, пааанимаешь ли, важные вопросы в масштабах города решаешь, тезка, а за помощью не обращаешься… Ты заходи, если что.
     Гесер улыбнулся в ответ:
     — Насчет «заходи, если что» ты несколько переборщил. Но ничего, победителей не судят… Итак, это все были дела минувших дней. А вот сегодняшний улов…
     Он извлек из коробки чтото, напоминающее кусочек лейкопластыря. Тонкий белый квадратик, с одной стороны немного липкий — Гесер с трудом отодрал его от пальца.
     — Технология не стоит на месте, — сказал я с воодушевлением. — Микрофон и передатчик?
     — Ты будешь удивлен, но тут еще и магнитофон, — сообщил Гесер. — Все записывается и выстреливается кодированным импульсом за три секунды раз в сутки. Хорошая игрушка. Дорогая. И просто так ее не купишь.
     — Давай к делу, Борис, — попросила Ольга.
     Гесер бросил «игрушку» обратно в коробку. Обвел нас внимательным взглядом:
     — Неделю назад Антон и Семен побывали в городе Эдинбурге. Там произошла нехорошая история… если не вдаваться в подробности — группа Иных, среди которых имелись как минимум Светлый, Темный и Инквизитор, с помощью людейнаемников, снабженных магическими амулетами, пыталась захватить один из древнейших артефактов. Так называемый Венец Всего, созданный Великим Мерлином незадолго до ухода в Сумрак.
     Илья присвистнул. Ольга молчала — то ли уже знала это от Гесера, то ли не считала нужным проявлять эмоции.
     — Надо добавить, что троица Иных — Высшие, — продолжал Гесер. — Ну… может быть, не все трое. Может быть, двое. Вдвоем они бы сумели протащить третьего на шестой слой Сумрака.
     Илья, к моему удивлению, смолчал. Остолбенел, наверное. Не думаю, что он погружался ниже третьего слоя.
     — Все это неприятно уже само по себе, — сказал Гесер. — Что за артефакт Мерлин спрятал на седьмом, последнем слое Сумрака, никто из нас не знает. Но имеются серьезные основания подозревать, что данный артефакт способен уничтожить всю цивилизацию на Земле.
     — Еще один «Фуаран»? — спросил Семен.
     — Нет, у Мерлина не было знаний для превращения людей в Иных, — покачал головой Гесер. — Но это чтото очень серьезное. Сейчас охрана артефакта усилена, помимо Ночного Дозора Шотландии его охраняют Инквизиторы. Но ситуация слишком серьезна. Как мне стало известно, попытки шпионажа за Дозорами происходят в Москве, НьюЙорке, Лондоне, Токио, Париже, Пекине… короче — во всех ключевых точках планеты. Всюду действуют люди, которые не знают своих нанимателей. Пока никакие поиски злоумышленников успеха не принесли.
     — Гесер, а что там, на седьмом слое Сумрака? — поинтересовался Илья. — Я знаю, не принято рассказывать о более глубоких слоях тем, кто там не бывал, но…
     — Семен тебе расскажет о том, что видел, — ответил Гесер. — Он побывал на пятом. Если хочешь, спроси Антона — он расскажет про шестой. Разрешаю. А что же касается седьмого…
     Все с любопытством смотрели на Гесера.
     — Я там не был. И не могу ответить на твой вопрос, — твердо закончил Гесер.
     — Ха, — сказала Ольга. — Борис, я была уверена, что ты был…
     — Нет. Упреждая твой вопрос — и Завулон не был. И никто из известных мне Иных. Полагаю, что на это способен только нулевой маг. Обладающий абсолютной Силой. Таким был Мерлин. Такой волшебницей станет Надя Городецкая…
     Все дружно посмотрели на меня.
     — Пока она не вырастет, в Сумрак я ее не пущу, — твердо сказал я.
     — Никто и не требует этого, — заверил меня Гесер. — И… ты уж не протестуй сразу. Я хочу, чтобы твою Надю охраняли. Непрерывно. По меньшей мере два боевых мага. Второготретьего уровня Силы. Против Высших они долго не выстоят, но если снабдить их хорошими артефактами — успеют потянуть время и позвать на помощь.
     Илья схватился за голову:
     — Борис Игнатьевич! Где ж я вам столько вторых и третьих возьму? Это всю боевую силу с улиц убрать?
     — Ну, не всю, — поправил его Гесер. — Вторых у нас все ж таки четверо. Третьих — девять человек. Алишера и Александра поднять до троечки можно.
     — Какого Александра? Коростылева? — удивился Илья.
     — Нет, Маленкова.
     — Сашку можно, — вступила в разговор Ольга. — Я за три дня готова натаскать. Даже за два.
     — Стойте! — воскликнул я. — Стойте! А мое мнение вы хотите услышать?
     Гесер с любопытством посмотрел на меня:
     — Да, хочу. Только учти, те, кто не добыл артефакт, рано или поздно придут к мысли, что им нужен абсолютный маг. А такой в мире один. Одна. Твоя дочь. Так ты согласен на ее охрану?
     — А Светлана что скажет?
     — Светлана — мать, — мягко произнесла Ольга. — Я думаю, она помнит, как однажды похитили девочку. И понимает, что не может сама круглосуточно охранять дочь.
     — Света согласится, Антон, — кивнул Семен. — К гадалке не ходи.
     — Борис Игнатьевич, но что мне с улицамито делать? — взмолился Илья. — Это я вам официально заявляю как ваш заместитель по патрульной службе! Четвертый и пятый уровень на самостоятельную работу выпускать? Темные на голову сядут!
     — Не сядут. — Гесер поморщился. — Завулон тоже выделяет своих магов второго и третьего уровня для охраны Нади Городецкой.
     Я схватился за голову. Зато Илья сразу успокоился:
     — Так от нас только половина телохранителей требуется? Тогда я…
     — Нет, не половина. Двое наших и двое Темных.
     — Гесер! — воскликнул я.
     — Антон, это делается для безопасности твоей дочери, — твердо ответил Гесер. — Все, вопрос закрыт! Работаем дальше. Ты, Илья, после совещания останешься, мы с тобой обсудим, кого направить в телохранители и как экипировать.
     Я молчал. Я весь кипел в душе, но молчал.
     — Пока мы говорили только об обороне, — продолжал Гесер. — Меры защиты Дозора от средств технической разведки… и от возможной атаки людейнаемников я поручаю разработать Ольге. Привлеки Толика от компьютерщиков. И Ласа от оперативников.
     — Он же слабый маг, — фыркнула Ольга.
     — Зато нестандартно мыслит, — сказал Гесер. — Что же касается боевых столкновений Иные — Люди, то здесь ты и сама все прекрасно знаешь. Опыта тебе не занимать.
     Я с любопытством посмотрел на Ольгу. Интересный у нее, оказывается, опыт…
     — От вас всех мне сейчас нужно другое, — продолжал Гесер. — Как будем атаковать?
     — Кого? — не выдержал я. — Если бы мы знали, кто мутит воду…
     — Атаковать — это не обязательно кидаться в бой, — наставительно произнесла Ольга. — Атаковать — это еще и совершать неожиданные для противника действия, ломать его планы.
     Гесер одобрительно кивнул.
     — Тогда у нас всего один выход, — сказал я. — Ну, кроме поиска предателей… тут, я полагаю, Инквизиция носом землю роет? Нам надо пробиться на седьмой уровень. Но если мы не можем… цепочка Силы?
     — Завулон предложил Круг Силы, — кивнул Гесер. — Но ни мы, аккумулируя Силу друг друга, ни Темные, высасывая друг друга дочиста… даже с жертвоприношением человека… все равно это не поможет. Барьер между слоями Сумрака усиливается по экспоненте. Мы считали.
     — Даже жертвоприношение? — поразился Семен.
     — Даже, — сухо сказал Гесер.
     — Тот стишок… на шестом слое… — Я посмотрел на Гесера. — Помните, я вам рассказывал?
     — Воспроизведи, — кивнул Гесер.
     
   Венец Всего здесь скрыт. Всего лишь шаг остался.
   Но он — наследие для сильных или умных,
   Получишь все и ничего, когда достать его сумеешь.
   Иди вперед, коль ты силен, как я; иди назад,
   коль ты, как я, умен.
   Начало и конец, глава и хвост, все слито воедино
   В Венце Всего. Так жизнь и смерть неразделимы, —
     
     прочитал я на память.
     — И что нам это дает? — почти весело спросил Гесер.
     — Иди назад, коль ты, как я, умен, — повторил я. — Есть какойто обходной путь на седьмой слой! Не обязательно биться лбом в барьер.
     Гесер кивнул:
     — Правильно. Мне хотелось, чтобы это сказал именно ты.
     Семен с сочувствием посмотрел на меня. Ну, все понятно. У нас как в армии — кто предложил, тот и выполняет.
     — Вы только не переоценивайте мои умственные способности, — пробормотал я. — Конечно, я подумаю. И Светлану попрошу поразмышлять об этом. Но пока мне ничего в голову не приходит. Может, в архивах порыться?
     — Пороемся, — пообещал Гесер. — Но есть еще один путь.
     — И он предназначен для меня, — произнес я. — Догадался?
     — Антон, опасность грозит твоей дочери, — просто сказал Гесер.
     Я развел руками:
     — Сдаюсь. Хорошо, готов. Куда? В жерло вулкана? Под льды Арктики? В космос?
     — В космосе, как ты знаешь, нам делать нечего. — Гесер поморщился. — Есть некоторая надежда… небольшая. Возможно, что ктото из товарищей Мерлина догадывается, что тот имел в виду.
     — Это надо найти живого ровесника… — начал я.
     — Я ровесник… более или менее, — скучным голосом сказал Гесер. — Но, увы, с Мерлином знаком не был. Ни в бытность его Светлым, ни в бытность его Темным. Что вы так смотрите? Да, это возможно. Иногда. Для Высших. Дело не в этом… надеюсь, никто из вас не собирается менять цвет?
     — Борис Игнатьевич, не тяните, — попросил я.
     — Мерлин был дружен… насколько это вообще возможно, с Иным, которого я знал под именем Рустам.
     Я переглянулся с Семеном. Тот пожал плечами. Ольга тоже выглядела озадаченной.
     — У него было много имен, — продолжал Гесер. — Когдато он тоже был в Дозоре. Очень, очень давно. Когдато мы с ним были друзьями. Много раз помогали друг другу в бою… много раз спасали друг другу жизни. Потом мы стали врагами. Несмотря на то что он был и остался Светлым.
     Гесер помолчал. Похоже, ему не оченьто хотелось это вспоминать.
     — Он жив до сих пор. Живет гдето в Узбекистане. Я не знаю, где именно, он равен мне по силе и способен замаскироваться. В Дозоре он давнымдавно не служит. Скорее всего — живет как обычный человек. Тебе придется его найти, Антон. Найти и уговорить помочь нам.
     — Угу, — сказал я. — Что нам тот Узбекистан? Раз — и прочесал, два — нашел скрывающегося мага, который сильнее меня…
     — Я не говорю, что это просто, — признал Гесер.
     — Три — уговорил помочь.
     — Тут чуть проще. Дело в том, что он спасал меня шесть раз. Я его — семь. — Гесер усмехнулся. — За ним должок. Даже если он попрежнему ненавидит меня. Если ты его найдешь, то он ответит…
     В голосе Гесера не было убежденности, и это все почувствовали.
     — Ведь не факт, что он вообще чтото знает! — сказал я. — А жив ли он?
     — Десять лет назад был жив, — сказал Гесер. — Его узнал мой помощник, девона. И рассказал об этом своему сыну.
     — Великолепно, — кивнул я. — Просто замечательно. Наверное, как это принято, я должен отправиться в путь безоружным и в полном одиночестве?
     — Нет. Ты отправишься в путь экипированный по полной программе, с толстой пачкой денег и мешком полезных артефактов.
     Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять — шеф вовсе не шутит.
     — И не один, — добавил Гесер. — С тобой поедет Алишер. На Востоке, знаешь ли, сила и деньги — не главное. Куда важнее, чтобы за тебя поручился ктото свой.
     — Еще и Алишер… — вздохнул Илья.
     — Извини, — без малейшей вины в голосе ответил Гесер. — Будем считать, что мы на военном положении. Тем более что так оно и есть.
     
     Нечасто мне доводится возвращаться домой средь бела дня. Если выпало идти в дозор — домой приходишь под утро. Если же предстоит обычный рабочий день, то раньше семи с работы не доберешься. Даже обладая способностью предугадывать заторы на дорогах — чем она поможет, если пробки повсюду?
     И, разумеется, любая жена без всякой магии знает, что просто так муж с работы раньше времени не приходит.
     — Папка, — сообщила Надя. Разумеется, она стояла у дверей. Мой приход она предвидит с того момента, как я подхожу к подъезду — это если занята какимнибудь важным детским делом. Если же ей скучно — то с того момента, как я выхожу из офиса.
     Я попытался подхватить дочку на руки. Но ее явно куда больше интересовали идущие по телевизору мультики: из гостиной доносилось писклявое «Ля, ля, ляляля, ляля, ляляляля!». А дочерний долг уже был исполнен, папа с работы встречен, ничего интересного в руках и карманах у него не обнаружилось.
     Так что Надюшка ловко выскользнула из моих рук и унеслась к телевизору.
     Я разулся, бросил на галошницу купленный по дороге «Автопилот», прошел в гостиную, по пути потрепав дочку по голове. Надя замахала руками — я заслонял ей экран, на котором мчался на лыжах однорогий синий лось.
     Светлана выглянула из кухни. Внимательно посмотрела на меня. Хмыкнула и снова скрылась.
     Оставив попытки исполнить отеческие функции до лучших времен, я прошел на кухню. Светлана варила суп. Никогда не мог понять, почему женщины проводят так много времени у плиты. Что там так долго делать? Кинул в воду мясо или курицу, включил плиту, оно все само и варится. Через час накидал макарон или картошки, овощей какихнибудь — вот и готова еда. Ну, посолить еще надо не забыть, это самое сложное.
     — Чемодан сам соберешь? — спросила Светлана, не оборачиваясь.
     — Гесер звонил?
     — Нет.
     — В будущее заглядывала?
     — Я же тебе обещала, что не буду этого делать без спроса… — Светлана на миг замолчала, потому что я подошел сзади и поцеловал ее в шею. — Или без крайней необходимости…
     — Тогда почему спросила про чемодан?
     — Антон, если ты днем приходишь с работы, то вечером я ложусь спать одна. Либо тебя в дозор отправляют, либо в командировку. Но в дозор ты ходил два дня назад, обстановка в городе спокойная…
     В гостиной засмеялась Надя. Я заглянул в дверь — лосьгорнолыжник, выпучив глаза, несся прямо на цепочку мелких и явно малолетних зверушек, гуськом идущих вдоль края пропасти. Ой, что сейчас будет…
     — Света, ты уверена, что Наде можно смотреть такие мультики?
     — Она же смотрит новости, — спокойно ответила Светлана. — Ты не увиливай. Что случилось?
     — Еду в Самарканд.
     — У тебя интересная география командировок. — Светлана зачерпнула ложкой суп, подула, попробовала. — Соли мало… Что там стряслось?
     — Ничего. Пока ничего.
     — Бедные узбеки. Если ты приедешь, то обязательно чтото произойдет.
     — Гесер сегодня устроил совещание. Созвал высший и первый уровень…
     Я коротко пересказал Светлане все, о чем мы говорили. К моему удивлению, реакции не последовало — даже на известие о том, что Надю теперь будут скрытно охранять два Светлых и два Темных мага. Точнее, реакция была именно такая, какую предсказывала Ольга.
     — Гесер всетаки молодец, — сказала Светлана. — Я сама думала ему позвонить… и попросить охрану.
     — Ты всерьез… допускаешь?
     Светлана посмотрела на меня. Кивнула. Добавила:
     — Пока я рядом, Наде ничто не грозит. Поверь, я и трех Высших в порошок сотру. Но лучше подстраховаться. Когда ты летишь?
     — Через пять часов. Из Шереметьево.
     — Семен тебя за час довезет. Часа два у тебя еще есть. Поешь, потом соберемся. Как долго ты там будешь?
     — Не знаю.
     — А сколько мне тогда класть белья и носков? — резонно спросила Светлана. — Я не представляю, чтобы ты в дороге чтото стирал.
     — Куплю новое, старое выброшу. Гесер обещал дать кучу денег.
     — Интересно, что для него «куча», — с сомнением ответила Светлана. — Я пять пар белья соберу. Садись за стол, я наливаю суп.
     — Папа! — позвала из гостиной Надя.
     — Что, доча? — откликнулся я.
     — Папа, а дядя Афанди мне бусы подарит?
     Мы со Светланой переглянулись — и быстро вышли в гостиную. Дочка попрежнему смотрела мультики. На экране компания разноцветных зверюшек собралась вокруг костра.
     — Наденька, какой дядя?
     — Дядя Афанди, — не отрываясь от экрана, сказала дочка.
     — Какой Афанди? — терпеливо повторила Света.
     — Какие бусы? — уточнил я.
     — Дядя, к которому папа едет, — с интонацией «какие же вы глупые, взрослые!» сообщила Надя. — А бусы синенькие. Красивые.
     — Откуда ты знаешь, к кому папа едет? — продолжала расспросы Светлана.
     — Вы же сейчас об этом говорили, — невозмутимо ответила Надя.
     — Мы не говорили, — возразил я. — Мы говорили, что я еду в командировку в Узбекистан. Это такая красивая страна на Востоке, там когдато жил дядя Гесер. Помнишь дядю Гесера? А про Афанди мы не говорили.
     — Значит, мне послышалось, — ответила Надя. — Нет никакого дяди.
     Светлана покачала головой и укоризненно посмотрела на меня. Я развел руками — да, виноват, зря встрял. Мама выспросила бы куда больше…
     — А бусы все равно есть, — вдруг непоследовательно добавила Надя. — Привези, ладно?
     Спрашивать про дядю Афанди больше не имело смысла. Надюшку «пробивало» на предвидения лет с трех, если не с двух. Но пророчествовала она совершенно неосознанно, и стоило только начать расспросы «откуда ты это знаешь?», как девочка тут же замыкалась.
     — Моя вина, — покаялся я. — Извини, Света.
     Мы вернулись на кухню. Светлана молча налила мне суп, отрезала хлеб, вручила ложку. Иногда мне кажется, что она играет роль самой обычной женщины с подчеркнутой иронией. Но, в конце концов, это был ее выбор. Гесер бы пришел в восторг, вернись Светлана в Дозор.
     — У Рустама много имен… так сказал Гесер? — задумчиво спросила Светлана.
     — Угу, — сказал я, хлебая суп.
     — Можно предположить, что сейчас его зовут Афанди.
     — Все может быть. — Я не то чтобы очень уж на это рассчитывал, но в моей ситуации даже самой сомнительной ниточкой пренебрегать не приходилось. — Я поспрашиваю.
     — Хорошо, что с тобой будет Алишер, — заметила Светлана. — Ты уж предоставляй ему почаще спрашивать. Восток — дело тонкое.
     — Очень свежая мысль… — кисло сказал я. — Извини. Сегодня я все время выслушиваю мудрые мысли о Востоке. Реки красноречия уже заполнили озера моего внимания, о рахатлукум моего сердца!
     — Папа, привези рахата и лукума! — немедленно откликнулась дочка.
     
     С Алишером я по работе сталкивался нечасто. Он предпочитал работать «в поле» — не вылезал из патрулей, в офисе появлялся обычно по утрам, с красными от недосыпа глазами. Я както слышал, что у него был роман с какойто девочкой из бухгалтерии, Иной седьмого уровня. Но в общемто я очень мало о нем знал. Парень от природы замкнутый, а я не люблю первым завязывать дружбу.
     Впрочем, с Семеном, похоже, у него были более приятельские отношения. Когда я спустился и сел в машину, Семен как раз заканчивал рассказывать анекдот. Я садился рядом с Семеном, когда тот, перегнувшись назад, тонким голосом балованной девочки произнес:
     — Хорошо, папа, пойдем долгим путем. Привези мне, пожалуйста, аленький цветочек!
     Алишер захохотал и только после этого протянул мне руку.
     — Привет, Антон.
     — Привет, Алишер. — Я пожал руку и передал ему сумку. — Брось на заднее сиденье, неохота в багажник лезть.
     — Как Светка? Не ругала? — спросил Семен, трогая с места.
     — Нет, что ты. Пожелала удачи, вкусно накормила и дала массу полезных советов.
     — Хорошая жена — она и мужу в радость! — бодро сказал Семен.
     — Чегото ты сегодня веселый, — не удержался я. — Или Гесер тебя тоже в Самарканд отправляет?
     — Дождешься от него, — наигранно вздохнул Семен. — Слушайте, ребята, а чего вы в Самарканд? Там же столица Бинкент, я точно помню!
     — Ташкент, — поправил я.
     — Не, Бинкент, — сказал Семен. — Или не Бинкент? О, вспомнил! Шаш город называется!
     — Семен, ты не такой старый, чтобы Бинкент помнить, — насмешливо сказал сзади Алишер. — Бинкент, Шаш — это давно было. Это только Гесер помнит. А летим мы в Самарканд, потому что самый старый Светлый Иной, работающий в Дозоре, там живет. В Ташкенте Дозор больше, у них там понты столичные, но работает в основном молодежь. Даже начальник их младше тебя.
     — Ишь ты… — Семен покачал головой. — Удивительно. На Востоке — и сплошная молодежь в Дозорах?
     — А старики на Востоке не любят воевать. Старики любят смотреть на красивых девушек, кушать плов и играть в нарды, — серьезно ответил Алишер.
     — Ты домой часто ездишь? — спросил Семен. — К родным, к друзьям?
     — За восемь лет ни разу не ездил.
     — Чего так? — удивился Семен. — Неужели не скучаешь по дому?
     — У меня нет дома, Семен. И родных нет. И друзей у сына девоны не бывает.
     Наступила неловкая тишина. Семен молча вел машину. Потом я не выдержал:
     — Алишер, если это не слишком личный вопрос… Твой отец — он был человеком? Или Иным?
     — Девона — слуга, которого создает себе могущественный маг. — Голос Алишера был ровным, будто он лекцию читал. — Маг находит безродного дурачка, который никому не нужен, и впускает в него Силу из Сумрака. Накачивает чистой энергией… так что на свет появляется глупый, но очень здоровый и владеющей магией человек… Нет, уже не совсем человек. Но и не Иной, вся его сила — заемная, вложенная когдато магом. Девона верно служит своему повелителю, может творить чудеса… но с головой у него попрежнему не все в порядке. Обычно маг выбирает дебилов или даунов, они не агрессивные и очень преданные. Вложенная Сила дает им здоровье и долголетие.
     Мы молчали. Мы не ожидали от Алишера такой откровенности.
     — В народе девону считают одержимым духами. Отчасти так оно и есть… это словно взять пустой, треснувший сосуд и заново его наполнить. Только вместо разума обычно наполняют преданностью. Но Гесер — он не такой, как другие. Даже как другие Светлые. Он исцелил отца. Не совсем… ему тоже не все подвластно. Когдато отец был полнейшим безумцем. Я думаю, что у него была имбецильность, видимо — изза органических повреждений мозга. Гесер исцелил его тело, и со временем отец обрел нормальный, человеческий разум. Он помнил, что когдато был круглым дураком. Знал, что если Гесер вовремя не вольет в него новую Силу — его тело вновь отторгнет разум. Но служил Гесеру не за страх. Он говорил, что отдаст за Гесера жизнь только за то, что однажды осознал себя. Стал человеком. И за то, конечно, что у него, юродивого, была семья и родился сын. Он очень боялся, что я вырасту дураком. Но обошлось. Вот только… только в народе у нас помнят все. Что мой отец — девона, что он слишком долго живет на свете, что был когдато безумцем, не способным подтереть себе нос, — все это помнили. Родные отреклись от матери, когда та ушла к отцу. И меня не признали. И детям запрещали со мной играть. Я — сын девоны. Сын человека, который должен был прожить жизнь животного. Мне некуда возвращаться. Теперь мой дом — здесь. Моя работа — делать то, что велит Гесер.
     — Ну дела… — тихо сказал Семен. — Сурово у вас… сурово. Помню, гоняли мы басмачей… — Он осекся, виновато оглянулся на Алишера: — Ничего, что такое говорю?
     — А что не так? — вопросом ответил Алишер.
     — Ну, может, они нынче у вас не басмачи, а народные герои…
     — Когда Гесер был комиссаром в Туркестане, отец воевал в его отряде, — с гордостью сказал Алишер.
     — Как воевал? — всполошился Семен. — Это в каком году?
     — В начале двадцатых.
     — Нет, я позже… В Гарме, в двадцать девятом, когда изза границы басмачи прорвались…
     Они принялись оживленно обсуждать какието события давно минувших дней. Как я понял, отец Алишера и Семен едваедва не пересеклись — оба сражались рядом с Гесером, когда тот подвизался на военной службе в Красной Армии. Честно говоря, я не совсем понимал, каким образом Гесер мог участвовать в событиях времен гражданской войны. Не мог же Великий Светлый файерболами забрасывать белогвардейцев и басмачей! Похоже, не все Иные восприняли ту революцию равнодушно. Ктото встал на одну из противоборствующих сторон. И вот для борьбы с ними и мотался по азиатским степям и пустыням Великий Гесер со товарищи.
     А еще я подумал, что, пожалуй, догадываюсь, изза чего поссорились Гесер и Рустам.
     
ГЛАВА ВТОРАЯ
     
     Это очень правильно — приезжать в чужой город под утро. На поезде, на самолете — все равно. День начинается будто с чистого листа…
     В самолете Алишер снова стал молчалив и задумчив. Я продремал почти весь полет, Алишер молча смотрел в иллюминатор, будто было чтото интересное на далекой, погруженной в ночь земле. А уже перед посадкой, когда мы влетели в утро и самолет начал снижение, спросил:
     — Антон, ты не будешь против, если мы на время разделимся?
     Я с любопытством посмотрел на молодого мага. Инструкции Гесера ничего подобного не предусматривали. Про своих родственников и друзей, точнее — про их отсутствие, Алишер уже все сказал.
     Впрочем, догадаться, о ком может думать парень, в двадцать с небольшим покинувший родину, было нетрудно.
     — Как ее зовут? — спросил я.
     — Адолат, — ответил он без всякого притворства. — Мне хочется ее увидеть. Узнать, что с ней стало.
     Я кивнул. Поинтересовался.
     — Это имя чтото значит?
     — Все имена чтото значат. А разве ты не попросил Гесера вложить тебе знание узбекского? — поразился Алишер.
     — Он не предложил, — промямлил я. И в самом деле, почему я об этом не подумал? И как мог Гесер так опростоволоситься? Основные мировые языки Иные изучают в обязательном порядке — и, конечно, с помощью магии. Редкие языки может вложить в твое сознание более сильный или опытный маг. Гесер бы смог. Алишер — нет…
     — Значит, он считал, что это тебе не нужно, — задумчиво сказал Алишер. — Интересно…
     Похоже, Алишер не мыслил себе ошибки Гесера.
     — Мне понадобится знание узбекского? — спросил я.
     — Вряд ли. Русский знают почти все. Разве что совсем молодые и глупые не учат русский язык… Что ж, тебя все равно не приняли бы за узбека. — Алишер улыбнулся. — Адолат — справедливость. Красивое имя, да?
     — Красивое, — согласился я.
     — Она обычный человек, — пробормотал Алишер. — Но у нее хорошее имя. Светлое. Мы учились вместе в школе…
     Самолет тряхнуло — мы выпустили шасси.
     — Конечно, съезди к ней, — сказал я. — Думаю, до офиса Дозора я доберусь и сам.
     — Не подумай, что я только изза девушки. — Алишер улыбнулся. — Мне кажется, лучше будет, если вначале ты поговоришь с местными дозорными сам. Покажешь им письмо от Гесера, посоветуешься… А я подъеду через часполтора.
     — Ты не слишком дружил с коллегами? — тихо спросил я.
     Алишер не стал отвечать — и это было ответом.
     
     Я вышел из здания аэропорта — явно недавно реконструированного, выглядящего вполне современно. В руках у меня была только сумка с вещами и маленький пакет из дьютифри, более ничего. Остановился, оглядываясь. Ослепительно синее небо и накатывающая, несмотря на раннее утро, жара… Пассажиров оказалось немного, наш рейс был первым с вечера, следующий ожидали только через час. Меня сразу же обступили частники, на разные голоса предлагая свои услуги:
     — Поехали, дорогой!
     — Весь город покажу, будет тебе экскурсия бесплатно!
     — Куда едем?
     — Садись, у меня в машине хорошо, кондиционер!
     Я покачал головой, посмотрел на пожилого таксистаузбека, который спокойно ждал возле старой «волги» с нарисованными по трафарету шашечками такси. Спросил:
     — Свободен, отец?
     — Человек свободен, пока он верит в свою свободу, — философски ответил таксист. Порусски он говорил очень хорошо, совсем без акцента. — Садись.
     Ну вот. Не успел прилететь — из меня откудато вылезло обращение «отец», а из таксиста в ответ — очередная цветистая мудрость Востока. Я спросил:
     — Это ктото из великих сказал?
     — Это мой дед сказал. Он был красноармеец. Потом враг народа. Потом директор совхоза. Да, он был великий.
     — Его не Рустамом звали? — поинтересовался я.
     — Нет, Рашидом.
     Машина выехала со стоянки, я подставил лицо ветру из окошка. Воздух был теплый, свежий и пахнущий совершенно не так, как в России. Дорога тоже оказалась хорошая, даже по столичным меркам. Стена деревьев вдоль трассы приносила тень и создавала ощущение, что мы уже в городе.
     Таксист задумчиво сказал:
     — Кондиционер… Все теперь обещают пассажирам прохладу. А разве наши деды и прадеды знали про кондиционер? Они открывали окна в своей машине, и им было хорошо!
     Я недоуменно посмотрел на водителя. Таксист улыбнулся:
     — Шучу так. Из Москвы приехали?
     — Да.
     — Совсем без багажа… Айайай! — Он поцокал языком. — Неужели потеряли?
     — Срочная командировка. Времени не было собраться.
     — Срочная? В нашем городе не бывает ничего срочного. Тысячу лет назад, две тысячи лет назад, три тысячи лет — здесь уже стоял город. Он разучился быть срочным.
     Я пожал плечами. Машина и впрямь ехала както неспешно, но это не раздражало.
     — Так куда едем? У нас есть гостиница «Самарканд», есть гостиница…
     — Нет, спасибо. Я сюда не спать приехал. Мне надо на базар. На Сиабский, в Старом городе.
     — Вот это правильно! — воодушевился водитель. — Человек знает, куда едет и зачем. Прилетел — и сразу на базар. Без вещей, без жены, без проблем — так и надо жить! Но деньгито захватил, на базар идти?
     — Захватил, — кивнул я. — Как на базар без денег? А сколько я вам должен буду? И что берете — сомы, рубли?
     
     — Да хоть доллары или евры, — беззаботно ответил водитель. — Сколько не жалко, столько и дашь. Я ведь вижу — человек хороший, так зачем торговаться? Хороший человек стесняется мало заплатить бедному таксисту. Он сам платит больше, чем у меня совести хватает просить.
     — А вы хороший психолог, — засмеялся я.
     Водитель кивнул:
     — Хороший? Да… наверное. Кандидатскую в Москве защищал. Давно… — Он помолчал. — Но психологи сейчас не очень нужны. Таксистом больше зарабатываю.
     Он помолчал. Я тоже не нашелся, что ответить. Но мы уже ехали по городу, и вскоре водитель принялся перечислять, куда мне непременно надо сходить в Самарканде. Три медресе, составляющие архитектурный ансамбль Регистан, мечеть БибиХанум… Все это, кстати, как раз у самого лучшего самаркандского базара, Сиабского, слава которого, как теперь ясно водителю, давно уже достигла Москвы. Базар тоже надо посетить, и даже в первую очередь. Не побывать на нем просто грешно. Но я человек правильный и такой ошибки не совершу…
     
     Наверное, водитель был бы очень расстроен, если бы увидел, как я миновал вход на базар. Нет, побывать я там, конечно же, планировал. Работа — работой, но надо же и какието впечатления с собой увезти!
     Но не сейчас.
     Так что я выбрался из шумной толпы на подходе к базару, миновал стайку японцев (и сюда добрались!), как положено, увешанных крошечными фотоаппаратами и видеокамерами, — после чего двинулся в обход БибиХанум. Мечеть действительно впечатляла. Керамическая облицовка огромного купола отливала на солнце лазурью. Входной портал был так огромен, что, на мой взгляд, превосходил Триумфальную арку в Париже, а отсутствие барельефов на стенах вполне возмещал затейливый узор глазурованных синих кирпичей.
     Но сейчас меня ждал совсем не помпезнотуристический район.
     В каждом городе есть улицы, которые построены под несчастливой звездой. Они совсем не обязательно расположены на окраине. Иногда рядом с угрюмыми фабричными корпусами, иногда вдоль железных дорог или автомагистралей, порой у какогонибудь парка или уцелевшего по недоразумению городских властей оврага. Там неохотно селятся, но и уезжают оттуда редко — будто скованные какойто затянувшейся дремотой. И жизнь там идет по какимто совсем другим законам и совсем в другом темпе…
     Я помню один район в Москве, где вдоль заросшего деревьями оврага шла дорога с односторонним движением. Вроде бы самый обычный спальный район — но словно скованный дремотой. Я оказался там зимним вечером на ложном вызове — ведьма, делавшая приворот, имела лицензию. Машина уехала, меня оставили составлять протокол об отсутствии взаимных претензий, потом я вышел из дома и стал ловить машину — вызывать такси и ждать в квартире ведьмы не хотелось. Несмотря на не слишком поздний час, уже совсем стемнело. Валил снег. Людей на улице совсем не было, видимо, от метро все двигались другой дорогой. Машины тоже кудато подевались, а те, что всетаки проезжали мимо, — не спешили останавливаться. А у самого оврага, огороженный низким заборчиком, оказался маленький парк аттракционов: будочка билетера, дветри карусели, детская железная дорога — кольцо из рельсов метров десять в диаметре. И вот в полной тишине, под валящим с неба мягким снегом, на фоне черного, мертвого провала ездил по кругу, позвякивая и мигая цветными огоньками, крошечный паровозик с двумя вагончиками. В переднем сидел совершенно неподвижно запорошенный снегом мальчик лет пяти, в большой шапкеушанке и с крепко зажатой в руке пластиковой лопаткой. Наверное, это был ребенок билетерши, которого не с кем было оставить дома… Вроде бы и ничего особенного, но мне стало так неприятно, что я вынудил остановиться водителя проезжавшего мимо грузовика и смылся оттуда в центр города.
     Вот примерно в таком районе, только с поправкой на разницу городов, размещался офис Ночного Дозора. Карта мне не требовалась, я и так чувствовал, куда мне идти. И пройтито от базара, от самого центра, мне надо было всего минут десять. Но я словно попал в другой мир. Нет, не в яркую восточную сказку, а в чтото усредненное, что можно встретить и в азиатских республиках бывшего Советского Союза, и в Турции, и в южных странах Европы. ПолуЕвропа, полуАзия, взявшая не самые лучшие черты от обеих частей света. Много зелени, но этим все и исчерпывается — дома пыльные, грязные, обветшалые, в дватри этажа. Будь они менее однообразны, могли бы хоть порадовать взгляд туриста. Но тут и этого нет, все уныло и однотипно: облупившиеся стены, мутные окна, распахнутые двери подъездов, развешенное во дворах на веревках белье. Откудато из глубин памяти всплыло словечко «каркаснокамышитовые домостроения». При всем своем унылом канцеляризме оно лучше всего характеризовало эти здания, построенные «временно», но отстоявшие уже не меньше полувека.
     Офис Ночного Дозора занимал большой, но одноэтажный дом — тоже ветхий, с небольшим палисадником вокруг. Мне подумалось, что в таком здании уместно смотрелся бы маленький детский садик, полный смуглых, черноволосых ребятишек.
     Но здешние детки уже давно выросли. Я обошел припаркованный у ограды «пежо», открыл калитку, миновал клумбы, на которых боролись за жизнь высыхающие цветы, и с содроганием прочитал на двери старую вывеску советскобюрократического вида:
     
    НОЧНОЙ ДОЗОР
    отделение г. Самарканда
    приемные часы:
    20.00 — 8.00
     
     Вначале мне показалось, что я сошел с ума. Потом — что я смотрю сквозь Сумрак. Но нет, надпись была абсолютно реальной, выполненной желтыми буквами на черном фоне, сверху прикрытой треснувшим стеклом. Уголок стекла вывалился, и последняя буква в слове «дозор» истрепалась, поблекла.
     Рядом шел тот же текст на узбекском, из которого я узнал, что «Ночной Дозор» в переводе звучит как «Тунги Назорат».
     Толкнув дверь — не заперто, конечно же, — я вошел сразу в большой зал. Как это принято на Востоке — никакой прихожей. Ну правильно, к чему тут сени, в Самарканде холодов не бывает.
     Обстановка была простой и чемто напоминала маленькое отделение милиции, чемто — контору советских времен. У входа стояла вешалка и несколько шкафов с бумагами. За канцелярским столом чаевничали три молодых узбека и полная немолодая русская женщина. На столе кипел большой электрический самовар, расписанный под хохлому. Нет, ну это же надо — самовар! Я его в России последний раз видел на измайловском вернисаже вместе с матрешками, шапкамиушанками и прочим товаром для иностранных туристов. Еще несколько столов пустовали. Старенький компьютер с громоздким монитором натужно шумел на дальнем столе — давно пора поменять вентилятор…
     — Ассалом алейкум, — сказал я, чувствуя себя полным идиотом, пытающимся выглядеть умным. Ну почему Гесер не обучил меня узбекскому?
     — Алейкум ассалом, — отозвалась женщина. Она была смуглая, черноволосая — явно славянских кровей, но с тем удивительным изменением внешности, что без всякой магии происходит с европейцем, долго и с самого рождения живущим на Востоке. Даже одета она была как узбекская женщина — в яркое длинное платье. Женщина с любопытством посмотрела на меня — я почувствовал умелое, но слабое прикосновение зондирующего заклинания. Закрываться я не стал, и она сняла информацию без проблем. Тут же изменилась в лице, поднялась изза стола, негромко произнесла:
     — Мальчики, у нас высокий гость…
     — Я совершенно неофициально! — замахал я руками.
     Но все уже завертелось. Со мной здоровались, представлялись — Мурат, шестой уровень, Тимур, пятый уровень, Нодир, четвертый уровень. Как мне показалось, выглядели они на свой реальный возраст, то есть на двадцать—тридцать лет. В самаркандском Дозоре, как говорил Гесер, пятеро Иных… в ташкентском Дозоре, по словам Алишера, сотрудники моложе. Это куда ж еще моложе, школьников, что ли, на работу берут?
     — Валентина Ильинична Фирсенко, Иная. Четвертый уровень.
     — Антон Городецкий, Иной, Высший уровень, — в очередной раз повторил я.
     — Я заведую канцелярией, — продолжила женщина. Она пожала мне руку последней и вообще вела себя как младший сотрудник Дозора. При этом возраст ее я оценил в сто пятьдесят лет, не меньше, да и по Силе она мужчин превосходила.
     Тоже специфика Востока?
     Впрочем, через секунду сомнения, кто тут главный, рассеялись.
     — Ребята, быстренько стол сообразите, — скомандовала Валентина. — Мурат, ты возьми машину, живо сгоняй по маршруту, а потом заскочи на базар.
     С этими словами она вручила Мурату ключи от огромного старого сейфа, из которого парень, всячески пытаясь сделать это незаметно, достал растрепанную пачку денег.
     — Пожалуйста, не надо! — взмолился я. — Я совершенно неофициально и ненадолго. Так, представиться, пару вопросов задать… И мне еще в Дневной Дозор надо зайти.
     — Зачем? — поинтересовалась женщина.
     — На пограничном контроле Иных не было. Висела табличка в Сумраке, что Светлым по приезду отметиться в Дневном, Темным — в Ночном Дозоре.
     Мне было очень интересно, как дозорная прокомментирует столь вопиющую безалаберность. Но Валентина Ильинична только кивнула:
     — Сотрудников у нас мало пост в аэропорту держать. В Ташкенте — вот там все как положено… Нодир, сбегай к упырям, скажи, что в город с частным визитом прибыл Высший Светлый Городецкий из Москвы.
     — Я неофициально, но не совсем с частным… — начал я. Но меня уже не слушали. Нодир открыл неприметную дверь в стене и вышел в соседнюю комнату, где я с удивлением заметил такой же просторный и полупустой зал.
     — Почему к упырям? — спросил я, ошарашенный совсем уж немыслимой догадкой.
     — Ой, да там Дневного Дозора офис, упырей у них и нет совсем, но мы уж так их кличем… пососедски… — Валентина Ильинична засмеялась.
     Я молча прошел в соседнюю комнату вслед за Нодиром. Двое Темных Иных — молодой и средних лет, четвертый и пятый уровни, дружелюбно улыбнулись мне.
     — Ассалом алейкум… — пробормотал я, прошел через зал (все то же самое, даже самовар стоит точно такой же) и открыл дверь на улицу, параллельную той, с которой я зашел.
     За дверью обнаружился такой же палисадник, а на стене — вывеска:
     
    ДНЕВНОЙ ДОЗОР
    отделение г. Самарканда
    приемные часы:
    8.00 — 20.00
     
     Тихо прикрыв за собой дверь, я вернулся в помещение. Нодир, видимо, почувствовав мою реакцию, уже смылся.
     Один из Темных добродушно сказал:
     — Как дела свои сделаете, заходите и к нам, уважаемый. Из Москвы гости редко бывают.
     — Заходите, заходите! — поддержал его второй.
     — Какнибудь… спасибо за приглашение, — промямлил я. Вернулся в офис Ночного Дозора, притворил за собой дверь.
     В ней даже замка не было!
     Светлые выглядели слегка смущенными.
     — Ночной Дозор, — процедил я сквозь зубы. — Светлые силы…
     — Уплотнились немного. Коммунальные услуги дорогие, аренда… — Валентина Ильинична развела руками. — Мы уже лет десять как на две конторы помещение снимаем.
     Я сделал легкий пасс — стену, отделяющую офис Светлых от офиса Темных, на миг осветило синим сиянием. Вряд ли у Темных в Самарканде есть маг, способный снять наложенное Высшим заклинание.
     — Да зря вы так, Антон, — укоризненно сказала Валентина Ильинична. — Не будут они подслушивать. Не принято у нас так.
     — Вы ведь должны следить за силами Тьмы, — воскликнул я. — Контролировать их!
     — Так мы и контролируем, — рассудительно ответил Тимур. — Если они рядом — так их проще контролировать. А по всему городу мотаться — штат надо в пять раз больше!
     — А вывески? Вывески — это как? «Ночной Дозор», «Дневной Дозор»? Люди же читают!
     — И пусть читают, — сказал Нодир. — Мало ли какие конторы в городе есть? Если прячешься, вывеску не вешаешь — сразу подозрительно. Либо милиция придет, либо бандиты с рэкетом. А так все видят: государственная организация, взять с нее нечего, пусть себе работают…
     Я опомнился. В конце концов, это не Россия. Самаркандский Дозор не под нашей юрисдикцией. Это гденибудь в Белгороде или Омске я могу права качать и претензии предъявлять. Самаркандским дозорным я не указ — хоть и Высший Светлый.
     — Все понимаю. Но в Москве такое невозможно… чтобы Темные за стенкой сидели!
     — Сидят, так что с того? — примиряюще сказала Валентина Ильинична. — Сидят себе и сидят. У них, чай, тоже работа не сахар. Нет, если что — мы принципами не поступимся. Помните, ребята, как три года назад жодугар Алияапа на старика Назгула порчу навела?
     Ребята закивали. Ребята оживились и явно были готовы вспоминать эту славную историю.
     — На кого навела? — не выдержал я.
     Все засмеялись.
     — Это имя такое — Назгул. Это не те назгулы, что в американском кино, — сверкая белозубой улыбкой, объяснил Нодир. — Человек такой есть. Был, умер в прошлом году. Он долго помирал, а жена у него молодая была. Ведьму попросила извести мужа. Мы порчу заметили, ведьму арестовали, жену поругали, все как положено сделали. Порчу Валентина Ильинична сняла, очень хорошо все получилось. Хотя старик был вредный, совсем плохой старик. Злой, жадный и распутник, хоть и старый. Все обрадовались, когда умер. Но порчу мы сняли как положено!
     Я подумал и сел на скрипучий венский стул. Да, знание узбекского языка мне бы не сильно помогло. Дело не в языке. Дело в менталитете.
     Умное слово меня немного успокоило. Но тут я заметил взгляд Валентины Ильиничны — добрый, но снисходительносочувственный.
     — Всетаки нельзя так, — сказал я. — Поймите, я ничего не хочу сказать, это ваш город, вы тут отвечаете за порядок… Но както непривычно.
     — Это потому, что вы к Европе ближе, — разъяснил Нодир. Узбекистан он явно не считал совсем уж не относящимся к Европе. — А у нас ничего, у нас когда мир — тогда можно и рядом жить.
     — Угу. — Я помолчал. — Спасибо за разъяснения.
     — Вы за стол садитесь, — дружелюбно сказала Валентина Ильинична. — Что ж вы, будто чужой, в уголке присели?
     В общемто сидел я как раз не в уголке. В уголке Тимур заканчивал накрывать стол. На яркой скатерти, мгновенно превратившей два офисных стола в один большой, обеденный, уже стояли тарелки с фруктами: яркокрасные и сочнозеленые яблоки; черный, зеленый, желтый и красный виноград; огромные, с мелкую дыньку размером, гранаты; какаято очень аппетитная колбаса домашнего вида; нарезанное ломтями мясо и горячие, не иначе как магией разогретые лепешки. Я вспомнил, как Гесер когдато в нечастый миг ностальгии принялся расхваливать самаркандские лепешки — и какие они вкусные, и что по неделе не черствеют, только разогреть надо — и ешь их, ешь, остановиться не можешь… Тогда я принял его слова за обычные старческие воспоминания из разряда «деревья раньше были большие, а колбаса вкусная». Теперь же рот наполнился слюной, и я вдруг заподозрил, что Гесер не так уж и преувеличивал.
     А еще на столе было две бутылки коньяка. Местного, что меня сразу напугало.
     — Вы не обессудьте, что стол пустой, — сказал Нодир невозмутимо. — Сейчас наш младший приедет с базара, сядем нормально. А пока перекусим чутьчуть.
     Я понял, что от торжественного обеда с обилием спиртного мне никуда не деться. И заподозрил, что Алишера заставил увильнуть от немедленного визита к дозорным не только вполне понятный интерес к судьбе школьной подруги. Пускай уже много лет визит московского гостя не был здесь визитом вышестоящего начальства. Все равно Москва осталась для самаркандских дозорных очень и очень важным центром.
     — Дело в том, что я приехал по просьбе Гесера… — сказал я.
     И увидел по лицам, что мой статус с просто высокого взлетел до немыслимого. Кудато в космос, куда Иным нет дороги.
     — Гесер просил меня разыскать его друга, — продолжил я. — Он живет гдето в Узбекистане…
     А вот теперь наступила неловкая пауза.
     — Антон, речь идет о девоне? — спросила Валентина Ильинична. — Но он уехал в Москву… в девяносто восьмом. И там погиб. Мы считали, что Гесер об этом знает.
     — Нет, нет, речь не о девоне! — запротестовал я. — Гесер просил меня разыскать Рустама.
     Молодые узбеки переглянулись. Валентина Ильинична нахмурилась:
     — Рустам… я чтото слышала… — Она заколебалась. — Но это… это очень старая история. Совсем давняя. Ей тысячи лет, Антон.
     — Он не работает в Дозоре, — признал я. — И, конечно, у него другое имя. Думаю, он сменил много имен. Я знаю только, что он Высший Светлый маг.
     Нодир пригладил жесткие черные волосы и твердо сказал:
     — Это очень трудно, Антонака. У нас в Узбекистане есть один Высший маг. Он работает в Ташкенте. Но он молодой. Если старый и сильный маг хочет спрятаться — он всегда спрячется. Тут нужен не только сильный, чтобы его найти. Нужен мудрый. Надо самому Гесеру искать. Кечрасыз, Антонака. Мы тебе не сможем помочь.
     — Можно спросить Афанди, — задумчиво сказала Валентина Ильинична. — Он слабый маг и не слишком… не слишком сообразительный. Но память у него хорошая, и на свете он живет уже триста лет…
     — Афанди? — насторожился я.
     — Это наш пятый сотрудник. — Валентина Ильинична чуть смутилась. — Ну, сами понимаете, седьмой уровень. Он… больше по хозяйству. Но вдруг поможет?
     — Я почти в этом уверен. — Я кивнул, вспоминая слова Надюшки. — А где он?
     — Должен скоро подойти.
     Выхода не оставалось. Я кивнул и пошел к «пустому» столу.
     
     Мурат приехал через полчаса, с полными сумками, часть содержимого которых тут же перекочевала на стол. Остальное Мурат отнес в маленькую кухню, примыкающую к основному помещению Дозора. Моих кулинарных познаний хватило на то, чтобы понять — сейчас будут готовить плов.
     А пока мы пили коньяк, оказавшийся неожиданно приличным, и закусывали фруктами. Валентина Ильинична уступила вести беседу Нодиру. И я вежливо выслушивал историю узбекских Дозоров от древних мифических времен до Тамерлана и от Тамерлана — до наших дней. Врать не стану, Светлые тут не всегда жили с Темными душа в душу. Хватало событий мрачных, кровавых и ужасающих. Но у меня сложилось ощущение, что противоборство Дозоров в Узбекистане обострялось по какимто совершенно неведомым мне законам. Люди могли воевать и убивать друг друга, а Дозоры соблюдали вежливый нейтралитет. Зато во времена Хрущева и первые годы брежневского правления Светлые и Темные били друг друга с немыслимым ожесточением. Именно в ту пору погибли три Высших мага — двое из Дневного и один из Ночного Дозоров. Выкосила война и ряды Иных первоговторого уровня.
     Потом все стихло, будто «застой» восьмидесятых годов распространился даже на Иных. И отношения Темных и Светлых с тех пор пребывают в вялом противостоянии, скорее на уровне подначек и насмешек, чем серьезной неприязни.
     — Алишеру это не нравилось, — заметил Тимур. — Он попрежнему в Москве?
     Я кивнул, обрадованный удачным поворотом разговора.
     — Да. Он в нашем Дозоре.
     — Как он поживает? — вежливо спросил Нодир. — Мы слышали, у него четвертый уровень?
     — Практически третий, — сказал я. — Но он сам расскажет. Он тоже прилетел, но решил вначале зайти к знакомым.
     Вот эта новость дозорных явно не обрадовала. И Тимур, и Нодир теперь выглядели не то чтобы огорченными, но смущенными. Валентина Ильинична покачала головой.
     — Кажется, я вас расстроил? — поинтересовался я. Распитая вместе бутылка вынуждала к откровенности. — Объясните, в чем дело? Почему вы так относитесь к Алишеру? Изза того, что его отец — девона?
     Дозорные переглянулись.
     — Дело не в том, кто его отец, — сказала Валентина Ильинична. — Он хороший мальчик, Алишер. Но он… очень резкий.
     — Разве?
     — Возможно, он изменился в Москве, — предположил Тимур. — Но Алишеру всегда хотелось воевать. Не в свое время он родился.
     Я задумался. Конечно, в нашем Дозоре Алишер всегда предпочитал работать на улицах. Патрули, стычки, задержания — мало что обходилось без него…
     — Ну… у нас это както более естественно, — сказал я. — Москва — большой город, жизнь напряженнее. Но Алишер очень скучает по родине.
     — Нет, мы рады, конечно же! — спохватилась Валентина Ильинична. — Так давно Алишера не видели. Правда, мальчики?
     «Мальчики» с наигранным энтузиазмом согласились. Даже Мурат отозвался с кухни, что очень скучает по Алишеру.
     — А скоро подойдет Афанди? — спросил я, уводя разговор с неловкой темы.
     — И впрямь, — забеспокоилась Валентина Ильинична. — Уже третий час…
     — Так он давно пришел, — снова откликнулся с кухни Мурат. — Ходит по двору с метлой, я его в окно вижу. Наверное, решил, что его попросят плов готовить…
     Нодир быстро прошел к двери, позвал:
     — Афанди! Что ты делаешь?
     — Двор мету, — с достоинством отозвался пятый сотрудник самаркандского Дозора. Судя по голосу, он не только родился триста лет назад, но и телом был немолод.
     Нодир повернулся, виновато развел руками. Снова позвал:
     — Афанди, заходи, у нас гость!
     — Знаю, что гость. Потому и мету!
     — Афанди, но гость уже в доме! Зачем же ты убираешь на улице?
     — Э, Нодир! Не учи меня, как принимать гостей! Когда гость еще на улице — все убирают в доме. А если гость в доме — то надо прибирать на улице!
     — Как хочешь, Афанди! — посмеиваясь, сказал Нодир. — Тебе виднее, конечно. А мы пока будем кушать виноград и пить коньяк.
     — Постой, Нодир! — встревоженно отозвался Афанди. — Неуважением к гостю будет не покушать с ним за одним столом!
     Через мгновение Афанди уже стоял в дверях. Выглядел он донельзя нелепо. На ногах — расшнурованные кроссовки, из одежды — подпоясанные советским солдатским ремнем синие джинсы и белая нейлоновая рубаха с разномастными пуговицами. Нейлон — материал прочный. Рубашке было, пожалуй, лет двадцать или тридцать. Сам Афанди оказался гладко выбритым (впрочем, судя по клочкам газетной бумаги, которыми были залеплены порезы на подбородке, это стоило ему немалого труда) и плешивым стариком лет шестидесяти. Окинув одобрительным взглядом стол, Афанди прислонил к косяку длинную метлу и бойко подскочил ко мне.
     — Здравствуй, уважаемый! Да будет твоя Сила прибывать, будто пыл юнца, раздевающего женщину! Да достигнет она второго уровня и даже первого!
     — Афанди, наш гость — Высший маг, — заметила Валентина Ильинична. — Зачем желаешь ему второго уровня?
     — Молчи, женщина! — отпуская мою руку и усаживаясь за стол, произнес Афанди. — Неужели ты не видишь, как споро исполнилось мое пожелание и даже было превзойдено?
     Дозорные засмеялись. Впрочем, совершенно не обидно. Афанди — я просканировал его ауру и понял, что старик находится на самом низком уровне Силы, — был в самаркандском Дозоре за шута. Но за любимого шута, которому и любую глупость простят и которого в обиду никому не дадут.
     — Спасибо на добром слове, отец, — сказал я. — И впрямь — твои пожелания сбываются быстро.
     Старик закивал, с удовольствием забрасывая в рот половинку персика. Зубы у него были отличные — если за внешностью он не следил, то такому важному органу явно придавал большое значение.
     — Тут одни молокососы, — пробормотал он. — Уверен, они даже не смогли принять тебя как следует. Как тебя зовут, добрый человек?
     — Антон.
     — Меня зови Афанди. Это значит — мудрец, — старик обвел дозорных строгим взглядом. — Если бы не моя мудрость, давно бы уже силы Тьмы, да засохнут они в корчах и сгорят они в аду, выпили их маленькие сладкие мозги и сжевали большие жилистые печенки!
     Нодир с Тимуром захохотали.
     — Почему печенки жилистые, я понял, — разливая коньяк, произнес Нодир. — А почему мозги сладкие?
     — Да потому, что мудрость горька, а глупость и неведение — сладки! — опрокидывая вслед за персиком бокал коньяка, произнес Афанди. — Эй! Эй, глупец, что ты делаешь!
     — Что? — Тимур, собиравшийся закусить коньяк виноградом, вопросительно посмотрел на Афанди.
     — Нельзя закусывать коньяк виноградом!
     — Почему?
     — Это то же самое, что варить козленка в молоке его матери!
     — Афанди, только евреи не варят козленка в молоке!
     — А ты варишь?
     — Нет, — растерялся Тимур. — Зачем его в молокето…
     — Вот и коньяк виноградом не закусывай!
     — Афанди, я только три минуты знаком с вами, но уже вкусил столько мудрости, что буду переваривать ее целый месяц. — Я встрял в разговор, привлекая к себе внимание старика. — Мудрый Гесер послал меня в Самарканд. Он просил разыскать своего старого друга, которого когдато звали Рустам. Не знаете ли вы Рустама?
     — Конечно же, знаю, — кивнул Афанди. — А кто такой Гесер?
     — Афанди! — Валентина Ильинична всплеснула руками. — Ну не может быть, чтобы ты не слыхал про Великого Гесера!
     — Гесер… — задумчиво сказал старик. — Гесер, Гесер… Это не тот Светлый маг, что работал в Бинкенте золотарем?
     — Афанди! Как ты можешь путать Великого Гесера с какимто золотарем! — Валентина Ильинична была шокирована.
     — Ах, Гэсэр! — Афанди закивал. — Да, да, да! Ольджибай, победитель Сотона, Лубсана и Гуркара. Кто же не знает старика Гэсэра?
     — А кто знает старика Рустама? — вновь встрял я, прежде чем Афанди погрузился в перечисление славных деяний Гесера.
     — Я, — гордо сказал Афанди.
     — Только, пожалуйста, не преувеличивай, Афанди, — попросил Тимур. — Нашему гостю очень нужно встретиться с Рустамом.
     — Это трудно. — Внезапно с Афанди слетело все шутовство. — Рустам ушел от людей. Десять лет назад его видели в Самарканде. Но с тех пор никто не говорил с Рустамом, никто…
     — Откуда вы знаете про Рустама, Афанди? — не выдержал я. Если бы не слова дочки, я бы уже уверился, что хвастливый старик просто морочит мне голову.
     — Давно это было. — Афанди вздохнул. — Жил в Самарканде старик, совсем глупый, вот как эти молокососы. Шел он по городу и плакал, потому что нечего ему было есть. И вдруг навстречу вышел могучий батыр, чьи глаза сияли, а лоб был высок и мудр. Он посмотрел на старика и сказал: «Дедушка, зачем ты грустишь? Неужели ты не знаешь, какая в тебе скрыта сила? Ты же Бошкача! Иной!» Батыр коснулся старика рукой — и тот обрел силу и мудрость. А батыр сказал: «Знай, что сам Великий Рустам стал твоим учителем». Вот такая приключилась со мной история двести пятьдесят лет назад!
     Судя по всему, дозорных этот рассказ поразил не меньше, чем меня. В дверях кухни застыл Мурат, Тимур расплескал коньяк, который принялся доливать в бокалы.
     — Афанди, тебя инициировал Рустам? — спросила Валентина Ильинична.
     — Я все рассказал, мудрому достаточно, — забирая у Тимура бокал, ответил Афанди. — А глупому хоть сто раз перескажи — ничего не поймет.
     — Почему же ты эту историю не рассказывал раньше? — спросил Тимур.
     — Повода не было.
     — Афанди, ученик всегда может позвать своего учителя, — сказал я.
     — Это так, — важно подтвердил Афанди.
     — Мне надо встретиться с Рустамом.
     Афанди вздохнул и хитро посмотрел на меня.
     — А надо ли Рустаму встречаться с тобой?
     Как же мне надоела эта восточная витиеватость! Неужели они и между собой, в быту, общаются именно так? «Жена, разогрела ли ты мне чурек?» — «О, мой муж, неужели горячие ласки не заменят тебе чурека?»
     Я понял, что сейчас не удержусь и выскажусь не слишком достойно для гостя, которого встречают с таким радушием. Но, к счастью, в дверь тихонько постучали, и вошел Алишер.
     Лицо его мне решительным образом не понравилось. Я бы не удивился, увидев Алишера опечаленным. В конце концов, он мог обнаружить, что его школьная любовь вышла замуж, родила пятерых детей, растолстела и напрочь его забыла — вполне достаточный повод для грусти.
     Но Алишер был явно чемто встревожен.
     — Привет, — сказал он своим бывшим коллегам, будто расстался с ними только вчера. — У нас проблемы.
     — Где? — спросил я.
     — Прямо за забором.
     
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
     
     После Эдинбурга мне стоило ожидать чегото подобного.
     Но я расслабился. Утопающие в зелени улицы и плеск воды в арыках, шумный восточный базар и строгие купола мечети, Темные за стенкой и угрожающее гостеприимство Светлых — все было совсем иначе, чем в Шотландии. И казалось, что вся трудность будет в поисках старого мага, а не в людских кознях.
     Дом оцепили человек сто. Я видел среди них и милиционеров, и неплохо экипированных бойцов местного спецназа, и тощих прыщавых пацанов, неумело сжимающих автоматы. Силы для нашего захвата согнали самые разные. Все, что нашлось поблизости.
     Но это все было ерундой. Даже один Алишер без моей помощи смог бы промыть мозги и сотне, и двум нападавших.
     К сожалению, на каждого человека в оцеплении были наложены защитные чары.
     Любой Иной способен закрыться от магического воздействия сам и защитить других. И не обязательно даже иметь высокий уровень, чтобы наложить защитные чары на сотню человек. Дело в том, что вся магия, влияющая на человеческое сознание, сама по себе проста и больших сил не требует. Грубо говоря: магия, подчиняющая разум, аналог ножа, а не гранатомета. И против нее нужна не танковая броня, а легкий бронежилет из кевлара. Ударив чистой Силой в форме файербола, Белого Копья или Огненной Стены, я мог бы начисто выжечь городской квартал. И для защиты потребовались бы не менее мощные амулеты и чары. Но для того, чтобы подчинить нападавших своей воле и разогнать, с каждого потребовалось бы вначале снять защиту. А это уже совсем нетривиальная задача. Существуют десятки видов ментальных Щитов, и какой из них использовали — я не знал. Скорее всего (во всяком случае, я бы делал именно так) каждый индивидуальный Щит комбинировался из двухтрех случайно выбранных заклинаний. У одного солдатика, к примеру — Щит Мага и Сфера Спокойствия. У другого — Сфера Отрицания, Ледяная Кора и Барьер Воли.
     Попробуй найди к каждому своей подход! Да еще и на расстоянии!
     — За мной следили, — пояснил Алишер, пока я, стоя у окна, прикрывшись свой собственной Сферой Отрицания, изучал окруживших дом вояк. — Уж не знаю как, но от самого аэропорта. У меня все время было ощущение слежки, но я никого не заметил. А потом, когда… когда выходил от знакомых… попытались задержать. Два десятка человек. Ни одного Иного! Попытался от них закрыться, а они — видят!
     Меня тоже видели. Не все, но некоторые солдаты меня явно заметили, несмотря на магию. Значит, помимо защитных чар на них навесили и поисковые. Взор Сердца, Ясный Взгляд, Истинное Зрение… магический арсенал обширен. Тысячи лет Светлые и Темные придумывали способы обмануть друг друга.
     Что ж, теперь это обернулось против нас.
     — Как ты ушел? — спросил я, отходя от окна.
     — Сквозь Сумрак. Только… — Алишер заколебался. — Там меня тоже ждали. На втором слое ктото караулил… я побыстрее выскочил.
     — Кто караулил? Светлый, Темный?
     Алишер сглотнул и неловко улыбнулся:
     — Мне кажется, это был дэв.
     — Чушь. — Я подавил желание выругаться. — Дэвов не существует.
     — В Москве не существует, а у нас есть, — убежденно произнес Тимур. Поймал мой взгляд на дверь, ведущую к Темным. — Антон, поверьте, это не они! Незачем им на вас нападать, да еще и людей привлекать! Инквизиция голову снимет!
     Я кивнул. Дневной Дозор Самарканда я и не думал подозревать.
     — Свяжитесь с Ташкентом, с начальством, — велел я. — Пусть остановят этих!
     — Как? — не понял Тимур.
     — Почеловечески! Звонками министров обороны и внутренних дел! И в Инквизицию звоните живо!
     — Что сказать? — доставая старенький мобильник, спросила Валентина Ильинична.
     — Скажите, что у нас тут критическая ситуация. Нарушение Великого Договора альфаприм. Предоставление людям информации об Иных, вовлечение людей в противоборство Дозоров, незаконное использование магии, незаконное распространение магии, нарушение соглашения о разделении полномочий… короче: нарушение пунктов один, шесть, восемь, одиннадцать и четырнадцать базового Приложения к Договору. Хватит, я думаю.
     Валентина Ильинична уже звонила. Я снова выглянул в окно. Солдаты ждали, присев за штакетником. Дула автоматов молча смотрели на домик. Из чего тут стены? Если и впрямь из прессованного камыша — пробьет насквозь…
     — Ай, как красиво сказал! — неожиданно произнес Афанди. Он попрежнему сидел за столом и с аппетитом жевал колбасу. Бокал у него был полон, а бутылка коньяка на столе — пуста. — Нарушение базового Приложения! Теперь все понятно, да, совсем понятно! Приказывай, начальник!
     Я отвернулся от Афанди. Вот уж повезло так повезло — тот, на кого вся надежда, глуп как девона до знакомства с Гесером…
     — Ребята, надо уходить, — сказал я. — Извините, что так получилось.
     — Антон, вы можете их разогнать? — с робкой надеждой спросил Нодир.
     — Убить — запросто. Разогнать — нет.
     В дверь, ведущую в офис Темных, принялись колотить. Тимур подошел к двери, чтото спросил, открыл. Вбежали двое дежуривших там Темных. Судя по растерянным физиономиям, они только что обнаружили оцепление и жаждали объяснений.
     — Что делаешь, Светлый? — завопил тот, что постарше. — Зачем людей привел?
     — Тихо. — Я поднял руку. — Молчать!
     Ему хватило ума замолкнуть.
     — Данная ситуация попадает под пункт первый Приложения к Великому Договору, — сказал я. Афанди громко крякнул. Я невольно покосился на него, но старик всего лишь проглотил полный бокал коньяка и теперь часто дышал, прижимая ладонь ко рту. Я продолжил: — Людям предположительно сообщили о нашем существовании. В данной ситуации, согласно Пражскому соглашению, я как наиболее сильный маг принимаю на себя общее руководство присутствующими Иными. Всеми присутствующими!
     Молодой Темный посмотрел на старшего. Тот поморщился, кивнул и сказал:
     — Приказывайте, Высший.
     — Полная эвакуация Дозоров, — сказал я. — Все документы и магические артефакты уничтожить. Приступайте.
     — Как будем уходить? — спросил молодой Темный. — Поставим Щиты?
     Я покачал головой:
     — Боюсь, у них заговоренные пули. Уходить только через Сумрак.
     — О, Афанди бывал в Сумраке! — громко изрек старик. — Афанди может ходить в Сумраке!
     — Афанди, ты пойдешь со мной и Алишером, — велел я. — Остальные…
     Алишер тревожно посмотрел на меня и одними губами произнес:
     — Дэв…
     — Остальные прикрывают нас, — велел я.
     — Да с какой стати! — всетаки возмутился молодой Темный. — Мы…
     Я взмахнул рукой — и Темный скорчился, взвизгнув от боли и прижимая ладони к животу.
     — Потому что я так велел, — снимая боль, пояснил я. — Потому что я Высший, а ты — пятый уровень. Понял?
     — Понял. — Как ни ужасно, но в голосе Темного даже не было возмущения. Он попытался качать права, был наказан и признал мое право сильного. Потом, конечно, он напишет кучу жалоб в Инквизицию. Но сейчас будет подчиняться.
     Тем временем дозорные уничтожали офисы. Старший Темный работал в одиночку, но у него там, похоже, все было под контролем, заклинания уничтожения были загодя привязаны к сейфу — из замочной скважины вовсю валил дым — и наложены на все бумаги — документы на столах скручивались, желтели и рассыпались прахом. Светлые все жгли вручную. И жгли с энтузиазмом: на моих глазах Тимур вогнал в сейф лихо закрученный файербол, насквозь пронзивший металл и разорвавшийся внутри.
     — Чтото они притихли, — с тревогой сказал Алишер, выглядывая в окно. — Сейчас дым увидят…
     Они и увидели. Раздался усиленный мегафоном голос, с сильным акцентом приказывающий:
     — Террористы! Сложите оружие и выходите из здания по одному! Вы окружены! В противном случае будем штурмовать!
     — Какой бред… — возмущенно произнесла Валентина Ильинична. — Террористы, надо же!
     В следующую секунду Алишер отпрянул от окна, а стекло со звоном разлетелось. На пол упал, вращаясь вокруг оси, маленький металлический цилиндр.
     — Уходим! — крикнул я, ныряя в Сумрак. После самаркандской жары холод первого слоя был даже приятен.
     В тот же миг серая мгла вокруг ярко осветилась. Насколько ослепительно полыхнуло в человеческом мире, даже думать не хотелось. Раскалывающего уши визга, к счастью, я из Сумрака совсем не услышал.
     Никогда не думал, что светозвуковая спецназовская граната настолько страшна против Иных. Вместе со мной в Сумрак успела уйти только Валентина Ильинична — здесь она выглядела молодой стройной женщиной не старше тридцати.
     Остальные дозорные беспомощно кружили по комнате: кто пытался протереть глаза, кто держался за уши. Светозвуковая граната ослепляет секунд на десять—двадцать. А значит, в Сумрак они сейчас уйти не могут.
     — Помоги ребятам! — крикнул я Валентине. Сам бросился к дверям. Распахнул их — не в обычном мире, в Сумраке, выглянул во двор.
     Ну да, конечно, нас уже штурмовали. Бестолково, но массированно — десяток спецназовцев бежали ко входу, а солдатики за изгородью открыли пальбу по окнам. Штурм был несогласованный, как всегда и происходит, если в чьюто умную голову приходит мысль создать совместный отряд из милиционеров, военнослужащих и спецназовцев. На моих глазах один из спецназовцев раскинул руки и упал — в спину ему попала пуля. Скорее всего отделается синяками — штурмующие были в бронежилетах.
     А вот то, что несколько стрелков принялись прицельно садить по мне, было очень нехорошо. Это либо Ясный Взгляд, либо Истинное Зрение. Это очень, очень серьезно. И пули действительно были заговорены на славу: мало того что существовали одновременно и в реальном мире, и на первом слое Сумрака, так еще и были наполнены смертоносной магией!
     Я пригнулся — к счастью, враги не были убыстрены и преимущество в скорости оставалось за мной. Взмахнул рукой, позволяя Силе стекать с кончиков пальцев. На землю пролился огненный дождь, перед нападающими выросла стена дымного пламени. Нука, ребята, готовы ли вы лезть в огонь?
     Они не были готовы. Остановились (один слишком разогнался, сунулся мордой в огонь и отпрянул с воплем), отступили и стали поднимать автоматы.
     Разумеется, я не дожидался стрельбы. Ворвался обратно в дом, по пути файерболом превратив в шлак сомнительную вывеску Ночного Дозора. В крови бурлил адреналин.
     Войнушка? Прекрасно, будем играть в войнушку!
     На дверь — заклинание Абсолютного Запора (этих заклинаний на самом деле два, но другое не дало бы никакого эффекта, будь оно применено к неодушевленному предмету). На всю стену — легкий Щит, чтобы продержался под автоматным огнем минут пять. Конечно, атакующие заметят неладное. Но у нас уже нет возможности уходить совершенно скрытно.
     В Сумрак один за другим вошли оба Темных — они стояли спиной к взорвавшейся гранате. Старший тут же вознамерился чемто ударить в окно, я поймал его за руку.
     — Что у тебя?
     Он оскалил в улыбке длинные кривые зубы. Надо же, обычный слабый Темный маг, а какую челюсть отрастил!
     — В штаны наложат. Немножко.
     — Валяй, — согласился я. — Только не здесь, свою сторону прикрывай!
     В Сумрак вошел Тимур, следом — Алишер, волочащий за собой Мурата. Только Нодир тер глаза и все никак не мог опомниться, его ослепило сильнее всех.
     — Алишер, берем Афанди! — крикнул я.
     Мы подошли к старику, попрежнему сидевшему за столом и норовившему присосаться прямо к горлышку непочатой коньячной бутылки.
     — На счет «два», — сказал я. — Раз, два…
     Выскочив из Сумрака, мы подхватили Афанди под руки и подняли со стула. Свободной рукой я еще успел подобрать сумку со своими пожитками и набросить ремень на плечо. В ушах гремели автоматные очереди, звякали рикошетирующие от Щита пули, за окнами колыхалось багровое пламя. Ловким движением старик успелтаки еще разок приложиться к бутылке — в тот самый миг, когда мы втащили его в Сумрак.
     — Ай! — огорченно воскликнул он. Бутылка так и осталась в обычном мире, ладонь Афанди сомкнулась на пустоте. — Ай, продукт пропадает!
     — Дедушка, нам не до продукта, — с немыслимым терпением произнес Алишер. — Враги напали, уходим!
     — Врагам не сдадимся! — бодро воскликнул Афанди. — В бой!
     Наконецто в Сумрак вошел и Нодир. Я оглядел свое импровизированное войско: четверо слабых Светлых, двое слабых Темных, проверенный на московских улицах Алишер и Афанди в качестве балласта. Ну… все не так уж и плохо. Даже если гдето рядом скрываются те самые Высшие, что были в Шотландии, можно дать им достойный бой.
     — Уходим! — велел я. — Алишер, на тебе Афанди! Валентина, Тимур — вы первые! Всем поставить Щит Мага!
     Уходили мы прямо сквозь стену. На втором слое Сумрака мы бы ее вообще не заметили. На первом она существовала и вроде бы даже задерживала движение. Но с разбега здесь можно было пройти почти сквозь любой материальный предмет.
     Мы и прошли. Только у Афанди застряла нога, и он долго дрыгал ею в стене, пока не прорвался, оставив внутри одну кроссовку. Так она и будет теперь висеть на первом слое Сумрака, медленно, в течение нескольких месяцев истлевая. Некоторые особо чувствительные люди даже будут ее замечать краем глаза… конечно, если после штурма здание уцелеет.
     С той стороны, где мы вышли, оцепление было пожиже. Пятеро автоматчиков таращились в глухую стену, явно недоумевая, зачем их тут поставили. Но двое всетаки оказались зачарованными и увидели нас. Уж не знаю, как мы выглядели — обычными людьми, выскочившими из стены, или призрачными тенями. В любом случае радушия на лицах автоматчиков не появилось, только страх и готовность стрелять. Валентина действовала грамотно — ее заклинание не имело никакого видимого эффекта, но безотказный «Калашников» в руках солдата стрелять отказался. А вот Тимур метнул сквозь Сумрак файерболом и сжег ствол автомата.
     Зря!
     Да, эти двое не могли больше стрелять. Но их товарищи, не способные обнаружить нас самих, увидели ударивший из пустоты огненный шар — и принялись стрелять. То ли с перепугу, то ли их этому научили.
     Вначале мне показалось, что он не поставил Щит. Очередь буквально прошила его насквозь — я видел, как спину Тимура одна за другой дырявят пули. Он завалился на спину, и только тут я увидел, что Щит у него всетаки был. Слабенький, только впереди, но был.
     Зачарованные пули прошли сквозь магическую броню. Та же работа, что и в Эдинбурге!
     — Тим! — закричал Нодир, склоняясь над другом. — Тим!
     Это его спасло — беспорядочно палившие автоматчики выпустили несколько очередей над его головой.
     А в следующий миг, я не успел ничего сделать, Мурат ударил в ответ.
     У них был не слишком большой выбор заклинаний. Провинциальные маги, отвыкшие от стычек и не слишкомто сильные от природы, они не были готовы к такому поединку — с людьми, умеющими убивать Иных.
     Мурат применил какойто незнакомый мне вариант Белого Меча. Теоретически это заклинание должно убивать только Темных Иных и людей, полностью склонившихся ко злу. Практически — нужно быть монахом, проводящим свои дни в молитвах и смирении, чтобы беспощадный удар не нанес тебе вреда. Любая агрессия, любой страх делают человека уязвимым для лезвия из чистого Света.
     У этих узбекских парнишек в военной форме страха и агрессии было хоть отбавляй…
     Четверых солдат белый клинок перерезал, будто острая коса пшеничные колосья. Напополам. С фонтанами крови и прочими неприглядностями. Пятый солдат бросил автомат и с безумным криком кинулся бежать. Даже из Сумрака его движения выглядели быстрыми — как же он припустил!
     Я обогнул застывшего на месте Мурата. Белый клинок уже истаивал в его руке. Взгляд у него сделался очень спокойным и будто бы сонным. Я заглянул магу в глаза и нашел в них ответ на свой вопрос.
     Все. Он уже уходил.
     Присев рядом с Нодиром, я потряс его за плечо:
     — Пошли.
     Он повернулся ко мне. Очень удивленно сказал:
     — Тимура убили. Застрелили!
     — Я вижу. Идем.
     Нодир замотал головой:
     — Нет! Мы не можем его тут оставить…
     — Можем и оставим! Тело врагам не достанется, растает в Сумраке. Мы все туда уйдем рано или поздно. Вставай.
     Он снова покачал головой.
     — Вставай. Ты нужен Свету.
     Нодир застонал, но поднялся. И тут же его глаза остановились на Мурате. Нодир замотал головой, будто стараясь вытрясти избыток впечатлений. Кинулся к Мурату, попытался схватить его за руку.
     Его пальцы поймали лишь воздух. Мурат истаивал, растворялся в Сумраке. Куда быстрее, чем будет исчезать мертвое тело Тимура. Светлому магу нужно обладать большим жизненным опытом, чтобы убедить себя в правомочности убийства четверых людей. Я, наверное, смог бы удержаться. Мурат — нет.
     — Уходим! — Я залепил Нодиру пощечину. — Уходим!
     Он всетаки сумел собраться. Потащился вслед за мной — от офиса, который еще штурмовали, от двух товарищей — мертвого и умирающего. Впереди шла Валентина, рядом с ней Темные. Алишер тащил протрезвевшего и присмиревшего Афанди. Мы с Нодиром замыкали шествие.
     Вслед нам опять принялись стрелять — крики уцелевшего солдата привлекли внимание. Я опять поставил Огненную Стену и, не удержавшись, всадил в старый «пежо» у ограды маленький файербол. Машина весело вспыхнула, привнеся в азиатский пейзаж чуточку французского шарма.
     В возникшей неразберихе отступать было проще. К тому же в Сумраке заборчик вокруг палисадника зиял дырами, соседний дом вообще не существовал. По безлюдной улице мы добежали до перекрестка и свернули на такую же узкую дорогу, ведущую от базара. Тут, похоже, каждая дорога рано или поздно выходит к базару… Нодир то всхлипывал, то ругался. Афанди все время озирался, с удивлением глядя на кипящий у пустого здания бой. Похоже, в неразберихе нападающие уже принялись палить друг в друга.
     Темные держались лучше. Валентина Ильинична шла по центру, а Темные вполне грамотно осуществляли боковое охранение. Я даже решил, что мы оторвались от преследования. И это было ошибкой, непростительной для Высшего мага. Ну или почти непростительной.
     Я всетаки никогда до конца не верил в существование дэвов.
     Европейская традиция — это големы. Существа, созданные из глины, дерева, да хоть бы даже и из металла. Деревянных в России ласково зовут буратинками, хотя последний реально работавший буратинка истлел еще в восемнадцатом веке. Как их звали современники — не знаю. На занятиях нас учили создавать буратинок, и это было смешно и поучительно — ожившая деревянная кукла могла ходить, выполнять простейшую работу, даже разговаривать… и рассыпаться в прах через несколько минут. Чтобы деревянный голем просуществовал хотя бы несколько дней, маг должен быть очень сильным и очень умелым, а туповатые буратинки не слишкомто нужны опытным магам. Еще труднее оживить железяку, создание из металла — я помню, как однажды Света соорудила для Надюшки двигающуюся куколку из канцелярских скрепок, но она сделала ровно три шага, после чего замерла навсегда. Глина на удивление пластична и податлива для анимации, долго держит магию, но даже из нее големов нынче лепят редко.
     А вот на Востоке были дэвы. Точнее — считалось, что они были. По сути, те же самые големы, вот только не имеющие никакой материальной основы: ожившие сгустки Сумрака, закрученные вихри Силы. Согласно легендам, создание такого дэва (арабы чаще называли их джиннами) считалось своего рода экзаменом мага на Высший уровень. Вопервых, надо было создать голема, вовторых, подчинить себе. Некоторые срезались на первом этапе, но гораздо печальнее была судьба тех, кто напортачил на втором.
     Я полагал дэвов легендами. Ну, в крайнем случае — редчайшим, удавшимся раз или два экспериментом когото из величайших магов древности. И уж тем более не предполагал, что дэвы существуют и поныне. Местные дозорные, похоже, в дэвов верили.
     Но им не хватило Силы, чтобы увидеть приближение дэва.
     Молодой Темный — я так и не узнал его имени — закричал, замолотил руками, будто отбиваясь от чегото невидимого. Его подняло с земли, пронесло по воздуху и остановило, орущего и дергающегося, на высоте двухэтажного дома. Я с содроганием увидел, что бока Темного сминаются, как от давления исполинской ладони, а одежда обугливается. Крик превратился в хрип.
     А потом по телу Темного дугой проступила кровавая полоса. Миг — и перерезанное, а скорее перекушенное тело упало на землю.
     — Щиты! — крикнул Алишер.
     Я не стал усиливать свою защиту. Вопервых — не знал, поможет ли она против дэва. Вовторых — единственным, кто сможет ему противостоять, был я.
     Миг — я погрузился на второй слой Сумрака.
     И тут же увидел дэва.
     Гибкое, сотканное из струек огня и дыма тело действительно напоминало сказочного джинна. Преобладал серый цвет, даже лепестки пламени были черносерыми с едва уловимым багровым оттенком. Ног у дэва не было, торс сужался, превращаясь в змеиное тело, извивающееся при движении. Земля под ним дышала паром, будто влажное белье под утюгом. Голова, руки и даже нелепо торчащие из змеиной половины гениталии выглядели вполне человеческими. Только огромными — дэв достигал в росте пяти — пяти с половиной метров — и состоящими из дыма и пламени. Глаза горели алым огнем — единственная яркая деталь и на теле дэва, и на всем втором слое Сумрака.
     Чудовище тоже увидело меня — в тот самый миг, когда потянуло ручищу к Валентине. Дэв радостно взвыл и с неожиданным проворством заскользил ко мне. Что за мода пошла на пресмыкающихся? В Шотландии двухголовая змея, в Узбекистане полузмеяполучеловек…
     Для пробы я швырнул в дэва файербол — никакого эффекта совершенно, сгусток пламени растворился в теле монстра, потом Тройное Лезвие — дэв вздрогнул, но движения не замедлил.
     Ну хорошо…
     Я позволил Силе течь по руке и создал белый клинок. Наверное, сказался последний поступок Мурата. Но, похоже, я зря взял пример с узбекского мага — белое лезвие легко прошло сквозь тело дэва, но не причинило ему никакого вреда. Обдумывать причины неудачи не было времени. Дэв размахнулся, ударил рукой — я успел отпрыгнуть. Но вот коварный выпад змеиного хвоста был слишком неожиданным. Я кубарем покатился по земле. Дэв торжествующе гоготал, надвигаясь на меня, а я все никак не мог подняться. Почемуто я даже не испугался, а только почувствовал отвращение при виде поднимающегося в эрекции пениса монстра. Одной рукой дэв сжал пенис и принялся им помахивать, то ли мастурбируя, то ли собираясь огреть меня им, будто огненной дубиной. Это что же, умереть от елды безмозглого чудовища??? Я больше не пытался создать белый клинок. Собрал в ладони Силу — и ударил по дэву знаком Танатос.
     Дэв вздрогнул. Свободной рукой почесал грудь, куда пришелся удар. Тонкие струйки дыма вились за его ладонью будто волосы. Потом дэв принялся хохотать, попрежнему сжимая член, уже увеличившийся до размеров бейсбольной биты. От дэва шел жар — не живое тепло, а горячий воздух, как от разгоревшегося костра.
     Не такой уж он и безмозглый. Куда глупее я, ударивший знаком смерти существо, которое и так не является живым.
     — Ай, шайтан, шелудивый пес, порочный отпрыск больного глиста! — раздался за спиной дэва знакомый голос. Старик Афанди ухитрилсятаки войти на второй слой Сумрака! И мало того что вошел — крепко ухватил дэва за хвост и попытался оттащить от меня!
     Чудовище медленно повернулось, словно недоумевая, кто посмел обращаться с ним так бесцеремонно. Прекратило чесаться — и занесло над стариком сжатую в кулак ручищу. Он же его по уши в землю вгонит!
     А я судорожно просеивал хлам, скопившийся в моей голове. Все, что касалось големов, от первых занятий и до когдато услышанных от Семена баек. Дэв — это тот же голем. Големы уничтожимы! Голем… големы… големы каббалистические, големы мотивированные и свободные, големы для развлечений и забав, големы деревянные… о невозможности создания пластикового голема… заклинания против големов… Ольга однажды рассказывала… никому больше не нужное умение… а заклинанието в принципе несложное, только Силы много берет…
     — Прах! — выкрикнул я, выбрасывая руку в направлении дэва.
     Теперь все зависело от того, правильно ли я сложил знак. Как обычный кукиш, широко использующийся в магических пассах, только мизинец выставлен вперед, параллельно большому пальцу. Не зря, ох не зря нас целый месяц учат растягивать пальцы. Любой пианист позавидует…
     Монстр застыл. Потом медленно развернулся в мою сторону. Красный огонь в его глазах погас. Дэв тонко заскулил, будто щенок, которому прижали лапу. Разжал ладонь. Пенис отвалился и рассыпался горой искр, будто вылетевшая из костра головешка. Затем стали осыпаться пальцы на руках. Дэв уже не скулил — всхлипывал, протягивая ко мне беспалые руки и мотая ослепшей головой.
     Вот так их и укрощали великие маги Востока…
     Я держал и держал знак Праха, позволяя силе течь сквозь меня. Долго — минуты три по времени второго слоя, пока дэв окончательно не обратился в горстку пепла.
     — Холодно, а? — сказал Афанди, приплясывая. Подошел к останкам дэва, вытянул руки, потер их, согревая. Потом плюнул на пепел, пробормотал: — У, сын греха и отец мерзости…
     — Спасибо, Афанди, — сказал я, поднимаясь с заиндевелой земли. На втором слое и впрямь было ужасно холодно. Хорошо хоть, какимто чудом я ухитрился даже не потерять сумку с вещами, она так и болталась у меня на плече. Хотя… не было ли это чудо наложенным Светланой заклинанием сродства? — Спасибо, дедушка. Пойдемте отсюда, вам трудно тут долго находиться.
     — Ай, спасибо, могучий воин. — Афанди просиял. — Ты сказал мне спасибо? Я буду гордиться этим всю свою бесцельную жизнь! Победитель дэва похвалил меня!
     Я молча взял его под локоть и потащил на первый слой. В уничтожение дэва я всадил столько Силы, что и мне самому было трудно находиться в Сумраке.
     
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
     
     В чайхане было сумрачно и грязно. Под потолком, вокруг слабых лампочек в загаженных абажурах, кружили с жужжанием жирные мухи. Мы сидели на засаленных и пестрых не то подушках, не то маленьких матрасиках вокруг низенького, сантиметров пятнадцать от пола, стола. Самого обычного стола, только с укороченными ножками. На столе была скатерть — яркая, но тоже грязная.
     В России такое кафе мгновенно бы закрыли. В Европе посадили бы владельца в тюрьму. В США собственнику влепили бы немыслимого размера штраф. А гденибудь в Японии хозяин подобного заведения от стыда сам сделал бы себе сеппуку.
     Но таких вкусных запахов, как в этой маленькой, совершенно не туристической чайхане, я нигде не слышал!
     Оторвавшись от преследования, мы разделились. Темный ушел искать своих и докладывать о происшедшем. Валентина Ильинична и Нодир отправились собирать Светлых, состоящих в резерве Дозора, отзваниваться в Ташкент, просить подкрепление. А мы с Алишером и Афанди поймали такси и добрались до этой чайханы на окраине Самарканда, рядом с небольшим базаром. У меня зародилось подозрение, что базаров в Самарканде больше десятка и уж точно больше, чем музеев и кинотеатров вместе взятых.
     По пути я наложил на себя заклинание личины и стал двойником Тимура. Молодые маги почемуто считают дурной приметой принимать внешность покойника. Поверья с этим связаны самые разные, от «скоро умрешь» и до «чужих привычек нахватаешься». Можно подумать, что привычки — это блохи, которые после смерти хозяина разбегаются по сторонам в поисках когото максимально похожего… Я никогда не был суеверным, так что принял внешность Тимура без колебаний. Все равно надо было замаскироваться под местного. Приезжий с европейской внешностью и в этой чайхане выглядел бы так же нелепо, как папуас на сенокосе в русской деревне.
     — Здесь очень вкусно кормят, — объяснил Алишер вполголоса, сделав заказ. Я, не понимая поузбекски ни слова, в присутствии молодого парнишкиофицианта молчал. Афанди, к счастью, тоже: только временами крякал, потирал залысину и гордо поглядывал на меня. Видимо, взгляд подразумевал: «Как мы этого дэва, а?» Я послушно кивал в ответ.
     — Верю, — ответил я. У стены стояла здоровенная китайская магнитола с огромными хрипящими динамиками и мигающими разноцветными лампочками. Играла кассета с чемто национальным, исходно интересным, но безнадежно испорченным переделкой в ритмы попмузыки и качеством магнитолы. Но зато громкость звука была достаточной, чтобы спокойно говорить порусски, не рискуя вызвать удивленные взгляды соседей. — Пахнет вкусно. Только, извини, грязновато тут.
     — Это не грязь, — ответил Алишер. — Точнее, не та грязь. Знаешь, когда в Россию приезжают из Западной Европы, тоже морщатся: мол, грязно у вас везде. А ведь грязно не оттого, что не убирают! В России почвы другие, больше эрозия земли, в воздухе от этого пыль и она повсюду оседает. Вымыл тротуар с мылом, так в Европе он три дня останется чистым, разве что клочок бумаги ветром принесет. А в России хоть языком вылизывай, пыль через час снова осядет. В Азии пыли еще больше, поэтому и европейцы, и русские говорят: «Грязь, бескультурье, дикость!» Неправда это! Просто местность такая! В Азии если пахнет хорошо — это не грязь. В Азии надо верить не глазам, а носу!
     — Любопытно, — сказал я. — Никогда не задумывался об этом. Наверное, поэтому на Востоке глаза у людей узкие, зато носы большие?
     Алишер мрачно посмотрел на меня. Потом вымученно рассмеялся:
     — Ладно, уел. Смешно. Но я и вправду так думаю, Антон. На Востоке все иначе.
     — Даже Иные, — кивнул я. — Алишер, а я ведь не поверил в дэва. Извини.
     — Знаешь, по твоему описанию — это был не тот, что меня преследовал, — серьезно сказал Алишер. — Тот пониже ростом, но очень юркий. С ногами. Похож скорее на обезьяну с рогами.
     — Тьфу на них, отрыжка мироздания, творение безответственных магов! — подхватил Афанди. — Мы с Антоном победили этого безнравственного, развратного дэва! Если бы ты видел этот бой, Алишер! Хотя не стоит юноше смотреть порнографию…
     — Дедушка Афанди… — начал я. — Умоляю!
     — Зови меня просто — бобо! — велел Афанди.
     — Что это значит? — спросил я с подозрением.
     — Это значит «дедушка». — Старик похлопал меня по плечу. — Мы с тобой победили этих дэвов, ты мне теперь как внук родной!
     — Афандибобо, — попросил я. — Пожалуйста, не вспоминайте этот бой. Мне очень неловко, я не сразу смог поразить дэва.
     — Дэвов! — твердо повторил Афанди.
     — Дэва? — наивно предложил я.
     — Дэвов! Их там было два! Большой сжимал маленького в руке и размахивал им налевонаправо, направоналево!
     Афанди привстал и очень красочно изобразил поведение «дэвов».
     — Хай, великий воин Афанди, — быстро сказал Алишер. — Их было два. Антон не заметил второго от страха. Сядьте, нам несут чай.
     Минут десять мы пили чай со сладостями. Я опознал халву, рахатлукум и чтото вроде пахлавы. Все остальные сладкие кондитерские чудеса Востока были мне незнакомы. Но получить удовольствие от вкуса это не помешало. Тут были разноцветные кристаллы сахара (я предпочел не размышлять, чем именно их подкрашивали), мотки тонких, очень сладких нитей, чтото похожее на халву, но белое, сухофрукты. Все очень вкусное. И все очень сладкое, что для нас было особенно важно. После потери Силы всегда тянет на сладкое. Пусть мы оперируем чужой Силой, всего лишь перераспределяя ее в пространстве, но и это непросто. Глюкоза в крови падает так, что легко свалиться в гипогликемической коме. Если это случится в Сумраке, то спасет лишь чудо.
     — Потом будет шурпа и плов, — сказал Алишер, наливая себе уже пятую пиалу зеленого чая. — Здесь простая еда. Но настоящая.
     Он замолчал. И я понял, о чем он думает.
     — Они погибли в бою. Как положено дозорным, — сказал я.
     — Это был наш бой, — негромко произнес Алишер.
     — Общий бой. Даже для Темных. Мы должны найти Рустама, и никто нам в этом не помешает. Вот Мурата жалко… и людей положил, и сам жить не смог.
     — Я бы смог, — мрачно сказал Алишер.
     — И я тоже, — признался я. Мы обменялись понимающими взглядами.
     — Люди против Иных. — Алишер вздохнул. — Поверить не могу! Как в кошмарном сне! Их всех зачаровали, это работа для Высшего!
     — Как минимум трое Высших, — сказал я. — Темный, Светлый и Инквизитор. Вампир, целитель и боевой маг.
     — Настал конец времен. — Афанди покачал головой. — Никогда не думал, что сойдутся вместе Свет, Тьма и Страх…
     Я быстро посмотрел на него — и успел поймать краткий миг перед тем, как глуповатое выражение вернулось на лицо Афанди.
     — А ты ведь не так глуп, как притворяешься, Афанди, — сказал я негромко. — Зачем ты ведешь себя будто выживший из ума старик?
     Несколько секунд Афанди улыбался. Потом посерьезнел:
     — Слабому лучше выглядеть дурачком, Антон. Только сильный может позволить себе быть умным.
     — Ты не так уж и слаб, Афанди. Ты вошел на второй слой и пять минут пробыл там. Хитрость какую знаешь?
     — У Рустама было много секретов, Антон.
     Я долго смотрел на Афанди, но лицо старика оставалось невозмутимым. Потом перевел взгляд на Алишера. Тот выглядел задумчивым.
     Интересно, мы с ним пришли к одной и той же мысли?
     Скорее всего да.
     Афанди — он и есть Рустам? Глуповатый старик, который десятилетиями безропотно прибирал офис провинциального Дозора, — один из старейших в мире магов?
     Все может быть. Все что угодно. Говорят, что с годами каждый Иной меняет характер, упрощается: на первый план выходит какаято одна, доминирующая черта личности. Хитроумному Гесеру хотелось интриг, так он и интригует до сих пор. Фома Лермонт, который мечтал о спокойной и уютной жизни, теперь ухаживает за своим садиком и работает антрепренером. А Рустам, если в его характере преобладала скрытность, вполне мог дожить до полной паранойи и скрываться в обличье слабого и недалекого старика…
     Но если так — он не раскроется, даже выскажи я свою догадку. Рассмеется в лицо, начнет старую песенку про своего учителя… А ведь он вовсе не сказал, что Рустам инициировал его! Он рассказал эту историю от третьего лица: Рустам, глупый старик, инициация. Это мы сами поместили Афанди на место глупого старика!
     Я снова посмотрел на Афанди. Теперь мое воспаленное воображение готово было найти в его взгляде и лукавство, и болезненную скрытность, и даже ехидство.
     — Афанди, я должен говорить с Рустамом, — сказал я, аккуратно выбирая слова. — Это очень важно. Гесер послал меня в Самарканд, просил разыскать Рустама и в память о старой дружбе попросить у него совета. Только совета!
     — Хорошая вещь — старая дружба, — кивнул Афанди. — Очень хорошая! Когда она есть. Но я слышал, что Рустам и Гэсэр рассорились. Так сильно рассорились, что Рустам плюнул вслед Гэсэру и сказал, что не желает видеть его на узбекской земле. А Гэсэр рассмеялся и ответил, что тогда Рустаму надо выколоть себе глаза. На дне бутылки хорошего старого вина может выпасть горький осадок, и чем старее вино, тем сильнее осадок горчит. Так и старая дружба может породить очень, очень большую обиду!
     — Ты прав, Афанди, — сказал я. — Ты во всем прав. Но Гесер сказал еще одну вещь. Ему довелось спасать жизнь Рустама. Семь раз. И Рустаму довелось спасать его жизнь. Шесть раз.
     Нам принесли шурпу, и мы замолчали. Но Афанди и после того, как паренек удалился, сидел с плотно сжатыми губами. И с таким выражением лица, будто чтото считал в уме.
     Наши с Алишером взгляды встретились. Алишер едва заметно кивнул.
     — Скажи, Антон, — произнес наконец Афанди. — Если твой друг расстроился, когда его любимая женщина ушла от него… так расстроился, что решил покинуть этот мир… а ты пришел к нему и месяц жил у него, с утра до вечера пил вино, заставлял ходить в гости и рассказывал, как много вокруг других красивых женщин… это считается спасением жизни?
     — Я думаю, зависит от того, действительно ли друг готов был расстаться с жизнью от любви, — осторожно сказал я. — Каждому мужчине, который пережил подобное, казалось, что незачем жить. Но очень, очень редко они кончали с собой. Ну, разве что были глупыми безусыми юнцами.
     Афанди снова замолчал.
     А у меня, будто дождавшись паузы, звякнул телефон.
     Я достал трубку в полной уверенности, что звонит либо Гесер, которому доложили о случившемся, либо Светлана, почувствовавшая неладное. Но никакого номера или имени на дисплее не было. Он просто светился ровным серым светом.
     — Да? — произнес я.
     — Антон? — спросил голос. Знакомый голос с легким прибалтийским акцентом.
     — Эдгар? — обрадованно воскликнул я. Нормальный Иной звонку Инквизитора радоваться не станет. Тем более если этот Инквизитор — бывший Темный маг. Но сейчас была слишком нестандартная ситуация. Лучше уж Эдгар, чем незнакомый ревнитель равновесия, увешанный амулетами с ног до головы и подозревающий в преступлениях всех и вся.
     — Антон, ты в Самарканде. — Эдгар, конечно, не спрашивал, а утверждал. — Что там творится? Наши провешивают портал от Амстердама до Ташкента!
     — А почему до Ташкента? — не понял я.
     — Проще. Этой трассой хоть раз пользовались, — пояснил Эдгар. — Так что там у вас?
     — Про Эдинбург знаешь?
     Эдгар только насмешливо фыркнул. Да уж, задал я вопрос. В Инквизиции вряд ли остались даже стажеры, не слыхавшие про попытку похитить артефакт Мерлина. Что уж говорить об опытных сотрудниках.
     — Судя по всему, та же команда. Только там они пользовались услугами наемников. А здесь задурили головы местным военным и полицейским. Все в амулетах и чарах, пули заговорены…
     — Понятно, отпуск у меня накрылся, — безнадежно сказал Эдгар. — Хоть бы ты туда не совался! Меня с пляжа выдернули! Потому что я имел опыт работы с тобой!
     — Ценю такое внимание, — ехидно сказал я.
     — Все очень серьезно? — помедлив, спросил Эдгар.
     — Сотня человек, натравленных на оба местных Дозора. При отходе погибли двое Светлых. А потом нас атаковал дэв. Перекусил пополам Темного. Я его три минуты трамбовал!
     Эдгар выругался. Спросил:
     — Чем трамбовал?
     — Прахом. Хорошо хоть знал случайно…
     — Восхитительно! — с сарказмом произнес Эдгар. — Молодой московский маг случайно помнит заклинание против големов, которое не применялось лет сто!
     — Уже статью шьешь? — усмехнулся я в ответ. — Приезжай, тебе понравится. Кстати, заклинания против големов подучи, тут, по слухам, еще один ошивается.
     — Это какойто кошмар… — пробормотал Эдгар. — Я на Крите. В плавках стою на пляже. Мне жена спину мажет солнцезащитным кремом. А мне велят через три часа быть в Амстердаме и немедленно отправляться в Узбекистан! Это как называется?
     — Глобализация, сэр, — сообщил я.
     Эдгар застонал в трубку. Потом сказал:
     — Меня жена убьет. У нас медовый месяц. Она, между прочим, ведьма! А меня вызывают в какойто там Узбекистан!
     — Эдгар, тебе не идет говорить «какойто там», — снова не удержался я от ехидства. — Какникак в одном государстве раньше жили. Считай это своим отсроченным патриотическим долгом.
     Но Эдгар явно не был расположен ни к сарказму, ни к пикировке. Тяжело вздохнул, потом спросил:
     — Как мне тебя найти?
     — Звони, — просто ответил я. И прервал связь.
     — Инквизиция, — понимающе кивнул Алишер. — Спохватились. Им тут работка найдется.
     — Для начала бы свои ряды почистили, — сказал я. — Ведь ктото орудует у них в конторе.
     — Не обязательно, — попытался вступиться за Инквизицию Алишер. — Это может быть Инквизитор в отставке.
     — Да? И откуда тогда люди узнали, что Гесер направил нас в Самарканд? Он сообщил только Инквизиции!
     — Среди предателей есть и Светлый целитель, — напомнил мне Алишер.
     — Ты хочешь сказать — Высший Светлый из нашего Ночного Дозора? Целитель? И он работает на врага?
     — Да хоть бы и так! — упрямо сказал Алишер.
     — У нас в Дозоре был только один Светлый целитель высшего уровня, — спокойно напомнил я. — Только одна, точнее. Моя жена.
     Алишер осекся. Замотал головой:
     — Прошу прощения, Антон! Я не имел в виду ничего подобного!
     — Ай, хватит ссориться! — прежним дурашливым голосом сказал Афанди. — Шурпа остыла! Что хуже остывшей шурпы? Только горячая водка!
     Он воровато огляделся и провел рукой над пиалами с шурпой. От остывшего бульона снова пошел пар.
     — Афанди, как нам поговорить с Рустамом? — повторил я.
     — Шурпу ешь, — буркнул старик. И подал нам пример.
     Отломив кусок лепешки, я принялся за шурпу. Что поделать, Восток есть Восток. Прямо отвечать здесь не любят. Наверное, лучшие в мире дипломаты — восточные. «Да» и «нет» не говорят, но это вовсе не значит, что они воздерживаются…
     Только когда и я, и Алишер доели шурпу, Афанди со вздохом произнес:
     — Наверное, Гэсэр сказал правду. Наверное, он может потребовать от Рустама ответа. Одного ответа на один вопрос.
     Что ж, это уже маленькая победа!
     — Сейчас. — Я кивнул. Вопрос, конечно же, надо было задать правильно и так, чтобы не оставить возможности двусмысленного ответа. — Минутку…
     — Зачем ты спешишь? — удивился Афанди. — Минутку, час, день… Думай.
     — Я в принципе готов, — сказал я.
     — И что? Кого ты будешь спрашивать, Антон Городецкий? — Афанди усмехнулся. — Тут нет Рустама. Мы поедем к нему, и ты задашь свой вопрос.
     — Тут нет Рустама? — Я едва не потерял дар речи.
     — Нет, — твердо ответил Афанди. — Прости, если какието мои слова ввели тебя в заблуждение. Но нам придется поехать на плато демонов.
     Я подумал, что начинаю понимать Гесера, разругавшегося с Рустамом. И что Мерлин, несмотря на все свои злодеяния, был всетаки добрейшей души и великого терпения Иной. Потому что Афанди — это Рустам. К гадалке не ходи!
     — На одну минуточку я… — Афанди поднялся и двинулся к дверке в углу чайханы. На двери был нанесен трафаретом понятный без перевода мужской силуэт. Что интересно — двери с женским силуэтом не наблюдалось. Видимо, проводить время в чайхане женщины Самарканда не привыкли.
     — Ну и фрукт Рустам, — пробормотал я, пользуясь возможностью. — Сухофрукт. Урюк упрямый.
     — Антон, а ведь Афанди — не Рустам, — сказал Алишер.
     — Ты что, поверил?
     — Антон, десять лет назад Рустама узнал мой отец. Я тогда не придал этому особого значения… ну, жив древний Высший, ну и что с того? Много их отошло от дел, живут себе незаметно среди людей…
     — Ну?
     — Отец знал Афанди. Лет пятьдесят, наверное, знал.
     Я задумался.
     — А как именно отец тебе рассказал про Рустама?
     Алишер наморщил лоб. Потом очень четко, будто читая с листа, произнес:
     — Сегодня я видел Великого, которого семьдесят лет никто и нигде не встречал. Великого Рустама. Друга, а потом врага Гесера. Я прошел мимо. Мы узнали друг друга, но сделали вид, что не видим. Хорошо, что такой маленький Иной, как я, никогда с ним не ссорился.
     — Ну и что? — Настал мой черед спорить. — Твой отец мог наконецто узнать Рустама, замаскировавшегося под Афанди. Об этом и сказать.
     Алишер задумался и признал, что да, могло быть и так. Но он все же считает, что отец говорил не об Афанди.
     — Все равно нам это ничего не дает. — Я махнул рукой. — Ты же видишь, какой он упрямый. Нам придется идти с ним на плато демонов… кстати, что это такое? Только не говори мне, что на Востоке есть демоны, которые живут на какомто плато!
     Алишер усмехнулся:
     — Демон — это сумеречная форма Темных магов высокого уровня, чья человеческая природа искажена Силой, Сумраком и Тьмой. На первом занятии учат. Нет, плато демонов — человеческое название. Это горная местность, где стоят валуны причудливой формы — будто окаменевшие демоны. Люди туда не любят заходить. Ну, только туристы…
     — Туристы — не люди, — согласился я. — Значит, обычные суеверия?
     — Нет, не суеверия. — Алишер посерьезнел. — Там была битва. Большая битва Темных и Светлых, почти две тысячи лет назад. Темных было больше, они побеждали… и тогда Великий Светлый маг Рустам применил ужасное заклинание… никто и никогда больше не применял в бою Белое Морево. Темные окаменели. И не рассосались в Сумраке, а так и вывалились в обычный мир — каменными демонами. Люди говорят правду, хоть и не знают об этом.
     У меня вдруг сжало сердце. Холодным, скользким, отвратительным воспоминанием. Я стою перед Костей Саушкиным. И далекий голос Гесера шепчет в голове…10
     — Белое Марево, — сказал я. — Заклинание называется «Белое Марево». Доступно лишь Высшим магам, требует максимального сосредоточения и полной прокачки Силы в радиусе трех километров…
     Слова Алишера будто сорвали какойто замок в моей памяти. И открылась скрипучая дверца шкафа, в котором затаился древний скелет, оскалившийся в костяной ухмылке…
     Гесер дал мне не просто голое знание. Он передал целый кусок своей памяти. Щедрый подарок… почти такой же, какой получился у данайских плотников.
     
     …Камень жжет ноги сквозь мягкие кожаные туфли, потому что камень раскален докрасна, и даже наложенные на одежду чары теряют свою силу. А впереди дымится чьето тело, наполовину ушедшее в размягчившийся камень. Не у всех соратников чары выдержали Молот Судьбы.
     — Гесер! — кричит мне в ухо рослый широкоплечий мужчина. Его черная бородка курчавится от жара, белокрасные одежды припорошены черным пеплом. Сверху падают, рассыпаясь порошком, кружевные черносерые хлопья. — Гесер, надо решиться!
     Я молчу. Я смотрю на дымящееся тело и пытаюсь узнать убитого. Но тут его защита сдается окончательно, и труп мгновенно вспыхивает, превращаясь в столб жирного пепла, уходящий в небо. Потоки рассеивающейся Силы колышут пепел, и тот на мгновение складывается в призрачную человеческую фигуру. Я понимаю, что именно падает на нас сверху, и к горлу подступает ком.
     — Гесер, они хотят поднять Тень Владык! — В голосе мага в белокрасных одеждах панический ужас. — Гесер!
     — Я готов, Рустам, — говорю я. Протягиваю ему руку. Маги нечасто творят заклинания вдвоем, но мы многое пережили вместе. И еще — вдвоем легче. Легче решиться. Потому что впереди — сотня Темных и десять тысяч людей.
     А за нами — всего лишь сотня доверившихся нам людей и десяток маговучеников.
     Очень трудно убедить себя, что десять и сто дороже, чем сто и десять тысяч.
     Но я смотрю на черносерый пепел, и мне вдруг становится легче. Я говорю себе то, что всегда будут говорить себе сильные и добрые в такой ситуации. Через сто, через тысячу, через две тысячи лет.
     Впереди — не люди!
     Впереди — взбесившиеся звери!
     Сила течет сквозь меня, Сила пузырящейся жижей наполняет жилы, Сила проступает на коже кровавым потом. Вокруг много, очень много Силы — истекающей из убитых Иных, рассеивающейся из произнесенных заклинаний, рвущейся из бегущих в атаку людей. Темные не зря привели с собой целое войско. Иным не страшно человеческое оружие, но машущие саблями руки, оскаленные в крике рты и жаждущие смерти глаза принадлежат живым бурдюкам, наполненным Силой. И чем больше ненавидит и боится это грязное человеческое отребье, согнанное под знамена Тьмы жестокими правителями или жаждой наживы, — тем сильнее идущие среди них Темные маги.
     Но у нас в запасе есть заклинание, которое никогда еще не звучало под этим солнцем. Привезенное Рустамом с далекого северного острова, придуманное хитроумным Светлым по имени Мерлин, но ужаснувшее даже его, стоящего опасно близко к Тьме…
     Белое Марево.
     Рустам произносит чужие, грубо звучащие слова. Я повторяю вслед за ним, даже не пытаясь постичь смысл. Слова важны, но они лишь руки гончара, придающие форму глине; глиняная форма, в которую вольют расплавленный металл; бронзовые оковы, не дающие лишней свободы рукам. Слова все начинают и все заканчивают, в словах форма и направление, но решает все Сила.
     Сила и Воля.
     Я больше не могу сдержать ту мощь, что бьется во мне, с каждым ударом сердца готовая разорвать жалкое человеческое тело. Я открываю рот одновременно с Рустамом. Я кричу, но кричу уже без слов.
     Время слов кончилось.
     Белый туман вылетает из наших ртов, вздымается мутной волной — и накатывается на приближающуюся армию, на круг Темных магов, что плетут паутину своего заклинания… не менее ужасающего, но более медленного… чуть более медленного. Серые тени, уже начинающие подниматься из камня, сдувает белым туманом.
     А потом Белое Марево настигает и Иных, и человеческих воинов.
     Мир перед нами теряет краски, но не так, как это происходит в Сумраке. Мир становится белым, но это белизна смерти, а не жизни, это смешение красок, которое так же бесплодно, как их отсутствие. Сумрак вздрагивает, сминается — слой за слоем слипаются меж собой, протягивая меж ледяных жерновов кричащих от боли людей и онемевших от страха Иных.
     И мир застывает.
     Белая мгла рассеивается. Остается валящий с неба пепел. Остается раскаленная земля под ногами. И остаются окаменевшие фигуры Иных — причудливые, очень часто совсем не похожие на человеческие тела, превратившиеся в гранит и песчаник, огрубленные и исковерканные. Перекидывающийся в тигра оборотень, припавший к земле вампир, воздевшие руки в тщетной попытке защититься маги…
     От людей не остается вообще ничего. Сумрак поглотил их, переварил и обратил в ничто.
     Нас с Рустамом трясет. Мы распороли ногтями кожу друг другу до крови. Что ж, мы давно собирались побрататься.
     — Мерлин говорил, что Иных выбросит на седьмой, последний слой Сумрака… — тихо произносит Рустам. — Он ошибся. Но так тоже вышло… неплохо… Эта битва… будет жить в веках. Это славная битва.
     — Посмотри, — говорю я ему. — Посмотри… брат.
     Рустам всматривается — не глазами, а так, как умеем мы, Иные. И бледнеет.
     Эта битва не будет жить в веках. Мы никогда не станем ею хвалиться.
     Убить врага — доблесть. Обречь его на муки — подлость. Обречь на вечные муки — вечная подлость.
     Они все всё еще живы. Обращены в камень, лишены движения и Силы, осязания, зрения, слуха, всех отпущенных людям и Иным чувств.
     Но они живы и будут жить — пока камень не обратится в песок, а может быть, и дольше.
     Мы видим их трепещущие живые ауры. Видим их удивление, страх, гнев.
     Мы не станем гордиться этой битвой.
     Не станем о ней говорить.
     И никогда больше не произнесем чужих колючих слов, вызывающих Белое Марево…
     
     Почему я смотрю на Алишера снизу вверх? И с какой стати за его головой потолок?
     — Очнулся, Антон?
     Я привстал на локтях. Огляделся.
     Восток — дело тонкое. Восток умеет быть деликатным. Все в чайхане сделали вид, что не заметили моего обморока. Предоставили Алишеру самому приводить меня в чувство.
     — Белое Марево, — повторил я.
     — Понял, понял, — кивнул Алишер. Он был не на шутку встревожен: — Ну ошибся я, не морево, а марево. Извини. В обморокто чего падать?
     — Рустам применял Белое Марево вместе с Гесером, — сказал я. — Три года назад… в общем, Гесер научил меня этому заклинанию. Серьезно так научил. Воспоминаниями поделился. В общем… я теперь помню, как все это было.
     — Действительно так мрачно? — спросил Алишер.
     — Очень. Не хочется мне туда ехать.
     — Ну, это ведь было давно, — успокоительно произнес Алишер. — Все уже кончилось, все давнымдавно прошло, кануло в Лету…
     — Если бы, — ответил я, но уточнять не стал. Если Алишеру не повезет, то он сам все увидит и поймет. Потому что ехать на плато демонов нам всетаки придется. Рустам из моих заимствованных воспоминаний ничего общего с Афанди не имел.
     Как раз в этот момент вернулся из туалета Афанди. Сел на подушки, посмотрел на меня, добродушно спросил:
     — Отдохнуть решил, да? Отдыхать рано, после плова будем отдыхать.
     — Не уверен, — пробормотал я, садясь.
     — Ах какая хорошая вещь — цивилизация! — продолжал Афанди, будто не слыша меня. — Вы молодые, вы не знаете, сколько блага принесла цивилизация миру.
     — Неужели там горела лампочка? — пробормотал я. — Алишер, поторопи официанта с пловом, ладно?
     Алишер нахмурился.
     — И впрямь…
     Он встал, но как раз в этот момент появился молодой мужчина с большим блюдом. Разумеется, одна тарелка на всех, как положено… красноватый рассыпчатый рис, оранжевая морковь, изрядное количество мяса, цельная головка чеснока сверху.
     — Я же говорил, здесь хорошо готовят, — с удовольствием произнес Алишер.
     А я смотрел на мужчину, который принес плов. Интересно, куда делся тот молодой паренек? И почему новый официант так нервничает?
     Я взял рукой пригоршню плова, поднес к лицу. Посмотрел на официанта. Тот закивал и начал вымученно улыбаться.
     — Баранина под чесночным соусом, — сказал я.
     — Каким еще соусом? — удивился Алишер.
     — Это я так… вспоминаю мудрого Холмса и наивного Ватсона, — ответил я, больше не беспокоясь о том, что мой русский язык выглядит неуместно. — Чеснок — чтобы отбить запах мышьяка. Сам же говорил — на Востоке надо верить носу, а не глазам… Дорогой, откушайка с нами плова!
     Официант замотал головой, медленно отступая. Из любопытства я посмотрел на него сквозь Сумрак — в ауре преобладали желтые и зеленые оттенки. Страх. Профессиональным убийцей он не был. И отравленный плов потащил сам, вместо младшего брата, потому что боялся за того. Удивительно, какие мерзости способен совершить человек изза любви к ближним своим и заботы о них.
     Вообще все это было чистой воды импровизацией. В чайхане нашлась какаято гадость с мышьяком, какойто крысиный яд. И ктото приказал накормить нас пловом с отравой. Убить сильного Иного таким образом невозможно, но ослабить, отвлечь нас можно было запросто.
     — Сейчас я из тебя самого лагман сделаю, — пообещал я официанту. — И накормлю им твоего брательника. За чайханой следят?
     — Не… не знаю… — Официант сразу понял, что, несмотря на мою внешность, надо говорить порусски. — Я не знаю, мне велели!
     — Пшел вон! — велел я, вставая. — Чаевых не будет.
     Официант бросился к двери на кухню. А посетители тем временем принялись покидать чайхану, по такому случаю решив обойтись без платы. Что их так напугало — мои слова или интонации?
     — Антон, штаны себе не прожги, — сказал Алишер.
     Я опустил глаза — в моей правой ладони с шипением крутился файербол. Я разозлился настолько, что заклинание «с кончика пальцев» вышло на пусковую стадию.
     — Спалить бы этот гадючник… в назидание, — процедил я сквозь зубы.
     Алишер молчал. То неловко улыбался, то морщился. Я прекрасно понимал, что он хочет сказать. Что эти люди не виноваты. Им велели, и они не могли воспротивиться. Что эта небогатая чайхана — все, что у них есть. Что с нее кормится дветри большие семьи с детишками и стариками. Но он молчал, потому что в данном случае я был вправе устроить маленький пожар. Человек, пытающийся отравить трех Светлых магов, заслуживает воспитательных мер. В назидание и себе, и другим. Мы Светлые, а не святые…
     — Шурпа хорошая была, — тихо сказал Алишер.
     — Пошли сквозь Сумрак, — сказал я, превращая файербол в струйку жидкого пламени и выливая ее на блюдо с пловом. Рис и мясо превратились в головешки вместе с мышьяком. — Не хочется мне чтото мелькать в дверях. Слишком быстро работают, твари.
     Алишер с благодарностью кивнул, встал, для верности растоптал угольки на блюде ногами и опрокинул туда два чайника.
     — Зеленый чай тоже был хорош, — согласился я. — Слушай, ведь чай вроде как простецкий. Гадкий чай, если честно. А очень вкусный!
     — Тут главное — правильно заварить, — с облегчением подхватил разговор Алишер. — Когда чайнику пятьдесят лет и его ни разу не мыли… — Он запнулся, но, не обнаружив на моем лице ярко выраженного отвращения, продолжал: — В этомто и вся хитрость! На стенках изнутри образуется такая хитрая корочка из танинов, эфирных масел и флавоноидов…
     — А разве в чае содержатся флавоноиды? — удивился я. Снова повесил сумку на плечо. Едва не забыл. Белье — ладно, но в сумке комплект боевых амулетов от самого Гесера и пять толстых пачек баксов!
     — Ну, может, я и путаю… — согласился Алишер. — Но дело именно в этой корочке, она позволяет заваривать чай словно в скорлупе из чая…
     Уже привычно подхватив Афанди под руки, мы вошли в Сумрак. Хитрый старик не спорил, даже наоборот, поджал ноги и повис между нами, гнусно хихикая и покрикивая: «Но! Но!» Я подумал, что если всетаки вопреки воспоминаниям Гесера Афанди и есть Рустам — не посмотрю на возраст. Обложу таким русским народным, что у него уши в трубочку свернутся.
     
ГЛАВА ПЯТАЯ
     
     Честно говоря, я бы предпочел «уазик» или «ниву». Не из патриотических соображений, а потому что джип «тойота» не самая распространенная в Узбекистане машина. А маскировать ее при помощи магии — все равно что размахивать над головой флагом и вопить: «Мы здесь! Кто на новенького?»
     Но Афанди очень уверенно сказал, что дорога нас ждет плохая. Совсем плохая. Единственная «нива», на которую мы наткнулись поблизости от чайханы, была в таком ужасающем состоянии, что подвергать старушку издевательствам было и стыдно, и неразумно.
     А «тойота» была новенькая, укомплектованная по полной программе, как это принято в Азии — если уж можешь себе позволить купить дорогую машину, то пусть в ней будет все! И спортивный глушитель, и стойка для велосипедов (на которые толстопузый хозяин с детства не забирался), и сидичейнджер, и форкоп, и накладки на порожки — в общем, вся та красиво блестящая фигня, которую придумывают производители, чтобы задрать цены в полтора раза от номинальной.
     Хозяин машины был, похоже, и хозяином местного рынка. Выглядел он обычным узбекским баем, как их рисовали в старых мультиках и карикатурах, то есть с тем же правдоподобием, что толстый капиталист с неизменной сигарой в зубах. Наверное, ирония судьбы заключалась в том, что все представления о внешнем виде богатого человека этот немолодой мужчина почерпнул из детских мультфильмов и модных европейских журналов. Он был толстый. В тюбетейке, расшитой золотыми нитями. В дорогущем и явно тесном ему костюме. В не менее дорогом галстуке, который, вне всякого сомнения, несколько раз заляпали жирной пищей, а потом, не мудрствуя лукаво, постирали в машинке. В начищенных туфлях, совершенно неуместных на пыльной улице. В золотых перстнях со здоровенными синтетическими камнями, «дурмалинами», как их ехидно называют торговцы ювелирными украшениями. Тюбетейка долженствовала символизировать его близость к народу, а все остальное — европейский лоск. В руке он сжимал мобильник — дорогой, но приличествующий скорее богатому молодому остолопу, а не солидному бизнесмену.
     — Пойдет нам эта машина? — спросил я Афанди.
     — Хорошая машина, — согласился Афанди.
     Я еще раз огляделся — Иных поблизости не наблюдалось. Ни враждебно настроенных, ни союзников, ни обычных, живущих среди людей. Ну и замечательно.
     Выйдя из Сумрака, я всмотрелся в лицо владельца внедорожника. Потом легонько коснулся его Силой. Подождал, пока он повернулся ко мне, недоуменно морща густые брови. Улыбнулся и послал в его сторону два заклинания, чьи точные названия были слишком вычурны. В быту их называют «сколько лет, сколько зим» и «не разлей вода».
     Лицо современного бая расплылось в ответной улыбке.
     Двое сопровождавших его парней — то ли охранников, то ли дальних родственников, а скорее всего и то, и другое вместе, настороженно уставились на меня. В Сумраке с меня смыло небрежно наложенную личину Тимура. И незнакомый русский, который, раскинув руки, шел навстречу их начальнику, вызывал естественное подозрение.
     — А! Сколько лет, сколько зим! — закричал я. — Старый друг моего отца!
     К сожалению, он был старше меня лет на двадцать. Иначе прошла бы версия однокашника или «помнишь, как служили вместе, брат!». Впрочем, «служили вместе» в последнее время очень часто не срабатывает. Человека клинит в попытке честно вспомнить, как он служил с тобой вместе и как это вообще могло случиться, если он честно откупился от армии за стопку зеленых бумажек американского производства. Некоторые зарабатывают серьезный невроз на этой почве.
     — Сын моего старого друга! — завопил мужчина, открывая мне объятия. — Где ты был так долго?
     Тут главное — дать человеку чутьчуть информации. Дальше он все придумает сам.
     — Я? Я жил в Мариуполе у бабушки! — сообщил я. — Ох как же я рад тебя видеть! Ты стал таким большим человеком!
     Мы обнялись. От мужчины вкусно пахло шашлыком и хорошим одеколоном. Вот только одеколона было чересчур много.
     — И какая у тебя прекрасная машина! — добавил я, окидывая джип одобрительным взглядом. — Это ее ты хотел мне продать?
     В глазах у мужчины появилась тоска, но «не разлей вода» не оставляла ему выбора. Ничего, пусть скажет спасибо, что Гесер так щедро снабдил нас перед дорогой. Иначе я попросил бы подарить «тойоту».
     — Да… ее… — печально подтвердил он.
     — Держи! — Я открыл сумку, достал четыре пачки долларов и сунул ему в руку. — Ключи, если можно. Я очень, очень спешу!
     — Она… она дороже стоит… — несчастным голосом произнес мужчина.
     — Ну так я же подержанную беру! — пояснил я. — Верно?
     — Верно… — вымученно признал он.
     — Дядя Фархад! — растерянно воскликнул один из молодых людей.
     Фархад окинул его строгим взглядом, и юноша замолчал.
     — Не мешай, когда старшие разговаривают, не позорь меня перед сыном моего старого друга! — рявкнул Фархад. — Что подумает сын моего старого друга?
     Молодые люди были в панике. Но молчали.
     А я, взяв из рук мужчины ключи, сел на сиденье водителя. Вдохнул запах свежей кожаной обивки и подозрительно посмотрел на спидометр. Нда… подержанная. Если верить приборам, машина проехала всего триста километров.
     Я помахал оставшейся без транспорта, но с сорока тысячами долларов, троице рукой. Вырулил на дорогу. И сказал:
     — Всем выйти из Сумрака!
     На пустом заднем сиденье возникли Алишер и Афанди.
     — Я бы на него еще немножко счастья наложил, — сказал Алишер. — Пусть не переживает потом. Человек вроде как не очень хороший, злой человек. Но всетаки.
     — Лишние заклинания — лишний повод с катушек съехать. — Я покачал головой. — Ничего. Я с ним, можно сказать, расплатился. Переживет.
     — Будем ждать Эдгара? — спросил Алишер. — Или искать Светлых?
     Но я уже обдумал и отверг эти варианты.
     — Нет, не стоит. Давайка сразу рванем в горы. Чем дальше от людей, тем спокойнее.
     
     Алишер сменил меня за рулем, когда начало темнеть. Мы ехали от Самарканда на юг, к афганской границе, уже три часа. Как раз к началу сумерек ужасная асфальтированная дорога перешла в кошмарную грунтовую. Я перебрался на заднее сиденье, где спокойно похрапывал Афанди, и решил последовать примеру старика. Но, прежде чем задремать, достал из сумки несколько боевых амулетов.
     Новички очень любят всякого рода магические жезлы, кристаллы, ножи — как сделанные самостоятельно, так и заряженные более сильным магом. Впрочем, даже слабый неопытный маг, несколько дней любовно изготавливающий артефакт и накачивающий его Силой, может добиться потрясающего эффекта. Беда в том, что это именно эффект — мощный, продолжительный, выверенный. Но — одиночный. Два различных заклинания к одному предмету не привяжешь. Магический жезл, предназначенный для того, чтобы извергать пламя, великолепно справится со своей задачей даже в руках слабенького Иного. Но если его противник успеет сообразить, в чем дело, и поставит защиту от огня, жезл со всеми своими огненными чудесами станет бесполезным. Он не сможет замораживать, иссушать или переворачивать вверх ногами. Либо используй запасенный огонь, либо молоти жезлом, как дубинкой. Недаром слабые маги, которые взаимодействуют с людьми (а вмешиваться в дела людей или вмешивать их в свои дела предпочитают именно слабые маги), всегда использовали магический посох — гибрид обычного жезла и длинной дубинки. Некоторые, скажем честно, владели дубинкой куда лучше, чем магией. Помню, как мы всем Дозором пошли в кинотеатр «Пушкинский» на премьеру «Властелина Колец». И все было замечательно, пока Светлый Гэндальф и Темный Саруман не принялись драться при помощи боевых посохов. Вот тут два ряда, заполненных Иными, разразились гомерическим хохотом. Особенно практиканты, которым каждый день вдалбливают в головы: маг, полагающийся на артефакты, — это стремящийся к эффектности, а не эффективности лентяй. Сила мага — в умелом использовании Сумрака и заклинаний.
     Но, разумеется, из каждого правила есть исключения. Если опытный маг сумел предугадать будущее, все равно как — путем грамотного анализа линий вероятности или просто исходя из своего опыта, то заряженный артефакт незаменим. Уверен, что твой противник — оборотень, не способный манипулировать Силой напрямую, полагающийся на физическую силу и быстроту? Один ускоряющий амулет, одна подвеска со срабатывающим на приближение Щитом, один простенький жезл (многие предпочитают зачаровывать обычный карандаш, дерево и графит — прекрасная форма для накопления Силы) с заклинанием заморозки. Все! На охоту за Высшим оборотнем можно смело отправлять мага седьмого уровня. Щит отразит атаку, амулет придаст движениям мага немыслимую скорость, а Фриз, темпоральная заморозка, превратит врага в неподвижный комок шерсти и ярости. Вызывайте перевозку, враг готов к транспортировке на суд Инквизиции.
     Артефакты, которые хранились в моей сумке, были куда дороже валявшихся рядом с ними денег. И готовил их лично Гесер… ну, может быть, не готовил, но по крайней мере отбирал из спецхрана оружейной комнаты. Можно было рассчитывать не только на их мощь, но и на то, что они будут полезны. Мне вдруг вспомнился старыйпрестарый, в детстве еще увиденный австралийский мультфильм «Вокруг света за восемьдесят дней». Хладнокровный английский джентльмен Филеас Фогг, вознамерившийся совершить кругосветное путешествие за рекордный для тех времен срок, в мультфильме выглядел этаким хитрым предсказателем, четко знающим, что ему понадобится в ближайшие часы. Если он поутру брал с собой гаечный ключ, чучело опоссума и связку бананов, то уже к вечеру чучелом затыкали течь в борту лодки, гаечным ключом подпирали дверь, в которую ломились враги, а бананы получала обезьянка, отдавая взамен билеты на пароход. В общем, все это напоминало компьютерную игрушку в жанре «квест», где каждому предмету надо найти нетривиальное применение.
     Артефакты от Гесера могли использоваться и по прямому назначению, и совершенно неожиданным образом. Но в любом случае применение для них обычно находилось.
     Вот и сейчас я разложил на сиденье между собой и похрапывающим Афанди двенадцать предметов и внимательно осмотрел. Стоило сделать это раньше, но дома я не доставал их, чтобы не заинтересовать Надюшку, в самолете возиться с магическими артефактами не хотелось, потом просто не было времени. Вот будет обидно, если среди амулетов — оружие против големов!
     Два портативных боевых жезла, не длиннее десяти сантиметров каждый. Первый из древесины черного дерева — огонь. Второй из моржового клыка — лед. Ну, это одновременно банально и полезно. Пока справлялись без них, но все может случиться.
     Четыре серебряных кольца с защитными чарами. Вот это очень странный комплект! Обычный Щит Мага защищает от всего, надо лишь подпитывать его энергию. Защитные кольца Иному требуются редко. А тут — целевые защиты от огня, льда, кислоты… и вакуума. Я даже не сразу поверил в то, что увидел сквозь Сумрак. Изучил кольцо повнимательнее. Нет, все верно! При резком падении давления кольцо начинало работать и удерживало вокруг своего обладателя воздух.
     Странная штука. Есть, конечно, несколько боевых заклинаний, удушающих противника, в том числе и путем удаления вокруг него воздуха. За тысячелетия войны чего только ни придумано! Но в бою эти капризные и медленные заклинания никто не применяет.
     Четыре браслета. А вот с ними как раз все ясно! Четыре различных заклинания, заставляющих человека или Иного говорить правду: Пьяный Язык, Вагонный Разговор, Последняя Исповедь и Какнадуху. Все амулеты накачаны под завязку. Тут никакой Рустам не устоит — выложит все, что знает. Хорошая вещь.
     Я подумал и надел все браслеты на левую руку, связав их общим спусковым заклинанием. Если Рустам заупрямится — мне достаточно произнести «Скажи мне правду», чтобы на древнего мага обрушился чудовищной силы удар. Откровенность, откровенность и ничего, кроме откровенности.
     Осталось еще два амулета, менее банальные как по форме, так и по содержанию, явно изготовленные самим Гесером специально для этой нашей миссии. Вопервых — симкарта для мобильного в пластиковой коробочке. Обычная карта, но изрядно накачанная магией. Я некоторое время изучал ее, но так ничего понять и не смог. Тогда решился на эксперимент — вытащил из телефона свою карту, вставил обработанную магией.
     Ничего не понимаю! Это была копия моей же симкарты! Но зачем? Чтобы я не тратил деньги на звонки в Москву? Чушь собачья…
     Некоторое время я размышлял, потом попросил Алишера набрать мой номер. Мобильный тут, как ни странно, еще работал.
     Мой телефон зазвонил. Все в порядке, это действительно копия моей симки, но зачемто обработанная магией… Я пожал плечами и решил оставить в телефоне эту карту. Может быть, какоето хитрое магическое шифрование разговора? Но я никогда не слышал о такой магии.
     Последний амулет представлял собой обкатанный морем камешек с дыркой, «куриный бог», по человеческим суевериям приносящий удачу. В дырку была продета тонкая серебряная цепочка хитрого плетения, похожая на толстую крученую нитку.
     Сам по себе, конечно, «куриный бог» никакой удачи не приносит, что не мешает детям увлеченно искать его на берегу и таскать потом на груди, продев веревочку в дырку. Но на этот камень было наложено сложное заклинание, похожее отчасти на Доминанту. Тоже для разговора с Рустамом? Я подумалподумал, да и надел цепочку на шею. Вреда не причинит…
     Оставалось распределить кольца и жезлы. Тут я тоже долго не думал. Растолкав Афанди, попросил его надеть кольца. Афанди восхищенно сказал: «Ах!», нацепил кольца на левую руку, полюбовался ими — и снова задремал.
     Жезлы я отдал Алишеру, он молча спрятал их в нагрудный карман рубашки. Они торчали оттуда словно экзотические авторучки от какогонибудь «Паркера» или «Монблана», столь же изысканные на вид и почти столь же смертоносные. Почти — потому что от росчерка чьегото начальственного пера погибло всетаки гораздо больше людей, чем от всех боевых жезлов.
     — Я посплю, — сказал я Алишеру.
     Алишер некоторое время молчал. Джип медленно пер в гору по каменистой тропе, которую куда чаще форсировали на ишаках, чем на четырех колесах. Свет фар метался слева направо и справа налево, выхватывая то темную пропасть, на дне которой шумела река, то крутой скалистый склон.
     — Поспи, — сказал Алишер. — Только линии вероятности глянь. Дорога больно плохая.
     — Я вообще не рискну назвать это дорогой, — согласился я. Прикрыл глаза и посмотрел в Сумрак. В ближайшее будущее, куда вели извилистые, переплетающиеся линии вероятности.
     Рисунок мне не понравился. Слишком много было резко обрывающихся линий, кончающихся на дне ущелья.
     — Алишер, останови. Ты слишком вымотался, чтобы ехать в горах по темноте. Подождем до утра.
     Алишер упрямо покачал головой:
     — Нет. Чувствую, спешить надо.
     Я это тоже чувствовал, поэтому спорить не стал. Предложил:
     — Давай я сяду за руль?
     — Не думаю, что ты бодрее. Антон, встряхни меня немного.
     Я вздохнул. Не люблю я это — с помощью магии прогонять сон и усталость, обострять восприятие. И даже не изза негативных последствий, нет их, отоспался как следует — и все хорошо. Тут беда другая: очень скоро перестаешь полагаться на обычное восприятие, начинаешь все время ходить с подпиткой магической энергией, все время бодрый и заводной, будто больной МДП в маниакальной фазе. И всето у тебя в руках спорится, и в любой компании ты желанный гость, весельчак и балагур. Но рано или поздно ты к этому привыкаешь, тебе хочется быть еще активнее, еще остроумнее, еще энергичнее. Ты увеличиваешь поток Силы, стимулирующей твои нервы. И так все длится и длится, пока ты не обнаруживаешь, что всю Силу, которую способен перерабатывать, тратишь на искусственную бодрость. И остановиться уже просто страшно.
     Магическая наркомания — она ничем от обычной наркомании не отличается. Только болеют ею одни лишь Иные…
     — Встряхни, — попросил Алишер. Остановил машину, поставил на ручник, откинул голову назад, закрыл глаза.
     Положив одну ладонь ему на лицо, а другую прижав к коротко стриженной макушке, я сосредоточился. Представил, как поток Силы, идущий через мое тело, начинает просачиваться через ладони, впитывается в голову Алишера, холодным огоньком пробегает по нервам, искрами перепрыгивает по синапсам, встряхивает каждый нейрон… Никаких специальных заклинаний не надо, работа идет на чистой Силе. Тут самое важное — хорошо представлять себе физиологию процесса.
     — Хватит, — сказал Алишер посвежевшим голосом. — Хорошото как. Пожрать бы только.
     — Сейчас. — Я перегнулся через сиденье в багажное отделение. Предчувствия меня не обманули: там стояли два ящика с «колой» в пластиковых бутылках и несколько коробок с шоколадными батончиками. — «Колу» будешь?
     — Что? — воскликнул Алишер. — «Кола»? Буду! И батончики буду! Боже, благослови Америку!
     — Не слишком ли много за изобретение очень сладкого лимонада и очень калорийных шоколадок?
     Вместо ответа Алишер ткнул пальцем в кнопку проигрывателя. Через секунду из динамиков донеслись ритмичные аккорды.
     — Тогда еще за рокнролл, — невозмутимо ответил он.
     Некоторое время мы ели батончики, запивая «колой». Все Иные — сладкоежки поневоле. Афанди, не прекращая похрапывать, зачмокал губами и протянул руку. Я вложил в украшенные кольцами пальцы батончик, Афанди сжевал его, словно бы даже не просыпаясь, и снова захрапел.
     — К трем часам ночи будем на месте, — сообщил Алишер. — Станем дожидаться утра?
     — Ночь — наше время, — ответил я. — Разбудим старика Рустама, ничего. Он и так не перерабатывает.
     — Странно это, — заметил Алишер. — Необычно. Что ж он там, отшельником живет, в пещере?
     — Ну почему… — Я подумал немного. — Может, коз пасет или баранов. Или пасеку в горах держит. Или метеостанцию.
     — Или обсерваторию, за звездами наблюдать… Что за странное колечко ты Афанди надел?
     — Ты про то, с рубином? Защита от вакуума.
     — Экзотично. — Алишер присосался к бутылке. — Я и не припомню случая, чтобы Иной погиб от вакуума.
     — А я помню.
     Несколько секунд Алишер молчал, потом кивнул и сказал:
     — Извини. Не подумал. Ты все еще переживаешь?
     — Мы были друзья… почти. Насколько это возможно для Светлого и Темного.
     — Не просто Темного. Костя же был вампиром.
     — Он не убивал, — просто ответил я. — И не его вина, что он вырос не человеком. Вампиром его сделал Геннадий.
     — Кто это?
     — Родной отец.
     — Вот скотина, — с чувством произнес Алишер.
     — Не суди. Мальчику не было и года, когда он загремел в больницу. Двухсторонняя пневмония, аллергия на антибиотики… в общем — родителям сказали, что их сын не жилец. Знаешь, попадаются иногда такие удивительные доктора, которых и в ветеринарию пускать нельзя, коров жалко… «Мальчик ваш умрет, вы к этому готовьтесь, люди вы еще молодые, нового заведете…» Нового бы они, конечно, не завели. Костя был уже посмертным ребенком Геннадия. Вампиры после инициации довольно долго сохраняют способность к зачатию, это такая странная шутка природы. Но ребенок у них может родиться только один. После этого вампир становится стерильным.
     — Да, я слышал, — кивнул Алишер.
     — Так вот Геннадий поговорил с женой… Она была человеком. Она знала, что ее муж вампир… бывают такие семьи. Но он никого не убивал, был очень законопослушный вампир, она его любила… В общем — он укусил ее. Инициировал. Они планировали, что сына инициирует мать. Но у нее еще шел метаморфоз, а малыш стал умирать. Геннадий укусил и его. Костя поправился. То есть он умер, конечно. Как человек — умер. А от пневмонии поправился. Врач бегала вокруг и квохтала, что это исключительно благодаря ее талантам. Геннадий както признался, что едва не вцепился ей в горло — когда она стала намекать, что за чудесное спасение не грех бы ее и отблагодарить.
     Некоторое время Алишер молчал. Потом сказал:
     — Все равно. Они — вампиры. Лучше было мальчику умереть.
     — Так он и умер, — согласился я. Мне вдруг както резко стал противен этот разговор. Я хотел объяснить, что Костя был самым обыкновенным ребенком, только ему приходилось раз в неделю пить консервированную кровь. Что он обожал играть в футбол, читать сказки и фантастику, а потом решил поступить на биофак, чтобы изучить природу вампиризма и научить вампиров, как обходиться без человеческой крови.
     Но Алишер меня не поймет. Он настоящий дозорный. Он настоящий Светлый. А я пытаюсь понять даже Темных. Даже вампиров. Понять и простить, или хотя бы понять, или хотя бы простить. Последнее — труднее всего. Иногда простить — вообще труднее всего на свете.
     Телефон в кармане звякнул. Я достал трубку. Ага. Ровное серое свечение.
     — Привет, Эдгар, — сказал я.
     После короткой паузы Эдгар спросил:
     — У тебя что, мой номер определился?
     — Нет, догадался.
     
     — Ты силен, — со странной интонацией ответил Эдгар. — Антон, я уже час в Самарканде. Где вы?
     — Кто «мы»?
     — Ты, Алишер и Афанди. — Инквизитор явно не потерял даром последний час. — Ну и дел вы натворили…
     — Мы? — возмутился я.
     — Ну, не вы, — пошел Эдгар на попятный. — Хотя и вы тоже. Машину у директора рынка зачем отняли?
     — Не отняли, а купили. Согласно пунктам о возможности конфискации транспорта в чрезвычайной ситуации. Тебе зачитать соответствующие параграфы?
     — Антон, Антон, не гони, — быстро сказал Эдгар. — Никто вас ни в чем не обвиняет. Но ситуация и впрямь мрачная. Чтобы замаскировать ее, придется провести версию об уничтожении крупной банды террористов. А ты же знаешь, мы очень не любим маскировать свои… свои недоработки под человеческие преступления.
     — Эдгар, я тебя понимаю, — сказал я. — Но мыто здесь при чем? У меня есть личный разговор к одному Иному, не состоящему на службе в Дозорах. Я прилетел неофициально и имею полное право перемещаться по стране.
     — В силу чрезвычайной ситуации — с ведома и под контролем сотрудника Дозора, — поправил меня Эдгар.
     — Ну так Афанди с нами.
     Эдгар вздохнул. Мне показалось, что гдето на заднем плане ему чтото быстро сказали.
     — Ладно, Антон. Решай свои личные дела… которыми потом придется заниматься Инквизиции. Только не надо разъезжать ночью по горам, навернетесь в пропасть.
     Честно говоря, меня его забота даже тронула.
     — Не беспокойся, — сказал я. — Мы до утра отдохнем.
     — Ладно, Антон. — Эдгар помолчал, потом както неловко пробормотал: — Приятно было с тобой поговорить… несмотря ни на что.
     Я спрятал трубку. Сказал Алишеру:
     — Странный он, Эдгар. Он и Темнымто был странным. А уж когда в Инквизиторы подался, то совсем изменился.
     — Знаешь, я думаю, ты рано или поздно уйдешь в Инквизиторы, — очень буднично произнес Алишер.
     Я обдумал его слова и покачал головой:
     — Нет. Не выйдет. Жена и дочь — Высшие Светлые. Таких не берут в Инквизиторы.
     — Рад этому обстоятельству, — серьезно сказал Алишер. — Ну что, поехали?
     И в этот момент горы встряхнуло. Вначале несильно, будто пробуя скалы на прочность. Потом все сильнее и сильнее.
     — Землетрясение! — завопил Афанди, мгновенно просыпаясь. — Из машины!
     Что ж, когда он хотел, то мог быть очень даже серьезен. Мы выскочили из джипа, поднялись чуть выше по тропе и замерли. Горы тряслись. Сверху с шуршанием посыпались мелкие камни. Мы с Алишером, не сговариваясь, подняли общий защитный купол. Афанди тоже не остался в долгу — приложил ладонь козырьком к глазам и принялся обозревать ночь в поисках неведомой опасности.
     И коечто действительно углядел.
     — Глядите туда! — закричал он, подпрыгивая на месте и протягивая руку. — Туда, туда!
     Мы повернулись, продолжая держать над головой Щит, от которого с грохотом отскакивали камни. Проследили взгляд Афанди. Усилили ночное зрение (впрочем, Алишер после моей стимуляции в этом не нуждался).
     И увидели, как соседняя гора, густо поросшая лесом, превращается в прах.
     Выглядело это так, будто могучие удары молотили откудато изнутри горного кряжа. Гору потряхивало, она осыпалась водопадами щебня, лавинами валунов, целыми рощами вековых деревьев, быстро заполнявших ущелья. За несколько минут километровой высоты пик превратился в плато перемолотого каменного крошева и обращенных в щепу древесных стволов.
     А потом я догадался посмотреть на гору сквозь Сумрак.
     И увидел водоворот Силы, кружащий над зоной катаклизма.
     То ли воронка проклятия, нанесенная на местность. То ли какоето специальное заклинание, вызывающее землетрясение. Не знаю. Но сомневаться в том, что катастрофа имела магическую природу, не приходилось.
     — Промазали, — сказал Алишер. — Антон… ты с Эдгаром разговаривал?
     — Да.
     — Уверен, что у Инквизиции нет к тебе претензий?
     Я сглотнул вставший в горле комок. Претензии Инквизиции — это очень, очень печально. Не лучшая новость.
     — Инквизиция бы не промазала… — начал я. Осекся. Достал мобильный телефон, посмотрел сквозь Сумрак.
     В коконе из пластика, металла и кремния пульсировала синим огнем симкарта. Типичное поведение для работающего амулета.
     — Кажется, я знаю, что произошло, — сказал я, набирая номер. — Кажется, Инквизиция здесь ни при чем.
     — Слушаю тебя, Антон, — ответил Гесер. Вроде как не разбудил я его. Хотя… в Москве еще вечер.
     — Гесер, мне нужно поговорить с кемто из европейского трибунала. Немедленно.
     — С кемнибудь из магистров? — уточнил Гесер.
     — Да уж не с помощником ночного сторожа!
     — Подожди минутку, — спокойно сказал Гесер. — И не прерывай потом связь.
     Ждать пришлось минуты три. Все это время мы стояли и смотрели на затихающий водоворот Силы. Зрелище и впрямь было феерическое. На это землетрясение скорее всего истратили какойто древний и мощный амулет. Вроде тех, что есть в спецхранах Инквизиции.
     — Меня зовут Эрик, — раздался в трубке уверенный, сильный голос. — Я слушаю вас, Светлый.
     — Господин Эрик. — Я не стал уточнять, какой пост он занимает в Инквизиции. Они там очень не любят раскрывать свою иерархию. — Я нахожусь сейчас вблизи города Самарканда в Узбекистане. У нас чрезвычайная ситуация. Не могли бы вы сообщить, направляла ли Инквизиция своего сотрудника Эдгара?
     — Эдгара? — задумчиво спросил Эрик. — Какого?
     — Честно говоря, никогда не знал его фамилии, — признался я. — Бывший сотрудник московского Дневного Дозора, перешел в Инквизицию после процесса Игоря Теплова в Праге…
     — Да, да, да, — оживился Эрик. — Эдгар. Конечно же. Нет, мы его не направляли в Самарканд.
     — А кого направили?
     — Не знаю, в курсе ли вы, Антон, — с нескрываемой иронией произнес Эрик, — но европейское бюро Инквизиции занимается Европой. И еще Россией в силу двойственности ее географического положения. Брать под свой контроль происшествия в Азии, где расположена страна Узбекистан, у нас нет ни сил, ни желания. Вам надо связаться с азиатским бюро Инквизиции. Сейчас оно расположено в Пекине. Вам подсказать номер?
     — Нет, спасибо, — ответил я. — А где сейчас находится Эдгар?
     — В отпуске. Уже… — последовала короткая пауза, — месяц. Чтото еще?
     — Маленький совет, — не удержался я. — Проверьте, где находился Инквизитор Эдгар во время известных вам эдинбургских событий.
     — Подождите, Антон! — Эрик утратил невозмутимость. — Вы хотите сказать…
     — Я закончил, — буркнул я в трубку.
     И Гесер, который, конечно же, слушал разговор с первого до последнего слова, немедленно отключил Эрика. Сказал:
     — Поздравляю, Антон. Одного из трех мы вычислили. Ты вычислил.
     — Спасибо за симкарту, — ответил я. — Если бы она не искажала позиционирование — я был бы уже мертв.
     — Вообщето она должна придавать убедительность твоему голосу при телефонных разговорах с людьми, — сказал Гесер. — А сбой позиционирования — побочный эффект, мне никак не удается от него избавиться. Все, работай! Мы немедленно займемся Эдгаром.
     Я задумчиво посмотрел на трубку. Отключил телефон и спрятал в карман. Пошутил Гесер про убедительность или сказал правду?
     — Эдгар, — удовлетворенно произнес Алишер. — Всетаки Эдгар! Я знал, что Темным нет веры. Даже Инквизиторам.
     
ГЛАВА ШЕСТАЯ
     
     На плато демонов мы выехали в половине четвертого утра. По пути миновали крошечный поселок в горах — меньше десятка глинобитных домишек чуть в стороне от дороги. На единственной улочке горел костер, вокруг него теснились люди — десять—двадцать человек, не больше. Видимо, землетрясение напугало обитателей горного аула, и ночевать в домах они боялись.
     Машину попрежнему вел Алишер. А я дремал на заднем сиденье и думал об Эдгаре.
     Что заставило его пойти против Дозоров и Инквизиции? Почему он нарушил все мыслимые запреты и привлек к своим интригам людей?
     Непонятно! Эдгар был карьеристом, как все Темные, не без этого. Он мог пойти на убийство. Он на все мог пойти, чего уж тут говорить, у Темных нет моральных запретов. Но чтобы сотворить такое, чтобы поставить себя в оппозицию ко всем Иным, — тут надо совершенно сойти с ума от жажды власти. А Эдгару всетаки хватало прибалтийской сдержанности. Десятилетиями ползти вверх по карьерной лестнице — легко. Поставить все на одну карту? Немыслимо.
     Что же такое он узнал о Венце Всего? Какие данные откопал в архивах Инквизиции? Кого еще сумел привлечь? Темный вампир и Светлый целитель. Кто они? Откуда? Почему пошли на сговор с Инквизитором? Какие общие цели могут быть у Темного, Светлого и Инквизитора?
     Впрочем, насчет цели я не слишкомто обольщался. Цель всегда одна и та же. Могущество. Сила. Власть. Можно говорить, что мы, Светлые, другие. Что нам не нужна власть ради власти, а только чтобы помочь людям. И это, наверное, правда. Вот только власть нам все равно нужна. Каждому Иному знакомо это сладкое искушение, это восхитительное чувство собственного могущества: и вампиру, впивающемуся в девичье горло; и целителю, мановением руки спасающему умирающего ребенка. Какая разница, для чего, — каждый найдет, как употребить обретенное могущество.
     Меня куда больше тревожил другой момент. Эдгар участвовал в истории с книгой «Фуаран». Он общался с Костей Саушкиным.
     И это опять же возвращало меня к незадачливому юноше Виктору Прохорову. К мальчику Вите, дружившему с мальчиком Костей…
     Все снова и снова указывало на Костю Саушкина. Что, если он смог какимто образом спастись? На остатках Силы поставил вокруг себя какойнибудь Щит, доступный вампиру, и просуществовал достаточно, чтобы создать портал и исчезнуть из горящего скафандра? А потом связался с Эдгаром!
     Нет, конечно, такого быть не могло. Инквизиция очень серьезно проверяла этот вопрос. Впрочем, если Эдгар уже тогда начал двойную игру? И фальсифицировал результаты расследования?
     Все равно не складывается. Зачем ему спасать вампира, за которым он только что охотился? Спасать, а потом идти на сговор. Что мог ему дать Костя? Без «Фуарана» — ничего! А книга погибла, это совершенно точно. За ней следили не менее тщательно, чем за Костей. Тем более что и магическими средствами зафиксировали ее уничтожение — выброс Силы при разрушении такого мощного и древнего артефакта ни с чем не спутаешь.
     В общем, по всему выходило, что Эдгар спасти Костю не мог — это раз, и необходимости в этом не испытывал — это два.
     И все же, все же, все же…
     Алишер остановил джип, выключил мотор. Наступившая тишина показалась оглушительной.
     — Кажется, приехали, — сказал он. Погладил руль, одобрительно сказал: — Хорошая машинка. Не ожидал, что доедем.
     Я повернулся к Афанди — но тот уже не спал. Смотрел, поджав губы, на причудливые каменные фигуры, разбросанные впереди.
     — Так и стоят, — сказал я.
     Афанди с непритворным испугом посмотрел на меня.
     — Я знаю, — пояснил я.
     — Плохая вышла история, — со вздохом произнес Афанди. — Некрасивая. Недостойная Светлого.
     — Афанди, ты и есть Рустам? — спросил я прямо.
     Афанди покачал головой:
     — Нет, Антон. Я не Рустам. Я его ученик.
     Он открыл дверь, выбрался из джипа. Помолчал секунду. И пробормотал:
     — Я не Рустам, но я буду Рустамом…
     Мы с Алишером переглянулись и вышли из машины.
     Было тихо и прохладно. Ночью в горах всегда прохладно, даже летом. Толькотолько начинало светать. Плато, знакомое мне по воспоминаниям Гесера, почти не изменилось. Разве что очертания каменных фигур сгладились от ветра и редких дождей, стали менее явными, хотя все равно узнаваемыми. Группа магов с поднятыми в призывном заклинании руками, оборотень, бегущий маг…
     Меня зазнобило.
     — Что это… — прошептал Алишер. — Что тут произошло…
     Он полез в карман, нашел пачку сигарет, зажигалку.
     — Дай и мне, — попросил я.
     Мы закурили. Воздух вокруг был настолько чист, что резкий запах табака показался чемто родным, напоминающим о городском смоге.
     — Это… это были люди? — спросил Алишер, указывая на каменные глыбы.
     — Иные, — поправил я.
     — И они…
     — Они не умерли. Они окаменели. Лишились всех чувств. А разум остался, привязанный к каменным глыбам. — Я посмотрел на Афанди, но тот пока задумчиво стоял рядом, то ли разглядывая поле давней битвы, то ли глядя на восток, где небосвод слегка порозовел.
     Тогда я посмотрел на плато сквозь Сумрак.
     Зрелище было поистине чудовищным.
     То, что увидел Гесер две тысячи лет назад, вызывало страх и отвращение. То, что я видел сейчас, вызывало жалость и боль.
     Почти все Темные, обращенные Белым Маревом в камень, были безумны. Разум их не вынес заключения в полной изоляции от всех органов чувств. Трепещущие цветные ореолы вокруг камней пылали коричневыми и бурозелеными огнями безумия. Если попытаться найти аналогию — это выглядело так, будто сотня умалишенных бессмысленно кружит на одном месте или, напротив, стоит оцепенев; кричит, хихикает, стонет, плачет, бормочет, пускает слюни, царапает себе лицо или пытается вырвать глаза.
     И только несколько аур сохраняли какието остатки разума. То ли их обладатели отличались неслыханной силой воли, то ли слишком пылали жаждой мести, но безумия в них было немного. А вот ярости, ненависти, желания уничтожить всех и вся — хоть отбавляй.
     Я перестал смотреть сквозь Сумрак. Перевел взгляд на Алишера. Маг курил, не замечая, что у сигареты уже тлеет фильтр. Только когда ему обожгло пальцы, он отбросил окурок. И сказал:
     — Темные получили по заслугам.
     — Тебе их совсем не жаль? — спросил я.
     — Они используют нашу жалость.
     — Но если в нас не будет жалости, то чем мы будем отличаться от них?
     — Цветом. — Алишер посмотрел на Афанди. — Где нам искать Великого Рустама, Афанди?
     — Ты нашел его, Светлый с каменным сердцем, — негромко ответил Афанди. И повернулся к нам.
     Он преображался со скоростью матерого перевертыша. Стал на голову выше. Шире в плечах — рубашка затрещала, верхняя пуговица, выдранная с мясом, отлетела. Кожа, к моему удивлению, посветлела, а глаза стали яркоголубыми. Мне пришлось напомнить себе, что две тысячи лет назад жители Азии выглядели совсем иначе, чем ныне. Сегодня русский улыбнется, а европеец политкорректно промолчит, услышав от азиата, что его предки были русыми и голубоглазыми. Но в этих словах куда больше правды, чем кажется нашим современникам.
     Впрочем, волосы у Рустама были черные. И в чертах лица, конечно же, восточное происхождение угадывалось.
     — Всетаки ты и есть Рустам, — сказал я, склоняя голову. — Приветствую тебя, Великий! Спасибо тебе, что ты откликнулся на нашу просьбу.
     Рядом со мной Алишер опустился на одно колено, словно доблестный рыцарь перед своим владыкой, — почтительно, но и горделиво.
     — Афанди — не Рустам, — ответил древний маг. Взгляд его был затуманен, словно он слушал сейчас чейто голос. — Афанди — мой ученик, мой друг, мой хранитель. Я больше не живу среди людей. Мой дом — Сумрак. Если мне надо ходить среди смертных — я одалживаю его тело.
     Вот оно что… Я кивнул, принимая его слова. Сказал:
     — Ты знаешь, зачем мы пришли, Великий.
     — Знаю. И я не хотел бы отвечать на вопросы Гесера.
     — Гесер сказал, что ты…
     — Мой долг перед Гесером — это мой долг. — В глазах Рустама сверкнул яростный огонек. — Я помню о нашей дружбе и помню о нашей вражде. Я просил его уйти из Дозора. Просил прекратить войну за людей… ради нашей дружбы и ради самих людей. Но Гесер похож на этого юношу…
     Он замолчал, глядя на Алишера.
     — Ты поможешь нам? — спросил я.
     — Я отвечу на вопрос, — сказал Рустам. — На один вопрос. И тогда мой долг перед Гесером исчезнет. Спрашивай, но не ошибись.
     Я едва не ляпнул: «Ты и вправду знал Мерлина?» Ох уж эти ловушки… задай один вопрос, загадай три желания…
     — Что такое Венец Всего и как его проще всего достать с седьмого слоя Сумрака? — спросил я.
     
     На лице Рустама появилась улыбка.
     — Ты напомнил мне одного человека из Хорезма. Хитрого купца, которому я задолжал… и пообещал исполнить три его желания. Он долго думал, а потом сказал: «Хочу помолодеть, исцелиться от всех недугов и стать богатым — это раз». Нет, юный маг. Мы не станем играть в эту игру. Я не исполняю желания, я отвечаю на один вопрос. Этого будет довольно. Что именно ты хочешь знать? Что такое Венец Всего или как его достать?
     — Очень бы не хотелось оказаться в роли Пандоры, задающей вопрос: «Как открыть этот ларец?» — пробормотал я.
     Рустам засмеялся — и в смехе его была нотка безумия.
     А что еще ожидать от Светлого, растворившегося в Сумраке и живущего рядом с врагами, которых он когдато обрек на вечные мучения? Он сам назначил себе то ли наказание, то ли покаяние, которое медленно убивает его…
     — Что такое Венец Всего? — спросил я.
     — Заклинание, пробивающее Сумрак и связывающее его с человеческим миром, — мгновенно отозвался Рустам. — Ты сделал правильный выбор, молодой маг. Ответ на вторую часть вопроса тебя бы смутил.
     — Нет уж, если отвечаешь на один вопрос — так отвечай честно! — воскликнул я. — Объясни, как работает это заклинание, для чего оно служит!
     — Хорошо, — неожиданно легко согласился Рустам. — Сила Иного — это умение использовать человеческую Силу, текущую сквозь все слои Сумрака. Наш мир — словно огромная равнина, в которой бьют крошечные родникилюди, отдающие свою Силу, но не умеющие ею управлять. Мы, Иные, всего лишь рытвины, куда сливается вода сотен и тысяч родников. Мы не даем ни капли воды этому миру. Но мы умеем хранить и использовать чужое. Наша способность накапливать чужую Силу — следствие нашей способности погружаться в Сумрак, пробивать барьеры между слоями и манипулировать все более и более мощными энергиями. Заклинание, которое придумал Великий Мерлин, стирает барьеры, отделяющие наш мир от слоев Сумрака. Как ты думаешь, молодой маг, что произойдет в результате?
     — Катастрофа? — предположил я. — Сумрачный мир… он же отличается от нашего. На третьем слое две Луны…
     — Мерлин считал подругому, — сказал Рустам. Похоже, он увлекся и, ответив на вопрос, был не прочь еще поговорить. — Мерлин считал, что каждый слой Сумрака — это не случившееся с нашим миром. Возможность, не ставшая данностью. Тень, отброшенная на бытие. Наш мир не погибнет, а уничтожит Сумрак. Сотрет его, как солнечный свет стирает тени. Сила, будто вода океана, зальет весь мир. И под слоем воды станет уже не важно, кто умел погружаться в Сумрак, а кто нет. Иные утратят свою Силу. Навсегда.
     — Это точно, Рустам?
     — Кто знает? — Рустам развел руками. — Я отвечаю на твой второй вопрос, потому что не знаю ответа. Возможно, что так и будет. Что люди даже не заметят изменений, зато Иные станут обычными людьми. Но это самый простой ответ, всегда ли простое бывает правильным? Возможно, нас ждет катастрофа. Две маленькие луны столкнутся с одной большой, синий мох начнет расти на пшеничных полях… кто знает, маг, кто знает… Может быть, Иные ослабнут, но все же сохранят часть своих сил. А может быть, случится чтото совсем невообразимое. То, чего мы даже представить себе не можем. Мерлин не рискнул применить заклинание. Он придумал его забавы ради. Ему было приятно знать, что он может изменить весь мир… но он не собирался этого делать. И я думаю, что Мерлин был прав. Не стоит трогать то, что он спрятал в Сумраке.
     — Но за Венцом Всего уже охотятся, — сказал я.
     — Плохо, — невозмутимо произнес Рустам. — Я бы советовал вам прекратить эти попытки.
     — Это не мы, — сказал я. — Вовсе не мы. Это Инквизитор, Светлый и Темный, которые объединились между собой.
     — Интересно, — согласился Рустам. — Нечасто одна и та же цель сводит вместе врагов.
     — Ты можешь помочь нам остановить их?
     — Нет.
     — Но ты же сам говоришь, что это плохо!
     — В мире очень много плохого. Но обычно попытка победить зло рождает еще большее зло. Я советую делать добро, только так можно добиться победы!
     Алишер возмущенно фыркнул. И даже я поморщился от этого благого, но абсолютно бесполезного умозаключения. Поглядел бы я, как ты победил зло, Рустам, не примени вы с Гесером Белое Марево! Пусть мне было жалко заточенных Темных, но я ничуть не сомневался, уничтожь они двух Светлых на своем пути — тех Иных и людей, которых защищали Гесер с Рустамом, ждала бы мучительная гибель… Да, возможно, зло не победишь злом. Но и добра одним лишь добром не прибавишь.
     — Ты хоть можешь предположить, чего они добиваются? — спросил я.
     — Нет. — Рустам покачал головой. — Не могу. Стереть разницу между людьми и Иными? Но это ведь глупо! Тогда надо стирать все неравенство в мире. Между богатыми и бедными, сильными и слабыми, мужчинами и женщинами. Проще всех убить. — Он засмеялся, и я снова с ужасом понял, что Великий маг не в себе.
     Но ответил я вежливо:
     — Ты прав, Великий Рустам. Это глупая цель. Ее уже пытался добиться один Иной… с помощью книги «Фуаран». Правда, другим путем, превратив всех людей в Иных.
     — Какой затейник, — без особого интереса ответил Рустам. — Но я согласен, это две дороги, ведущие к одной цели. Нет, молодой маг! Все, пожалуй, сложнее. — Он прищурился. — Я думаю, Инквизитор нашел чтото в архивах. Ответ на вопрос, что такое Венец Всего на самом деле.
     — И?.. — спросил я.
     — И это оказалось ответом, который устроил всех. И Темных, и Светлых, и хранящих равновесие Инквизиторов. Удивительно, что нашлась в мире такая вещь. Мне даже чутьчуть любопытно. Но я рассказал все, что знаю сам. Заклинание Мерлина уничтожает разницу между слоями Сумрака.
     — Ты ведь сам обитаешь в Сумраке, — заметил я. — Мог бы и подсказать! Ведь если Сумрак исчезнет, ты погибнешь!
     — Или стану обычным человеком и проживу остаток человеческой жизни, — сказал Рустам без особых переживаний.
     — Погибнут все, кто ушел в Сумрак! — воскликнул я. Алишер удивленно посмотрел на меня. Ну да… он же не знает, что путь Иных заканчивается на седьмом слое Сумрака…
     — Люди смертны. Чем мы лучше?
     — Ну хотя бы предположи, Рустам! — взмолился я. — Ты мудрее меня. Что это может быть? Что мог найти Инквизитор?
     — А ты сам его спроси. — Рустам протянул руку. Губы его шевельнулись — и поток ослепительного белого света ударил мимо меня к «тойоте».
     Наверное, я мог бы заметить Эдгара и сам — если бы ожидал увидеть его на плато. А может быть, самая тщательная проверка ни к чему бы не привела. Он укрылся не в Сумраке и не с помощью банальных заклинаний, доступных любому Иному. Эдгара скрывал от наших взглядов какойто магический амулет, водруженный на голову и напоминающий не то тюбетейку, не то кипу. Назвать его шапкойневидимкой мешали только размеры. Ну, пусть будет тюбетейканевидимка, всетаки мы в Узбекистане.
     Совершенно машинально я создал вокруг Щит и заметил, что Алишер поступил так же.
     Только Рустама присутствие Инквизитора, казалось, ничуть не взволновало. Призванный им свет застал Эдгара врасплох. Инквизитор сидел на капоте машины, свесив ноги и невозмутимо наблюдая за нами. В первую секунду, похоже, он не сообразил, что происходит. Потом тюбетейка на его голове начала дымиться. Со сдавленным проклятием Эдгар сбросил ее наземь. И только тут сообразил, что мы его видим.
     — Привет, Эдгар, — сказал я.
     Он совсем не изменился с того дня, как мы последний раз виделись — в поезде, сражаясь с Костей Саушкиным. Только одет был не в неизменный костюм с галстуком, а вольно и куда более удобно: серые льняные брюки, белый тонкий свитер из хлопка, хорошие кожаные ботинки на толстой подошве… Весь он был лощеный, светский, европейский — и за счет этого в азиатской глуши казался не то добродушным колонизатором, отвлекшимся ненадолго от бремени белого человека, не то английским шпионом времен Киплинга и Большой Игры, в которую играли в этих местах Россия и Великобритания.
     — Привет, Антон. — Эдгар слез с капота, развел руками. — Ну вот… помешал разговору.
     Как ни странно, но он казался смущенным. Значит, обрушивать на наши головы тектоническое заклятие — это мы не смущаемся? А в глаза посмотреть стыдимся?
     — Что ты натворил, Эдгар? — спросил я.
     — Так получилось. — Он вздохнул. — Антон, даже не стану оправдываться! Мне крайне неудобно.
     — В Эдинбурге тебе тоже было неудобно? — спросил я. — Когда резали горло дозорным? Когда нанимали бандитов?
     — Очень неудобно, — кивнул Эдгар. — Тем более что все оказалось зря, на седьмой слой мы не пробились.
     АфандиРустам захохотал, похлопывая себя руками по бокам. Что в этом было от Рустама, а что от Афанди — не знаю.
     — Ему неудобно! — произнес Рустам. — Им всегда неудобно и всегда зря!
     Эдгар, явно смущенный такой реакцией Рустама, ждал, пока маг посмеется вволю. А я быстро оглядывал Инквизитора (впрочем, наверное, стоит говорить «бывшего Инквизитора»?) сквозь Сумрак.
     Да, он был увешан амулетами, как новогодняя елка — игрушками. Но помимо амулетов было еще коечто. Чары. Соединение простейших природных компонентов, которые не надо долго и трудно насыщать волшебством, которые обретают свои магические свойства от легких, почти незаметных касаний Силы. Так селитра, уголь и сера, почти безобидные сами по себе, становятся порохом, вспыхивающим от малейшей искры.
     Эдгар не зря был одет в сплошной хлопок, лен и кожу. Натуральные материалы имеют сродство к магии. Нейлоновую куртку не зачаруешь.
     И вот эти чары, превращающие его легкую одежду в магическую броню, меня смущали. Чары — орудие волшебниц и ведьм. Маги редко их используют. Представить себе Эдгара, тщательно пропитывающего штаны травяными отварами, я никак не мог.
     Что же, это работает другой член их преступной
     команды? Светлая целительница? Да, целительницы умеют обращаться с чарами, по Светлане прекрасно знаю.
     — Эдгар, ты же понимаешь, что я обязан тебя задержать, — сказал я.
     — А если не получится? — Эдгар не ждал ответа. Он пристально смотрел на Рустама, и пальцы его левой руки шевелились, сплетая заклинание. Я понял какое — и замешкался ровно на мгновение, решая, предупреждать Рустама или нет. Как ни странно, но и в моих интересах было, чтобы Эдгар добился успеха…
     — Рустам, он качает Исповедь! — крикнул я.
     Всетаки он был Светлым, этот древний маг со съехавшей крышей…
     Эдгар мгновенно ударил заклинанием, одновременно выкрикнув:
     — Как я могу взять Венец Всего?
     Ну вот. Не пригодились четыре моих браслета, принуждающие к откровенности!
     Все мы молчали, глядя на Рустама. А тот медленно потер грудь, куда пришелся удар заклинания. Поднял голову, посмотрел на Эдгара холодными голубыми глазами. И сказал:
     — Руками.
     Алишер захохотал. Ну вот, попался Эдгар на двусмысленности формулировок. Даже под мощным заклинанием Рустам исхитрился и дал ответ абсолютно точный и совершенно бесполезный — как математик из анекдота.
     А потом Рустам, едва шевельнув губами, ударил в ответ. Причем ударил чемто совершенно незнакомым. Никаких красочных эффектов — только Эдгара зашатало из стороны в сторону, а на щеках его вспухли красные отпечатки невидимой ладони.
     — Никогда больше не пытайся на меня давить, — наставительно произнес Рустам, когда сеанс пощечин закончился. — Понял, Инквизитор?
     Прежде чем Эдгар решился хоть чтото ответить, я, успев несказанно обрадоваться, что не применил свой боекомплект против Рустама, вскинул руку и выпалил в Эдгара все четыре подвязанных к браслетам заклинания для развязывания языка. Амулеты на теле Инквизитора полыхнули, но поглотить всю мощь удара не успели.
     — Что за вампир был с тобой в Эдинбурге? — закричал я.
     Лицо Эдгара исказилось — он мучительно пытался сдержать рвущиеся с языка слова. И не смог.
     — Саушкин! — крикнул Эдгар.
     Рустам захохотал снова. Сказал на выдохе:
     — Пока!
     И Афанди снова стал самим собой. Будто слегка сдули резиновую куклу — уменьшился рост, сузились плечи, проступили морщины на лице, потускнели глаза, выпала и разлетелась пучком волос бородка.
     Мы с Эдгаром с ненавистью смотрели друг на друга.
     А потом, не тратя время на сбор Силы или произнесение заклинаний, Эдгар нанес удар. Огненный дождь пролился с неба, вскипая на наших с Алишером Щитах. Вокруг растерянного, еще не пришедшего в себя Афанди огня не было вовсе — видимо, так сработало защитное кольцо.
     Следующая минута состояла сплошь из атак и контратак. Алишер благоразумно уступил мне ведение боя, отступил на шаг — и подпитывал Силой наши Щиты, лишь временами позволяя себе короткий выпад атакующей магией.
     Гесер, похоже, привлек к нашему снаряжению лучших предсказателей Дозора — или постарался сам. После огня был лед. В воздухе запела метель, крошечные снежинки с острыми как бритва краями пробовали на прочность наши Щиты и беспомощно таяли, приближаясь к Афанди. Ледяная буря еще не успела стихнуть, как Эдгар нанес Поцелуй Ехидны — камни под ногами покрылись каплями кислоты. Афанди опять оказался защищен. Краем глаза я заметил, что старик тоже не бездельничает, а плетет какоето слабое, но очень хитрое и необычное заклинание. Вряд ли его ждал успех, но он хотя бы был занят и не путался под ногами.
     Четвертым заклинанием, которое применил Эдгар, оказался вакуумный удар. Я уже ничего иного и не ожидал — и когда давление вокруг стало стремительно падать, невозмутимо продолжил долбить Эдгара попеременно Опиумом и Танатосом. Изза моей спины Алишер бил из жезлов огненными шарами и сгустками переохлажденной воды. Комбинация из файерболов и взрывающихся ледяной шрапнелью тягучих синих капель действовала превосходно — я видел, как попавшие в контраст защитные амулеты Инквизитора теряли силу.
     И все же дело было не только в амулетах. Эдгар, маг первой категории, держался против нас двоих и ухитрялся атаковать в ответ! То ли он был накачан Силой сверх всякой меры… то ли уже превзошел первый уровень Силы. Времени на то, чтобы досконально проверить его ауру, у меня не было.
     Неудача с вакуумом, похоже, подкосила пыл Эдгара. Заклинание было столь редкое, что наша к нему готовность смутила Инквизитора. Он начал медленно пятиться, обходя обугленную, дымящуюся от кислоты и покрытую инеем «тойоту». Зацепился за пробившую дверцу сосульку и едва не упал; удерживая равновесие, взмахнул руками и едва не пропустил мой Опиум.
     — Эдгар, сдавайся! — крикнул я. — Не заставляй тебя убивать!
     Эти слова Инквизитора задели. Он помедлил секунду, потом сорвал с пояса странную подвеску — пучок серых перышек, связанных ниткой наподобие метелки. Подбросил в воздух.
     Перья обратились стаей птиц, похожих на воробьевпереростков, но со сверкающими медным отливом клювами. Их было два или три десятка — и они метнулись ко мне, маневрируя, будто сверхсовременные боеголовки, предмет гордости генералов ракетных войск.
     Куриный бог на моей шее раскололся и слетел с цепочки. А стая медноклювых воробьев заметалась в воздухе. Приблизиться к Эдгару они тоже не решались, но и напасть на меня не могли — так и метались, пока Эдгар с ругательством не взмахнул рукой, заставляя их исчезнуть.
     Афанди тоже метнул свое заклинание и, похоже, пробил защиту Эдгара. Впрочем, на маге это никак не сказалось. Он продолжал отступать, периодически атакуя ответно. А на груди его все сильней и сильней разгоралось сияние — скрытый под одеждой амулет активировался и готовился отработать. На миг я даже подумал, что Эдгар снарядил себя какимто самоубийственным заклинанием, Шахидом или Гастелло, которое должно унести нас в могилу вслед за ним.
     — Щиты сильнее! — приказал я, и Алишер выложился, накачивая Щиты и вокруг нас, и вокруг Афанди.
     Но Эдгар явно не был склонен к самоубийственным жестам. Он еще раз коротко атаковал — и прижал руки к груди, к сиянию амулета. Вокруг него вспыхнули голубые линии портала — и маг резко шагнул вперед, исчезая.
     — Сдрейфил, — констатировал Алишер. Присел на камни, тут же с ругательством вскочил — брюки на нем дымились. Поцелуй Ехидны все еще действовал.
     Я стоял совершенно опустошенный. Рядом посмеивался Афанди.
     — Чем ты… в него? — спросил я.
     — Следующие семьдесят семь раз, когда он возляжет с женщиной, его будет ждать постыдная неудача! — торжественно объяснил Афанди. — И снять это заклятие не сможет никто.
     — Очень остроумно, — сказал я. — Очень повосточному.
     Несколькими короткими заклинаниями я очистил землю под ногами от следов магии. Кислотные капли вздыбили камни пузырями, будто поднимающееся тесто.
     Саушкин!
     Всетаки Саушкин!
     
ЭПИЛОГ
     
     Гесер ответил не сразу. Честно говоря, он ответил на третьей минуте.
     — Антон, ты не мог бы…
     — Нет, не мог бы, — сказал я.
     Надо мной медленно светлело небо. Гасли непривычно крупные южные звезды. Я отхлебнул еще «колы» из бутылки и добавил:
     — За амулеты спасибо. Все в самую точку. Но теперь выдерни нас отсюда. Если припрется еще один психопат…
     — Антон. — Голос Гесера стал мягче. — Что случилось?
     — Имели жаркую беседу с Эдгаром.
     Гесер помолчал и спросил:
     — Он жив?
     — Жив. Ушел порталом. Но вначале долго пытался нас прикончить.
     — Наш друг Инквизитор сошел с ума?
     — Возможно.
     Гесер чтото замурлыкал в трубку, и я внезапно понял, что шеф размышляет — как получше использовать эту информацию в разговоре с Завулоном. Как посильнее унизить Темного рассказом про его бывшего подопечного.
     — Гесер, мы очень устали.
     — За вами прилетит вертолет, — сказал Гесер. — Провесить портал — это будет очень тяжело. Подождите чутьчуть, я свяжусь с Ташкентом. Вы… у Рустама?
     — Мы на плато, где вы били Темных Белым Маревом.
     Мне не так часто удается смутить Гесера, чтобы позволить себе упустить такой момент.
     — Вертолет будет скоро, — сказал Гесер, помедлив. — Ты говорил с Рустамом?
     — Да.
     — Он ответил?
     — Ответил. Но не на все вопросы.
     Гесер облегченно вздохнул:
     — Хорошо, что хоть на чтото… Не пришлось его… э… уламывать?
     — Нет. Все четыре браслета я разрядил в Эдгара.
     — Да? — Гесер веселел с каждым моим словом. — И что удалось узнать?
     — Имя вампира, вместе с которым орудует Эдгар.
     — Ну? — помолчав секунду, сказал Гесер. — Кто?
     — Саушкин.
     — Этого не может быть! — рявкнул Гесер. — Чушь собачья!
     — Значит, заклинания не сработали.
     — Мои заклинания не могли не сработать. Это ты мог промазать, — чуть мягче произнес Гесер. — Антон, не надо… интеллигентских заморочек. Приедешь — я покажу тебе то, что не хотел показывать.
     — Весь в предвкушении, — фыркнул я.
     — Я говорю об останках Константина Саушкина. Они хранятся у нас, в Дозоре.
     Настала моя пора замолчать. А Гесер сказал:
     — Мне очень не хотелось тебя лишний раз расстраивать. Обугленные кости — не самое веселое зрелище… извини за случайный каламбур. Константин Саушкин мертв. В этом нет никаких сомнений. Даже Высший вампир не способен жить без черепа. Все. Расслабься. Ждите вертолет.
     Я прервал связь. Посмотрел на Алишера — тот лежал неподалеку, жевал шоколад. Сказал:
     — Гесер сказал, что останки Саушкина хранятся у нас.
     — Да, — спокойно ответил Алишер. — Я видел. Череп, в который вплавлено стекло от скафандра. Мертв твой Саушкин.
     — Ты не переживай, — подал голос Афанди. — Бывает так, под любым заклятием можно исхитриться, да и соврать.
     — Не мог он соврать… — прошептал я, вспоминая лицо Эдгара. — Нет, не мог…
     Поднеся телефон к глазам, я забрался в меню плеера. Включил случайное воспроизведение. Услышал женский голос под тихий перебор гитары и положил трубку рядом. Крошечный динамик старался изо всех сил.
     
   Мы раньше вставали с восходом солнца
   И жили тысячу лет.
   А потом ктото взял и выкрал
   Огонь — мерцающий свет.
   Тогда одни из нас стали молиться,
   Другие — точить клыки,
   Но все мы пили из Голубой Реки.
   А время тогда потекло сквозь пальцы,
   К зиме обмелела река.
   И тот, кто жил здесь всегда, стал винить
   Пришедших издалека.
   У одних подрастали дочери,
   У других сыновья,
   Но все мы пили из одного ручья…
     
     — Афанди! — позвал я. — А ты знаешь, мне про тебя дочка говорила. Еще в Москве.
     — Да? — удивился Афанди. — Волшебница дочка?
     — Волшебница, — признался я. — Только маленькая пока. Шесть лет всего. Спрашивала, подаришь ли ты ей бусы. Синенькие.
     — Какая правильная дочка! — восхитился Афанди. — Шесть лет — а уже о бусах думает! И бирюзу правильно выбрала… держи!
     Я уж не знаю, из какого кармана он извлек бусы, которые подал мне. Я с любопытством посмотрел на нитку небесносиней бирюзы. Спросил:
     — Афанди, они ведь магические?
     — Совсем чутьчуть. Нитку заколдовал, чтобы не порвалась никогда. А так — просто бусы. Красивые! Я для правнучки выбирал, старенькая она у меня, а все равно украшения любит. Ничего, другие куплю. А эти твоей дочке, пусть носит на здоровье.
     — Спасибо, Афанди, — сказал я, пряча подарок.
     
   Один поднимался все выше и выше,
   Другой повредил крыло.
   На одних полях наливались колосья,
   На других ничего не росло.
   Один умирал, настигнутый пулей,
   Другой — стрелял из ружья,
   Но все мы пили из одного ручья.
     
   И отхлебнув — кто вина, кто зелья,
   Кто отца поминая, кто — мать,
   Один решает, что время строить,
   Другой — что время взрывать,
   Но каждую полночь Сидящий у Мельницы
   Судеб решает их спор:
   Он говорит, кому выходить в дозор.11
     
     Алишер кашлянул и негромко сказал:
     — Возможно, это не мое дело, музыканты вообще люди странные! Но я считаю, что надо бы провести служебное расследование по поводу этой песни…
     
     
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ОБЩАЯ СУДЬБА
     
ПРОЛОГ
     
     Преподаватель обвел стажеров внимательным взглядом. Он и сам был молод, недавно еще стоял на их месте, и сейчас ему отчаянно не хватало солидности. Во всяком случае, так он сам считал.
     — Сейчас мы с вами проведем первое полевое занятие, — сказал преподаватель. Рука сама собой потянулась к переносице. Все время хотелось поправить очки. И зачем только он вылечил свою близорукость? Очки добавляли бы солидности! — Андрей, повтори задание.
     Худенький мальчикподросток сделал шаг вперед и ломающимся голосом произнес:
     — Идем по улице. Разглядываем прохожих сквозь Сумрак. Сообщаем вам, если видим Темных или Светлых. Но основное внимание — на неинициированных Иных.
     — Что делаем, если обнаруживаем неинициированного?
     — Ничего, — твердо сказал мальчик. — Сообщаем вам, после чего действуем по обстановке. Инициировать Иного надо в подходящий момент времени, когда он будет наиболее склонен к Свету.
     — Что делаем, если замечаем преступные действия Темных?
     — Ничего, — с явным огорчением ответил мальчик. — Сообщаем вам, после чего связываемся с Дозором…
     — Оставаясь на безопасном расстоянии, — добавил преподаватель. — А если мы обнаруживаем преступление, совершаемое людьми?
     — Тоже ничего, — совсем уже мрачно сказал подросток. — Мы только и делаем, что смотрим!
     Стажеры заулыбались. Кроме мальчика, в строю стояли двое взрослых мужчин и молодая девушка. По мнению преподавателя, всех их ожидал четвертыйпятый уровень. А вот мальчик, возможно, дорастет до второго или даже первого. Задатки боевого мага у него были превосходные.
     — Спасибо, Андрей. Ты все правильно сформулировал. Мы смотрим. Мы только учимся. Ясно? В Сумрак не входить, заклинаний не создавать. Наша основная задача — искать потенциальных Иных. И не думайте, что это так просто. Иногда требуется изучать человека несколько минут, чтобы обнаружить потенциал Иного. Между прочим, Антона Городецкого обнаружили во время такого учебного занятия. Сам Гесер и обнаружил.
     Выждав несколько секунд, преподаватель пошутил:
     — Ну, я не Гесер, но собираюсь дорасти до Высшего.
     Высший уровень ему совершенно не светил. Впрочем, ему и житьто оставалось менее получаса. Но преподаватель этого не чувствовал. В ворохе линий вероятности, которые он мог бы просмотреть, была лишь однаединственная, совсем незаметная ниточка, ведущая к смерти.
     Но именно сейчас десятки случайностей складывались воедино, и тонкая нить наливалась кровью. К сожалению, преподавателю было не до того, чтобы каждый час изучать свою судьбу.
     — Идем по Чистопрудному бульвару, — сказал он. — Ничего не делаем, только смотрим.
     В километре от них, в самом центре, на Лубянке, автомобиль наглухо застрял в пробке. Водителькавказец развел руками, виновато глядя на пассажира. Тот молча сунул водителю несколько купюр и вылез из машины. Водитель спрятал деньги в карман. Посмотрел вслед пассажиру, поморщился. Неприятный какойто. Вроде и заплатил хорошо, но… Кавказец посмотрел на маленькую иконку, приклеенную к приборной панели старых «жигулей», потом на медную бляшку с сурой из Корана. Мысленно поблагодарил и мусульманского, и христианского богов, что поездка вышла короткой. Не нравился ему этот пассажир!
     Водитель был неинициированным Иным, но не знал об этом. Сегодня его судьба могла круто повернуться.
     Но — не сложилось. Он свернул в переулок, почти сразу же его тормознула разбитная молодая деваха, они сговорились о цене и поехали на югозапад.
     Преподаватель остановился напротив кинотеатра «Ролан», закурил. Сказал, глядя на Андрея, которому больше всех симпатизировал:
     — Читал «Денискины рассказы»?
     — Угу, — буркнул мальчик. Он был начитанным, «книжным» мальчиком из хорошей семьи.
     — Что мы можем сказать, вспоминая рассказ «Шляпа гроссмейстера»?
     — Что маленький Денис Кораблев жил в очень престижном районе, — ответил мальчик.
     Девушкастажер прыснула. Она не читала «Денискины рассказы», когдато давно видела и благополучно забыла телефильм, но иронию поняла.
     — А еще что? — спросил преподаватель с улыбкой. Он никогда не курил на ходу, поскольку вычитал в модном журнале, что это несолидно. Сейчас каждая затяжка приближала его к смерти — но никотин тут был совсем ни при чем.
     Мальчик задумался. Ему нравилась девушкамаг и нравилось полуосознанное понимание того, что он умнее.
     — Еще мы можем сказать, что гроссмейстеры — люди очень невнимательные. У него шляпу ветром унесло, а он не заметил.
     — Допустим, — согласился преподаватель. — Но для нас, Иных, основная мораль этого рассказа — не надо вмешиваться в мелкие человеческие проблемы. Скорее всего вы будете неправильно поняты либо даже станете объектом агрессии.
     — Но ведь Дениска помирился с гроссмейстером. Когда предложил ему сыграть в шахматы.
     — А это еще одна мудрая мысль! — подхватил преподаватель. — Чтобы наладить отношения с человеком, не надо никакой магии. И даже не надо стараться оказать ему какуюто помощь. Главное — разделить с человеком его увлечения!
     Преподавателя внимательно слушали. Он любил взять за пример какуюнибудь сказку или детскую книжку и вывести на ее основе массу занимательных аналогий. Это всегда развлекало учащихся.
     В полукилометре от них бывший пассажир, идущий пешком по Мясницкой, остановился у газетного киоска. Поискал в кармане мелочь, купил «Комсомолку».
     Преподаватель поискал глазами урну. Далеко. Он хотел было отправить окурок в пруд, на радость лебедям, но поймал взгляд Андрея и передумал. Ну что ж это такое, три года как Светлый Иной, а мелкие гадкие человеческие привычки не проходят… Преподаватель бодро пошел к урне, отправил туда окурок, вернулся к стажерам.
     — Двигаемся дальше. И смотрим, смотрим, смотрим!
     Теперь его смерть стала почти неизбежной.
     Немолодой мужчина с газетой в руках дошагал до станции метро «Чистые пруды». Заколебался, спускаться ли вниз. С одной стороны, он спешил. С другой… день был слишком хорош. Чистое небо, теплый ветерок… граница лета и осени, сезон романтиков и поэтов.
     Мужчина неторопливо дошел до пруда, сел на скамеечку, открыл газету. Достал из кармана пиджака маленькую фляжку, глотнул. Проходящий мимо бомж с полным пакетом пустых бутылок вытаращился на мужчину, медленно облизывающего губы после глотка. Просипел, ни на что не рассчитывая, но не в силах избавиться от привычки клянчить все, что только можно:
     — Не угостишь, браток?
     — Тебе не понравится, — спокойно ответил мужчина. Без всякой злости или раздражения. Просто проинформировал.
     Бомж заковылял дальше. Еще три пустые бутылки — и можно будет купить одну полную. «Девяточку», крепенькую, сладенькую, вкусненькую «девяточку»… пропади они все пропадом, буржуи, газеты читают, а люди тут с похмелья мучаются…
     Именно в этот день цирроз печени у бомжа перейдет в рак. Жить ему оставалось меньше трех месяцев. Но к происходящему на бульваре это не имело никакого отношения.
     — Человек с пакетом, обычный человек, — сказала девушкастажер. — Андрюшка, ты у нас самый глазастый, видишь кого?
     — Бомжа вижу… У метро Светлый Иной! — Мальчишка встрепенулся. — Вадим Дмитрич! Светлый Иной у метро! Маг!
     — Вижу, — похвалил его преподаватель. — Инициирован лет десять назад. Маг. Пятый уровень. В Дозоре не работает.
     Стажеры с восхищением посмотрели на преподавателя. Потом Андрей снова закрутил головой. И радостно выпалил:
     — О! На скамейке! Темный Иной, нежить! Вампир! Высший вампир! Незарегистрирован…
     Мальчик начал понижать голос уже на слове «нежить». «Незарегистрирован» он произнес шепотом.
     Но вампир услышал. Сложил газету, встал. Посмотрел на мальчика, покачал головой.
     — Уходите. — Преподаватель дернул Андрея за руку, оттаскивая себе за спину. — Уходите все, быстро!
     Вампир шел к нему — широким шагом, протягивая правую руку, будто собирался здороваться.
     Один из мужчинстажеров достал телефон, нажал кнопку экстренного вызова. Вампир зарычал и ускорил шаг.
     — Стой! Ночной Дозор! — Вадим Дмитриевич поднял руки, создавая Щит Мага. — Остановитесь, вы задержаны!
     Силуэт вампира смазался будто от быстрого движения. Девушкастажер закричала, пытаясь создать свой Щит, у нее никак не получалось. Преподаватель повернулся, глядя на нее, — и в этот миг чтото ударило его в грудь, сжалось колючим и жарким — и вырвало сердце. Бесполезный Щит гас, рассеиваясь в пространстве. Преподаватель покачивался, все еще не падая и беспомощно смотря на кровавый бьющийся ком, лежащий у него под ногами. Потом начал нагибаться, будто пытаясь схватить свое сердце и запихнуть обратно в распоротую грудь. Мир вокруг него потемнел, асфальт прыгнул навстречу — и он упал, вцепившись в свое сердце. Его преподавательская карьера вышла не слишком долгой.
     Девушка взвизгнула, когда удар обрушился на нее, отшвырнул между деревьями к самой проезжей части. Она лежала поперек бордюра, визжала, глядя на приближающуюся машину цвета грязного асфальта.
     Машина успела затормозить.
     Девушка взвизгнула еще раз, попыталась подняться и только тогда ощутила страшную боль в пояснице. Она потеряла сознание.
     Андрея вскинуло вверх, приподняло в воздух: будто ктото хотел всмотреться ему в глаза или впиться в горло. Чейто голос шепнул:
     — И зачем ты меня увидел, отличник?
     Мальчишка закричал, забился в невидимых руках. Почувствовал, как на джинсах расплывается постыдное мокрое пятно.
     — Тебя учили снимать ауру? — спросила пустота. — Учти, я почувствую ложь.
     — Нет! — закричал Андрей, извиваясь. Хватка невидимого вампира чуть ослабла.
     И в этот момент перед его глазами сверкнуло. Один из мужчинстажеров собралтаки достаточно Силы для боевого заклинания. Ну разумеется, не только пацанам было интересно заглядывать в следующие разделы учебника…
     Андрея рвануло, мир закрутился вокруг — и он бухнулся в воду почти посредине пруда, распугивая толстых ленивых лебедей и наглых пронырливых уток. Уже оттуда, барахтаясь в воде, он увидел, как выстреливший Шоком мужчинастажер упал, а второй, звонивший по телефону, бросился бежать.
     Андрей доплыл до домика для лебедей, вскарабкался на деревянную платформу. Из домика несло птичьим пометом. Но мальчишка всетаки предпочел до приезда оперативной группы отсидеться посреди пруда. На следующий день его поступок был отмечен Гесером как единственно правильный в сложившейся ситуации, а мальчик получил неофициальное предложение подумать о работе в Дозоре. Как говорил при жизни Вадим Дмитриевич, «мертвые герои служат гдето в другом месте».
     Учитывая ситуацию, жертв было немного. Преподаватель и один из стажеров, математик по образованию. Может быть, у него не хватило времени посчитать, что может противопоставить Высшему вампиру необученный маг пятого уровня.
     А может быть, он просто не хотел считать.
     
ГЛАВА ПЕРВАЯ
     
     Я поздоровался с Гариком, чтото обсуждавшим с полковником милиции. Полковник был человеком, но привлеченным, знающим коечто о Дозорах и помогающим прикрыть подобные ситуации. Тела уже увезли, наши эксперты возню с аурами и следами магии закончили. Теперь к своей работе приступили криминалисты из милиции.
     — В «газели», — сказал Гарик, кивая мне. Я прошел к нашей разъездной «газели», забрался в салон.
     Пацан, замотанный в одеяло и пьющий из кружки горячий чай, испуганно посмотрел на меня.
     — Меня зовут Антон Городецкий, — сказал я. — А ты Андрей, верно?
     Мальчишка кивнул.
     — Вампира заметил ты?
     — Я, — произнес мальчик с явным раскаянием. — Я не знал…
     — Успокойся. Ты ни в чем не виноват. Невозможно было предусмотреть появление дикого вампира в центре Москвы средь бела дня, — сказал я. А сам подумал, что если уж у паренька такая хорошая способность к снятию ауры — это предусмотреть стоило. Но высказывать претензии в адрес мертвого преподавателя не хотелось. Эта история войдет когданибудь в методические пособия для преподавателей, на те страницы, что печатают красным цветом — в знак того, что знание оплачено кровью.
     — Все равно я не должен был так орать… — сказал мальчик. Отставил кружку с чаем. Одеяло сползло у него с плеча, обнаружив здоровенный синяк на груди. Изрядно же его приложил вампир. — Если бы он не услышал…
     — То все равно заметил бы ваш испуг и растерянность. Успокойся. Сейчас куда важнее схватить нежить.
     — И упокоить, — твердо сказал мальчик.
     — Верно. И упокоить. Ты давно учишься у нас?
     — Три недели.
     Я покачал головой. Да, талантливый паренек. Надеюсь, это происшествие не отвратит его от работы в Дозорах…
     — Вы изучали, как снять ауру?
     — Нет, — признался мальчик. И вздрогнул, как от неприятного воспоминания.
     — Тогда опиши вампира как можно точнее.
     Мальчик заколебался. Потом сказал:
     — Мы не изучали. Но я сам пробовал. Это в четвертом параграфе учебника… снятие, копирование и трансляция ауры.
     
     — И ты изучил эту тему?
     — Да.
     — Ты сможешь транслировать мне ауру вампира?
     Мальчик подумал и кивнул:
     — Я могу попробовать.
     — Давай. Я открываюсь. — Прикрыв глаза, я расслабился. Нука, молодое дарование…
     Вначале было слабое ощущение тепла — будто мне в лицо подули издалека феном. А потом я почувствовал неумелую, немного сбитую передачу. Подцепил ее, поймал, всмотрелся. Мальчик старался изо всех сил — транслировал ауру раз за разом. Постепенно из разрозненных кусочков у меня стала складываться цельная картинка.
     — Еще чутьчуть, — попросил я. — Повтори…
     Цветные нити вспыхнули ярче и сложились в причудливый узор. Основные цвета, конечно же, черный и красный, нежить и смерть, стандартная аура вампира. Но мальчик и впрямь зафиксировал ауру — помимо цветовой гаммы, которая непостоянна и может очень сильно разниться, были и глубинные детали — тонкий узор Силы, индивидуальный, словно отпечатки пальцев или рисунок сосудов радужной оболочки.
     — Молодец, — сказал я удовлетворенно. — Спасибо. Очень хороший слепок.
     — Вы сможете его найти? — спросил подросток.
     — Обязательно, — заверил я его. — Ты очень помог. И не переживай, не казни себя… твой наставник погиб как герой.
     Это ложь, конечно же. Герои не умирают, это раз. Герои не прикрываются Щитом Мага при виде атакующего вампира, они бьют на поражение, это два. Обычный Серый Молебен позволил бы задержать, остановить вампира… хотя бы на время. Успели бы разбежаться ученики, успел бы собраться и поставить нормальную защиту учитель.
     Но что уж теперь. Не стоит объяснять мальчику, что его первый учитель был добрым, славным, но совершенно не подготовленным к настоящей работе. В этом вся беда — в учителя редко идут настоящие, понюхавшие крови и огня боевые маги. Чаще — прекраснодушные теоретики…
     — Гарик, я не нужен? — спросил я. Рядом с Гариком и полковником терся теперь незнакомый Темный. Чего и следовало ожидать. Дневной Дозор пожаловал, отмазать своего, если получится, а если нет, то разузнать, насколько тяжелы наши потери. Гарик покачал головой и я, игнорируя Темного, спокойно двинулся к своей машине, припаркованной прямо под знаком «Стоянка запрещена». Противоугонными заклинаниями пользуются все Иные, а вот наложить такое заклинание, чтобы тебя и видели все на дороге, и парковаться где угодно не запрещали, — задача посложнее.
     То, что удалось снять ауру вампира, было удачей. В такой ситуации и взрослые, опытные маги порой теряются. А тут мальчишка исхитрился. У меня просто руки чесались побыстрее приехать в офис, раздать слепок ауры для ориентировки дежурным — пусть все, выходя в патруль, ищут кровососа. Высший, незарегистрированный… Да нет, не стоит рассчитывать на такое совпадение.
     Но Высший!
     Отгоняя от себя лишние надежды, я сел за руль и двинулся к офису.
     
     Дежурным по городу был Павел. Я сбросил ему слепок ауры, который он с энтузиазмом принял. Всегда приятно снабжать патрульных чемто серьезным вместо крайне познавательной информации: «На Чистых прудах дикий Высший вампир порвал двоих наших… выглядит? Вроде как мужик средних лет…»
     В своем кабинете я сел за компьютер. Посмотрел минуту на экран. Сказал:
     — Чушь какая…
     И всетаки запустил «Сличение». Вся трудность идентификации аур в том, что их не запустишь для проверки на автомате, как те же отпечатки пальцев. Слепок ауры можно передать «из головы в голову», а никак не из головы в компьютер — нет таких компьютеров. А чтобы аура всетаки была в компьютерной базе данных, у нас работает пожилой художник Леопольд Суриков. В живописи он, несмотря на звучную фамилию, не преуспел. Иным тоже оказался слабым. Но принять слепок ауры мог, а потом, терпеливо и занудно, в духе китайских или японских миниатюристов, перерисовывал затейливый узор. Вот этот рисунок уже можно ввести в компьютер для хранения и сличения. Точно так же работают во всех остальных Дозорах, которые могут позволить себе держать в штате Иногохудожника.
     Работа, конечно, кропотливая и долгая. Два дня на самую незатейливую ауру.
     Впрочем, если аура в архиве всетаки есть, то можно пойти кружным путем. Что я и собирался сделать. Для очистки совести — ну откуда в архиве аура незарегистрированного вампира?
     На экране возникла таблица, и я, постоянно сверяясь с хранящимся в памяти отпечатком, стал щелкать «мышкой», расставляя в таблицы плюсы и минусы.
     «Верхняя дуга присутствует?»
     Нет, конечно. Откуда у нежити верхняя дуга в отпечатке ауры…
     Счетчик зарегистрированных аур сразу же сократился раз в пять. Нежити в архиве куда меньше, чем живых. Исчез и ряд строчек, табличка сразу сократилась, нацелилась на вампиров.
     «Насколько выражен первый латеральный зубец?»
     Я поставил два плюса. Можно было поставить и три, зубец был на самой грани.
     Вопросы следовали один за другим. Я ответил на два десятка, прежде чем позволил себе глянуть в верхний правый угол таблицы.
     Там мигала цифра «3».
     Всетаки прищучил! Если пошли такие маленькие числа — то речь идет о вампире и членах его клана, тех, кого он лично инициировал. Там отличия ауры тоже присутствуют, но уже совсем минимальные, потребуется полсотни вопросов, чтобы добиться точного ответа.
     Впрочем, меня три кандидата тоже вполне устраивали.
     Я щелкнул по цифре «три».
     И едва не слетел со стула. На меня смотрел улыбающийся Костя Саушкин. Жирная красная надпись «УПОКОЕН» шла поперек досье.
     Несколько секунд я тупо смотрел в экран, вспоминая содержимое алюминиевого контейнера, показанное мне на прошлой неделе, после возвращения из Самарканда, Гесером…
     А потом застонал.
     До меня дошло.
     Наконецто дошло.
     Я щелкнул второй раз — и снова вздрогнул, увидев Полину, мать Кости. Впрочем, поразила меня не ее фотография, я знал, кого увижу. Тоже красная надпись «УПОКОЕНА»!
     Стал прокручивать досье от верхних строчек «Родилась человеком. Способностей Иной не имела. Инициирована мужем согласно параграфу 7 соглашения „Право семьи Иного на самоопределение…“ вниз. Мимо несколько раз мелькнувших строк „От лотереи отказалась, премирована месячной нормой неконсервированной донорской крови 3й группы, резус положительный“. В еде она была консервативна, на людей не охотилась, всегда брала один и тот же, не самый редкий тип свежей крови — не то что некоторые вампиры, которые, отказавшись от охоты, начинают требовать себе „кровь девственницы, только первой или второй группы, на третью и четвертую у меня несварение“ или „детскую, 1й группы, резус отрицательный“.
     Последние строчки мне все объяснили.
     
    «Добровольно прервала свое существование и упокоилась 12.09.2003, вскоре после гибели сына, Высшего вампира Константина Геннадьевича Саушкина (дело № 9752150). 14.10.2003 похоронена, согласно личной просьбе, по христианскому обряду с совершением заупокойной службы Светлым Иным отцом Аристархом».
     
     Знал я отца Аристарха — редчайший случай, когда православный священник ухитряется совмещать свою сущность Иного с верой, да еще и пытается вести какуюто миссионерскую деятельность среди Темных. Месяц назад с ним разговаривал. Почему же не знал про самоубийство — а если отбросить словесную шелуху, то так оно и есть, — Полины Саушкиной?
     Не хотел — и не знал. Все просто.
     Третий щелчок «мыши» — третий файл.
     Разумеется.
     
    «Саушкин Геннадий Иванович…»
     
     Я застонал, обхватив голову руками.
     Дурак! Дурак! Дурак!
     Не важно, что, согласно досье, у Саушкинастаршего четвертый вампирский уровень, что он «не охотился», «не состоит», «не замечен».
     Эдгар тоже никогда не числился среди Высших. А глядика — сумел даже под ударом четырех амулетов исхитриться и сказать лишь часть правды.
     И я понял эту правду именно так, как хотелось мне. Моим комплексам, страхам, переживаниям.
     Зря винит себя мальчик Андрей, выловленный из Чистых прудов после тесного знакомства с Геной Саушкиным. Он не виноват в гибели своего учителя и своего товарища.
     А вот я виноват. Уперся в фамилию «Саушкин», будто в барьер какойто. И не решался сделать хоть шаг в сторону.
     Вначале я хотел распечатать лист. Потом понял, что ждать тридцать секунд, пока принтер продует свои печатающие головки и изготовится печатать, не могу.
     Выскочил из кабинета и кинулся вверх по лестнице.
     Вот тут меня ждал капитальный облом. Гесера на месте не было. Нет, конечно, я понимаю, иногда ему тоже надо отдыхать, но почему именно сейчас? Как не везет…
     — Антошка, привет. — Из дверей своего кабинета вышла Ольга. — Ты что такой… взбудораженный?
     — Где Гесер? — завопил я.
     Секунду Ольга задумчиво смотрела на меня. Потом подошла, аккуратно прижала ладонь к моим губам, сказала:
     — Борис спит. Он с того дня, как вы из Узбекистана вернулись, домой ни разу не уходил. Час назад я его загнала в постель, применив все возможные женские хитрости.
     Выглядела Ольга замечательно. Над ее прической явно поработал хороший парикмахер, кожу покрывал великолепный золотистый загар, косметики было совсем чутьчуть — лишь чтобы оттенить красивый разрез глаз и сексапильную припухлость губ. И пахло от нее чемто очень дорогим, цветочнопряным, жарким и манящим.
     И впрямь применяла все возможные хитрости.
     Ну ничего, я ее видел совсем другой. И не только видел — сам был в этом роскошном теле. Ощущения познавательные, хоть и не рискну сказать, что я по ним скучаю.
     — И если ты, Антон, будешь сейчас вопить, звонить Боре, требовать от него немедленно прибыть на работу — я тебя превращу в кролика, — сказала Ольга. — Я только пока не решила, в настоящего или в плюшевого.
     — В надувного из сексшопа, — сказал я. — Не пугай, это все одинаково невозможно.
     — Думаешь? — Ольга прищурилась.
     — Думаю. А если уж тебе так хочется попрактиковаться в боевой магии — у меня есть для тебя кандидат на роль мишени.
     — Кто? — просто спросила она.
     — Высший вампир. Тот, который орудовал вместе с Эдгаром. Тот, который сегодня порвал наших на Чистых прудах.
     — Кто? — с напором повторила Ольга.
     — Саушкин.
     По лицу Ольги пробежала легкая тень. Она мягко взяла меня под руку, сказала:
     — Антон, у всех у нас в жизни бывают трагические события. Порой мы теряем друзей, а порой и врагов, но все равно виним себя…
     — С Гесером психотерапией занимайся! — рявкнул я. — Это Геннадий Саушкин! Старший Саушкин! Отец Кости!
     — Мы его проверяли, он четвертый уровень… — начала Ольга. И замолчала.
     — Тебе объяснить, как легко вампиру повысить свой уровень? — спросил я.
     — От четвертого до Высшего… но пропали бы десятки людей, мы бы заметили…
     — Значит, не заметили! — Я схватил ее за руку. — Ольга, один шанс на тысячу… но вдруг он еще у себя дома? Вдруг его можно застать врасплох?
     — Пошли. — Ольга кивнула. — Надеюсь, ты еще помнишь свой старый адрес?
     — Вдвоем?
     — Я полагаю, что двое Высших Светлых способны одолеть одного вампира. В конторе одна молодежь, не тащить же с собой пушечное мясо?
     Несколько секунд я смотрел ей в глаза. Там плясали задорные огоньки… что, Ольга, засиделась на руководящей работе?
     — Пойдем, — сказал я. — Пойдем вдвоем. Хотя мне это очень напоминает начало голливудского боевика.
     — В каком смысле?
     — Ну, в том, что нас будет ждать засада. Или ты окажешься тем самым Светлым, кто помогает Эдгару и Геннадию.
     — Дурак. — Ольга даже не обиделась. Но пока мы спускались вниз, ехидно сказала: — Кстати, мы тут на всякий случай проверяли даже Светку.
     — И что? — поинтересовался я.
     — Не она.
     — Это радует, — согласился я. — А тебя проверили?
     — Всех Высших Светлых проверили. И в России, и в Европе, и в Штатах. Не знаю, кого там Фома углядел в Сумраке, но у всех Высших — стопроцентное алиби.
     
     Никогда не стоит возвращаться к домам, где жил раньше. Никогда и ни за что — пока не разбил старческий маразм, заставляющий улыбаться и пускать слюни при виде песочницы во дворе родительского дома.
     Я смотрел на свой старый подъезд и думал, что прошло не так уж и много лет… даже по обычным человеческим меркам. Восемь лет назад я выходил из подъезда этой скучной типовой шестнадцатиэтажки, чтобы отправиться на очередную охоту за вампирами. Я не знал тогда, что встречу Светлану, которая станет моей женой, что у нас родится Надька, что я стану Высшим…
     Но уже тогда я был Иным. И знал, что надо мной живут Иные — семья вампиров. Законопослушных, хороших вампиров, с которыми я довольно долго ухитрялся дружить.
     Пока не убил своего первого вампира.
     Что ж, все когдато случается в первый раз.
     — Пошли? — сказала Ольга.
     И меня опять болезненно ударили воспоминания. Мальчишка Егор, он тогда был даже младше стажера Андрея, так удачно скопировавшего ауру, и тоже чуть не стал жертвой вампиров. И мы с Ольгой, первый раз работавшие в паре, идем по его следу… Гесер тогда ухитрился вывести Ольгу изпод страшного наказания, заточения в чучеле совы…12
     — Дежавю, — сказал я.
     — С чего бы вдруг? — спросила Ольга рассеянно. Она живет на свете так долго, что могла уже и позабыть то приключение… — А! Вспомнил, как Егора выслеживали? Кстати, я недавно узнавала, парень в цирке работает, представляешь? Иллюзионист!
     — Пошли, — произнес я.
     Ольга молодец. Она не боится теней своего прошлого. Напротив, если чувствует себя виноватой за Егора, то не выпускает его изпод контроля.
     Мы сели в лифт, и я надавил кнопку десятого этажа. Поднимались в полном молчании. Ольга явно настраивалась, собирала Силу. Я разглядывал свои пальцы. Лифт за эти годы поменяли, заменили на «вандалостойкий», с металлическими стенами и кнопками. Поджигать, как раньше, пластиковые кнопки зажигалкой у малолетней шпаны теперь не получалось, поэтому на кнопки была налеплена жвачка.
     Я потер пальцы, счищая липкую гадость из поливинилацетата, вкусовых добавок и чьейто слюны.
     У меня не всегда получается любить людей.
     Лифт остановился, и я смущенно сказал:
     — Десятый этаж. Саушкины… Саушкин на одиннадцатом живет.
     — Все правильно, — одобрила Ольга. — Дальше пешком.
     Я покосился на дверь своей бывшей квартиры. Дверь не поменяли… даже замки, кажется, остались прежними, только личинки поблескивали чуть ярче, свежее. Мы поднялись на полпролета, я еще раз оглянулся на свою дверь — и она открылась, будто ктото ожидал, пока мы удалимся. Высунулась всклокоченная женщина неопределенного возраста, с опухшей физиономией и в грязном халате. Смерила нас злобным взглядом. Заорала, сразу переходя на визг:
     — Опять ссали в лифте?
     Обвинение было настолько неожиданным, что я невольно расхохотался. А вот Ольга, поджав губы, сделала шаг назад. Тетка быстро прикрыла дверь, готовая ее захлопнуть. Ольга некоторое время всматривалась в женщину, потом очень тихо сказала:
     — Нет. Вам показалось.
     — Мне показалось, — тягуче произнесла тетка.
     — А вот сосед сверху вас заливает, — продолжала Ольга. — Поднимитесь и выскажите ему все, что о нем думаете.
     Тетка просияла и выскочила на площадку как была — в ужасном засаленном халате и рваных тапочках на босу ногу. Бодро пробежала мимо нас.
     — Ты это зачем? — спросил я.
     — Сама напросилась, — брезгливо ответила Ольга. — Пусть послужит делу Света. Хоть один раз в жизни.
     Я подумал, что если в квартире Саушкина затаился Высший вампир, то это действительно станет последним поступком в жизни тетки. Вампиры очень не любят личных оскорблений.
     Впрочем, симпатии у меня женщина не вызвала ни малейшей.
     — Кому ты квартируто продал? — спросила Ольга. — Что за пациентка психлечебницы?
     — Через агентство продавал.
     — И ведь не бедные люди, раз квартиру купили. — Ольга пожала плечами. — Как можно так за собой не следить?
     Похоже, ее больше возмутила не грубость женщины, а ее затрапезный вид. Ольга в этом вопросе почти маниакально сурова, видимо — после тягот военных лет и последовавшего заточения.
     А женщина, мимолетно рекрутированная Ольгой, уже колотила в дверь Саушкина руками и ногами, повизгивая при этом:
     — Открывай! Открывай, кровопийца! Ты меня всю залил! Всю квартиру кипятком залил, козел!
     — Меня всегда умиляли эти милые, случайные людские угадывания, — заметила Ольга. — Ну с чего бы вдруг сосед, заливший ее, пусть даже кипятком, стал кровопийцей?
     Женщина наверху тем временем пустилась в перечисление залитого и испорченного имущества. Список был настолько красочным, что я невольно оглянулся — не идет ли пар из открытых дверей ее квартиры?
     — Пианино чешское, телевизор японский, гарнитур итальянский, шуба норковая рыжая!
     — Жеребец арабский, гнедой, — насмешливо сказала Ольга.
     — Жеребец арабский! Гнедой! — послушно выкрикнула женщина.
     — Нет там никого, — сказала Ольга. — Ни малейшего шевеления…
     — Мама! — тихонько позвали сзади. Я обернулся.
     Из моей бывшей квартиры вышла маленькая девочка, чуть постарше Нади. Лет семьвосемь, хорошенькая, с печальным и испуганным лицом. В отличие от матери она была одета как куколка — в нарядное платье, белые гольфы, лаковые туфельки. На нас она смотрела с испугом, на мать — с какимто усталым утомленным сочувствием.
     — Солнышко мое! — Женщина отпрянула от двери Саушкина. Заметалась то к дочери, то обратно, в панике глядя на Ольгу.
     — Идите домой, — негромко сказала Ольга. — Вас прекратили заливать. С соседом мы разберемся. Мы из жэка. А завтра с утра идите в парикмахерскую, сделайте себе маникюр и прическу.
     Схватив девочку за руку, женщина юркнула в свою квартиру, испуганно оглядываясь на нас.
     — Откуда что берется и куда что девается… — задумчиво сказала Ольга, глядя на мать и дочь.
     Уже закрывая дверь, женщина тявкнула:
     — А в лифте больше не… писайте! Милицию вызову!
     Это «писайте», смягченное изза ребенка, почемуто казалось особенно ужасным. Будто в голове у женщины временами щелкали какието реле, пытаясь переключить ее мысли на нормальный ход.
     — Больная? — спросил я Ольгу.
     — В томто и дело, что нет, — досадливо сказала Ольга. — Психически здорова! Пошли сквозь Сумрак…
     Я нашел взглядом свою тень и шагнул в нее.
     Рядом проявилась Ольга.
     Мы оглянулись, и я невольно присвистнул. Весь подъезд зарос синей комковатой дрянью. Мох ультрамариновой бородой свисал с потолка и перил, лазурным ковром устилал пол, вокруг лампочек сплелся в ячеистые голубые шары, вдохновившие бы любого дизайнера на новый стиль абажуров.
     — Запустили подъезд, — сказала Ольга с легким удивлением. — Впрочем… сбрендивший вампир и дамаистеричка…
     Мы подошли к двери. Я дернул — закрыто, конечно. Уж закрывать свои двери на первом слое Сумрака умеют даже слабые Иные. Спросил:
     — Глубже?
     Вместо ответа Ольга отступила на шаг — и сильно, с разворота, ударила ногой в район замка. Дверь распахнулась.
     — Без лишних сложностей, — усмехнулась Ольга. — Давно хотела проверить этот удар на практике.
     Я не стал спрашивать, кто ее научил вышибать двери. Несмотря на уверенность Ольги, я далеко не был уверен, что квартира пуста. Мы вошли в прихожую (все тот же синий мох вокруг). И, не сговариваясь, вышли из Сумрака.
     Как давно я здесь не был…
     И как давно здесь вообще никого не было. В квартире стоял тот тяжелый, затхлый дух, что встретишь лишь в заброшенных и закрытых наглухо помещениях. Вроде как и не дышал им никто, через вентиляцию и щели неизбежно должен поступать свежий воздух, ан нет. Все равно воздух умирает, становится невкусным, будто спитый вчерашний чай.
     — Запаха нет, — с облегчением сказала Ольга.
     Я ее понял. Запахи, конечно, были — запахи затхлости, сырости, скопившейся пыли. Не было того запаха, которого мы ждали, который боялись почувствовать, — сладковатогнилостного запаха обескровленных вампиром тел. Как тогда, в Мытищах, где брали в своей квартире Алексея Сапожникова, мелкого, слабоумного, но именно поэтому долго остававшегося вне поля зрения Дозоров серийного вампира…
     — Здесь не меньше месяца никто не живет, — согласился я. Посмотрел на вешалку — зимняя куртка, меховая шапка… на полу — грязные тяжелые ботинки на меху. Не месяц, куда дольше. Хозяин отсутствовал как бы не с самой зимы. Защитные заклинания, навешенные на себя еще в машине, я снимать не стал, но расслабился. — Ну что… давай посмотрим, как он жил… существовал.
     Осмотр мы начали с кухни. Здесь, как и по всей квартире, окна занавешивали тяжелые шторы. Посеревший от пыли тюль должен был, вероятно, придавать квартире уют. Не стирали тюль, похоже, года два, с тех пор как умерла Полина.
     Ольга за моей спиной щелкнула выключателем, заставив меня вздрогнуть. Сказала:
     — Что ж мы ходим в темноте, как Скалли с Молдером… Холодильник проверь.
     Я уже открывал довольно урчащий корейский холодильник. Кухонная техника лучше всего обходится без человеческого присмотра. А вот компьютер, простояв полгода, очень часто начинает глючить. Уж не знаю, чем это вызвано, не магией — это точно, в железках магии нет.
     В холодильнике тоже ничего ужасного не оказалось, на что я почти и не надеялся. Подозрительная трехлитровая банка с поросшей белой плесенью темной жидкостью содержала скисший томатный сок, хоть сейчас брагу заквашивай. Нехорошо, конечно, помидоры зазря переводить, но этим преступлением пусть занимается какойнибудь Томатный Дозор на службе Гринписа. В гнездах на дверце холодильника — двухсот— и пятисотграммовые бутылочки из толстого стекла. Отметка Ночного Дозора слабо светила из Сумрака с каждой бутылочки — кровь была лицензионная, донорская.
     — Даже пайку свою не допил, — сказал я.
     Еще в холодильнике нашлись сосиски, яйца, колбаса. В морозильнике — кусок мяса (говядина) и пельмени (большей частью — соя). В общем, обычный продуктовый набор одинокого мужчины. Только спиртного не хватало, но тут уж ничего не поделаешь. Все вампиры трезвенники поневоле, спирт мгновенно разрушает их странный метаболизм и является сильнейшим ядом.
     После кухни я заглянул в туалет. Вода в унитазе почти высохла, из канализации пованивало. Спустив бачок, я вышел.
     — Нашел время, — сказала Ольга. Я недоуменно уставился на нее, пока не понял, что Ольга шутит. Великая волшебница улыбалась, она тоже ожидала увидеть чтото жуткое и теперь расслабилась.
     — Для этого любое время уместно, — ответил я. — Воняло там, воду спустил.
     — Да я поняла.
     Открыв дверь в ванную, я обнаружил, что лампочка перегорела. Может, включенной оставили, уходя? Искать в карманах фонарик было лениво, я призвал первичную Силу и зажег над своей головой огонек магического света. И вздрогнул.
     Нет, никаких ужасов не наблюдалось. Ванна, раковина, медленно капающий кран, полотенца, мыло, зубная щетка, зубная паста…
     — Погляди, — сказал я, усиливая свет.
     Ольга подошла, заглянула через мое плечо. И задумчиво сказала:
     — Это любопытно.
     На зеркале была надпись. Нет, не кровью, а трехцветной зубной пастой, придавшей высохшей надписи невольное сходство с цветами российского флага. Крупными печатными буквами, и почемуто я был уверен, что пальцем Геннадия Саушкина, на зеркальном стекле было написано:
     
    ПОСЛЕДНИЙ ДОЗОР
     
     — Ни одна таинственная история не обходится без надписей на стенах или зеркалах, — сказала Ольга. — Хотя, конечно, полагается делать надпись кровью…
     — Эта зубная паста тоже подходит, — ответил я. — Красная, синяя, белая. Традиционно цвета Инквизиции — серый и синий.
     — Знаю, — задумчиво произнесла Ольга. — Думаешь, с умыслом? Вампир, Инквизитор, целитель?
     — Я уже не знаю, где умысел, а где совпадение, — признался я.
     Пройдя коротким коридором, я заглянул в гостиную. Здесь свет включился.
     — Симпатичното как, — сказала Ольга. — Дом плохонький, а ремонт хороший сделан.
     — Геннадий по профессии строитель, — пояснил я. — Он и себе все дома делал, и мне както помогал… ну, я тогда не знал, кто он. Очень на хорошем счету был на работе.
     — Конечно, раз не пил, — согласилась Ольга и пошла в спальню.
     — Аккуратист еще тот, — продолжал я нахваливать Геннадия, будто мы не упокаивать вампира пришли, а я его Ольге для ремонта квартиры рекомендовал. — Никакого мусора никогда после работы не оставлял.
     За моей спиной раздался сдавленный звук. Я обернулся.
     Ольгу тошнило. Она привалилась к косяку двери, отворачиваясь от спальни, и ее рвало прямо на стену. Потом Ольга подняла на меня взгляд, вытерла рот ладонью. Сказала:
     — Аккуратист… Да. Я поняла.
     Мне совершенно не хотелось видеть то, что настолько не понравилось Ольге.
     Но я всетаки пошел к двери в спальню. Ноги заранее стали ватные.
     — Подожди, я отойду, — пробормотала Ольга, освобождая мне место.
     Я заглянул в спальню. Несколько секунд осмысливал то, что вижу.
     Ольга зря отходила. Я даже повернуться не успел, вытошнил обед прямо в спальню, через порог. Интересно, вот прощаться через порог — плохая примета, а блевать?
     
ГЛАВА ВТОРАЯ
     
     Гесер стоял у окна. Смотрел на одевающийся вечерними огнями город. Молчал. Только сложенные за спиной руки двигались — пальцы шевелились, будто сплетая какоето особо хитрое заклинание.
     Мы с Ольгой молчали. Можно подумать, тут есть наша вина…
     Вошел Гарик. Замялся у дверей.
     — Ну? — спросил Гесер, не оборачиваясь.
     — Пятьдесят два, — сказал Гарик.
     — Эксперты что говорят?
     — Троих осмотрели. Повреждения у всех одинаковые. Горло прокушено, кровь выпита. Борис Игнатьевич, можно не продолжать здесь? Вонь такая стоит, заклинания не справляются… Да и вокруг дома уже… словно канализацию прорвало…
     — Грузовик вызвали?
     — Фургон.
     — Хорошо, увозите, — сказал Гесер. — Куданибудь на пустырь, подальше от города, там пусть и осматривают.
     — А потом?
     — Потом… — задумчиво сказал Гесер. — Потом похороните.
     — Не будем родственникам возвращать?
     Гесер задумался. Неожиданно спросил меня:
     — Антон, как ты считаешь?
     — Не знаю, — честно ответил я. — Пропал без вести или погиб… Не знаю я, как оно лучше для родственников.
     — Похороните, — велел Гесер. — Будет время — подумаем. Может, начнем потихоньку эксгумировать и отправлять родным. Для каждого свою легенду придумать… Документы у всех есть?
     — У всех. Они там отдельно, стопочкой лежали. Аккуратно так…
     Меня кольнуло это слово. Аккуратно.
     Да, он всегда был аккуратен. Подстилал полиэтилен, когда сверлил дырки в стене. Потом тщательно вытирал за собой пол…
     — Как мы могли не заметить? — с болью в голосе спросил Гесер. — Как прошляпили? У нас под носом вампир убил полсотни людей!
     — Так они же… иногородние все. Из Таджикистана, Молдовы, Украины… — Гарик вздохнул. — Работяги. На заработки в Москву приехали. Никакой регистрации, конечно. Жили нелегально. У них такие места есть вдоль трассы, стоят там деньденьской, на работу нанимаются. А он же строитель, верно? Знал всех, и его знали. Приехал, сказал, что нужно пять человек на работу. Сам ведь еще и выбрал… скотина. Увез. Через неделю за новыми приехал…
     — У людей что, такой бардак? — спросил Гесер. — До сих пор? Полсотни человек сгинуло, их никто не хватился?
     — Никто, — вздохнул Гарик. — Мразь дохлая… он же их не сразу, наверное, убивал… одного убивал, другие своей очереди ждали — день, другой, третий… В этой же комнате. А он выпитых в два полиэтиленовых мешка, чтоб не воняли, и в угол… Там даже батареи отопительные отключены. Видно, зимой начал…
     — Мне очень хочется когонибудь убить, — процедил Гесер. — Желательно вампира. Но сгодится любой Темный.
     — Так попробуй меня. — Небрежно отодвинув с дороги Гарика, в гостиную семейства Саушкиных вошел Завулон. Зевнул, сел на диван.
     — Ты не провоцируй, — тихо сказал Гесер, попрежнему глядя в окно. — А то ведь я могу счесть это официальным вызовом на поединок.
     В квартире повисла совсем уж мертвая тишина. Завулон прищурился, подобрался. Как обычно, он был в костюме, но без галстука. И я почемуто подумал, что черный костюм и белую рубашку он выбрал намеренно. В знак траура.
     Мы с Ольгой ждали, глядя на двух старых Иных, от которых зависело все и вся на одной шестой части суши.
     — Гесер, это же была фигура речи, — примиряюще сказал Завулон. Откинулся на спинку дивана. — Ты что, полагаешь, я был в курсе этого… этого беспредела?
     — Не знаю, — отрезал Гесер. Но по голосу было понятно — знает он прекрасно, что в данном случае Завулон ни при чем.
     — Ну так я тебе говорю, — все так же мирно сказал Завулон. — Я возмущен не меньше, а возможно, и больше, чем ты. И вся община московских вампиров возмущена и требует казни преступника.
     Гесер фыркнул. А Завулон всетаки не удержался от шпильки:
     — Ты же знаешь, они очень негативно относятся к подрыву кормовой базы…
     — Я им покажу кормовую базу, — негромко и очень веско произнес Гесер. — Пять лет будут сидеть на консервированной крови.
     — Думаешь, Инквизиция поддержит? — заинтересовался Завулон.
     — Думаю, да. — Гесер наконецто развернулся и посмотрел ему в глаза. — Думаю, да. И ты мое прошение поддержишь.
     Игру в гляделки проиграл Темный. Завулон вздохнул, отвернулся, посмотрел на меня и развел руками: мол, что с ним поделать, а? Достал дорогую сигарету фривольного розового цвета, закурил. Произнес:
     — Озвереют ведь совсем…
     — Ничего. Ты проследишь, чтобы не озверели.
     — Детки без этого взрослеть не станут, ты же знаешь. У них половое созревание только от свежей крови начинается.
     Разумеется, Завулона судьба детейвампиров ничуть не волновала. Ему хотелось поиздеваться над Гесером. В рамках возможного.
     — Детям? Детям свежую кровь позволим, — сказал Гесер, подумав секунду. — Ни к чему нам тридцать… э… Антон?
     — Тридцать два.
     — Ни к чему нам тридцать два кровососущих недоросля. Свежую. Но донорскую! Выдачу лицензий закрываем на пять лет.
     Завулон вздохнул и сказал:
     — Хорошо. Я и сам считаю, пора их приструнить. Я ведь просил секретаря общины приглядывать за Саушкиным… гнилая оказалась семейка.
     — Надо было настаивать на семи годах, — сказал Гесер. — Ты слишком легко согласился на пять.
     — Что поделать, уже договорились. — Завулон выпустил клуб дыма. Спросил меня: — Антон, а ты не заглядывал к Геннадию после гибели Кости?
     — Нет, — ответил я.
     — Что ж так? На правах бывшего друга и соседа… айайай…
     Я не стал отвечать. Это восемь лет назад я бы сорвался.
     — С этим решили, — сказал Гесер. Поморщился, глядя в коридор: там принялись выносить тела. На весь подъезд сейчас наведено какоенибудь легкое заклинание, начисто отбивающее у жителей желание выглядывать за дверь или смотреть в окно. Впрочем, судя по тому, что на вопли соседки никто не вышел, тут и без того живут на зависть нелюбопытные люди.
     Мне все труднее и труднее их любить. С этим надо чтото делать.
     — Что еще? — спросил Завулон. — Насчет помощи в поимке Саушкина — никаких вопросов. Мои уже ловят. Вот только, боюсь, могут доставить в разобранном виде…
     — Ты плохо выглядишь, Завулон, — неожиданно сказал Гесер. — Пойди в ванную, умойся.
     — Да? — с любопытством произнес Завулон. — Ну, раз просишь…
     Он поднялся, остановился на миг в дверях, пропуская двух дозорных, которые несли на носилках запакованный в пластиковые мешки полуразложившийся труп. Помимо крови, в человеке очень много воды. Если оставить обескровленное тело разлагаться в пластиковом коконе… результат крайне неприятный.
     Впрочем, Завулона это зрелище не ужаснуло.
     — Пардон, мадам, — произнес он, пропуская останки. И бодро двинулся в ванную.
     — Там и женщины были? — спросил Гесер.
     — Были, — кратко ответила Ольга.
     Гесер не стал больше ничего уточнять. Кажется, даже у нашего железного старика сдали нервы.
     А ребята, которые сейчас выносят трупы, ночью напьются в хлам. И пусть это нарушение всех правил, но я им мешать не стану. Лучше сам выйду на дежурство.
     Завулон вернулся через минуту. Лицо у него было мокрое.
     — Полотенце грязное, так обсохну, — с улыбкой сообщил он. — Ну?
     — Твое мнение? — спросил Гесер.
     — Была у меня одна знакомая, любила к Новому году на зеркалах зубной пастой елочку рисовать. Ну и надписи: «Поздравляю с Новым годом!» И цифирки.
     — Очень смешно, — брезгливо сказал Гесер. — Ты чтонибудь слышал о такой структуре?
     — О «Последнем Дозоре»? — Завулон четко выделил интонацией заглавные буквы. — Дорогой мой враг, даже среди Темных есть масса сект, группировок и просто клубов по интересам, о которых я никогда не слышал. Есть и те, о которых слышал. А уж какие названия встречаются! «Дети Ночи», «Дозорные полной Луны», «Сыны Ветра». Кстати, припоминаю одну компанию детишек, человеческих детишек, а не Иных, которые любят играть в вампиров. Может, привести их сюда? Чтобы поняли — вампир вовсе не импозантный джентльмен в черном плаще, увлекающий красоток в древний замок. Все вовсе не так готично…
     — Завулон. Ты слышал чтонибудь о «Последнем Дозоре»?
     — Нет.
     — Городецкий высказал предположение… — Гесер посмотрел на меня. — Что так называет себя троица Иных, пытавшаяся достать артефакт в Эдинбурге. Темный, Инквизитор и Светлый.
     — Темный — Саушкин, Инквизитор — Эдгар. — Завулон кивнул. — А кто Светлый?
     — Не знаю. Мы проверили всех Высших, они чисты.
     — Ну так и Саушкин не был Высшим… — Завулон пожал плечами. — Хотя… вампирам это проще. А вот что с Эдгаром? Городецкий?
     — У меня не было времени досконально изучать его ауру, — ответил я. — Шел бой… К тому же он был увешан амулетами с ног до головы. Мне бы минут пять в спокойной обстановке, я бы все про него знал…
     — И всетаки? — настаивал Завулон. — Я знаю, что происходило на плато демонов. В общих чертах. Так что рассказывай.
     — В бою он вел себя как Высший, — признал я, посмотрев на неохотно кивнувшего Гесера. — Нас было трое… Ну, двое, если не считать Афанди, хотя он тоже старался как мог. У нас был комплект защитных амулетов от Гесера, все очень хорошо подобраны. Он нам практически не уступал. Я даже думаю, что он мог бы и продолжить бой, и даже имел бы шанс победить. Но когда Рустам ушел, у Эдгара пропала необходимость драться.
     — Значит, мы имеем Иного, сумевшего поднять свой уровень, — сказал Завулон. — Что и требовалось доказать. Гесер, дорогой, ты не думаешь, что Инквизиция всетаки успела добыть «Фуаран»?
     — Нет, — твердо сказал Гесер.
     — Если бы уцелел Костя, — рассуждал Завулон вслух, — то мы могли бы предположить, что он запомнил рецепты «Фуаран». И сумел создать какоето… э… подобие книги. Может быть, не с такой силой, но всетаки способное подтянуть Эдгара на Высший уровень. Тогда и какойто Светлый мог подвергнуться той же процедуре.
     — И тогда мы можем подозревать любого Светлого, — подытожил Гесер. — К счастью для нас, Костя мертв и секрет «Фуарана» никому открыть не мог.
     — У него не было времени поделиться содержимым книги с отцом?
     — Нет, — твердо сказал Гесер. — Это же чародейская книга. Ее не перескажешь по телефону, не сфотографируешь.
     — Жаль, хорошая идея пропадает. — Завулон прищелкнул пальцами. — Мне тут одна ведьмочка показала, есть такая штука в мобильных телефонах, ММСсообщения называется! Можно передать фотографию по телефону.
     Вначале я подумал, что это опять какаято острота. Завулон, с умным лицом рассуждающий о ММСсообщениях, которыми бодро обмениваются детишки на уроках, выглядел очень комично.
     А потом я понял — это всерьез. Я просто иногда забываю, насколько они стары. Для Завулона мобильный — та же магия.
     — К счастью, это невозможно, — сказал Гесер. — Он мог бы чтото запомнить и восстановить… да нет, чушь. Даже это невозможно. Природа вампира отличается от природы ведьмы. Воссоздать «Фуаран», пусть даже в ослабленном виде, смогла бы только опытная ведьма…
     Я посмотрел на Гесера. И спросил:
     — Борис Игнатьевич, скажите… А ведьма может стать Светлой?
     
     Самые счастливые минуты в жизни родителей маленького ребенка — это с без четверти девять и до девяти часов вечера. Пятнадцать минут счастья, пока ребенок радостно смотрит рекламу йогуртов и шоколадок (пусть это и нехорошо), а потом прилипает глазами к Хрюше, Каркуше, Степашке и прочим персонажам передачи «Спокойной ночи, малыши».
     Если бы те, кто выделяет на телевидении время на детские передачи, по вечерам сидели со своими детьми сами, а не стряхивали их на вышколенных нянь, то «Спокойной ночи» длилась бы полчаса. Или час.
     Кстати, это бы здорово помогло повышению рождаемости. Пятнадцать минут, что ни говори, всетаки маловато. Но хотя бы можно спокойно попить чай.
     Я не рассказывал Светлане деталей того, что мы увидели в квартире Саушкина. Впрочем, она и сама все прекрасно поняла, даже по самому короткому пересказу. Нет, аппетит ей это не отбило, Света продолжала пить чай. Мы и не такого в Дозоре навидались. Но она, конечно же, помрачнела.
     — У нас есть версия насчет Светлого, — сказал я, пытаясь увести разговор на другую тему. — Гесер проверял всех Высших, никто под подозрение не попадает. Так вот… на Эдгаре было множество чар. Это работа ведьмы. Я подумал…
     — Что Арина сменила цвет? — Светлана посмотрела на меня. — Может быть.
     — Ты ведь ее тогда хорошо придавила, — сказал я. — Должна была почувствовать ее сознание. Как ты думаешь, могла она стать Светлой?
     — Для рядового Иного это невозможно, — сказала Светлана. — Или почти невозможно… Для Высшего… для Арины…
     Она замолчала, вспоминая. Я ждал, поглядывая на экран телевизора, где грустная девочка тащила на веревке варежку, воображая, что это щенок. Ужас! Пропали все наши варежки и перчатки. В собаку их Надя, конечно же, не превратит, у любой магии есть пределы. А вот игрушечных собачек в квартире прибавится.
     Пора покупать ей щенка, иначе жизни не будет.
     — Могла, — сказала Светлана. — Могла она стать Светлой. Странно у нее в душе, всего там намешано… а зверств особых не было. Но Арина мне дала клятву, что целый век не убьет ни человека, ни Иного. Она не сможет отступиться.
     — Она и не убивала, — заметил я. — А насчет того, чтобы снабдить Эдгара амулетами, повысить его Силу… об этом разговора не было. Арине хватит мудрости, чтобы истолковать твой запрет именно так.
     — Антон, не о том мы говорим. — Светлана отставила чашку. — Арина, ставшая Светлой… какаято другая волшебница — все это не важно. Важно понять другое — чего они добиваются? Что объединило их вместе? Стремление уничтожить весь мир? Ерунда! Только в глупых фильмах встречаются злодеи, желающие разрушить мир ради самого процесса. Власть? Антон, но это тоже глупость! Им и так хватало власти. Абсолютной власти не поможет добиться никакой артефакт, даже сработанный полторы тысячи лет назад безумным магом. Пока мы не поймем, чего они добиваются, что хотят найти на дне Сумрака, никакой роли не играет — Арина это или не Арина, стала она Светлой или замаскировалась так, что ее Томас не опознал.
     — Света, у тебя есть какието догадки? — Я сделал вид, что не заметил произнесенного ею «мы». Правду говорят, из Дозора никогда не уходят насовсем.
     — Венец Всего стирает барьеры между слоями Сумрака… — Светлана помолчала.
     — Мама, мультик кончился! — закричала Надя.
     — Попробуй сравнить это с Белым Маревом. Заклинаниято явно одного корня… — Светлана встала, пошла к Наде. — Идем спать.
     — Сказку! — потребовала Надя.
     — Сегодня не получится. Нам с папой надо поговорить.
     Надя с обидой уставилась на меня, теребя на шее тоненькую ниточку бирюзы. Пробормотала:
     — У вас все время разговоры… И папа все время уезжает.
     — Такая у папы работа, — спокойно объяснила Светлана, подхватывая дочку на руки. — Ты же знаешь, он борется с темными силами.
     — Как Гарри Поттер, — с некоторым сомнением произнесла Надя, глядя на меня. Наверное, мне не хватало очков и шрама на лбу, чтобы соответствовать высокому образу.
     — Да, как Гарри Поттер, Фэт Фрумос и Люк Скайуокер.
     — Как Скайуокер, — решила Надя и улыбнулась мне. Видимо, этому персонажу я в ее глазах соответствовал сильнее всего. Что ж, и то хлеб.
     — Я сейчас… — Светлана с Надей ушли в детскую. А я сидел, разглядывая надкушенную шоколадную конфету. Слоистую — темный и белый шоколад чередовался. Я насчитал семь слоев и усмехнулся. Вот наглядный пример структуры Сумрака. Белое Марево сложило все слои, обратив попавших под удар Иных в камень. Ладно, отвлечемся от боевого действия заклинания. Что случилось потом? Я закрыл глаза, вспоминая.
     Потом Сумрак распрямился. Слои Сумрака вернулись на свое место.
     С чего вдруг мы решили, будто Венец Всего соединит Сумрак и реальный мир навсегда? Поверили словам Рустама? А онто сам откуда знает… Сумрак соединится — и снова разойдется. Идущая из нашего мира Сила вновь растащит слои. Это как тугая пружина — ее можно сжать, но она все равно распрямится.
     А вот это уже интереснее. В Мерлина, соорудившего потехи ради магическую бомбу для уничтожения всего мира, мне не верилось. Не тот он был Иной. А вот в Мерлинаэкспериментатора, придумавшего новую забаву, но не решившегося ее испытать, — легко.
     Что может произойти от кратковременного соединения всех слоев Сумрака с реальным миром?
     Вымрут все Иные?
     Вряд ли.
     Уж тут Мерлин бы не преминул похвалиться своей властью.
     А он придумал какоето иносказательное послание…
     Я негромко прочитал вслух, глядя на тихонько возвращающуюся на кухню Светлану:
     
   Венец Всего здесь скрыт. Всего лишь шаг остался.
   Но он — наследие для сильных или умных,
   Получишь все и ничего, когда достать его сумеешь.
   Иди вперед, коль ты силен, как я;
   иди назад, коль ты, как я, умен.
   Начало и конец, глава и хвост, все слито воедино
   В Венце Всего. Так жизнь и смерть неразделимы.
     
     — Пытаешься понять? — Светлана села рядом. — Я вот что подумала — почему мы решили, что Сумрак соединится навсегда? Скорее всего будет и возвратное движение.
     — Я тоже так решил, — согласился я. — Как с Белым Маревом. Но к чему это приведет? Синий мох начнет расти в нашем мире?
     Светлана засмеялась:
     — Тото ботаники обрадуются! Новая форма растительности, к тому же реагирующая на человеческие эмоции. Защитят миллион диссертаций…
     — Откроют фабрики по переработке синего мха, — подхватил я. — Начнут из него делать пряжу, джинсы шить…
     Светлана вдруг посерьезнела:
     — А что произойдет с теми, кто живет в Сумраке?
     — С развоплотившимися Иными? — уточнил я.
     Светлана кивнула.
     — Жизнь и смерть. — Я кивнул. — Не знаю. Ты предполагаешь, что они могут… воскреснуть? Вновь ожить в нашем мире?
     — Почему бы и нет. Мы же знаем, они живут. Я видела одного даже на пятом слое, когда дралась с Ариной…
     — И не сказала мне, — заметил я.
     — Ты же понимаешь, этого лучше не говорить. Не знать, если сам не можешь туда попасть. Я вообще не уверена, что туда попадают все… возможно, только самые сильные. Высший уровень, например. Зачем остальным знать, что они лишены посмертного существования.
     — ТомасРифмач говорил, что там, на нижних слоях Сумрака, волшебные города, драконы и единороги… все то, чего нет в нашем мире, но что могло бы в нем быть.
     Светлана покачала головой:
     — Томас, мне кажется, очень хороший человек. Но он бард. Поэт. Это не лечится, Антон. Ты говорил с ним, когда он был в своем сумеречном воплощении, мечтающий о единорогах и феях, волшебных городах, Иных, которые построили свой собственный мир, а не паразитируют на человеческом. Я бы так сильно на это не рассчитывала. Быть может, там всего лишь шалаши и деревянные домики. И никаких фей с единорогами.
     — Это тоже немало, — сказал я. — Очень многие люди променяли бы рай, в котором робко надеются оказаться, на вечную жизнь в шалаше среди природы. Деревья там есть точно.
     — Не слишкомто веселым мне показался тот Иной, которого я видела, — сказала Светлана. — Он, конечно, был… ну, словно размазанный, неясный. Но это понятно, если его обычная среда обитания — седьмой уровень Сумрака. Но он был такой… помятый. И бежал ко мне, будто хотел чтото сказать. Мне было не до того, сам понимаешь.
     — А я видел бывшего Иного на первом слое, — вспомнил я. — Давно. Когда охотились за диким Светлым, Максимом.13 Он даже мне чутьчуть помог, подсказал, куда идти.
     — Это бывает, — согласилась Светлана. — Редко, но я слышала несколько историй. Да и ты уже рассказывал…
     Мы помолчали.
     — Может быть, их действительно вернет обратно в наш мир, — сказала Светлана. — И вот это могло заставить действовать вместе Эдгара, Геннадия и Арину. Не только Саушкин, все они наверняка теряли тех, кого любили. Наверное, любого, кто утратил близких, такая возможность… смутит.
     — Любого бы смутила, — сказал я.
     И мы посмотрели друг на друга с тревогой. Хорошо, что нас теперь непрерывно охраняют. Плохо, что потенциальные враги — трое Высших.
     — Я поставлю на ночь несколько новых защитных заклинаний, — сказала Светлана. — Не считай меня трусихой.
     — К Венцу Всего можно пройти силой, — сказал я. — Проломиться сквозь Сумрак на седьмой слой. Но я не смог. Наверное, сможет Надя. Если бы знать, как пройти умом… хитростью. Я бы сам использовал этот артефакт. Пускай оживают. Светлых и Темных там будет примерно поровну, справимся.
     — А если мы ошибаемся и это всего лишь бомба, что уничтожит мир?
     — Вот поэтому я предпочту даже не думать, как добраться до артефакта. Пусть у Гесера с Завулоном голова болит.
     — Пойдем спать, — сказала Светлана. — Утро вечера мудренее.
     Но спать мы пошли не сразу. Вначале Светлана поставила вокруг квартиры несколько новых защитных заклинаний. А потом то же самое сделал я.
     
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
     
     Утро выдалось таким чистым и ясным, что все вчерашние мрачности будто подернулись дымкой. Надюшка безропотно съела нелюбимую рисовую кашу, Светлана ни слова не сказала, когда я мимоходом сообщил, что собираюсь пойти на работу пораньше. Зато предложила прийти с работы пораньше и отправиться всем вместе в кино, на какойто семейный фильм, который ей нахваливали подруги. Я представил себе Темных, охраняющих Надю, которые вынуждены будут смотреть романтическую сказку, где добро, конечно же, побеждает зло, и улыбнулся.
     — Непременно. Хочу узнать, как там дела. Может быть, чтото сдвинулось с мертвой точки.
     — Тебе бы позвонили, — развеяла мои мечты Светлана.
     Но настроения мне это не испортило. Я быстро собрался, подхватил портфель с бумагами (да, что поделать, Светлым магам тоже приходится заниматься бумажной работой). Поцеловал дочку, жену и вышел из квартиры.
     Этажом ниже оживленно беседовали Ромка — добродушный молодой увалень, года два как работающий у нас в Дозоре, и симпатичная худенькая девчонка. Темная. Из тех, кого выделил Завулон для нашей охраны.
     Я поздоровался с обоими и пошел дальше, покачивая головой.
     Вот так и завязываются романы с несчастливым концом. Как это случилось у Алисы и Игоря…
     Погода была такой хорошей, что я секунду поколебался, стоя у подъезда, не пройти ли до метро пешком. С другой стороны, как раз в метро лезть не хотелось совершенно. Жара, толкотня, набитые поезда — час пик в московском метро кончается к двенадцати часам ночи.
     Нет уж, лучше на машине. Светлана никуда ехать не собиралась. А просматривая линии вероятности, я проскочу мимо пробок и буду на работе через двадцать минут.
     Сняв защитные заклинания, которые мне не повредят, но будут заставлять особо чувствительных водителей шарахаться от моей машины, я сел за руль. Включил зажигание. Прикрыл глаза, изучая, как мне лучше проехать.
     Результат был обескураживающий. Почемуто все вероятности сливались в дорогу до Шереметьево. С чего бы вдруг, я же вовсе туда не собирался!
     Чтото пушистое обвило мою шею. И добродушный, чуть тягучий голос спросил:
     — Нынче дальняя дорога выпадает королю?
     Я посмотрел в зеркало заднего вида. Картина мне крайне не понравилась.
     Эдгара я не видел. Зато видел штуку, которую он набросил мне на шею, — серебристую меховую ленту. На роль горжетки она никак не годилась, было в ней чтото хищное… будто под серым мехом таилось множество крошечных острых зубов.
     А еще я видел Геннадия Саушкина, сидящего на заднем сиденье справа. Лицо у вампира было бесстрастное.
     — Что задумал, Эдгар? — спросил я.
     — Это тебя не касается. — Эдгар нехорошо рассмеялся. — Не вздумай уходить в Сумрак и не пытайся колдовать. Ленточка на твоей шее существует во всех слоях Сумрака… во всяком случае, до шестого включительно. И она оторвет тебе голову при малейшем применении магии.
     — Проверять не стану, — сказал я. — Что дальше?
     — Пригласишь нас к себе домой? — спросил невидимый Эдгар. Лицо Саушкина при этих словах чуть дрогнуло.
     — Нет. Извини, не до гостей.
     — То есть можно убивать? — поинтересовался Эдгар.
     — Неужели ты думаешь, что я отдам вам Надю? — Я не испугался, я даже удивился вопросу. — Можешь убивать.
     — Я особенно и не рассчитывал, — сказал Эдгар. — Но Геннадий настаивал на этом вопросе… сам понимаешь — ему очень хотелось использовать твою дочь.
     — Так же, как он использовал своего сына? — не удержался я. И был вознагражден оскаленной физиономией вампира, с которой мгновенно смыло все человеческое.
     — Тихотихо. — Эдгар толкнул меня в плечо. — Не горячись. А то я Гену не удержу. Он на тебя очень обижен, догадываешься, за что?
     — Да. Ты не мог бы проявиться? Неприятно говорить с пустотой.
     — Выезжай со двора. — Эдгар усмехнулся. — Не хочется, чтобы заметили твои охраннички… Мы бы их порвали — даже пикнуть не успели бы. Но вот Светлана, боюсь, нам могла бы оказаться не по зубам.
     Геннадий снова оскалился, продемонстрировав, что зубов у него полный комплект, причем четыре клыка явно превосходят человеческие.
     — Уверен, — сказал я совершенно искренне. Дал газ, неторопливо вывел машину со стоянки. Может быть, врезаться в столб? Нет, этим их не удивишь, они к таким действиям готовы… — За Надю она вас с пылью смешает.
     — Вот и я считаю, — так же вежливо, миролюбиво сказал Эдгар, — что нам вовсе ни к чему разъяренная баба на хвосте. Сможет ли твоя дочка пробиться на седьмой слой, нет ли — это вилами по воде писано. Шансов ничуть не больше, чем если тебя как следует вздрючить.
     Я фыркнул.
     — Боюсь вас разочаровать. Но выше головы мне не прыгнуть. Я Высший, но не нулевой. Надо быть Мерлином, чтобы пройти на седьмой слой.
     — Я же говорил, надо брать девчонку, — тихо сказал Геннадий. — Я же говорил, он не сможет!
     — Тихо! — успокоил его Эдгар. — Он сможет. Он пока недостаточно замотивирован, но мы поможем, и он справится.
     — Попробуй, — сказал я. — Ну, куда ехатьто?
     — К Шереметьеводва, куда же еще. — Эдгар засмеялся. С него медленно сходила невидимость, он проявлялся, вначале полупрозрачной фигурой, затем обретая краски. Геннадий так и не стал открываться, его я видел только в зеркале. — Думаю, быстрее всего выйдет по кольцевой, верно? И постарайся не мешкать в пути. Через час у нас самолет в Эдинбург. Думаю, мы успеем долететь, прежде чем тебя хватятся. Очень не хочется тратить последний заряд Минойской Сферы на портал до Эдинбурга. Но ты учти, если опоздаешь на самолет — пойдем через портал.
     — Надо полагать, в Эдинбурге вас ждет Арина? — спросил я.
     — Ты езжай, езжай. — Эдгар усмехнулся. — А я пока объясню, почему ты будешь нам помогать.
     — Очень интересно, — сказал я. В груди рос холодок, но показывать страх решительно не хотелось. Хотя… что толку? Вампиры чуют страх инстинктивно. Даже магией трудно укрыться от их восприятия.
     — Ты будешь стараться ради дочки, конечно же, — сказал Эдгар. — Ради дочки и ради жены. С Темным этот фокус не сработает, а вот со Светлыми — самое то.
     — До моих тебе не добраться.
     — Самому — возможно, что и не добраться. Гесер с Завулоном постарались на славу. Я вот насчитал шестерых охранников. А ты про скольких знаешь? Про двух молодых дурачков на лестнице?
     Я промолчал.
     — Полагаю, их не меньше восьми, а то и двенадцати, — озабоченно сказал Эдгар. — Гадать бесполезно, тут оба старых пердуна решили перестраховаться. Но если рядом с твоим домом случится взрыв… нет, не обычный взрыв, а ядерный… Тут гибнут даже Высшие Иные, Хиросима это наглядно доказала.
     — Ты не пойдешь на такое, Эдгар, — сказал я. — Ты Темный, но ведь ты же не психопат. Атомный взрыв в центре Москвы? Ради того, чтобы убить мою жену и дочь? А сколько погибнет людей? А если у когото сдадут нервы, это сочтут ядерной атакой, и начнется мировая война?
     — Вот! Самое главное, — Эдгар засмеялся, — что даже если Гесер почует неладное и вывезет твоих родных подальше от Москвы, куданибудь в уфимский схрон, к примеру, то ситуацию это кардинально не изменит. От твоих действий все равно будет зависеть судьба сотен тысяч, а то и миллионов людей. Неплохой манок для Светлого, а?
     — Эдгар, — спросил я. — Что с тобой случилось?
     — Ничего. — Эдгар засмеялся нервным, неестественным смехом. — Со мной все в порядке!
     — Когото потерял, Эдгар?
     Вопрос я задал наудачу. Но Эдгар молчал — и я понял, что попал.
     Что я наконецто начал чтото понимать в происходящем.
     — Жену, — сказал он наконец. — Аннабель.
     — Ты сказал, что был с ней на Крите, — вспомнил я.
     — Был. Ровно год назад. Шли от пляжа к отелю, вдоль дороги… Мимо ехал грузовик. Водитель не справился с управлением, сбил ее на скорости восемьдесят километров в час. Я ничего не успел сделать.
     — Ты ее любил, — сказал я с удивлением.
     — Да. — Эдгар кивнул. — Любил. Я же не Завулон, я умею. Умел.
     — Мне очень жаль, — сказал я.
     — Спасибо, Антон, — совершенно нормальным тоном произнес Эдгар. — Я знаю, ты говоришь искренне. Но это ничего не меняет… в наших отношениях.
     — Зачем ты пошел против всех? Зачем ты привлек людей?
     — Людей? Какая разница, как их использовать, Антон? Мы живем за счет их энергии. Почему бы не применять их и как пушечное мясо… А зачем я пошел против всех… тут ты неверно ставишь вопрос. Я вовсе не против. Я за. Если угодно, то я за всех Иных. Темных и Светлых. Когда мы добьемся своей цели, вы поймете. Даже ты поймешь.
     — Мы так не договаривались, — сказал Геннадий.
     — Я помню, как мы договаривались, — обрезал Эдгар. — Мы делаем то, что задумали. А потом ты вызываешь Антона на бой. Все правильно, так? Ты ведь сам хотел честного поединка?
     — Хотел, — с некоторым сомнением сказал Геннадий.
     — Ну, если ты так уверен, что я пойму, — я уже сворачивал на кольцевую, борясь с искушением резко рвануть руль и сбросить машину с эстакады, — то мог бы и рассказать мне, что вы задумали. Вдруг я стану помогать вам добровольно?
     — Думал я на эту тему. — Эдгар кивнул. — Даже с самого начала думал, ты из всех Светлых, что я знаю, наиболее вменяемый. Но так случилось, что мы стали работать с Геннадием. А он был резко против. Он тебя не любит, знаешь ли. Ты убил его сына. Изза тебя развоплотилась его жена. Ну как тебя брать в Последний Дозор?
     — Очень романтичное название.
     — Это Гена, он у нас большой романтик. — Эдгар засмеялся. — Нет, не собирались мы тебя трогать. Месть — штука хорошая, но только если у тебя не осталось ничего, кроме мести… Надо же было Гесеру именно тебя послать в Эдинбург!
     — Виктора вы убили, потому что он узнал Геннадия?
     — Да, — кивнул Эдгар. — Это был спонтанный ход. Гена занервничал, решил, что появление однокашника Кости не случайно, что за нами следят. Ошиблись, конечно. Зато обнаружили, как открывать барьер на третьем слое. У нас на этот счет точных данных не было.
     — Насчет голема на пятом — были?
     — О да! — Эдгар засмеялся. — Меня после гибели Аннабель перевели работать в отдел специального хранения. Ну… чтобы успокоиться, пережить свою боль на тихой архивной должности… Ты бы знал, Светлый, чего только нет в спецхране Инквизиции! Я даже не подозревал, что такие вещи возможно создать. Честно тебе скажу, магия за последние сто лет несколько деградировала. Мы избаловались, используя человеческие вещи. А ведь у нас существовали аналоги и телефонам, и машинам, и самолетам… да что там аналоги! Мы могли бы создать цивилизацию, основанную исключительно на магии!
     — Вот только мы вырабатываем Силы меньше, чем потребляем, — сказал я. — Мы не можем жить без людей.
     — Кстати, я думал на эту тему. — Эдгар оживился. — Можно было бы… эй, ты не сбавляй ход! Иди по левой полосе, там пока чисто… Так вот я думал на эту тему. Самым идеальным обществом мне представляется структура, близкая к средневековой. Люди живут простым, здоровым, незатейливым бытом, работают на природе, занимаются ремеслами и искусствами. Централизованных правительств не надо, вполне хватит феодальной системы, баронов и номинальных королей. А мы, Иные, живем отчасти сами по себе, отчасти среди людей. Не таясь! И все знают о нас. Конечно, даже люди в такой схеме могут бросить вызов магу или вампиру. Пускай! Должен работать механизм естественного отбора, выбраковывая слабых и излишне жестоких Иных. Вот этот мир был бы куда приятнее нынешнего, причем как для Иных, так и для людей. Ты никогда не читал фэнтези?
     — Чего?
     — Книжки не читал? Всех этих «Властелинов Колец», «Конанов», «Волшебников Земноморья», «Гарри Поттеров»?
     — Читал коечто, — сказал я. — Ну… чтото наивно, а чтото любопытно. Как развлекательная литература вполне сносно даже для нас.
     — А среди людей куда популярнее, чем научная фантастика, — уверенно сказал Эдгар. — Вот ведь парадокс — читать про освоение Марса или полеты к звездам, про то, чего люди действительно могут добиться, а мы — никак, людям неинтересно. Зато они мечтают стать магами, кидаться в сражение с большим острым мечом… если бы хоть ктото из них знал, как выглядят раны от настоящего меча… Что это значит? Что средневековый мир, в котором существует магия, для людей наиболее привлекателен!
     — Ну да, — сказал я. — Конечно. Потому что никто не задумывается о прелестях отправления нужды в выгребную яму в двадцатиградусный мороз, или амбре, которое эти ямы распространяют в сорокаградусную жару. Потому что герои книжек не страдают насморком, несварением, аппендицитом и малярией, а если уж страдают — то сразу под рукой оказывается Светлый целитель. Потому что все видят себя на королевском троне, в плаще могучего мага или, на худой конец, в дружине веселого и отважного барона. А никак не на высохшем поле с деревянной мотыгой в руках, глядящим вслед дружине, только что потоптавшей твой жалкий урожай, наполовину принадлежащий веселому отважному барону.
     — Это другой вопрос, — миролюбиво сказал Эдгар. — Всюду есть плюсы и минусы. Зато нет рекламы, политиков, адвокатов, генетически модифицированных продуктов…
     — Продуктов вообще будет мало, — вставил я.
     — …детей, родившихся уродами изза загрязнения окружающей среды…
     — Тебе пора в «Гринпис». Зато полно будет детей, которых сглазили во чреве матери. И еще больше самых обычных детей, умирающих в родах изза неправильного предлежания и отсутствия лекарств. Эдгар, вы что, задумали опрокинуть мир в средневековье?
     Эдгар вздохнул:
     — Да нет, Антон. Это очень, очень маловероятный исход. Могу сказать честно, я на него надеюсь. Но шансов не много.
     — Я очень серьезно думаю о том, чтобы дернуть руль и врезаться в столб, — сказал я. — Видишь, впереди над кольцевой пешеходный переход? У него такие соблазнительные бетонные опоры…
     — Нам не повредит, — ответил Эдгар. — Да и тебе, полагаю. Машина у тебя хорошая, подушки безопасности, ремни… есть шанс выжить. Не глупи. Хочешь покончить с собой — поколдуй немного.
     — Что ты откопал в архивах? На что надеешься?
     — Не говори ему, — мрачно сказал Геннадий. И, похоже, эти слова подействовали прямо противоположным образом. Всетаки Эдгар был изначально Темным, привыкшим смотреть на вампиров с брезгливым презрением. Даже к союзникам.
     — Инквизиция всегда с большим вниманием относилась к артефактам, находящимся вне ее досягаемости, — сказал Эдгар. — Артефактам, созданным Мерлином, уделялось особое внимание… по вполне понятным причинам. О Венце Всего было известно немного. Только то, что он находится в Шотландии и является потенциально одним из самых сильных магических предметов. Если не сильнейшим. Но считалось, что данных по Венцу нет никаких. К счастью, несколько лет назад началась полная каталогизация и компьютеризация архивов. В числе прочего были переведены в электронную форму результаты средневековых допросов ведьм, всеми забытые отчеты агентов и ученых. Я искал все, что связано с Мерлином, и обнаружил несколько строчек, о которых давнымдавно забыли. Одна из Светлых волшебниц тринадцатого века, первоуровневая… данные попали к ней, скажем так, не в силу ее ранга… Волшебницу допрашивали по поводу одной заварушки в Глазго, тогда это был мелкий провинциальный городок. И вот в ходе допросов она упомянула про «последний артефакт, созданный Мерлином». У нее уточнили, что делает этот артефакт. И она ответила, если переводить буквально: «Венец — это то, о чем мечтают ушедшие от нас Иные, то, чего они ждут в Сумраке, то, что принесет им счастье, вернет им свободу…» Тогда ее словам не придали значения, и они на долгие века остались в архивах. Пока лист пергамента не положили на сканер, а я не задал поиск по слову «Мерлин».
     — Сейчас, надо полагать, этой информации в базе данных Инквизиции нет, — заметил я.
     Эдгар усмехнулся.
     — Вы хотите оживить мертвых Иных?
     — Ушедших, — процедил Геннадий. — Ушедших, а не мертвых!
     — Не так просто, — сказал Эдгар. — Мы думаем, что Венец Всего сольет сумеречный мир и человеческий, уничтожит барьеры между слоями. Если сейчас ушедшие от нас не могут… практически не могут возвращаться в наш мир, а мы не в силах хоть скольконибудь долго находиться в глубоких слоях Сумрака, то Венец все изменит. Наши ушедшие будут с нами.
     — Эдгар, вы же ничего не знаете наверняка, — сказал я. — Не можете знать. Это все одни лишь догадки. А что, если слои понастоящему сольются с нашим миром? Это будет катастрофа!
     — Мы знаем, что ушедшие Иные этого хотят, — твердо сказал Эдгар.
     — На основании одной фразы, сказанной в тринадцатом веке волшебницей?
     — Она была любовницей Мерлина. Она знала точно.
     Я не стал больше спорить.
     Что я мог противопоставить их вере? Да ничего. Вере можно противопоставить только другую веру, а не факты и уж тем более не гипотезы.
     — Эдгар, если бы я твердо знал, что Венец вернет ушедших Иных, — я бы вам помог. Но я в этом не уверен. — Я повернул на Ленинградское шоссе. — Это раз.
     — Продолжай, — любезно предложил Эдгар.
     — Но если бы даже я хотел вам помочь — охрана артефакта в Эдинбурге усилена. Всем понятно, что ты снова туда рванешься. И я полагаю, что уже сосчитано, сколько и какой магии ты спер из хранилища, так что твои амулеты неожиданностью не станут. Нам просто не пройти. Это два.
     — Поверь, я хорошо поработал, — с гордостью сказал Эдгар. — В Инквизиции сейчас сами не знают, что у них было, чего не было и что осталось. Инквизиция — очень, очень сильно бюрократизированная структура. Это, наверное, судьба любой надгосударственной организации, что человеческой, что нашей. Нам будет трудно, но мы пройдем. Даже если ты нам не поможешь… полагаю, заставить тебя убивать Светлых почти невозможно.
     — Девчонку надо было брать, тогда бы помог, — проскрежетал сзади Геннадий.
     — Уймись, — ответил Эдгар. — Ну что ты за нелюдь такой, а? Гуманнее надо быть, Геннадий!
     — Я при жизни был гуманным, — сказал вампир. — И пока Костю не убили — тоже держался. И пока Полина не ушла. Хватит с меня!
     — И всетаки надо стараться преодолевать разногласия, раз уж мы теперь на некоторое время в одной
     команде, — рассудительно произнес Эдгар. — Не опускаться до оскорблений, не угрожать родным и близким… попусту. У тебя все, Антон?
     — Нет, осталось еще одно маленькое замечание. Я не могу пройти на седьмой слой. На шестой я прошел — на нервах, на адреналине. Смог. Но дальше такой барьер, что мне никогда не пробиться. И в Дозорах тоже оценивали мощность барьера — никакой приток Силы извне не поможет.
     — Почему?
     — Да потому, что тут дело не в Силе как таковой! Она и без того хлещет в воронку над «Подземельями Шотландии» — мама не горюй! Но ведь Силой надо оперировать, пропускать ее через себя. Ну подашь ты Силу искусственно, выкачаешь из людей, из артефактов… и что? Напряжение в сети тоже нельзя повышать бесконечно, провод расплавится! Тут нужен сверхпроводник, понимаешь? А такой сверхпроводник — это нулевой Иной, совершенно не вырабатывающий магической энергии!
     — Ох уж эти мне технические аналогии. — Эдгар вздохнул. — Геннадий, а ты понял?
     — Понял. Говорил я…
     — Все, молчи. Антон, я понимаю, что ты выше головы не прыгнешь. И я не прыгну…
     — Эдгар, а с каких пор ты стал Высшим?
     Бывший Инквизитор усмехнулся:
     — Недавно. Не обращай внимания.
     — Ну, знак регистрации Геннадию ты снял, — рассуждал я вслух. — Это понятно, в Инквизиции тебя и не таким вещам учили. Но поднять уровень Силы можно только «Фуараном». Книга сгорела…
     — Не заговаривай мне зубы. — Эдгар вдруг хохотнул. — Геннадию заговаривай, у него они чешутся. Так вот чудес от тебя не ждут. От тебя требуется смекалка. Найди кружной путь.
     — Уверен, что ТомасРифмач искал этот путь сотни лет.
     — Но у него же не было жены и дочки, под которыми может взорваться ядерный заряд. — Эдгар посмотрел на часы. — Успеваем. Молодец, хорошо руль крутишь. А теперь слушай — машину на парковку не загоняешь, это не нужно. Лишние следы. Нас у входа в зал вылета ждет парнишка, отдашь ему ключи. Человеку заплатили за то, чтобы он отогнал твою тачку на платную стоянку и оплатил трое суток. Вернешься — сможешь забрать.
     — Если вернешься, — добавил Геннадий.
     — Ты уж извини, но его шансы я ставлю выше, — отрезал Эдгар. — Так вот мы сейчас быстренькобыстренько пройдем контроль, причем ты не будешь привлекать внимания Иных на таможне. Лишние жертвы Светлому ни к чему, так? Сядем в самолет, ты выпьешь кофе, позволителен даже глоточек коньяка. И будешь думать. Хорошо думать. Так, чтобы я слышал, как у тебя мозги скрипят. И очень будет хорошо, если к Эдинбургу ты уже будешь знать, как достать Венец Всего. Потому что времени у нас в обрез. Всего двенадцать часов до взрыва.
     — Ты сволочь, — сказал я.
     — Нет, я очень эффективный менеджер по персоналу. — Эдгар улыбнулся.
     
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
     
     Есть такие слова, от которых человек впадает в ступор без всякой магии.
     К примеру: «Расскажи чтонибудь смешное». Даже если вы только что просмотрели финал КВН, прочитали свежий том Пратчетта и отрыли в интернете десяток действительно смешных и свежих анекдотов — из головы все вмиг вылетает.
     Еще хорошо действуют слова «Сядь и подумай». Мне сразу вспоминается школа, контрольная по алгебре или какоенибудь четвертное сочинение, усталое лицо учителя, который ничего хорошего от подопечных уже не ждет.
     В этот раз в Эдинбург мы летели напрямую, рейсом «Аэрофлота». Будь это обычная командировка, я бы ничего против не имел, в Шотландии мне понравилось. Тем более что Эдгар, конечно же, взял места в бизнесклассе. Трое разъяренных соотечественников, явно способных вскладчину купить Боинг767, на котором мы летели, бесновались у стойки регистрации — их билеты оказались недействительными. Я ничего не сказал, но в груди затеплилась надежда. Большинство людских неприятностей с двойными или недействительными билетами — следствие махинаций какихнибудь нечистых на руку Иных, чаще Темных, но порой и Светлых. Поэтому все подобные случаи Дозорами отслеживаются. Ну, теоретически все, на практике — лишь вызвавшие серьезные скандалы. В данном случае скандал намечался изрядный…
     Но, боюсь, всетаки расследование будет не столь оперативным, как мне нужно. Тем более сейчас, когда по всей Москве ищут Саушкина…
     Таможенный пост на вылете тоже был усилен. Вместо двух Иных дежурили аж четверо, паритет в данном случае соблюдался жестко. Я питал слабые надежды, что на усиление бросят наших ребят и они меня заметят, но нет, все Иные были из подмосковных отделений, в данном случае — химкинские. К тому же еще перед регистрацией Эдгар раздал нам фальшивые паспорта и наложил качественные личины, которые четвертомупятому уровню Иных были не по зубам. Так я и прошел мимо своих коллег под именем петербуржского жителя Александра Петерсона. Геннадий стал Константином Арбениным, а как назвался сам Эдгар, я не расслышал.
     Уже в самолете, получив от стюардессы обещанные Эдгаром кофе и коньяк, я понял, что проиграл начисто. Пушистая удавка на шее, на которую недоуменно поглядывали еще на таможенном контроле, временами сжималась покрепче, а то и царапала кожу крошечными коготками… или зубками. Разве что не мурлыкала, ожидая, пока я применю магию. Я даже вспомнил, как эта штука называется. Кот Шредингера. Видимо, потому, что никто так и не смог понять, живая эта дрянь или всетаки мертвая. В Инквизиции Кота Шредингера применяли для конвоирования самых опасных преступников. Промахов эта дрянь не давала. Кстати, если я не путаю, она была единственной в своем роде. Эдгар спер поистине уникальные артефакты.
     — Пей кофе, — любезно сказал Эдгар. Меня посадили к окну, рядом уселся Геннадий. Эдгар сел сзади, да еще и озаботился тем, чтобы соседнее место никто не занял: озадаченного, но даже не протестующего пассажира пересадили кудато в экономкласс, рассыпаясь в извинениях и обещая бесчисленные бонусы в качестве компенсации. Вообще «Аэрофлот» оставлял на удивление приятное впечатление. Ничуть не хуже западных перевозчиков, а то и получше. Жаль лишь, что наслаждаться полетом не получится, компания подкачала.
     Я пил кофе вприкуску с коньяком. Смотрел, как лайнер выруливает на взлетную. Эдгар за моей спиной чтото прошептал — и гул исчез. Сфера Молчания. Что ж, разумно, теперь и нам ничто не мешает, и нас никто не услышит. Хорошо, что в отличие от волшебника Хоттабыча из сказки Эдгар располагает другими методами борьбы с шумом, кроме остановки двигателей…
     
   Иди вперед, коль ты силен, как я; иди назад, коль ты, как я, умен.
     
     Он издевался. Конечно же, издевался над незадачливыми охотниками за сокровищем. Но считал себя обязанным дать намек, это было в неписаных правилах игры тех времен. Значит, путь есть.
     Впередназад…
     Может быть, стоит «раскачаться»? Словно выволакивая из грязи забуксовавший автомобиль… искусство, прочно забытое массами в эпоху автоматических коробок передач. Дошел до шестого, отпрыгнул назад, снова до шестого, уже с разбега…
     Чушь собачья. Я одинто раз до шестого слоя едва добрел, переводя дыхание после каждого рывка. Ну, допустим, сумею я подобно Гесеру выпрыгивать сразу из глубин Сумрака. Все равно «раскачаться» не получится.
     Повторим рассуждения с самого начала.
     
   Венец Всего здесь скрыт. Всего лишь шаг остался.
     
     Тут все ясно. Надпись была на шестом слое, Венец Всего скрыт на седьмом. Хитрый Мерлин оставил указательный знак там, куда может забрести только самый сильный и умелый маг… эх, как приятно всетаки! Ведь я туда дошел!
     Ничего особенного, однако, здесь не говорится. Этакая преамбула. Вступительное слово. Будем надеяться, что ТомасРифмач перевел адекватно… впрочем, великому барду, да еще и предку Лермонтова, это положено.
     
   Но он — наследие для сильных или умных.
     
     И тут все болееменее ясно. Мерлин оставил решение, применять или нет артефакт, для тех, кто будет равен ему. По силе, по уму — не важно.
     
   Получишь все и ничего, когда достать его сумеешь.
     
     Что ж, тут чуть интереснее. Мерлин, похоже, не считал, что применение Венца грозит вселенской катастрофой. «Получишь все и ничего» — получишь все, но не для себя.
     Или же я, подобно Эдгару с Геннадием, вижу лишь то, что хочу видеть?
     Если «получишь все и ничего» означает, что весь мир будет в твоей власти, но погибнет?
     Не знаю. Не могу понять. Тут бы в оригинале прочитать…
     — Эдгар, я должен сделать один телефонный звонок, — сказал я.
     — Чего? — развеселился Эдгар. — Кому, Гесеру? Вообщето мобильники велели выключить.
     — Ты хочешь от меня результата? Мне надо задать вопрос Фоме Лермонту.
     Эдгар колебался недолго. Прикрыл глаза, потом кивнул:
     — Звони. У тебя есть три минуты, прежде чем начнем взлетать. Но учти, я внимательно тебя слушаю.
     Как хорошо, что я не стал стирать номер Лермонта… Я достал мобильный, позвонил. Гудок, второй…
     — Антон?
     В голосе Лермонта слышалось явное любопытство.
     — Фома, я тут размышляю над стихотворением… над той надписью, что оставил Мерлин на шестом слое…
     — Нуну? — заинтересовался Лермонт.
     — Как звучит третья строка? Ты перевел как «получишь все и ничего, когда достать его сумеешь», помнишь? Так вот имеется в виду «получишь все и все потеряешь» или «получишь все, но оно тебе не нужно»?
     Томас крякнул. И прочитал поанглийски:
     — With it, thou shalt acquire all — and nothing shalt thou get…
     Ну спасибо, что не покельтски…
     — Это значит… — решил я всетаки уточнить.
     — Это значит, что, если достанешь, получишь то, что лично тебе не нужно, хотя оно и очень значительно, глобально, всеобще.
     — Спасибо, Фома!
     — Мозговой штурм? — поинтересовался Лермонт. — Удачи. Мы тут тоже время даром не теряем, работаем…
     Я отключил связь. Интересно, слышали Эдгар и Геннадий наш разговор? Я вдруг с удивлением понял, что задача меня захватила. Несмотря на удавку на шее. Несмотря на шантаж. Несмотря на вампира и спятившего Инквизитора, сидящих рядом.
     Я хочу понять. Я хочу отгадать загадку Мерлина. Сильным, как он, мне никогда не стать, но хотя бы в интеллекте с ним я могу потягаться?
     Хочется верить, что могу…
     
   Иди вперед, коль ты силен, как я; иди назад, коль ты, как я, умен.
     
     Ну вот. Мы опять пришли к этой фразе. Тут смысл болееменее ясен. Сильный может пойти вперед и достигнуть цели путем Мерлина. Умный вернется и выберет окольный путь.
     
   Начало и конец, глава и хвост, все слито воедино…
     
     Это все лирика, пожалуй. Альфа и омега, начало и конец. Глава и хвост? Может, это намек на голема на пятом слое Сумрака?
     Так, над этой строчкой надо подумать серьезнее. А что там в конце говорилось?
     
   В Венце Всего. Так жизнь и смерть неразделимы.
     
     Пожалуй, это уже относится к области применения. Жизнь и смерть неразделимы. Ушедшие в Сумрак Иные смогут ожить, вернуться в наш мир… Интересно, а оно им надо? ТомасаРифмача пришлось чуть ли не за руку утаскивать, так ему хотелось остаться, вкусить радости магического рая.
     Я представил себе, как воскрешенный Костя начнет орать на отца: «Я у тебя просил меня воскрешать?» Может такое быть?
     Не знаю. Ничего не могу понять. Ох, вряд ли Томас прав. Он в ловушке своей мечты, как Эдгар и Геннадий ослеплены своей. Не показался мне особо восторженным обитатель Сумрака, что когдато давнымдавно сумел выйти на первый слой, да еще и указать мне путь к штабу Темных… спас, можно сказать. Интересно, кто он был и зачем помог? Как вообще узнал из своих призрачных глубин мироздания о происходящем?
     Вопросы, вопросы, и нет на них ответов…
     
   Начало и конец, глава и хвост, все слито воедино…
     
     Вот здесь, пожалуй, чтото есть. Глава и хвост, вот кто не дает покоя! У кого там голова была с хвостом сращена? Ну, если не рассматривать всерьез чудоголема с зубами на обоих хвостах…
     Кстати, а почему бы не рассматривать его почти  всерьез?
     Не для себя, конечно. Для нашего дорогого Последнего Дозора.
     Итак, Венец Всего скрыт в теле этой несчастной двухголовой твари. Гденибудь посередине. Где начало одной половины и конец другой. Где глава и хвост неразделимы… Иди назад, то есть на пятый слой, там и найдешь!
     А ведь очень убедительно получается. Если говорить с серьезным лицом. Руны у них нет, и вряд ли Эдгар ее сумеет достать. Пусть попробуют уничтожить голема, сотворенного Мерлином!
     Конечно, если в брюхе ползающего уродца и впрямь найдется Венец Всего — это будет… это будет очень обидно.
     Но я сомневаюсь в таком исходе.
     — Улыбаешься, — сказал Геннадий. — Что задумал?
     — Тише, — сказал я. — Я воспаряю духом. Лучше возьми мне коньяка.
     Геннадий сжал зубы и замолчал.
     За размышлениями и в коконе полной тишины я совсем упустил момент взлета. Посмотрел в иллюминатор — мы были уже высоко, за первым слоем облаков. Тьфу ты, всюду теперь видятся слои, которые надо преодолевать…
     Нет, чтото меня всетаки цепляло в этой строчке. Глава и хвост, так? Я про это слышал. В магии? Да нет, скорее в фольклоре. В какихто верованиях… Ну да, конечно! Египетские, а позже и европейские мифы. Алхимические трактаты. Буддизм — в виде колеса Сансары, перерождения…
     Уроборос.
     Змей, пожирающий свой хвост.
     По коже у меня пробежал холодок. Ох не зря Мерлин поставил на страже пятого слоя двуглавого змея… Венца в нем, конечно, нет.
     А вот намек был, да еще какой явный!
     Начало и конец. Сам себя порождает, оплодотворяет и убивает. Вечная и неизменная сила, растворяющаяся в пространстве и вновь восстанавливающаяся, бесконечный круг времени, защита от хаоса и тьмы, ограждающая Вселенную, объемлющая и поддерживающая мир, несущая жизнь в смерть, а смерть — в жизнь, одновременно неподвижная и движущаяся…
     Смерть и возрождение.
     Бесконечный поток Силы, умирающий и возрождающийся…
     Я понял.
     Я все понял.
     Пальцы задрожали, я вцепился в подлокотники. Поймал подозрительный взгляд Геннадия и сказал:
     — Летать боюсь. Возьми коньяка, а? Будь человеком, хоть ненадолго.
     Геннадий молча приподнялся, жестом позвал стюардессу.
     Уроборос.
     Начало и конец. Смерть и жизнь. Кольцо Силы, удерживающее Вселенную.
     Я все понял. Первым после Мерлина. Есть чем гордиться, если останусь в живых!
     — Ты чтото придумал, — сказал Эдгар. Привстал, перегнулся через спинку кресла, с любопытством заглянул мне в глаза: — Эй, Антон! А ведь я был прав, у тебя есть какаято мысль.
     — Есть. — Я не стал отнекиваться. — Эдгар, я всетаки тебя еще раз хочу спросить… ты уверен, что извлекать ушедших — безопасно? Ты же знаешь, что такое Тень Владык?
     — Знаю. — Эдгар помрачнел. — Это ушедшие маги, призванные с пятого слоя, где они уже могут существовать болееменее долго. Вырванные из родной среды, накачанные Силой, обезумевшие… уничтожающие все вокруг с неслыханной жестокостью. Антон, не надо сравнивать насильственное извлечение и использование ушедших с их воскрешением. Знаешь, если тебя разбудить ночью, стукнуть по голове, облить дерьмом и начать орать чтонибудь в ухо — ты тоже начнешь буйствовать.
     — Значит, вы решили твердо… — Я помолчал. Не следовало «сдаваться» сразу. Эдгар не сможет прочитать мои мысли, я всетаки Высший, но вот почувствовать ложь в интонациях, в выражении лица он способен. И Геннадий — тоже. — Эдгар, каковы мои гарантии?
     
     — Какие еще гарантии? — поразился он.
     — Гарантии того, что, когда я все вам объясню, ты не прикажешь взорвать бомбу в Москве. И что ты снимешь с моей шеи Кота Шредингера.
     Эдгар усмехнулся:
     — Многого хочешь.
     — Многое даю, — ответил я с теми же интонациями.
     — Клятва Светом и Тьмой тебя устроит?
     — Эдгар! — холодно сказал Геннадий. — У всего есть границы!
     — Клянусь Светом, Тьмой и равновесием между ними, — размеренно заговорил Эдгар, вытягивая руку в промежуток между мной и Геннадием, — что, если ты поможешь нам овладеть Венцом Всего, я сниму с тебя Кота Шредингера, не отдам приказа на взрыв в Москве и позволю сразиться с Геннадием один на один. Если ты победишь, я не буду больше чинить препятствий тебе и твоей семье, если не подвергнусь с вашей стороны нападению. Если ты проиграешь, я обязуюсь не предпринимать ничего по отношению к Светлане и Наде. Опять же — если они не нападут на меня сами. Клянусь!
     На его ладони возник шарик, наполовину светящийся, а наполовину черный, будто всасывающий в себя свет. Шарик медленно вращался, свет перетекал в тьму, а тьма — в свет.
     — Одно уточнение, — сказал я. — Что значит «если помогу овладеть»? Это когда?
     — Когда Венец будет в наших руках.
     — Не согласен. — Я покачал головой. — Есть серьезные шансы, что вы все погибнете, доставая Венец. А снять Кота может только тот, кто его ставил. Мне не улыбается провести остаток жизни без всякой магии и с этой дрянью на шее.
     Эдгар задумался. Или скорее сделал вид, что задумался. Он наверняка давно определил границы, до которых готов двигаться.
     — Уточняю, — сказал он, глядя на кружащийся в ладони шарик из Света и Тьмы. — Я прикажу не взрывать бомбу в Москве, как только все мы сочтем твои слова правдой. Я сниму Кота перед тем, как мы отправимся доставать Венец. Но ты будешь рядом, связанный клятвой не мешать нам. Это максимум того, на что я могу пойти.
     Теперь настала моя очередь изображать работу мысли. Готов я или не готов пойти на такие условия? Если бы я собирался сказать правду, то скорее всего надо было бы торговаться дальше…
     — Еще одно уточнение, — сказал я. — Ты не просто снимешь Кота, но и позволишь мне уйти на безопасное расстояние. Я не хочу поневоле вступать в бой на вашей стороне!
     — В бой? — с любопытством произнес Эдгар. — Вероятно, имеется в виду не бой с сотрудниками Лермонта?
     — Нет, не с ними. — Я улыбнулся. — Вам и без них хватит проблем, поверьте.
     — Хорошо, — сказал Эдгар. — Я позволю тебе уйти на безопасное расстояние, прежде чем мы отправимся доставать Венец. Но после этого ты обязан будешь вернуться и вступить в бой с Геннадием. Он… очень этого хочет.
     — Согласен, — сказал я. Вытянул руку. — Клянусь Светом.
     На моей руке возникла и тут же исчезла огненная сфера. Кот на моей шее недовольно сжался — и расслабился. Это была не моя магия, изначальная Сила сама решала, подтвердить слова мага или нет.
     — Геннадий, а ты подтверждаешь обязательства Эдгара? — спросил я.
     — Да. — Он не стал клясться Тьмой. К вампирам изначальная Сила нисходит редко. Но я ему верил. Всетаки главное для Геннадия было вернуть сына и жену. Месть отошла на второй план.
     Внезапно сообразив, что Сфера Молчания не мешала пассажирам наблюдать за неожиданной иллюминацией, я огляделся.
     Но нет, все было в порядке. Пассажир через проход спал. Его сосед у окна работал на ноутбуке. Какие молодцы эти деловые люди…
     — Пройти на седьмой слой невозможно, — сказал я. — Никак. На это способен только нулевой маг… или тот, кто развоплотился и ушел в Сумрак.
     Геннадий напрягся. Эдгар ледяным тоном спросил:
     — Это и есть твой совет?
     — Нет. — Я покачал головой. — Мерлин все замечательно объяснил. Вы просто уперлись в свою идею о седьмом слое Сумрака! Ну, не только вы… — самокритично добавил я. — А ведь Мерлин оставлял не просто инструкцию по добыче Венца! Он говорил о проблеме в общем. О возможности встретиться с ушедшими!
     Эдгар и Геннадий переглянулись.
     Да, это должно было их зацепить. И зацепило.
     — Иди вперед, коль ты силен, как я! — процитировал я. — О чем это? О пути на седьмой слой, где ушедшие обитают! А если ты не нулевой маг, то что? То тебе нужен артефакт, созданный Мерлином. Венец Всего. И где его взять? Надпись на шестом слое гласит: «Иди назад, коль ты, как я, умен»! А что у нас на пятом слое?
     — Страж. Голем в обличье двухголовой змеи. — Эдгар прищурился.
     — Глава и хвост, все слито воедино! — торжествующе сказал я. — Это не просто страж, идиоты! Это обертка, защита артефакта! Сказки в детстве читал? Смерть Кащея в яйце, яйцо в утке, утка в сундуке… Тот же принцип. Кстати, — в порыве вдохновения добавил я, — не удивлюсь, что, когда вы разорвете голема напополам, из него вылезет еще какаянибудь тварь. Или даже выпорхнет. Скорее всего она постарается спастись бегством, так что готовьтесь сбивать скоростную летящую цель!
     — Там жизнь и смерть неразделимы, — сказал Эдгар. И задумался.
     — Смерть голема — новая жизнь ушедшим, — прошептал Геннадий. — Эдгар, это может быть правдой?
     Эдгар думал. Чтото вспоминал.
     — Кстати, Венец, наверное, является активатором голема, — добавил я. — Мерлин был склонен к простым и изящным решениям.
     — Были два случая в истории, когда големохранник служил одновременно и оболочкой для хранимого, — сказал Эдгар. — И первый раз эту хитрость использовал один из учеников Мерлина.
     Мысленно я возблагодарил неизвестного мне мага, так кстати подтвердившего мои слова. А себе позволил лишь задумчиво кивнуть:
     — Вотвот. Наверное, Мерлин поделился с ним своей идеей. Или он помогал учителю создавать големазмею.
     Эдгар кивнул. Сказал:
     — Если бы у нас была руна… С ней нейтрализовать голема оказалось легче легкого…
     Он поверил.
     — Сами виноваты, — сказал я. — Надо было не тайные общества организовывать, а вынести свои догадки на всеобщее обсуждение. Все Иные когдато когото теряли…
     — Ты не представляешь себе силу бюрократии, — с отвращением сказал Эдгар. — Обсуждение затянулось бы на сотни лет. А в итоге решили бы ничего не предпринимать.
     — Не может быть, — буркнул я.
     — Ты просто слишком молод… и далек от управленческих структур. Гесер с Завулоном со мной бы согласились.
     Я пожал плечами. Может быть, и согласились бы.
     Интересно, а Гесеру есть о ком грустить? Он любит Ольгу, а та теперь рядом с ним. Они даже своего сына исхитрились сделать Иным. Но… неужели за тысячи лет Великий Гесер не терял любимых, друзей, детей? Да наверняка терял! И среди них были не только люди, а еще и Иные. Те, что ушли в Сумрак.
     А Завулон? Да, конечно, такой, какой он есть сейчас, — Завулон никого не любит. Но разве могло так быть всегда? Когдато он был ребенком, таким же, как все, только обладающим потенциалом Иного. Так случилось, что он ступил на дорогу Тьмы. Но не мог же он никого и никогда не любить! Даже Темные это умеют… даже злые и бессердечные вроде Алисы Донниковой…
     Интересный расклад. А ведь и Гесеру, и Завулону в принципе действия «Последнего Дозора» на руку! Любого хоть скольконибудь старого Иного должна радовать идея возвращения ушедших.
     Хотя, конечно, они никогда не смогут признать это открыто.
     
ГЛАВА ПЯТАЯ
     
     Стюардесса разнесла по салону обед. Мне опять был предложен коньяк, но я отказался. Хватит, в Эдинбурге надо быть в форме.
     Эдгар за спиной ел с аппетитом. Геннадий задумчиво ковырялся вилкой, выбирая кусочки мяса. При взгляде на него у меня начисто пропало желание есть мясо. Я с трудом заставил себя съесть салат и кусочек сыра. Даже обидно, что все оказалось вкусно. Надо было попросить вегетарианский обед.
     Саушкин достал из кармана фляжку. Открутил пробку, глотнул. Спрятал фляжку, демонстративно облизнул испачканные темным губы.
     — Знаешь, Эдгар, одна вещь меня удивила, — негромко сказал я. — Ты вроде как всегда был нерасположен к кровососам. А уж к вампирам, нарушающим Договор… И ты снял знак регистрации с преступника?
     — Успокойся, Антон, — миролюбиво сказал Эдгар. — Что Гена Светлых на бульваре порвал — так он защищался. В Эдинбурге… ну, нехорошо вышло. Но это тоже была в какомто смысле самозащита. Гена ведь даже не выпил парня, неприятно ему было Костиного друга пить, он всю кровь вылил…
     — А как же он достиг Высшего уровня? — спросил я, глядя на Геннадия.
     Вампир едва заметно приоткрыл рот, выпуская клыки. Покачал головой.
     — В записях его сына остался рецепт «Коктейля Саушкина», — сказал Эдгар невозмутимо. — Да, Гена возвысился незаконно. Но ему не пришлось для этого убивать людей…
     — Уверен? — спросил я, глядя на Геннадия. Клыки у него выдвигались все дальше и дальше. Интересно, что будет делать Кот Шредингера, если меня попытаются укусить сквозь его пушистое тело?
     — Что не так? — Эдгар протянул руку и крепко взял Геннадия за плечо. — Я чегото не знаю о своем соратнике?
     — Он врет, — сказал Геннадий. — Он пытается нас поссорить.
     — Не думаю. — Эдгар попрежнему держал вампира за плечо. И, похоже, уже прилагая к тому некоторые усилия. — Ты разволновался, Гена. Успокойся.
     — Я совершенно спокоен, — процедил вампир.
     — Ты убивал людей? — невозмутимо спросил Эдгар. — Никакого рецепта коктейля, отправленного тебе сыном по электронной почте, не было?
     — Убивал, — сказал Геннадий. Снова достал фляжку, встряхнул. — А рецепт был! Вот он, коктейль Костин. Не смотрел я почту, не до того мне было! Весной письмо прочитал, только ни к чему уже было… И что теперь?
     — В его квартире нашли полсотни выпитых тел, — пояснил я. — Думаешь, чего сегодня Дозоры на ушах стоят? Гену теперь свои же порвать на клочки готовы, они на пять лет без лицензий остались.
     — Это Гесер поскромничал, — заметил Эдгар. — Я бы на его месте десять лет требовал. Обидно. У меня были подозрения на этот счет. Обидно! Геннадий, так не поступают! Мы же одна команда!
     — Мы остаемся одной командой? — спросил Геннадий.
     Эдгар вздохнул:
     — Да. Сделанного не воротишь… Зачем ты это делал?
     — Откуда мне было знать, что вы на меня выйдете? — вопросом ответил вампир. — Я хотел отомстить Антону. А как может слабый вампир отомстить Высшему? Мне пришлось качаться. Он сам во всем виноват!
     Я подумал, что это оправдание никогда не исчезнет из обихода. Не только сил Тьмы, а еще и самых обычных человеческих подонков.
     Он сам во всем виноват! У него была квартира, машина и дорогой мобильный телефон, а у меня — три рубля, хронический алкоголизм и похмелье каждое утро. Потому я и ждал его в подворотне с кирпичом, гражданин начальник… У нее были длинные ноги, семнадцать лет и красивый парень, а у меня — импотенция, порнографический журнал под подушкой и рожа как у гориллы. Как я мог не накинуться на нее в подъезде, когда она вошла, напевая, с губами, горящими от поцелуев… У него была интересная работа, командировки по всему миру и хорошая репутация, а у меня — купленный диплом, мелкая должность под его началом и хроническая лень. Только поэтому я подстроил все так, чтобы его обвинили в растрате и выгнали из фирмы…
     Они все одинаковы — что люди, что Иные, жаждущие славы, денег, крови, обнаружившие, что самый короткий путь — это всегда путь темный.
     Им всегда ктото мешает и всегда ктото в чемто виновен.
     Наверное, когда Геннадий Саушкин хотел спасти своего умирающего сынишку, он действительно желал добра. Не всей душой, конечно, у него уже не было души. Но разумом и сердцем он не хотел смиряться с его смертью. Так же, как не хочет смиряться сейчас. И темный путь оказался так прост и так близок…
     Он долго еще балансировал на самой грани, если у вампира еще остается эта грань. Он не убивал. Он даже старался быть честным и добрым, и у него получалось. Даже Костю он смог воспитать почти человеком.
     Но короткие дороги тем и отличаются от длинных, что на них взимают плату за проезд. И на темных дорогах очень любят объявлять цену в конце пути.
     — Ты удовлетворен его объяснениями? — спросил я.
     — Я огорчен, — ответил Эдгар. — Но тут уже ничего не исправишь.
     — Есть вещи, которые исправить нельзя, — согласился я.
     А про себя добавил: «Но есть и те, которые исправить можно».
     
     Стойка сумеречного таможенного контроля в Эдинбурге пустовала. Лежали какието бланки и даже поисковый амулет, светящийся ровным молочнобелым светом: последним тут прошел Светлый. Дежурных не было. Или дежурного? Вряд ли тут много работы…
     В Сумрак меня втянул Эдгар. Я попрежнему не мог применять магию, на шее беспокойно ворочался и временами выпускал коготки проклятый шредингеров Кот. Я посмотрел разок на Геннадия — и отвернулся. Тот еще видок. Что там Завулон говорил про человеческих детей, играющих в вампиров? Им надо показывать, как понастоящему выглядит вампир. Источенные язвами щеки; землистосерая кожа; мутные и пустые белесые глаза, похожие на сваренные вкрутую яйца, с которых содрали скорлупу.
     Мы прошли мимо стойки, свернули кудато в служебный коридор сквозь закрытую в реальном мире дверь. Зашли в небольшую комнату, то ли скудно меблированную бытовку, то ли склад для отслужившей свое, но еще не списанной рухляди: кресла со свернутыми спинками и сломанными ножками, стеллажи с какимито пыльными коробками и банками, рулоны ковролина мрачной окраски.
     Эдгар дернул меня за плечо, вытягивая в реальный мир. Я чихнул. Точно, временный склад для хлама. Поморгал, привыкая к тусклому освещению — окна глухо закрывали жалюзи. И усмехнулся. Ну что ж, пока можно смело записывать себе еще одно очко.
     В кресле, сохранившемся лучше всего, сидела красивая черноволосая женщина. Простецкая повседневная одежда — брюки и блузка — на ней казалась совершенно неуместной. Тут либо длинное платье, подчеркивающее женственность, либо чтото воздушное, белое, полупрозрачное, либо совсем ничего.
     Хотя… она была способна украсить собой любую одежду. Хоть костюм бомжа.
     Я ею снова залюбовался. Как в первый раз, когда наши пути пересеклись.
     — Здравствуй, Арина, — сказал я.
     — Здравствуй, чароплет. — Она протянула руку, и я прикоснулся губами к ладони.
     Хоть и видел ее в сумеречном воплощении.
     Хоть и знал, что это роскошное, дышащее жизнью и здоровьем тело существует лишь в человеческом мире.
     — Ты не удивился, — сказала Арина.
     — Ничуть. — Я покачал головой.
     — Он знал, — подал голос Эдгар. И по его интонации я вдруг понял, что он в троице не самый главный. Может быть, он всю кашу и заварил. И боевой магией «Последний Дозор» снабдил именно он. Но Эдгар не главный.
     — Светлана догадалась? — предположила Арина.
     — Вместе так решили, — сказал я. — Кстати, ты ведь теперь Светлая? Извини, глянуть ауру не рискну… у меня тут Котик на плечах дремлет…
     — Светлая, — сказала Арина спокойно. — Это тоже для тебя не новость, что Великие могут менять цвет?
     — Мерлин же сменил, — отмахнулся я. — У меня вопрос к тебе, ведьма… или как тебя нынче? Целительница?
     Арина молчала.
     — Ты давала обещание моей жене. Клятву. Что сто лет…
     — Не причиню вреда никому, ни Иному, ни человеку, кроме, разве что, самозащиты, — продолжила Арина.
     — Неужели смена цвета избавила тебя от клятвы?
     — Так я никого и не убивала, Антон. Что Эдгара с Геннадием снаряжала — так это другое дело. Это клятвой не возбранялось.
     — Пожалела тебя Светлана, — сказал я. — Пожалела.
     — Может, и не зря пожалела, Антон? — Арина улыбнулась. — Вот… Светлой я стала. Жене твоей и дочке не вредила, нет разве?
     — А как насчет ядерного заряда, который Эдгар грозится взорвать у нашего дома? Через сколько часов? — Я посмотрел на бывшего Инквизитора.
     Эдгар поднял руку. Посмотрел на часы. И сказал:
     — Видишь ли, в чем дело, Антон… Для того, чтобы быть понастоящему заинтересованным в успехе нашего дела, ты должен испытывать в этом личную потребность.
     Он еще не закончил — у меня тяжело застучало в висках, а в глазах будто туман повис.
     — Взрыв произошел пять минут назад, — сказал Эдгар хладнокровно. — Клятву я не нарушил, время было назначено еще вчера… И не бесись, пожалуйста. Если Кот Шредингера тебя прикончит — ты жене и дочке не поможешь.
     Я и не собирался применять магию.
     У мертвых всегда возникают проблемы с местью. Даже у мертвых Иных. Зачем они мне.
     Я ударил Эдгара ногой. Может быть, и не так красиво, как Ольга, вышибающая замок в двери Саушкина. Но, похоже, сильнее.
     Эдгар отлетел к стене, ударился о нее затылком, медленно сполз вниз, царапая руками пах.
     А на мне повис Геннадий. С нечеловеческой силой обхватил поперек груди, другой рукой запрокинул голову, оскалил зубы…
     — Гена! — Арина сказала лишь одно слово, но клыки у вампира тут же втянулись. — Эдгар сам напросился. Антон, успокойся. Наш серый друг ошибся.
     Эдгар стонал, катаясь по полу и держась за пах. Это я хорошо попал.
     — Никакого взрыва не было, — продолжала Арина. Встала, подошла к нам. Заглянула мне в лицо. — Эй, Антон! Успокойся. Взрыва не было!
     Я посмотрел ей в глаза. И кивнул.
     Она говорила правду.
     — Как… не было… — простонал из угла Эдгар.
     — Я же тебе говорила, что мне не нравится эта идея, — сказала Арина. — Даже если бы я Темной оставалась — не нравилась бы! Взрыва не было. Преступники, похитившие тактический ядерный заряд, раскаялись и вернули его властям. Сейчас их всех допрашивают, — она вздохнула, — и, боюсь, не оченьто гуманно. Взрыва не было и не будет.
     — Арина! — Эдгар даже стонать перестал. — Зачем? Ну пусть бы подержали… для гарантии…
     — Я теперь так не могу, — мило улыбнувшись, объяснила Арина. — К сожалению — не могу. Я сразу тебе говорила — массовые акции по уничтожению людей стану пресекать.
     — Зачем же тогда… позволила все это вообще затеять… — Эдгар с трудом выпрямился. Посмотрел на меня ненавидящим взглядом. — Козел! Ты мне все… все отбил!
     — А тебе на ближайшие семьдесят семь раз оно и не нужно, — с удовольствием ответил я. — Не заметил заклинания, которое в тебя Афанди кинул?
     Арина засмеялась:
     — Вот оно что! Старый шутник Афанди… Да, ближайшие семьдесят пять раз, Эдгар, будешь приставать к комунибудь другому.
     — Зачем позволила? — с болью в голосе переспросил Эдгар.
     — Чтобы ты убедительно говорил! Антон и с Котом на шее мог бы ложь раскусить. Саушкин, прошу вас, отпустите нашего гостя. Он больше не будет драться. Мальчишки вечно выясняют свои отношения самыми примитивными методами…
     Геннадий неохотно отошел от меня и сел прямо на пол, сложив ноги потурецки. Я поискал взглядом кресло получше, уселся, демонстративно не спрашивая разрешения. Арина тоже вернулась в кресло. Эдгар, обнаруживший, что он единственный из всех стоит, да еще и хватается за причинное место, тоже сел.
     — Итак, все успокоились, и можно спокойно поговорить, — голосом любезной хозяйки литературного салона, на глазах у которой только что один поэт драл кудри другому, сказала Арина. — Мир, мир и мир! Антон, давайка я тебе объясню… ты же понимаешь, врать мне куда сложнее, чем Гене или Эдгару. Мы не хотим никаких ужасов. Мы не собираемся уничтожать мир. Мы не собираемся уничтожать людей. Мы всего лишь возвращаем к жизни наших ушедших.
     — Арина, тебято на чем подцепили? — сказал я. — Любимый? Ребенок?
     В глазах Арины вдруг явственно мелькнула грусть.
     — Любимый… был у меня любимый, чароплет. Был да сплыл. Даже своего, человеческого века не прожил, погиб… И дочка была. Раньше, еще до него. Тоже умерла. Четыре годика… от мора. Не было меня с ней рядом, не успела спасти. И Венец их не вернет, люди они были. Если и ушли куда — нам нет туда дороги, им обратно нет возврата.
     — Так зачем же ты… — Неоконченный вопрос повис в воздухе.
     Геннадий тихо и хрипло засмеялся:
     — Она у нас идейная! Она же теперь Светлая, как ты. Убивает только из высоких соображений…
     — Цыц, кровосос! — Арина сверкнула глазами. И тут же ровным голосом подтвердила: — Он правду говорит, Антон. Я ведь Светлой стала осознанно. По велению разума, а не души, можно так сказать. Надоели мне Темные. Никогда от них ничего хорошего не видела. В Инквизицию думала податься, да слишком много на мне висело. Да и не люблю я их, ханжей самодовольных… извини, Эдгар, к тебе, конечно, уже не относится. Я ведь тогда и впрямь в Сибирь уехала. Жила в Томске, хороший город, тихий. К Свету располагает. Работала по старинке, колдуньей. Объявление в газету дала, когда из Дозора проверять приходили — шарлатанкой притворялась, мнето нетрудно рядового дозорного вокруг пальца обвести. А потом на том себя поймала, что делаю только добрые дела. Мужей женам возвращаю — только если любовь еще жива, если и впрямь вижу, что от того всем лучше будет. Болезни лечу. Пропавших ищу. Молодость возвращаю… чутьчуть. Тут ведь, главное, капельку магии приложить, а остальное — веру в себя вселить, заставить здоровый образ жизни вести. И ни одного сглаза, ни одного приворота к нелюбимой… Я и решила, что хватит мне в темныето игры играть. А для того, чтобы Иному цвет сменить, знаешь, что требуется?
     Я покачал головой.
     — Требуется чтото огромное, важное придумать. Не просто так — делал целый год добрые дела, стал Светлым, творил зло — стал Темным. Нет. Чтото такое нужно, чтобы все в тебе перевернуло. Чтобы оно все предыдущее, что ты в жизни сотворил, обеляло… или, напротив, перечеркивало.
     — Мерлин попался на избиении младенцев? — спросил я.
     — Думаю, что да, — кивнула Арина. — На чем же еще? Уж очень ему хотелось царство справедливости и благородства на земле создать, затем и Артура пестовал. Как можно церемониться ради великойто цели? А тут в линиях вероятности младенец, что вырастет и разрушит все королевство… Не жила я тогда, знать, что Мерлин думал и чего хотел, не могла. Но в тот миг, когда Мерлин решился ради своей мечты погубить невинных, умер Великий Светлый маг, а родился Великий Темный.
     Опять Уроборос. Жизнь в смерти и смерть в жизни…
     Действительно ли все так просто у Арины? Надоело быть Темной, потянуло на добрые дела — вот и Светлая. Перевоспиталась, будто старуха Шапокляк, да и стала на другую сторону…
     Или тут еще в чемто дело? В тех долгих и сложных отношениях, что связывали ее с Гесером? В их совместных интригах, когда Светлый маг и Темная ведьма шли к одной и той же цели? Склонил ли ее Гесер к Свету, или Арина поняла, что между ее Тьмой и Светом Гесера не такая уж и большая разница?
     Не знаю. И тут уж она не ответит. Как не ответит и на вопрос, знали ли Гесер и Завулон ее планы загодя, ведя свою игру, позволяя «Последнему Дозору» тянуться к наследию Мерлина.
     — А как с Эдгаром сошлась? Не секрет?
     Эдгар молчал. Чтото шептал… видимо — залечивал по мере возможности травму.
     — Какой уж теперь секрет. — Арина посмотрела на своего соратника и, похоже, любовника. — Он меня всетаки выследил. Дело принципа это для него стало. Выследитьто выследил, только к тому моменту ему уже не выслужиться хотелось. Жена у него погибла, он узнал про последний артефакт Мерлина и хотел его добыть. А для этого самый простой путь — стать Высшим, и не просто Высшим — нулевым, как Мерлин. Эдгар думал, я сумею «Фуаран» восстановить. Тут он меня немного переоценил. Но вот рассказ про Венец Всего мне понравился. Тогда мы с ним союз и заключили.
     Я кивнул. Да, похоже, так оно и было. Эдгар, уже одержимый идеей добраться до артефакта, нашел Арину. Вместе они кооптировали в свой «Последний Дозор» жаждущего мести Саушкина. И начали работать. Имеющий доступ к самому обширному хранилищу магических амулетов Инквизитор; очень умная ведьма, ставшая Светлой; сходящий с ума от тоски по сыну и жене Высший вампир…
     Грустная у них вышла компания.
     И страшная.
     — Не боишься, что Венец станет твоей ошибкой, Арина? Как Мордред стал ошибкой Мерлина?
     — Боюсь, — сказала она. — Есть такое… Ну так что, ошиблись мы или нет, тебя в полон беря? Придумал, как добыть Венец Всего?
     — Да, — сказал я. — Про седьмой слой — это Мерлин запутывал. Живому, не будучи нулевым, в царство мертвых не войти.
     — Ушедших, — без всякой злобы поправил Геннадий. — Ушедших, а не мертвых.
     Почему это его так задевает? Потому что и он — не жив?
     — Тоже думаю, что не войти, — кивнула Арина. — Был бы «Фуаран» — сумела бы подтянуть Эдгара до нулевого. А без книги трудно. Чтото вспомнила, чтото заново смогла написать, коекак до Высшего подтянула. Видно, не хватает мне искусства, с самой «Фуаран» тягаться… И что ты удумал?
     — Венец Всего — на пятом слое, — сказал я. — Вы могли его взять еще две недели назад!
     Арина прищурилась, глядя на меня. А я стал рассказывать все то, что плел Эдгару и Геннадию в самолете. Про шаг назад. Про главу и хвост. Про голема.
     — Врешь ведь небось, — задумчиво сказала Арина. — Складно так… Но както просто, для самого Мерлина. А? Что скажешь?
     — Тоже думаю, что врет, — неожиданно поддержал ее Геннадий, в самолете никак не проявлявший недоверия. — Дочку надо было брать…
     — Гена, пусть тебе в страшном сне не привидится — эту девочку тронуть, — негромко сказала Арина. — Ясно?
     — Ясно, — тут же присмирел Геннадий.
     — Ну так что, чароплет? Правду ты говоришь или врешь? — Арина смотрела мне в глаза. — А?
     — Правду? — Я подался вперед. Меня сейчас могла спасти только ярость… и искренность, конечно. — Я тебе что, Мерлин? Откуда мне правду знать? Мне повесили на шею эту тварь, угрожали взорвать полМосквы вместе с женой и дочкой, а потом велели ответить, как достать артефакт! Откуда я знаю, прав я или нет? Я думал. Мне кажется, что это может быть правильным ответом! Но гарантий тебе никто никаких не даст, и я в том числе!
     — Что ж вы от меня хотите, душегубы вы мои родненькие… может, мне вам еще «Мурку» сыграть? — неожиданно произнес Эдгар.
     Я не сразу понял, что он пошутил. Редко это у него случалось.
     — И всетаки в этой версии чтото есть, — добавил Эдгар, неприязненно глядя на меня. — Похоже на правду.
     Арина вздохнула. Развела руками. Сказала:
     — Что ж, ничего не остается, кроме как проверить. Поехали.
     — Стоп, — сказал я. — Эдгар обещал, что Кота с меня снимут.
     — Раз обещал — сними, — после короткого размышления велела Арина. — А ты учти, Антон, ты нынче сильный, но нас трое, и мы не слабее. Даже не вздумай выкидывать фокусы.
     
ГЛАВА ШЕСТАЯ
     
     За рулем был Геннадий. Видимо, Эдгар и Арина считали, что они лучше сумеют меня сдержать, если я попытаюсь убежать или напасть. Я сидел на заднем сиденье, Эдгар по левую руку от меня, Арина — по правую.
     Убежать или напасть я не пытался, у них было в запасе слишком много козырей. Кота с моей шеи действительно сняли, кожа под пушистой лентой оказалась исцарапанной и зудела.
     — Венец охраняют гораздо серьезнее, — заметил я. — Не боишься побоища, Арина? Совесть выдержит?
     — Мы обойдемся малой кровью, — уверенно ответила Арина. — Насколько это возможно.
     Я очень сомневался, что это возможно, но спорить не стал. Молча смотрел на пригороды, по которым мы проезжали, будто надеялся увидеть Лермонта или его чернокожего помощника, хотя бы взглядом, жестом предупредить их…
     Попытаюсь уйти — скорее всего меня перехватят… Надо ждать.
     День только начинал клониться к вечеру, начиналось самое туристическое время, но Эдинбург сегодня казался совсем другим, чем две недели назад. Люди на улицах какието притихшие, невеселые, небо подернуто дымкой, и кружат над городом встревоженные чемто птицы.
     Что ж, все в мире ощущает приближение катаклизма. Даже люди и птицы…
     В кармане у меня звякнул телефон. Эдгар вздрогнул, напрягся. Я вопросительно посмотрел на Арину.
     — Ответь, но будь благоразумен, — сказала она.
     Я посмотрел на трубку. Светлана.
     — Да.
     Связь, как назло, была прекрасная. И не заподозришь, что нас разделяют тысячи километров.
     — Ты еще на работе, Антон?
     — Да, — сказал я. — В машине еду.
     Арина внимательно смотрела на меня. Она наверняка слышит каждое слово, произнесенное Светланой.
     — Я специально не звонила. Мне сказали, что было какоето происшествие… какието террористы, накачанные магией… ты изза этого задерживаешься?
     Слабый огонек надежды затеплился у меня в груди. Я еще не задерживался! Светлана не могла ждать меня с работы так рано.
     — Изза этого, конечно, — сказал я.
     Ну догадайся же! Примени магию! Ты можешь узнать, где я сейчас нахожусь. Поднять тревогу. Предупредить Гесера, тот свяжется с Лермонтом. Если Ночной Дозор Эдинбурга будет ждать нападения — «Последнему Дозору» придет конец.
     — Ты всетаки слишком долго не застревай, — попросила Светлана. — У тебя что, подчиненных мало? Не взваливай все на себя. Ладно?
     — Обязательно, — сказал я.
     — Ты с Семеном? — небрежно спросила Светлана.
     Я не успел ответить — Арина покачала головой. Ну да, если Светлана чтото подозревает, то после утвердительного ответа она может перезвонить Семену.
     — Нет, — сказал я. — Один. У меня тут особое задание.
     — Хочешь помогу? Чтото я засиделась дома. — Светлана засмеялась.
     Арина напряглась.
     — Да брось, тут сущая ерунда, — сказал я. — Инспекционная поездка.
     — Ну смотри, — сказала Светлана с легким огорчением. — Позвони, если будешь задерживаться совсем. Ой, там Надя чтото куролесит, пока…
     Она прервала связь. А я стал прятать трубку в карман. И, глядя прямо в лицо расслабившейся Арине, трижды нажал кнопки на телефоне. Входящие звонки — звонок по последнему номеру — отбой.
     Все. Оставить телефон включенным я не рискнул, Арина способна услышать гудки вызова, доносящиеся из моего кармана. Прошел звонок, успела ли отработать международная телефонная сеть, если вызов был сброшен? Не знаю. Остается надеяться только на жадность операторов сотовой связи, для которых куда выгоднее пропустить звонок и снять лишние деньги со счета.
     Ну и на то, конечно, что, когда телефон у Светланы звякнет и отключится, она не станет перезванивать, а использует магию. Арина и Эдгар — куда старше и мудрее меня. Но зато и мобильный телефон для них навсегда останется переносным вариантом громоздкого агрегата, в который требовалось громко кричать: «Барышня! Барышня! Смольный дайте!»
     — Она чтото заподозрила, — сказал Эдгар. — Зря ты с бомбой… пусть бы и не взрывалась, но у нас был бы козырь!
     — Ничего, — сказала Арина. — Даже если заподозрила… у них уже нет времени. Антон, дайка мне трубочку.
     Во взгляде у нее появилось подозрение. Я молча отдал телефон, демонстративно достав его кончиками пальцев и не касаясь клавиатуры.
     Арина глянула на аппарат, убедилась, что он в режиме ожидания. Пожала плечами и выключила его.
     — Обойдемся без звонков, ладно? Если надо позвонить, попросишь у меня трубочку.
     — Не разорю? — вежливо поинтересовался я.
     — Не разоришь. — Арина действительно достала свой телефон. Набрала номер — не из телефонной книжки, а вводя каждую цифру отдельно, по старинке. Поднесла трубку к уху, дождалась ответа. И негромко сказала: — Пора. Действуй.
     — Сообщники еще не кончились? — спросил я.
     — Это не сообщники, Антон. Это наемные работники. Люди могут быть вполне эффективными союзниками, если снабдить их небольшим количеством амулетов. Особенно таких, какие есть у Эдгара.
     Я посмотрел на королевский замок, царящий над городом, венчающий останки древнего, потухшего навсегда вулкана. Надо же, второй раз попадаю в Эдинбург, а нет времени посмотреть его главную достопримечательность…
     — И что вы приготовили на этот раз? — спросил я.
     Какаято мысль мелькала на грани сознания, царапалась, будто шредингеров Кот. Чтото очень важное…
     — Как ни смешно, но приготовил я еще один артефакт Мерлина, — сказал Эдгар. Он уже оправился от моего неджентльменского удара. — Так называемый Сон Мерлина.
     — Ну да, да, он был несколько однообразен в названиях, — кивнул я. — Сон?
     — Просто сон. — Эдгар развел руками. — Арина очень переживала изза избытка жертв в прошлый раз. Сейчас все пройдет… культурно.
     — А вот и первый огонек культуры, — сказал я, глядя на дымящееся впереди такси. Водитель, очевидно, уснул в момент поворота, автомобиль въехал на тротуар и врезался в старинное здание. Самым ужасным был не дым изпод капота и не застывшие тела в машине. Тротуары были усеяны неподвижными телами горожан и туристов — и молодую девушку, видимо, начавшую падать, отбросило решеткой радиатора к стене, а потом и прижало старомодной черной коробкой такси. Она, наверное, умирала. Можно было порадоваться лишь тому, что умирала она во сне.
     Это не был гуманный Морфей, которому обучают в Ночном Дозоре, дающий людям несколько секунд перед беспамятством. Сон Мерлина подействовал мгновенно. Локализация его была удивительно ровной, я видел границу, где кончилось действие артефакта. Двое взрослых, идущих впереди, упали, погруженные в сон. А отставший на несколько шагов мальчик лет семивосьми не уснул и теперь с плачем тормошил неподвижных родителей. Помощи ему не предвиделось — не попавшие в зону сна люди разбегались с завидным проворством. Их можно было понять, со стороны все это выглядело действием какогото крайне ядовитого газа. И всетаки вид этого ревущего малыша, позади разбегающейся толпы пытающегося поднять спящих родителей, был почти так же трагичен, как вид убитой при столкновении девушки.
     Эдгар остановившимся взглядом проводил дымящееся такси, мимо которого мы проехали. Пожалуй, это был хороший момент для бегства… если я всетаки собираюсь бежать.
     — Чтото напоминает? — спросил я.
     — Случайные жертвы неизбежны, — хрипло сказал Эдгар. У него сел голос. — Я знал, на что иду.
     — Жаль, они не знали, — сказал я. И посмотрел на Эдгара сквозь Сумрак.
     Плохо, очень плохо. Он весь был увешан амулетами, на него были наведены десятки чар, на кончиках его пальцев дрожали готовые сорваться заклинания. Он весь сиял от ждущей применения Силы. И точно так же выглядели Арина и Геннадий. Даже вампир не пренебрег магическими побрякушками.
     Силой я не справлюсь.
     В полной тишине, вдоль усыпанных телами тротуаров и неподвижных машин (я насчитал три горящих), мы подъехали к «Подземельям». Вылезли из машины.
     Через овраг, на Принцессстрит, тоже все замерло, но откудато уже доносился вой сирен. Люди всегда преодолевают панику. Даже если не знают, с чем столкнулись.
     — Идем. — Эдгар легонько подтолкнул меня в спину.
     Мы стали спускаться вниз. Я на мгновение обернулся, глядя на каменную корону замка над крышами домов.
     Ну да. Разумеется. Надо было лишь подумать и сложить все воедино. Мерлин был на удивление великодушен, сочиняя свои вирши…
     — Что ты копаешься! — прикрикнул Эдгар. Он весь был на нервах — и немудрено. Он ждал встречи с той, которую любил.
     Мы прошли мимо неподвижных тел. Тут были и люди, и Иные, Сон Мерлина не делал между ними различия. Я заметил нескольких спящих Инквизиторов, за бутафорскими стенами все просто сияло от аур. Они ждали, и засада была подготовлена на славу.
     
     Вот только всей силы примененного артефакта никто не знал.
     — А про барьер на третьем слое не забыли? — спросил я.
     — Нет, — ответила Арина.
     Я заметил, что по пути то Эдгар, то Арина оставляли на полу и стенах «Подземелий» заряженные магией предметы, с виду совершенно невинные: клочки бумаги, пластинки жевательной резинки, обрывки бечевки. В одном месте Эдгар быстро начертил на стене несколько странных символов красным мелком — мелок рассыпался пылью, едва он вывел последний знак. В другом Арина, улыбаясь, рассыпала по полу коробок спичек. «Последний Дозор» явно опасался погони.
     Наконец мы вошли в зал с гильотиной, почемуто выбранный «Последним Дозором» как точка входа в Сумрак. Наверное, именно тут было средоточие Силы, центр воронки.
     И тут, помимо двух спящих магов первого уровня, нашелся один бодрствующий человек.
     Молодой, плотный, невысокий, в очках на интеллигентном лице, в джинсах и пестрой рубахе, он выглядел очень мирно. В углу комнаты я заметил спящую девочку лет десяти с заботливо подложенной под голову сумкой. Они что, решили открыть проход кровью ребенка?
     — Дочка уснула, — развеял мою ошибку человек. — Крайне интересное устройство, должен признать… — Он достал из кармана маленькую сферу из переплетенных решеткой грубых металлических полосок. — Рычажок сдвинулся и обратно уже не возвращается.
     — Так и должно быть, — сказал Эдгар. — Обратно он вернется через семьдесят с лишним лет. Так что для тебя устройство бесполезно, оставишь тут. Держи!
     Он бросил мужчине пачку денег. Тот поймал ее на лету, небрежно провел пальцем по срезу купюр. Я заметил, что левую руку он держит за спиной. Ойейей…
     — Все правильно. — Мужчина кивнул. — Но меня несколько смущают масштабы происходящего… и те устройства, которые вы используете. Мне кажется, сделка была совершена на заведомо неравных условиях.
     — Я же говорил, что будет так, — сказал Эдгар Арине. Вновь обернулся к мужчине: — Чего ты хочешь? Еще денег?
     Мужчина покачал головой.
     — Бери деньги, дочку и уходи, — сказала Арина. — Мой тебе совет.
     Мужчина облизнул губы. Потом расстегнул рубашку.
     Оказывается, он вовсе не был толстым. Его торс был закован в какойто корсет вроде ортопедического. Вот только из ортопедических корсетов не торчат провода.
     — Килограмм пластита. Выключатель по принципу «мертвой руки», — сказал мужчина, поднимая левую руку. — Я заберу эту сферу, все те странные побрякушки, что нашел на этих ребятках, — он пнул одного из лежащих Иных, — и все то, что у вас в карманах. Понятно?
     — Чего ж тут не понять, — сказал Эдгар. — Я сразу говорил, что так все и будет. Я тебя правильно выбрал.
     Я вдруг заметил, что Геннадия среди нас уже нет.
     — И это избавляет от ряда проблем морального свойства, — сказал Эдгар, отворачиваясь.
     Пояс со взрывчаткой вдруг разлетелся на клочки. Это был не взрыв, а словно бы взмах когтистой невидимой руки, двигающейся с неестественной скоростью… к примеру — из Сумрака. Мужчина растерянно разжал левую ладонь — из нее вывалился маленький выключатель с нелепым хвостиком оборванного провода. Не врал…
     В следующий миг мужчина закричал, и я тоже предпочел отвернуться.
     — Редкой мерзости тип, — сказал Эдгар. — Он ведь всерьез угрожал, хотя девочка — его родная дочь. Но зато мы получили необходимую нам кровь без убийства невиновных, которые так огорчают Арину.
     — Ты ничуть не лучше его, — ответил я.
     — Я и не претендую. — Эдгар пожал плечами. — Пошли. Нам не впервой ходить вместе в Сумрак, верно?
     Он даже взял меня за руку. Я не протестовал. Нашел на полу свою тень — и шагнул в нее. Сквозь удар ледяного ветра, в вымороженное, жаждущее пространство Сумрака…
     Первый слой.
     Не задерживаясь — дальше. Второй слой. Пространство вокруг бурлило — то ли взбудораженное живой кровью, то ли от пробитого здесь когдато Мерлином мироздания.
     Эдгар и Арина попрежнему были рядом. Собранные, напряженные. А через миг появился и Геннадий, облизывающий окровавленные губы. На втором слое я его едва узнал — такой чудовищной злобой и безумием было обезображено лицо Саушкинастаршего.
     Третий слой. Тут еще бушевали отголоски водоворота Силы, недавно преграждавшего путь вниз. Эдгар начал озираться и произнес:
     — Ктото идет за нами… знак сработал.
     — Удачно? — Изо рта Арины вырвалось облачко пара.
     — Не знаю. Идем ниже!
     Четвертый слой встретил нас розовым небом и цветным песком. Я вырвал руку из хватки Эдгара и сказал:
     — Мы договаривались! Драться с големом я не полезу!
     — Тебя никто и не заставляет. — Эдгар осклабился. — Не бойся, постоишь в сторонке. Вперед!
     Именно здесь я собирался устроить спор. Потянуть время, убежать, а то и, если удастся, остаться, отправив «Последний Дозор» на бессмысленную схватку с монстром.
     Но меня будто толкало чтото. Словно та же мания, что обуревала Арину, Эдгара и Геннадия, овладела и мной. Я должен был спуститься на пятый слой… должен!
     Хотя бы усыпляя их бдительность…
     — Хорошо, но голову изза вас я класть не собираюсь! — выкрикнул я и под бдительным взглядом Эдгара шагнул на пятый слой.
     Они возникли рядом почти мгновенно. Да, накачались изрядно. Только Геннадий чуть поотстал, видимо, прошел со второй попытки.
     А здесь всетаки было куда приятнее верхних уровней Сумрака! Прохладно, стыло, но уже без высасывающего жизнь ледяного ветра. Опять же — краски почти натуральные…
     Я огляделся в поисках голема. И обнаружил его метрах в двухстах — из высокой травы торчали две змеиные головы, поворачивающиеся, будто перископы подводных лодок. Вот голем обнаружил нас. Головы вздрогнули, вытянулись выше. Раздалось шипение, очень напоминающее змеиное, если бы оно не доносилось с такого расстояния…
     Через мгновение змея уже скользила в нашу сторону, ухитряясь при этом держать над травой обе свои головы.
     — Глава и хвост, — задумчиво сказала Арина. — Не знаю, не знаю… Эдгар, выпускай Конга.
     Что она имела в виду, я понял, когда Эдгар достал из кармана маленькую нефритовую статуэтку — длиннорукая обезьяна с короткими острыми рожками, торчащими из головы. Инквизитор подышал на фигурку, потом осторожно открутил ей голову — внутри фигурка оказалась полой — и бережно опустил открытый флакон в траву. Когда сосуд стал испускать зеленый дым, оборачивающийся чудовищем, мы едва успели отпрянуть.
     На КингКонга дэв, охотившийся в Самарканде за Алишером, ничуть не походил. В общемто и ростом для этого не вышел, от силы метра три в холке. Но оскаленная пасть, мускулистые лапы с острыми когтями, жесткая шерсть темнозеленого цвета и горящие тупой злобой оранжевые глаза впечатляли куда больше, чем сентиментальная громадина из фильмов.
     А еще КингКонг, наверное, не вонял так отвратительно и резко. Как может вонять голем, состоящий не из плоти и даже не из глины, а из концентрированной Силы, до времени загнанной в магический сосуд? Не знаю. Возможно, это было случайным побочным эффектом, а возможно — шуткой создателя дэва.
     — Иди и убей это! — крикнул Эдгар, указывая на змею. Конг взревел и огромными прыжками понесся навстречу змее. Та, ничуть не испуганная его приближением, а словно бы даже оживившаяся при виде достойного соперника, заскользила навстречу. Земля содрогалась под ногами, громовой рев обезьяны и оглушительное шипение змеи сливались в единый грохочущий звук.
     Пора! Пока они зачарованы ожиданием схватки.
     Я обернулся — и застыл. За моей спиной стоял невысокий бородатый старик в белых одеждах. Он то казался совершенно реальным, можно было пересчитать каждый волосок в седой бороде, всмотреться в усталое, изборожденное морщинами лицо; то становился расплывчатой бледной тенью, сквозь которую просвечивала трава и небо.
     Старик медленно указал рукой себе под ноги. Повторил жест.
     Он хочет, чтобы я погрузился на шестой слой?
     Я ткнул рукой вниз. Старик кивнул, на его лице отразилось облегчение.
     И начал истаивать в воздухе.
     Колебаться не было времени. В любой миг ктото из «Последнего Дозора» мог обернуться и понять, что я готовлюсь к бегству.
     Сила во мне! Я смогу погрузиться на шестой слой.
     Моя тень во мне! Я вижу ее всегда.
     Я должен это сделать! Значит, я это сделаю.
     Меня хлестнуло ледяным ветром.
     Уже шагая сквозь барьер, я услышал голос Арины:
     — За нами действи…
     Голос затих, скрылся за гранью, отделяющей шестой слой. За гранью, хранящей мир ушедших Иных.
     — Спасибо, что пришел, — сказал старик. И улыбнулся.
     Прежде чем ответить, я осмотрелся.
     День. Солнце и белые пушинки облаков в синем небе. Зеленая трава на поляне. Щебет птиц в ветвях.
     Седой древний старик передо мной. Его одежды, похоже, никогда не были белыми — грубая сероватая дерюга казалась белоснежной лишь на первый взгляд. А еще он был босой… вот только в этом не было никакой пасторальной умилительности, никакой близости к природе. Просто босой человек, не считающий нужным тратить время на изготовление обуви.
     — Приветствую тебя, Великий, — сказал я, склоняя голову. — Это честь для меня… увидеть Великого Мерлина.
     Старик с любопытством смотрел мне в лицо. Так, будто видел не в первый раз, но лишь сейчас получил возможность рассмотреть как следует.
     — Честь? Хорошо ли ты знаешь мою жизнь, Светлый?
     — Коечто. — Я пожал плечами. — Про корабль с детишками — знаю.
     — И все равно «честь»?
     — Мне кажется, ты уже за многое расплатился. К тому же для миллионов людей ты — мудрый защитник добра и справедливости. Это тоже коечего стоит.
     — Их было всегото девять… — пробормотал Мерлин. — Легенды… они всегда преувеличивают. И плохое, и хорошее…
     — Но они были.
     — Были, — согласился Мерлин. — Почему ты думаешь, что я расплатился? Разве тебе не нравится рай, который ждет Иных после смерти?
     Вместо ответа я нагнулся, сорвал травинку. Сунул ее в рот, прикусил. Травяной сок был горьким… вот только немножко недостаточно горьким. Я прищурился и посмотрел на солнце. Солнце сияло в небе, но его свет не ослеплял. Хлопнул в ладоши — звук был самую малость приглушен. Я вдохнул полной грудью — воздух был свеж… и все же в нем чегото не хватало. Оставалась легкая затхлость, будто в покинутой квартире Саушкина…
     — Здесь все чутьчуть ненастоящее, — сказал я. — Не хватает жизни.
     — Молодец. — Мерлин кивнул. — Многие замечают не сразу. Многие живут здесь годами, столетиями… прежде чем понимают, как их обманули.
     — Нельзя привыкнуть? — спросил я.
     Мерлин улыбнулся.
     — Нет. К этому не привыкнешь.
     — Помнишь анекдот про фальшивые елочные игрушки, Антон? — спросили изза спины. Я обернулся.
     Тигренок стояла в пяти шагах от меня.
     Их было много. Очень много тех, кто стоял и слушал мой разговор с Мерлином. Игорь Теплов и Алиса Донникова — они были рядом, они держали друг друга за руки, но в лицах их не было счастья. Девочкаоборотень Галя спрятала глаза. Мурат из самаркандского Дозора смущенно помахал рукой. Темный, когдато убитый мной, сброшенный с Останкинской башни, смотрел на меня без злобы и раздражения.
     Их было очень много. Деревья мешали увидеть, сколько их тут есть. Но если бы не лес, они бы стояли до самого горизонта. Вперед пустили тех, кого я знал.
     — Помню, Тигренок, — сказал я.
     Во мне больше не было ни страха, ни злости. Только печаль — тихая и усталая.
     — С виду они как настоящие, — сказала Тигренок и улыбнулась. — Только вот радости от них никакой…
     — Ты хорошо выглядишь, — пробормотал я, чтобы хоть чтото сказать.
     Тигренок задумчиво оглядела свою накидку из тигриной шкуры. Кивнула:
     — Я старалась. Ради встречи.
     — Привет, Игорь! — сказал я. — Привет, Алиса!
     Они кивнули. Потом Алиса сказала:
     — А ты молодец. Силен. Только не зазнавайся, Светлый! Тебе ведь помогал сам Мерлин.
     Я оглянулся на старика.
     — Иногда, — деликатно сказал Мерлин. — Ну… возле этой вашей диковинной башни. И еще когда ты дрался с оборотнем в лесу… И совсем немного…
     Я его уже не слушал. Я озирался в поисках того, чьи слова мне были важнее всего.
     Костя оттолкнул Иного, за чьей спиной стоял, и вышел мне навстречу. Пожалуй, из всех присутствующих он выглядел и лучше, и одновременно нелепее всех — на нем были обрывки космического скафандра, когдато белого, а сейчас почерневшего и прожженного в нескольких местах.
     — Привет, сосед, — сказал он.
     — Привет, Костя, — ответил я. — Я… я давно хотел тебе сказать. Прости.
     Он поморщился:
     — Да брось ты свои светлые замашки… чего прощатьто… Честно дрались, ты честно победил. Все в порядке. Мнето надо было сообразить, что ты не от страха Щит ставишь…
     — Все равно, — сказал я. — Ты знаешь, ненавижу свою работу. Я стал винтиком… деталью машины, которая не знает пощады!
     — А как с нами иначето? — Костя вдруг улыбнулся. — Перестань… Ты… это… отца прости. Если сможешь. Он таким не был.
     Я кивнул:
     
     — Постараюсь. Попробую.
     — Скажи, что мы с мамой его ждем. — Костя помедлил и твердо добавил: — Здесь.
     — Я скажу, — отыскивая взглядом Полину, пообещал я.
     Костя вдруг сделал шаг вперед, неловко пожал мне руку — и отступил.
     И за тот крошечный миг, пока наши ладони соприкасались, я почувствовал, как его холодная рука стала теплой, кожа вспыхнула розовой краской, а в глаза вернулся блеск. Костя стоял, пошатываясь, и смотрел на свою ладонь.
     А мою ладонь жег леденящий холод…
     Строй Иных дрогнул. Они медленно, непроизвольно двинулись ко мне. В глазах их была жажда и зависть — у всех, даже у Тигренка, даже у Игоря, даже у Мурата…
     — Стоять! — закричал Мерлин. Метнулся, встал между мной и ушедшими Иными, высоко поднимая руки. Я заметил, что он старательно огибает меня, чтобы не коснуться. — Стойте, безумцы! Минуты жизни… это не то, чего мы хотим, не то, чего мы ждали!
     Они остановились. Смущенно переглядываясь, отступили. Но в глазах их попрежнему горел голодный огонь.
     — Уходи, Антон, — сказал Мерлин. — Ты все понял и ты знаешь, что нужно сделать. Иди!
     — Мне не пройти, там «Последний Дозор», — сказал я. — Если только твой голем их не остановит…
     Мерлин посмотрел кудато сквозь меня. И вздохнул:
     — Голем мертв. Оба голема мертвы. Жаль… я порой выходил на пятый слой поиграть со змеей. Но она тоже тосковала.
     — Вы сможете проводить меня? — спросил я.
     Мерлин покачал головой:
     — Немногие из нас способны выйти даже на пятый слой. Достичь первого могут лишь единицы, и то мы там беспомощны.
     — Я же не пройду мимо них, — сказал я. — А напрямую… на седьмой слой тоже не смогу.
     Мы улыбнулись друг другу.
     — Тебе помогут, — сказал Мерлин. — Только сделай все правильно, прошу тебя.
     Я кивнул.
     Я не знал, получится ли. Я мог лишь постараться.
     А в следующий миг воздух рядом со мной завибрировал, будто чтото, кипящее от избытка Силы, прорывало Сумрак. Какие слои… какие расстояния… что это значило перед лицом этой звенящей от осознания себя Силы?
     Надюшка шагнула на траву. Взмахнула руками, не удержала равновесия и плюхнулась на попу, глядя на меня.
     — Вставай, — сказал я строго. — Сыро.
     Надя вскочила, отряхивая вельветовый комбинезончик, и затараторила:
     — Меня мама научила в тень ходить! Это раз! А еще там обезьяна со змеей дрались и друг друга победили! Это два! Два дядьки и тетенька смотрят на змею и ругаются очень плохими словами! Это три! И мама велела, чтобы я тебя немедленно привела ужинать! Это четыре!
     Она запнулась, обнаружив вокруг себя целую толпу. Смутилась, опустила глаза и голосом вежливой девочки пробормотала:
     — Здравствуйте…
     — Здравствуй. — Мерлин присел перед ней. — Ты Надежда?
     — Да, — гордо сказала Надя.
     — Я рад, что тебя увидел, — сказал Мерлин. — Отведи папу домой. Только не сразу домой, вначале назад, к людям. А потом домой.
     — Назад — это вперед? — уточнила Надя.
     — Верно.
     — Ты похож на волшебника из мультика, — подозрительно сказала Надя. На всякий случай попятилась ко мне и взяла за руку, что явно придало ей уверенности.
     — Я и был волшебник, — признался Мерлин.
     — Хороший или плохой?
     — Разный. — Он грустно улыбнулся. — Иди, Надежда.
     Опасливо поглядывая на Мерлина, Надя спросила меня:
     — Пошли, пап?
     — Пошли, — сказал я.
     Обернулся, кивнул Иным, которые молча смотрели на нас. С грустью и ожиданием. Вначале, прощаясь, подняла руку Тигренок. Потом Алиса. И вот уже нам махали вслед все… прощаясь навсегда.
     И когда моя дочь, только что инициированная Абсолютная Волшебница, сделала шаг вперед, я шагнул вслед за ней. Держась за ее руку, чтобы не потеряться в бушующем вихре Силы, завершившем свой круг и возвращающемся в наш мир.
     Потому что Сумрак, конечно же, бесконечен, как бесконечно любое кольцо.
     Потому что тепло человеческой любви и холод человеческой ненависти, бег зверей и полет птиц, трепетание крыльев бабочки и рост пробивающего землю зерна не уходят бесследно. Потому что всемирный поток живой Силы, от которого жадно отрывают свои крохи паразиты вроде синего мха и Иных, не исчезает бесследно — а возвращается в ждущий возрождения мир.
     Потому что все мы живем на седьмом слое Сумрака.
     
ЭПИЛОГ
     
     — Как! Здесь! Красиво! — воскликнула Надя.
     Я взял ее на руки. Мы стояли на булыжной мостовой Эдинбурга, в окружении сотен и тысяч спящих людей. Сирены выли все ближе и ближе — время Иных кончалось.
     — Да, — согласился я. — Тут все настоящее.
     — Только все спят, — грустно заметила Надя. — Как в сказке про спящую царевну. Может, их разбудить?
     Она может… Она ведь все теперь может — если научить.
     — А ты не устала? — спросил я. У меня подкашивались ноги и слегка кружилась голова.
     — От чего? — удивилась Надя.
     — Чуть попозже, — сказал я. — Чуточку попозже всех разбудим… кого сможем. Папе сейчас надо сделать одно большое дело. Ты мне поможешь?
     — Как?
     — Просто держи меня за руку, — сказал я. Закрыл глаза. Раскинул руки. Задержал дыхание.
     Мне надо ощутить этот город. Камни и стены, которые помнят Мерлина и Артура. Люди могли забыть, а камни помнят. И древняя крепость, венцом застывшая над городом, помнит и ждет.
     Почему мы порой так глупы? Почему ждем, что магия будет спрятана в том, что можно взять в руки, когда она может быть повсюду вокруг?
     Конечно же, Великий Мерлин не прятал свое самое главное творение в Сумраке, не полагался на силу голема, но он не рассчитывал и на крепость сундуков. Полторы тысячи лет простояла на скале эта древняя крепость, ее обороняли и захватывали, ее рушили и перестраивали, в ней хранили свои сокровища гордые шотландские короли — но там, в основе основ, заложенные Мерлином, испещренные узором рун камни ждали своего часа.
     Надо лишь потянуться к ним. Коснуться, почувствовать…
     — Светлый! — взревели за спиной. Я обернулся, выходя из транса.
     Эдгар и Арина стояли неподвижно, глядя на меня, — и я с удивлением понял, что взгляд их полон страха. А вот Геннадий бежал. Бежал и кричал. Неужели он думает, что сила магии зависит от громкости крика? Геннадий несся огромными прыжками, преображаясь на ходу, все больше и больше утрачивая сходство с человеком. Росли клыки, кожа мертвела, волосы на голове вылезали седыми свалявшимися космами.
     Я поднял руку, собирая Силу для Серого Молебна.
     Но в этот момент Надя шагнула вперед и выкрикнула в лицо вампиру:
     — Не кричи на папу!
     Геннадий зашатался. То, что ударило его, было сильнее ненависти. Но он уже не мог остановиться, он все бежал, будто против урагана. И рухнул к нашим ногам. Надя пискнула и спряталась за меня.
     Я присел, заглянул Геннадию в глаза. И сказал:
     — Костя и Полина тебя ждут. Они просили тебя прийти. Прямо сейчас. Пока еще есть время.
     Безумие на миг покинуло его взгляд. Саушкин посмотрел на меня и спросил:
     — Они не могут?
     — Они не могут прийти. И никогда бы не смогли. Но я сделаю то, о чем они просили. Иди, пока еще есть время.
     — Помоги мне, Антон, — сказал он почти нормальным голосом.
     — Надя, отвернись! — велел я.
     — Не смотрю, не смотрю! — забормотала дочка, отвернувшись и закрыв для верности глаза руками.
     Я поднял руку — Геннадий как зачарованный следил за моими движениями. И Серый Молебен отправил вампира на шестой слой Сумрака.
     Поднявшись, я посмотрел на Эдгара и Арину. Они не смотрели на меня и Геннадия, они смотрели только на Надю.
     — Нулевая, — сказала Арина с восхищением. — Абсолютная Волшебница…
     — Пять минут мне будет не до вас, — сказал я, глядя на них. — А потом…
     — У нас есть Минойская Сфера, — просительно произнес Эдгар. — Можно?
     — Вас станут искать, — сказал я. — И я стану, учтите. Но сейчас у вас есть пять минут. Только потому, что они попросили меня прощать.
     — Что ты хочешь сделать? — спросила Арина.
     — То, о чем мечтали ушедшие. Дать им смерть. Потому что возрождение невозможно без смерти.
     Эдгар прищурился. Открыл сумочку, подвешенную к поясу. Извлек оттуда маленький костяной шарик и протянул Арине. Та молча приняла его.
     — Помоги и мне, Светлый, — сказал Эдгар. — Что тебе стоит?
     — Ты в защитных чарах, как новогодняя елка в гирляндах. Как мне тебе помочь?
     — Я ему помогу, — внезапно сказала Арина. — А ты не отвлекайся. Делай свое дело.
     Что именно она сделала, я не понял. Вроде бы лишь губами шевельнула. Эдгар улыбнулся, на миг его лицо стало красивым и почти молодым. Потом его ноги подогнулись, и он рухнул на мостовую.
     — А ты развоплощаться не собираешься, — заметил я. — Какая же ты Светлая?
     — Ну так ведь цельто достигнута так или иначе, — произнесла Арина. — Ушедшие получат то, к чему стремились!
     Я покачал головой. Посмотрел на замок, снова закрыл глаза.
     — Телефон твой возвращаю… — сказала Арина. — Мне чужого не надо.
     За моей спиной негромко хлопнула Минойская Сфера, открывая Арине портал, который невозможно будет проследить. Ох, странная она была Темная, и странная из нее получилась Светлая…
     И я вдруг услышал музыку — слабую, негромкую. Арина включила скрытый в телефоне плейер. Случайно?
     Или демонстрируя, что она разбирается в технике куда лучше, чем я думал?
     
     
   Вышли из нигредо вроде бы как ты да я
   И идут по свету, ничего не ведая.
   В зеркало плюются, над собой смеются — да,
   Вышли из нигредо, ничего не ведая.
     
   Темного накажут, мелом лоб намажут,
   Светлого поймают, в саже изваляют,
   А куда деваться?
   Вроде бы как ты да я вышли из нигредо,
   Ничего не ведая.
     
   На руке капризной восемь линий жизни,
   Оттого при встрече друг друга калечат,
   А куда деваться?
   Вроде бы как ты да я вышли из нигредо,
   Ничего не ведая.14
     
     Что ж, это уже счастье, когда удается выйти из нигредо. Будь ты Темный или Светлый, все равно есть шанс продолжить путь. Только через нигредо, распад и разложение можно двигаться дальше. К синтезу. Созиданию нового. К альбедо.
     Древние камни на вершине скалы ждали.
     Я потянулся к ним. Тут не нужно было заклинаний, слов, ритуалов. Надо было лишь знать, куда тянуться и чего просить.
     Мерлин всегда оставлял для себя лазейку. Даже собравшись в рай для Иных, он предполагал, что ворованный рай может оказаться адом.
     «Отпусти их, — попросил я, сам не зная кого. — Отпусти их, пожалуйста. Они творили зло, которое было злом, и добро, которое злом оборачивалось. Но ведь всему есть свой срок и свое прощение. Отпусти их…»
     Крепость над городом будто вздохнула. Кружащие в небе птицы стали снижаться. Мутная мгла в воздухе стала рассеиваться. Последний луч садящегося солнца упал на город — обещанием вернуться с рассветом.
     И я почувствовал, как сжались и вздрогнули все слои мироздания. Увидел — почти наяву, как рушатся каменные идолы на плато демонов в Узбекистане. Как растворяются в Сумраке ушедшие туда после развоплощения Иные — с облегчением и робкой надеждой.
     Стало легче дышать.
     — Папа, уже можно смотреть? — спросила Надя. — Если одним глазком?
     — Можно, — ответил я. Присел, ноги уже совсем не держали. — Сейчас папа чутьчуть отдохнет, и мы отправимся домой… ты же меня отведешь короткой дорогой?
     — Отведу, — согласилась Надя.
     — Нет, знаешь, не надо короткой, — внезапно поправился я. — Не люблю я чтото короткие дороги. Давай на самолете полетим?
     — Ура! — завопила Надя. — На самолете! А сюда мы еще вернемся?
     Я смотрел на нее и улыбался. Может быть, мне удастся ее научить, что нужно опасаться простых решений и коротких дорог?
     — Обязательно, — сказал я. — Ну неужели ты подумала, что это был последний дозор?
     
     Ноябрь 2005 года
     
     
  1 Эта история описана в первой части книги «Ночной Дозор».
  
     2 
      Бой идет у наших стен.
      Ждет ли нас позорный плен?
      Лучше кровь из наших вен
      Отдадим народу.
      
  Роберт Бернс; перевод Я. Маршака
  
  3 Эта история описана во второй части книги «Дневной Дозор».
  
  4 Эта история рассказана в кинофильмах «Ночной Дозор» и «Дневной Дозор».
  
  5 Эта история описана во второй части книги «Сумеречный Дозор».
  
  6 Кирилл Комаров. «Так рождается звук».
  
  7 Эта история описана в третьей части книги «Сумеречный Дозор».
  
  8 Томас Мэллори. «Смерть Артура».
  
  9 Кирилл Комаров. «У входа в рай».
  
  10 Эта история описана в третьей части книги «Сумеречный Дозор».
  
  11 Зоя Ященко. «Ночной Дозор».
  
  12 Эта история описана в первой части книги «Ночной Дозор».
  
  13 Эта история описана во второй части книги «Ночной Дозор».
  
  14 Пикник «Нигредо».
  
     ??
     
     ??
     
     ??
     
     ??
     
85
Сергей Лукьяненко: «Последний дозор»